Коношские храмы

Про Коношу пишут, что стоит она на болоте и что когда в 1896 году здесь прокладывали железную дорогу, то пассажирскую платформу пришлось строить на сваях. Вот никогда бы не подумал… Железная станция. Металл под ногами – на рельсовых путях, расползшихся в разные стороны, в тупики и вагонное депо. Металл над головой – в фермах электрических опор и паутине контактной подвески. Здесь крупный транспортный узел, откуда можно отправиться на три стороны света: на Москву, на Воркуту и на Архангельск с Мурманском. Четвёртой стороны света здесь нет, такая уж наша северная топография.

Пересадки в Коноше обычно долгие, муторные, врагу не пожелаешь. Вот и в этот раз получалось, что идти некуда, кроме как в местную церковь. «А ведь наша Лена Григорян совсем недавно там была, у священника брала интервью», – припоминаю («Матерь Божья не оставит», № 789, октябрь 2017 г.). «Конечно, недавно, буквально вчера, – шутливо соглашается мой спутник. – Всего-то… два года прошло. Экие мы старички, время десятилетиями мерим». И то верно. Кто сказал, что два года не срок? Тем более для такого деятельного батюшки, как протоиерей Михаил Харчук, настоятель храма Преподобного Серафима Саровского.

До храма идти недалеко – он в центре посёлка. С трёх сторон света его окружают примечательные объекты: крытая сцена, на которой проводятся поселковые праздники; памятник жертвам репрессий с выбитым в камне четверостишием Иосифа Бродского; огромные раскрашенные динозавры на детской площадке.

Детская площадка по соседству с храмом

Рядом с низенькой деревянной церквушкой – стройплощадка. Судя по тем снимкам, что вышли в нашей газете два года назад, будущий каменный храм значительно подрос. Игорь отправляется туда фотографировать, а я дожидаюсь священника, который пообещал подъехать.

Деревянный храм Прп. Серафима Саровского

Стою у входа в дом Божий и чувствую, что я здесь не один. Этот непритязательный с виду храм словно вывернут вовне – на стенах иконы, среди которых преподобные Почаевской лавры. «Батюшка-то из Почаева родом», – вспоминается. Подъезжает машина, из неё, улыбаясь, выбирается священник в два метра ростом: «Так вы из “Веры”?»

Далее беседа продолжается в трапезной храма. Отец Михаил справляется о том, как живёт наша сотрудница Елена Григорян, затем говорит:

– Хочу вот что сказать. После того как она написала статью о нашем храме, нам стали слать денежные переводы, очень много переводов. Обратные адреса на квиточках – из разных мест Коми. И знаете, верующие земли Коми меня поразили до глубины души! Одна женщина написала очень трогательное письмо, вложив в него двести рублей. Сама безработная, сын инвалид, но вот захотелось внести лепту. Я уже двадцать лет на Севере, знаю добрых людей, но такой любви не ощущал никогда.

Протоиерей Михаил Харчук

– Видно, что с того времени храм подрос.

– И значительно! Нижний храм уже готов, а верхний осталось поднять метров на шесть, уже своды начали класть. Он будет в древнерусском стиле, как крепость: внизу толщина стен 1 метр 10 сантиметров, а в верхнем храме – 90 сантиметров. Входишь в нижний, начинаешь петь – и акустика поразительная!

За два года будущий каменный храм значительно подрос

– Он будет, как и старый, во имя Серафима Саровского?

– Поначалу мы так и хотели. Но всё промыслительно вышло… Стали мы обустраивать этот старый храм, по фасаду иконы повесили, начиная с преподобного Серафима и далее в очерёдности двунадесятых праздников. Обогнули четыре стены, и последней втиснулась икона Воскресения Христова, оказавшись рядом с первой, преподобного Серафима. Тут приезжает наш владыка, спрашиваю его, какой нам каменный храм строить, мол, хотим Серафимовский. Он отвечает: «Пусть будет во имя Воскресения Христова, у нас в епархии такого нет». Вот так совпало. Так что нижний будет Серафимовский, а верхний, главный, – Воскресенский.

Каменный храм, конечно, в Коноше нужен, потому что этому деревянному зданию более 60 лет, оно скоро упадёт. Прежний батюшка служил здесь без отопления – стоял у престола в пальто, а прихожане были в валенках. Затем всё-таки поставили газовый котёл, но и он не очень-то грел. Когда я приехал сюда, ужаснулся: прямо в храме стоит газовый баллон. Он же рвануть может! «Господи, – думаю, – помоги мне! У меня срок – три месяца, как я успею?» Владыка мне так и сказал: мол, если за три месяца не наладишь всё, то вернёшься, откуда пришёл.

– К зекам, что ли? – припоминаю, о чём Елена писала. – Вы же в Ерцево церковь для них построили, в колонии строгого режима.

– Там два храма – Михайловский на «зоне» и ещё Казанский в самом посёлке. Казанский я построил. Продолжаю туда ездить и служить. А вообще у меня вместе с ними семь приходов.

– И везде есть храмы?

– В деревне Кирики – часовня, в Подюге – молитвенный дом, в Хмельниках восстановлен Спасо-Преображенский собор, а в Кремлёво – церковь Рождества Богородицы, в Тавреньге – два храма, Ильинский и Преображенский, правда, в ветхом состоянии.

– Кремлёво – это тоже деревня?

– Да, с таким звучным названием. Вообще же, как я узнал, «кремлёвником» называют хвойный лес по моховому болоту. А кремлёвое дерево – то, что стоит одиноко на краю леса, открытое всем ветрам, поэтому всегда крепкое, из него и строили городские кремли. До революции Кремлёво было центром волости, к которой принадлежала станция Коноша, а сейчас там народу мало. Хотя в других деревнях и того меньше, местами по два-три прихожанина.

Иконы и деньги

– Отец Михаил, вот вы похвалили коми верующих. А что же, местные вам мало помогают?

– Помогают. Но всё-таки народ здесь по преимуществу не коренной, а приезжий, церкви никогда не было. Много семей репрессированных, а это, знаете, даром не проходит. Они знали горе-беду, кто-то к Богу обращался, но, наверное, превалировала обида, почему им судьба такая досталась. Сегодня-то Бог у всех в душе. Но Он как бы им должен, а не они Ему, такая психология.

Вот я здесь служу пять лет, и мне в наследство досталось это деревянное здание. Раньше в нём был банк, и народ, знаете, против того, чтобы в здании банка совершалась литургия. Не понимают, что благодать Таинства Евхаристии покрывает всё. Не стены главное. Сергий Радонежский молился на камне в поле. Вопрос в том, с каким намерением человек приходит в церковь, что у него – видение банка или видение лика Божьего? Видят только материальное. Ну ладно, не по нраву это здание, давайте строить новое. И тут взгляд переворачивается: из чего и как стены строятся, уже неважно, они в стороне, ждут чуда, словно Сам Бог должен им храм предоставить.

– А как власти, пособляют?

– В прежней администрации мне сказали: «Пока мы у власти, церковь построить не дадим».

– Ничего себе! Почему?

– Наверное, потому, что я отказался в их предвыборной кампании участвовать. Говорил им, что на это не имею права, у меня линия одна: я за всех вас. Не поняли. А потом мэр ушёл с таким позором, что страшно говорить.

– А что случилось-то?

Батюшка махнул рукой, мол, что тут рассказывать. Позже поинтересовался я в Интернете, и оказалось, что мэра отстранили за «систематическое нарушение прав предпринимателя» и неисполнение судебного решения, по которому он признан виновным в «понуждении к действиям сексуального характера». Третируя свою подчинённую, глава района угрожал рассказать об их связи мужу и в её мобильном телефоне изменил настройки так, что отчёты о её звонках стали поступать на его электронную почту.

– Человек думает, что может контролировать всё и вся, но Бог-то выше нас, Он всё видит.

– Новые власти сменили политику?

– За три года три раза выделили по 70 тысяч рублей, за что большое им спасибо. Из частных предпринимателей только один, Михаил Васильевич Бакушин, пожертвовал стройматериалов на 200-300 тысяч рублей. Ещё неожиданно помог наш алтарник Сергей Павлович Воинов. Он в прошлом полицейский, стал прихожанином, а сейчас болеет, не может даже до храма дойти. И всё, что скопил на старость – 500 тысяч рублей, отдал на строящуюся церковь. Остальное же – это рубли простых людей. Есть у нас акция «Именной кирпич», и за три года люди купили кирпичей на 2,4 миллиона рублей. Честно говоря, я не ожидал. Ещё, конечно, от храма идут средства – записочки, требы. Вместе сложили – и тоже копеечка. Так незаметно всё созидается. Подсчитали: ой, а мы уже много сделали! За всё время по чуть-чуть в храм уже вложено 11 миллионов 700 тысяч! Есть в один день потребность малая, она с Божьей помощью решается – и вот из этого всё складывается.

– Прежде вы на «зоне» храм строили – оттуда помощи нет?

– Да, ходят слухи, будто я такой понтовый, дружусь с ворами в законе. Если бы дружился, то давно бы храм построил.

– А предлагали?

– Было дело. Но я же знаю, что за всё придётся платить. Абсолютно. Их деньги на крови, на чьей-то скорби, кто-то плачет – и я на этих слезах буду церковь строить? Ну не безумие ли это? «Сколько, батюшка, вам кирпича надо? Привезём». Ни одного кирпичика от вас не надо.

– А номер на машине у вас всё-таки понтовый, – шутим, – с цифрами «777», которые, как считается в народе, ограждают от тёмных сил. В том числе от гаишников.

– Номер мне подарили, отказываться не стал. Хотя он ни к чему, местные гаишники и так знают мою машину. Как-то спросил одного, почему меня не останавливают на дорогах. Отвечает: «Ага, вас остановишь, а вы проклянёте». Ну и логика! Так я же, наоборот, молюсь за тебя. И ещё у людей такая логика – раз поп купил машину, то на церковные деньги. Однажды не выдержал, показал кредитный договор: «Вот, смотрите, рассчитан на семь лет, так что машина ещё не выкуплена. А вот ипотечный – на квартиру, много лет уже выплачиваем». До смешного доходит. Покупаю в магазине рыбу, и по посёлку уже весть летит: «Поп в Успенский пост рыбу лопает!» Как объяснишь, что гостей – а они разные – угощать надо? Если бы захотел, то съездил бы на машине в другой город, ящик окорочков купил и лопал бы их втайне от всех. Сказал об этом продавщице, она смеётся: «И то верно». Людей обмануть можно, а Бога?

– Люди всё равно искушаются, тем более если посёлок такой «стеклянный». Может быть, вам в соцсети или на стене храма вывешивать бухгалтерскую отчётность, сколько получено и на храм потрачено?

– Идея хорошая. Но вы не учитываете психологию некоторых наших активных людей. Какие бы цифры в ведомости ни значились, выставленные на всеобщее обозрение, они всегда станут предметом пересудов и домыслов. От этого не уйти. Так что выборная ревизионная комиссия с контролем лучше справляется. В ней самые разные люди, уважаемые в посёлке, в том числе из мэрии, – им и деньги считать.

Почаевская прописка

Беседуем мы уже долго, батюшка, как радушный хозяин, не подаёт вида, что отвлекли мы его от домашних дел. Впрочем, выясняется, что он в настоящий момент один, матушка-то в отъезде.

– Она в Почаевской лавре, на престольном празднике.

Вот те раз! Сегодня же день иконы Божией Матери «Почаевская». Мы угодили на главный для настоятеля «личный» праздник.

– Сегодня там такое торжество, а я здесь, не смог поехать. Супруга звонит: в Лавре служило тридцать четыре архиерея, народу за неделю собралось под сотню тысяч.

– Вы же родом из Почаева?

– Да, и с трёх лет в Лавре, мама за ручку туда водила. С семи лет был иподиаконом у владыки Сергия, который сейчас Тернопольский митрополит. Потом иподиаконстствовал у владыки Феодора, ныне митрополита Каменец-Подольского. Затем у будущего владыки Николаевского Питирима. То есть детство протекало через Лавру. Сам-то я, честно говоря, священником становиться не собирался, хотя три моих брата в сане и две сестры – матушки. Хотел сам себе дорогу найти. Но Господь всё же направил.

16-летие моё совпало с перестройкой, в стране царил дух некоей свободы, и пустился я во все тяжкие. Мама обратилась к своему духовнику: «Отец Дмитрий, что делать, погибает ребёнок: в храм перестал ходить, не причащается, начинает курить, дерётся каждый день, бандюган растёт. Говорит, погуляю и в армию пойду служить». Батюшка ответил: «Да пусть идёт служить, что ты ему запрещаешь? Всю жизнь служить будет…» Отец узнал об этом разговоре, согласился: «Пускай в армию пойдёт, наслужится там, и вся дурь-то выйдет». Забрали меня в армию, но на сверхсрочку не остался. Домой вернулся, женился, стал дальнобойщиком работать – деньги-то нужны. Наступил 98-й год. Приехал в Почаев Преосвященнейший Антоний, епископ Барнаульский и Алтайский, увидел в Лавре меня и говорит: «А что это сидит здесь хороший парень? Пойдёшь ко мне дьяконом?» Я: «Не, мне проще баранку крутить». – «Поехали, если не понравится, то вернёшься». А жена моя была уже беременна. Ну куда ехать? Всё же отравился я в даль далёкую.

– Почему?

– Так сложилось. Прежде в Лавре был духовником отец Богдан. На людях он появлялся редко, поскольку в затворе находился. Но на праздник Иова Почаевского пришёл на братскую трапезу, сел в самом конце, где и я, иподиакон, сидел. Вдруг обращается ко мне через стол: «Будущий поп, чего смотришь?» Вытащил конфетку: «На тебе, с праздником. Не забывай, батюшка Иов тебе поможет во всём». Знаете, такое было ощущение, что Сам Господь Бог коснулся! Пришёл домой, маме рассказал. Она: «Отец Богдан будущее наперёд видит, так люди говорят». И вот когда владыка Антоний позвал на Алтай, то вспомнились и слова отца Богдана, и отца Дмитрия, что «всю жизнь служить» буду. Приехал в Барнаул. Первая служба, вторая… И такое отношение ко мне, как к сыну. Господи помилуй, красиво так поют, и родные кругом люди! Поступил я там в духовное училище, в 2000 году меня уже рукоположили.

Произошло как-то само собой, словно дорожка ковром была покрыта. И дальше гладко покатилось, встречались очень хорошие священники, учился у них. Это сейчас такое ощущение, будто мы, батюшки, конкуренты – ревнуем, у кого приход лучше. А тогда все были братья во Христе, такое единство душ!

– Последний раз в Почаеве мы были во время майдана, – вспоминаю. – Монахи в Лавре готовились отбивать штурм, ворота трактором подпёрли.

– На сегодняшний день там удивительно спокойно, тихо и мило. И паломники туда вновь потянулись, люди возвращаются.

– А была пауза?

– Да, и долгая. Все эти пять лет люди побаивались националистов, которые всё-таки имеют силу. Физическую.

– Лавру они могут отобрать?

– Монахи тоже не слабаки, и, поверьте, им есть чем ответить. Лавра и сам город Почаев стоят как твердыня православия, а вокруг, да, всё забрали себе филаретовцы. В деревне моей жены, что в девяти километрах от Почаева, священника выгнали из храма, и ему пришлось строить церковь на своём личном подворье, по соседству с моей тёщей. Зарегистрировал её как гараж, потому что власти разрешения не давали. В таких «гаражах», метров шесть на четыре, служат батюшки во многих деревнях. Фактически загнаны в подполье.

– А что же народ?

– Народ переругался внутри себя, даже в семьях раскол начался. Например, родня моей жены – одни ходят в так называемые украинские храмы, другие остались у «москалей». Не знаю… Даже если тебя заставляют изменить канонической Церкви, разве можно становиться иудой? Никогда бы не подумал такого об украинцах, хранивших православие в самые страшные времена гонений.

Одни обманулись, а другим вообще было фиолетово, ведь внешне раскольнические храмы ничем не отличаются и служба там такая же. Думаю, Господь специально попустил нашему народу такое искушение, чтобы раскрыть глаза на суть церковности, выжечь веру в обряд, а не в Бога. Однажды пригласили меня сослужить на престольный праздник в село неподалёку от Почаева. Исповедую женщину: «Как вы подготовились к причастию?» Она жмётся: «Батюшка, вы вопросы такие нескромные задаёте…» – «Почему нескромные? Ну как вы готовитесь?» – «Как, как… в тазике помылась и вот пришла». Я был в шоке. Женщина столько лет ходит в церковь и ничего не понимает о подготовке к причастию. Спрашиваю другого напрямую: «Зачем вы пришли в храм?» – «Как зачем? Отец ходил, мать ходила, меня научили, я хожу, детей учу». – «А вы дома молитесь?» – «Так, конечно, крестимся!..» В общем, никого я к причастию не допустил. Тут вмешался настоятель: «Всех благословляй, ради праздника». Приехал я домой – и к матери: «Мама, ты такая набожная, всё знаешь. Вот объясни…» – «Не суди строго, у людей сейчас на уме хозяйство, думают, как выживать при нашей-то нищете». А как же «всякое ныне житейское отложим попечение»?

«Братцы, не осуждайте…»

– В последнее время в наших краях стало проявляться недовольство раскольниками, – продолжил отец Михаил. – Но боюсь, что и здесь материальное играет роль. В одном селе мне рассказали. Прежде «московский поп» служил во славу Божью, поборами не занимался, а пришёл новый и заявил: «Время пришло заплатить мне пять тысяч гривен и матушке четыре. Вы будете каждый месяц собирать по домам эту нашу зарплату». И так красиво завершил: «Пришло время собирать камни». Вернутся ли разочаровавшиеся обратно к Матери-Церкви? У них есть выбор. Например, пойти в американскую секту «Новая вера», которая в последнее время прямо-таки расцвела на Украине пышным цветом. У неё хорошая материальная база, и оттуда зазывают: бабушка, иди ко мне, я дам тебе хлебушка.

– Это у нас в 90-е годы было.

– Такое всегда будет там, где разруха, где люди потерялись и не знают, кому верить, чего делать. Сектанты – тонкие психологи, и люди как зомби становятся: «Я-вам-больше-не-верю. Вы-мне-всё-врали». О чём врали? «А вот я ходила к вам в калошах, и так бы и ходила до сих пор, а сейчас вон какие на мне гуманитарные ботинки. Так значит, Бог где? Не у вас…»

А Почаевская лавра стоит как форпост и маяк. Ничто её не сдвинет. Вот огромнейший Преображенский собор достроили, расписали, кругом мозаика. Вчера, накануне праздника, там служба была, на ней было около десяти тысяч человек. Правда, все не уместились, на площади стояли. Нынешний наместник, владыка Владимир, будучи и молитвенником, и хорошим хозяйственником, как-то сумел завершить строительство, несмотря на экономические трудности. Раньше-то паломники из России доход приносили, а теперь их почти нет. Из России через границу пускают только по вызову, на таможнях мутота – кто ж поедет?

– Людей, которые называют себя бандеровцами, даже на Западной Украине малый процент. А как большинство относится к россиянам?

– В целом нормально. Но на Донбассе у многих погибли отцы и сыновья, их горю ничем не помочь. Они-то думают, что в этом виноваты россияне. Приезжаю я в Луцк, и друзья, с которыми в школе учился, говорят: «Мы тебя ненавидим, потому что ты русский».

– Так у вас же фамилия украинская…

– Ну и что? Российское гражданство я давно принял, и всё, теперь их враг. Говорю: «Так я ж с тобой вместе вырос, когда приезжаю, помогаю чем могу». – «Нет, ты москаль, уходи с нашей земли». Так это же и моя земля! Или у матери бываю, соседи: «Опять эти попы понаехали вести пропаганду». Господи, какую пропаганду, я же домой приехал. Что я вам сделал плохого: не поздоровался, что-то плохое сказал? «Мы ненавидим Россию» – и всё, точка. Тут, думаю, наложились пропаганда из телевизора и государственная политика.

Как было в 50-е годы при советской власти? У церкви стоял человек и записывал, кто водит туда детей. Потом с этим списком – в школу к директору, поставят детей перед всем классом, будут унижать. Это были самые настоящие гонения на христиан. Теперь примерно то же самое – следят, кто в какую церковь ходит. Если не Киевского Патриархата, то враг народа, получается. Людей всякими способами запугивают. И проблемы на работе могут создать, а сейчас работы мало на Украине, каждый за своё место держится. Пенсии нищенские, всё на коммунальные услуги уходит, родители к празднику купят себе селёдочки, а так скромно питаются. Маме приходится ещё работать в больнице. А там «добровольный» налог «на АТО». Говорю ей: «Мам, ну как ты можешь давать на войну, чтобы убивали простых людей Донбасса?» Но как не сдашь? Косо на тебя станут смотреть, а потом и работы лишишься. Ладно бы собирали деньги на гуманитарную помощь, чтобы добром как-то уврачевать разделение, но ведь ещё больше разверзают пропасть. При этом все понимают, что военным путём вопрос не решить: «Мы за мир». Говорится одно, а делается совсем другое – по своим страстям человеческим.

Вот открыли украинцам безвиз, прости Господи. Народ хлынул в Европу, научился там жить. Как жить? Для себя, любимых. Бог как приложение, мол, мы сами можем решить свою судьбу. Дали свободу в такой форме, что она губит. Ведь если свобода не от Бога, если нет в ней никакой сути, то она губительна для нас, православных христиан. Многие украинцы начинают прозревать, что это искушение им дано. Даст Бог, и с Донбассом поймут. Донбасс дан всем нам, чтобы устрашились самих себя, своих грехов. Ведь там гибнут дети, женщины, старики. Не безумие ли продолжать это? Словно бес в людей вселился.

– Вы сказали, что были иподиаконом у Преосвященного Сергия, нынешнего владыки Тернопольского. Во время евромайдана мы хотели из Почаева заехать в Тернополь, но нас отговорили…

– И правильно сделали, это самый эпицентр радикальных настроений!

– Владыка Сергий не боится там служить?

Митрополит Тернопольский и Кременецкий Сергий (Генсицкий)

– Он не из тех, кто будет бояться. Ездит по деревням, где престольные праздники, говорит в проповедях всё, как есть на самом деле. Ему угрожают, он отвечает: «Я пойду за Христом, и что вы мне сделаете?» На его службах в соборе в Тернополе народу всегда битком. Его уважают за простоту, за неприятие ложной пышности и настоящее подвижничество. Когда была эта революция, почаевские семинаристы поехали в деревню Екатериновку, где радикалы били палками бабушек, выгоняя из храма. Поехали их защищать. Их тоже побили, руки-ноги поломали. Владыка Сергий пришёл к семинаристам в больницу, сказал им: «Братцы, не осуждайте их. Лучше за них молиться, они нам сделали хорошо, они открыли нам двери в Царство Божие. Мы потерпим маленечко и пойдём в Царство Божие. Ну, лупят нас, но мы же здесь не вечные, ещё два раза полупят, и мы уйдём ко Христу. Мы же за Христа стоим. Не злобьтесь на них, знайте, что вы пострадали за веру, а это великая честь и слава». Тут нужно знать самого владыку, видеть его, чтобы представить, какое утешение было тем семинаристам. И кто бы ещё пришёл к ним утешить? – все ж боялись.

А как владыка Сергий говорит с людьми!.. Он, кстати, мой родственник по жене, и на престольный праздник, Ильин день, я ездил в его родную деревню Залесцы. Соберётся родня, человек сто, кругом митрофорные протоиереи. Владыка радуется: «На службе в алтаре сплошь родня!» На трапезе каждого ребёнка поцелует, обнимет, когда фотографируемся. Такой добродушный человек, нет в нём архиерейской отдалённости. Постится по-настоящему, с первого дня пострига – худой телом как палец. Всю жизнь ходит в сапогах, крестные ходы идёт от начала до конца, на машине не едет. Вот сейчас в почаевские праздники обходили с молитвой святые места, связанные с чудотворной иконой, – владыка вместе со всеми шёл в тяжёлом архиерейском облачении. Службы ночные служит сам. «Батюшки, вы поспите, а я послужу, я ведь архиерей». Такой кроткий, как Сергий Радонежский; чтобы его вывести из себя, не знаю, что надо сделать.

– Такой пример духовный, наверное, востребован на Украине именно сейчас?

– Он же не специально подвижничает, чтобы кого-то просветить, а просто такой и есть. Владыка говорит: «Я вообще хуже всех…»

Что в Церкви главное? Единство в Боге. А бывает, это заменяется простеньким человеческим единством, в том числе в отношениях между вышестоящим и подчинённым. Будешь слушаться меня, всё будет у тебя хорошо, а нет – будешь служить «близ Диканьки». Но если так Богу угодно, то и в Диканьке, где две бабушки стоят в храме, будет тебе спасение. А если не угодно, то будешь вот здесь строить и не построишь никогда.

Общая молитва

– В чём отличия проблем у православных на Украине и на Русском Севере?

– Здесь у нас очень мало церквей, очень мало священников. Я как-то говорил с хорошими людьми: нам в каждом городе, в каждой деревне нужно построить духовный маяк, чтобы люди видели, куда плыть по жизненному морю. Маяк – это храм, крест. Держи на него и однозначно спасёшься. Ещё такой момент. Прежде на Севере сильна была общинность, всем миром строили, а сейчас, к сожалению, каждый себя держится. И третье – здесь у людей есть какая-то непонятная обида на священников.

Приведу пример. Видели у храмовой ограды памятник репрессированным? Он там со стихами Иосифа Бродского, который был в ссылке в нашем районе. Памятник поставила администрация посёлка, и каждое год в октябре, в День памяти жертв репрессий, там проводятся митинги. Предлагаю администрации: давайте сделаем маленечко не так. Поставим в церковной ограде крест-памятник, и я буду служить в этот день литию. Мы же православные, и Бродский, кстати, тоже считал себя христианином. Не поняли меня. А рядом, но уже в ограде, стоит другой памятник – святым Петру и Февронии. К их празднику объявил я, что будет служба у памятника и чествование семейных юбиляров. Пришло человек пятьдесят, кто-то 20 лет в супружестве, некоторые и по 50. Мы цветы и подарки вручали юбилярам, фотографировались вместе, и об этом рассказали в районной газете. Что тут поднялось! «А почему поп не позвал всех, у кого юбилей в этом году? – стали в Коноше возмущаться. – Раз мы некрещеные, то и звать не надо?!» Милые, зачем вас звать, если вы не со Христом? Объявление о празднике я давал, что ж сами-то не пришли?

– Что-то изменилось в Коноше за последние годы?

– Знаете, мужчины перестали стесняться приходить на службы. Раньше ни одного, а теперь человек 30-40 стоит. Особенно сплотило нас чтение Неусыпаемой Псалтири в Великий пост. Каждый день в 8 вечера берусь читать, и мурашки по спине – чувствую, что другие тоже молятся. Кот лезет на потолок – понимаю, что бес отвлекает, искушает, а я читаю дальше. Друг мой хороший рассказывал: «Батюшка, еду я из Вологды на машине, 8 часов наступило, остановился, стал читать Псалтирь. Вдруг ба-бах! Кто-то врезался в меня, то есть в машину! К счастью, не сильно, только краску содрали. Но я молиться перестал, все плохие слова, какие знал, тут же выдал. Вот каюсь…» Говорю: «Значит, молитва твоя действенна была, раз лукавый вмешался». И Ваня, машинист электропоезда, рассказывал: «Еду, 8 часов. Говорю помощнику: “Садись веди”. Читаю, ещё 15 кафизм надо прочитать, но понимаю, что сейчас прибор сработает, запикает, придётся отвлечься. Нет, думаю, буду читать! Время идёт, а прибор что-то не пикает. Как закончил, он и сработал. Вот что значит Богу молиться!»

Всегда у нас после службы общая трапеза, на ней обсуждаем, что нас сегодня волнует. Не меня, а нас. Делюсь всем – и хорошим, и плохим. И вот эта близость помогает. Открытость очень важна. Одна женщина сказала: «Батюшка, твоя простота тебя погубит». Но Бог простых любит, как же погубит-то? Вместе начинаем мечтать. Вот построим храм, вокруг декоративные растения посадим, будет как в раю. Старый храм разделим на две части: на месте алтаря часовню поставим, а остальное здание под приходские нужды. Организуем столовую для малоимущих, устроим православный детский садик. У нас на приходе есть воспитательницы, которые на пенсии, они и займутся детишками. Ещё в планах гостиницу для приезжих сделать…

Слава Богу, потихонечку всё меняется, люди начинают думать о вечном. И детишки подрастают. У нас в воскресной школе больше сотни учащихся – для Коноши это чудо. С концертами по району ездим. А скоро у них в бывшем храме и своя сцена появится. Про школу нашу сняли видеофильм, там паренька лет шести спрашивают: «Ты почему ходишь в воскресную школу?» Он: «Потому что я люблю батюшку. Он хороший».

Батюшка смеётся, глаза у него влажные. Как же не растрогаешься, когда о детях говоришь.

* * *

За окном вагона уплывал освещённый электричеством одноэтажный вокзал, прыгали во тьму серые, невзрачные пакгаузы. Наверное, отцу Михаилу, выросшему в Почаеве, в одном из мировых православных центров, одиноко в Коноше. Для него это «край света». Хотя о чём это я? Да, нам привычней делить мир на разные стороны света, но Свет же один, он всегда здесь, с нами.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска