Обзор мифов об участии России в развязывании Второй мировой войны

Обсуждение темы, кто начал Вторую мировую войну, вдруг заняло заметное место в международной политике. Трудно припомнить, когда прошлое возвращалось бы в нашу жизнь столь неистово – вот уже и руководители государств вступают в бой во главе сонма историков. Случилось это после того, как Европарламент принял кощунственную резолюцию, где говорится:

«Вторая мировая война, самая разрушительная в истории Европы, стала непосредственным следствием печально известного нацистско-советского Договора о ненападении от 23 августа 1939 года (пакт Молотова — Риббентропа) и его секретных протоколов, в соответствии с которыми два тоталитарных режима, задавшиеся целью завоевать мир, делили Европу на две зоны влияния».

Молотов подписывает Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом

То есть СССР, согласно этому документу, из страны-победителя превращается в страну-агрессора, развязавшую жесточайшую бойню в истории человечества. Разумеется, это ложь. Но что за дело православным до того, кто из тиранов причинил больше зла? Думается, есть. И дело здесь не в тиранах – спор идёт не только о прошлом, но и о настоящем и будущем.

Кризис Европы

Европа не смогла или не захотела остановить Гитлера в 30-е годы, а затем и вовсе сдалась почти без сопротивления. Это не только удар по самолюбию, но ещё и вопрос о состоятельности европейской цивилизации. Отчасти поэтому место благодарности СССР постепенно занимали совсем другие чувства. Результатом слабости европейцев стали и последующая их зависимость от Соединённых Штатов и Советского Союза, и сегодняшняя неспособность остановить ту же исламизацию – постепенное, но заметное превращение из витрины мира во что-то невнятное в политическом, идейном, моральном отношении.

Перед глазами нищая, запустевающая Болгария, не намного лучше в Румынии и Прибалтике. На наших глазах Украина, решив вступить в Евросоюз, не только не сделала шага вперёд, но и откатилась на десятилетия. Повсюду ставят памятники военным преступникам, сотрудничавшим с Гитлером. Нормой стали убийства невинных, за которые никто не несёт наказания. При этом самые ужасные вещи не вызывают в Европе ни осуждения, ни даже слабого интереса. Сходство с тридцатыми годами прошлого века разительно. Свалив вину на освободителей, Европарламент совершил подлость. Остаётся понять лишь, почему так долго от этого воздерживались, прежде чем решиться? Может, дело в том, что живы были поколения, помнившие войну? А может, для того чтобы наказать современную Россию? Скорее, всё вместе.

Прошлое не стало прошлым, а миф о разделе Европы между Гитлером и Сталиным используется сегодня с геббельсовской непосредственностью и с теми же целями. Двадцать лет назад разбомбили Сербию, шесть лет назад снова захватили Украину, использовав для этого всё тех же бандеровцев и прочих националистов. Старую собаку, похоже, новым трюкам не выучить.

Понимая, что инициатором и автором гнусной резолюции была польская сторона, Владимир Путин напомнил, как в Польше воспринимали гитлеровскую Германию до того, как стали её жертвой. Он обратил внимание на дневниковую запись посла в Германии 30-х годов Юзефа Липского, восторженно встретившего идею национал-социалистов выслать евреев в Африку. Отчитываясь перед министром иностранных дел Польши, он восторженно писал о Гитлере: «Когда я его услышал… я ему ответил: если он это сделает, мы поставим ему великолепный памятник в Варшаве». Это не было частным мнением. С 1935 года польские евреи лишались гражданских прав, затем начался торговый бойкот, который поддержало польское правительство. Как прокомментировал наш Президент, люди того же сорта, что всё это творили, сносят сегодня памятники советским воинам, освободившим европейские народы: «Это их последователи. В этом смысле, к сожалению, мало чего изменилось».

Между двумя войнами

Прежде чем перейти к сути мифа о «разделе Европы», кратко скажем о причинах Второй мировой войны. Всё началось с разрушения того миропорядка, который существовал там до начала Первой мировой. Антанта совершила громадную ошибку, приняв участие в свержении Царя Николая Александровича. Английская разведка действовала тогда в Петербурге, можно сказать, открыто, французы и остальные поддакивали. Очевидны были и цели. Решив, что победа близка, союзники не пожелали иметь дела с сильной, независимой Россией в числе стран-победительниц, делиться с нею плодами победы, в частности отдавать Константинополь.

«В августе из Крыма приехал Гахам Караимский, – вспоминала фрейлина императрицы Анна Вырубова. – Он представлялся Государыне и несколько раз побывал у Наследника… Гахам первый умолял обратить внимание на деятельность сэра Бьюкенена и на заговор, который готовился в стенах посольства с ведома и согласия сэра Бьюкенена. Гахам раньше служил по Министерству иностранных дел в Персии и был знаком с политикой англичан. Но Государыня и верить не хотела, она отвечала, что это сказки, так как Бьюкенен был доверенный посол короля английского, её двоюродного брата и нашего союзника. В ужасе она оборвала разговор».

В итоге вслед за Февральской революцией произошла Октябрьская, после которой Россия вышла из войны. Союзникам пришлось понести жесточайшие потери, надорвавшие их морально и физически. Пришлось звать на помощь американцев, ничего не понимавших в европейских делах, но потребовавших демонтировать Германскую и Австрийскую монархии. Это открыло дорогу радикалам в этих странах. Свою лепту внесли и те, кто требовал от Германии огромных репараций, особенно британцы. Загнанным в угол немцам платить было нечем, что озлобило их до последней степени.

Так родился этот монстр – гитлеровская Германия. И тогда союзники совершили последнюю ошибку. Страшась новой войны, они решили направить разрушительную энергию национал-социализма на СССР. Польша в этой ситуации вела себя как обычно. Она помешала Советскому Союзу спасти Чехословакию, хотя Москва неоднократно просила о возможности перебросить на помощь чехам свои войска. Как оказалось, у Варшавы были на соседнюю страну совсем другие планы. Они разделили её с немцами, захватив богатейшую Тешинскую область.

«Поэтому так важно, чтобы мы продолжали во всеуслышание говорить правду о Второй мировой войне, – напыщенно заявляет сейчас, спустя восемьдесят лет, польский премьер-министр Моровецкий, и добавляет: – Именно Польша была первым государством, которое сражалось за свободную Европу». Но ведь Черчилль имел в виду что-то другое, написав, что Польша «с жадностью гиены приняла участие в разграблении и уничтожении чехословацкого государства»? Польше, разумеется, было глубоко наплевать на любые интересы, кроме собственных. Как и всем, как и всегда. Единственное исключение – Российскую империю уничтожили коллективными усилиями. Да и свои собственные интересы европейцы понимали странно. Многочисленные предложения СССР остановить Гитлера совместными усилиями были отвергнуты.

Практически до начала Мировой войны поляки сотрудничали с гитлеровцами

Даже в январе 1939-го, накануне краха страны, польский министр иностранных дел Юзеф Бек информировал немцев, что поляки претендуют на Советскую Украину и выход к Чёрному морю. Говорилось это, правда, по инерции. Польше в тот момент было не до советских территорий. Немцы настоятельно попросили их о возможности пробить коридор через польские земли в Восточную Пруссию, отрезанную решением Антанты от остальной Германии. Варшава ответила категорическим отказом и стала ждать войны.

Мифы о пакте

Переходим к главному. Как утверждает польский премьер Моравецкий, «без соучастия Сталина в разделе Польши…» и т.д. Германия не смогла бы установить контроля над Европой.

Так ли это? К сожалению, даже у нас в стране по сей день нет ясного понимания, что именно произошло в августе–сентябре 1939 года. В начале августа СССР в который раз предложил Англии и Франции объединить силы для противостояния Германии и… снова получил отказ. Пришлось выбирать другую стратегию – оборонительную, заключив пакт о ненападении с Германией, подписанный министрами иностранных дел Молотовым и Риббентропом. Подобные договорённости с немцами были для тридцатых годов общим местом. В 1934 году был подписан Договор о ненападении между Германией и Польшей, в 1935-м – Морское Англо-Германское соглашение, в 1938-м – так называемый Мюнхенский сговор (Англия, Франция, Германия, Италия) и пакты о ненападении Германии с Великобританией и Францией.

В общем, с этой стороны обвинить СССР не в чем. Но многие убеждены, что в секретном приложении к Договору Молотова – Риббентропа речь шла о разделе Польши. Иные относятся к этому с пониманием, ведь Антанта после Первой мировой войны решила отдать России (в то время уже большевистской) и Западную Украину, и Западную Белоруссию. Этот план разграничения получил название «Линия Керзона». Польша, однако, решила, что ей эти земли нужнее, захватив заодно Минск и Киев. Так началась советско-польская война, итогом которой стали границы, просуществовавшие до 1939 года.

Действительно ли СССР в ходе переговоров с немцами стремился вернуть утраченное?

Нет, речь там шла лишь о том, что Германия не станет претендовать на восточные области Польского государства. «Так это то же самое, что и раздел!» – воскликнет кто-нибудь. Это не так, ведь дальше в приложении к пакту чёрным по белому написано, что вопрос о сохранении «независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития». То есть здесь всё на уровне «поживём – увидим». О разделе ни слова, хотя документ вроде бы секретный, можно бы и не стесняться.

Впрочем, давайте не будем делать выводов, просто зафиксируем для себя этот момент неопределённости. А теперь посмотрим, как всё выглядело в контексте дальнейших событий. Первого сентября вермахт переходит границы Польши. Если её раздел предопределён, Советский Союз должен хоть как-то к этому готовиться: двигать армии, решать вопросы с мобилизацией и так далее. Так? А что на самом деле? Второго сентября пограничные войска СССР получили приказ об усиленном режиме охраны советско-польских границ. Это обычная, что называется, дежурная мера. Мы не только не видим никакой подготовки к Польскому походу, но даже не видим самых слабых потуг в этом направлении. Скорее, наблюдаем обратное – Москва явно не собирается воевать. Почему?

* * *

Вот это самое интересное. Дело в том, что в марте 1939 года Варшава получила от Лондона гарантии безопасности на случай германского нападения. Понятно, что без французов это было бы филькиной грамотой, так что они тоже подключились. Будущее для Польши окрасилось с того момента в яркие позитивные тона.

Как они видели будущее?

В случае войны поляки должны сдерживать Гитлера примерно две недели, после чего в наступление переходят союзники. Польша в итоге получает долю малую – Восточную Пруссию, операцию против которой должны провести оперативные группы «Нарев» и «Вышкув», а также армия «Модлин». В «Польском коридоре» сосредотачивается армия «Поможе», которая должна захватить никому не принадлежавший вольный Данциг, населённый немцами. Его тоже решили присоединить к Польше. Это вам не «курочка по зёрнышку клюёт» – совсем другой размах.

Поляки не сомневались в том, что мощная французская армия совместно с англичанами порвёт немцев в клочья. Для этого мнения были основания. Франция в начальный период войны обязалась выставить 3 миллиона 225 тысяч солдат против миллиона германских. Польша – 1 миллион против 1,5 миллиона немцев. Этого достаточно, чтобы продержаться какое-то время. У французов 3 300 самолётов, в том числе 1 275 новейших, не считая польских и полутора тысяч английских, так что соотношение сил в воздухе минимум 5:1 не в пользу Германии.

Но те же цифры на столе и у Сталина. Договориться с Англией и Францией о совместных военных действиях против Германии у него не получилось – все предложения были проигнорированы. Ещё раньше, в мае, категорически отвергли предложения Москвы о взаимопомощи поляки. Представляете, даже в ожидании нападения Германии враждебность к СССР оказалась сильнее здравого смысла! В Москве вынуждены смириться: что ж, воюйте сами. И соглашаются заключить с Германией пакт о ненападении с мыслью о том, что уже в сентябре Германия падёт. Это всё, в чём «виновата» советская сторона, которая так же, как и Польша, верила в силы союзников. Да ничего другого и не оставалось, ведь предотвратить дальнейшее развитие событий СССР не мог. Решение о нападении на Польшу было принято Гитлером 11 апреля, в июне пришёл черёд диверсионной войны, к началу августа, за несколько недель до заключения пакта, германские войска были полностью готовы к нападению.

Наступает первое сентября. Иосиф Виссарионович поудобнее располагается в кресле, чтобы наблюдать за происходящим. Англия и Франция вступают в войну? Замечательно! Чем больший урон они нанесут Германии, тем в большей безопасности окажется Советский Союз. Между тем гитлеровцы успешно громят польскую армию, а союзники не шевелятся. А вот это плохо! Пятого сентября Варшаву покидает польское правительство, и лишь тогда в Москве начинают беспокоиться и объявляют частичную мобилизацию. Немцы в это время откровенно злятся, что русские не реагируют на происходящее, но ничего с этим поделать не могут.

10 сентября советские газеты сообщают: «Германо-польская война принимает угрожающий характер». Угрожающий! Есть ли в этих словах радость? В это время французская армия наконец-то начинает наступление – очень неуверенное, когда нет особого желания, да и не получается прорвать германскую оборону на линии Зигфрида. 12 сентября, потеряв несколько сот человек, французы получают приказ прекратить наступление «ввиду быстрого развития событий в Польше». Проще говоря, Польшу уже не спасти. Всё это время РККА границу не переходит.

Немцы ясно понимают, какую игру ведут Советы, не желающие ссориться с Англией и Францией и надеющиеся на поражение Гитлера. Германский министр иностранных дел Риббентроп предлагает указать Молотову, что «если не будет начата русская интервенция, то неизбежно встанет вопрос: не создастся ли в районе, лежащем к востоку от германской зоны влияния, политический вакуум», не возникнут ли «условия для формирования новых государств»? Ну, то есть если вы не станете вводить свои войска, мы санкционируем появление на этих землях националистического украинского государства. Через пару дней Кейтель обращается к главе Абвера: «Вы, Канарис, должны организовать восстание при помощи украинских организаций, работающих с вами и имеющих те же цели, а именно поляков и евреев». Обратите внимание на эти слова: «работающих с вами». Украинских националистов немцы начали приваживать ещё в 1920-е годы, а перед войной и вовсе их содержали. 15 сентября Канарис и Лахузен встречаются в Вене с агентом Абвера, лидером ОУН Андреем Мельником, сообщают ему, что Германия намерена создать украинское государство (полностью ей подконтрольное).

Как видите, немцам приходится прилагать значительные усилия, чтобы втянуть СССР в эту кампанию. Но Москва ждёт до упора, до того момента, пока 16 сентября последний килограмм золота из польской казны не оказался за границей и не начались переговоры о транзите польского руководства во Францию.

Всё!

* * *

Повторим главные моменты.

– Пакт Молотова – Риббентропа не имел никакого влияния на решение Гитлера напасть на Польшу. Оно было утверждено ещё весной и проводилось неукоснительно все последующие месяцы.

– Сталин не собирался делить Польшу, так как был уверен в совместной победе Польши и двух сверхдержав. На тот момент в составе Англии и Франции находилась половина мира, его населения и ресурсов. Маловероятно, что они хотели большой войны с Германией, но утихомирить нацистов могли.

– Даже когда эти надежды поляков и Кремля потерпели крах, Гитлеру пришлось шантажировать Сталина созданием так называемого украинского государства ради того, чтобы принудить к каким-то действиям.

К этому можно добавить, что идея Польского похода была крайне непопулярна в СССР. Скажем, рядовой Кружилин из особого отдела 13-го стрелкового корпуса задался вопросом: «На нас не напали фашисты и мы чужой земли ни пяди не хотим брать, так почему же мы выступаем?» Да что там рядовой состав! Политрук 4-й танковой бригады Потелешко возмущается: «Нам никто войны не объявил, мы проводим политику мира и стараемся, чтобы нас никто в войну не втянул, а вдруг сами объявляем и втягиваемся в войну. Такая политика противоречит учению партии Ленина – Сталина».

Таких высказываний было тысячи. Советская пропаганда не успела сообразить, что ей отвечать на это: настолько неожиданно, против воли и желания Кремля всё произошло – что называется, без меня меня женили. Так или иначе, но 17 сентября почти одновременно границу в разных направлениях перешли части РККА.

Первый бой

Бой был, правда, не совсем первым. Нашим воинам уже приходилось сражаться с фашистами в Испании, но там они выступали в роли добровольцев и носили испанские имена. Первое официальное столкновение советских войск с нацистами произошло 19 сентября 1939-го года, в четыре утра.

Оно не было случайным, как пытались подать это немецкие и советские газеты. 18 сентября один из руководителей германских вооружённых сил, Варлимонт, показал военному представителю СССР в Германии Белякову карту, где Львов входил в будущую территорию Рейха. Это, с одной стороны, было средством давления на Сталина: вдруг застрянет недалеко от границы. С другой – генералы плохо разбирались в политических играх и запутались, брать им город или нет. Но есть вероятность, что опоздай наши на сутки-двое – и город остался бы за Германией.

* * *

Воевать за Львов советское правительство вряд ли стало бы. Красная Армия и к 41-му не сильно подготовилась, а в 1939 году только начинала превращаться во что-то серьёзное. Репрессии нанесли по ней удар куда более тяжёлый, чем полагают нынешние неосталинисты, ведь с командными кадрами было и без того очень плохо. Многие едва умели читать и считать, пройдя перед поступлением в училище 3-6-месячные курсы по ликвидации неграмотности. Вот рапорт одного такого будущего командира: «Доношу вам отом, что курсант 1-й роты ешечнка опоздаль из городского отпуска 20 мин. Приобходи мной коньюшни быль обнарушн дневальный спящим. Дижурныи Покуфни низналь своих обезанасти накуфне было грязна. дижурныи не умель одать рапорта. Дижурнаи Поботольону Перетолчин».

И как не умели писать, так же управлялись с техникой, артиллерией, не все умели стрелять, чудовищные потери были среди лётчиков в мирное время из-за отсутствия дисциплины и понимания, что можно делать, а чего нельзя. А были ещё национальные кадры, когда в Бакинской пехотной школе 386 из 398 курсантов в 1932-м не умели говорить по-русски.

Полковник Генштаба русской армии Евгений Месснер, внимательно следивший за состоянием дел в РККА, писал: «Это не значит, что Красная Армия не может воевать. Это значит, что она не может воевать “малою кровью”. Неопытный пахарь замучит себя и коней – и всё же выпашет меньше, чем искушённый крестьянин; плохой косарь перепортит покос и изломает свою несчастную поясницу; бестолковый кучер загонит лошадей и не даст той скорости езды, что кучер – мастер своего дела. Так и в военном деле: офицерство знающее и – это самое важное – офицерство интеллигентное проливает кровь бережно, как искусный хирург, офицерство же неинтеллигентное “пущает кровь” без меры, как цирюльник».

Конечно же, власть это понимала, делала, что могла, но была ограничена собственными же установками. Политический подход к формированию кадров оставлял за бортом массу способных к военному делу людей, так как почти все они были из «бывших». До 1935 года детей дворян, купцов, священников, царских чиновников в военные училища не принимали, а просочившихся с позором изгоняли. Чистки тридцатых годов тоже ударили прежде всего по грамотным кадрам: «Ах, немецким языком владеешь?!» – значит, шпион. В Германии это знали и относились к РККА с презрением, недооценивая дух нашего народа, его способность в критической ситуации выдвигать лучших. К 44-му году наша армия станет объективно лучше германской, научится бить врага даже там, где он формально превосходил её во всех отношениях. Но в начале Второй мировой советские войска в целом были очень и очень слабы.

* * *

Это, конечно, нельзя отнести к разведке, куда абы кого не брали. Она и вступила в первые бои с фашистами почти за два года до начала Великой Отечественной. Когда части РККА подошли ко Львову, две наших бронемашины внезапно подверглись артиллерийскому обстрелу со стороны немцев. Открыв ответный огонь из 45-мм пушек и пулемётов, два экипажа, прежде чем сгореть, уничтожили пару орудий противника, офицера и четырёх солдат вермахта. Через полчаса бой прекратился. Начали выяснять, что к чему, и попытались списать на неразбериху.

Однако в 8.30 немцы предприняли атаку на западную и южную окраины Львова. При этом танки и бронемашины нашего разведбатальона оказались между двух огней – немцев и поляков. Командир бригады выслал парламентёров с куском нижней рубахи на палке, а танки и бронемашины выбрасывали красные и белые флажки, но огонь по ним не прекращался. Когда стало ясно, что гитлеровцы действуют сознательно, ударили по ним из всех стволов. Фашисты в итоге потеряли три противотанковых орудия, были убиты два их майора, ещё с десяток офицеров и солдат ранены. У нас подбиты были две бронемашины и один танк, убиты трое и ранены четверо.

Когда и эту схватку удалось остановить, немцы попытались уговорить поляков: «Если сдадите Львов нам – останетесь в Европе, если сдадите большевикам – станете навсегда Азией». К чести польских воинов, они не остановили бой. Варшава продолжала драться ещё несколько недель после бегства правительства. Самые крикливые оказались самыми трусливыми. С их наследниками мы и боремся сегодня, но есть и другие. Несколько лет назад 90 процентов жителей польского города Жешув выступили против демонтажа мемориала солдатам Красной Армии. Это потомки тех, кто сражался.

К тому моменту, когда РККА получила приказ о выдвижении, украинские националисты уже начали резню поляков и евреев. Ни слова об этом вы не найдёте у Моравецкого, как и о том, что 20 сентября англичане объявили: Великобритания «должна оставаться в возможно лучших отношениях» с СССР. В Лондоне всё поняли правильно. Ещё решительнее отнёсся к случившемуся американский посол в СССР Джозеф Дэвис, писавший летом 41-го Гарри Гопкинсу, советнику президента Рузвельта: «Все мои связи и наблюдения, начиная с 1936 г., позволяют утверждать, что, кроме президента Соединённых Штатов, ни одно правительство яснее советского не видело угрозы со стороны Гитлера делу мира, не видело необходимости коллективной безопасности и союзов между неагрессивными государствами».

* * *

Это – ничтожная часть того массива фактов, которые не оставляют камня на камня от конструкции из трескучих фраз о защите свободы, равенстве двух тоталитаризмов – советского и германского, причастности СССР к развязыванию Второй мировой войны. Наша страна первой осознала угрозу национал-социализма и была единственной, которая много лет твердила о необходимости остановить Гитлера. Тем поразительней наблюдать, как уже на современную Россию пытаются возложить ответственность за развязывание войны. Наша история для них нераздельна от Рюрика до наших дней. Нам, православным, есть смысл согласиться с этим, во всяком случае в том, что касается внешних угроз: да, нераздельна. Пока Россия сильна, с её существованием не смирятся, а если ослабеет – горе побеждённым.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска