Что записано – не пропадёт

Наталия СМОЛИНА

Дорогие, родные! Здравствуйте! Наверно, не одна я так обращаюсь к вам. Как же хорошо, что есть такая замечательная газета! Сначала мне «Веру» из Москвы постоянно привозила моя знакомая: там прочитают, наберётся пачка, и она мне её отправляет, а мы перечитаем и другим передаём. Вы стали такими близкими – редакция, авторы, все, кто трудится над выпусками газеты. Спасибо за ваш труд и низкий поклон. Помоги вам Господи, дай сил, здоровья и терпения. Читается всё с интересом, порой с радостью, порой с таким щемящим чувством, а иногда со слезами. Тут дочитывала «Другие берега», и над рассказом о Кучепалде так в слёзы пробрало – хоть платок выжимай.

Написалось и у меня о деревне, лет 12 назад:

Боже правый, Боже сильный!
Не остави Ты Россию!
Эти земли, эти дали –
Что они перевидали!
Разоренья и ненастья,
Перестройки и несчастья
Да крестьянской жизни бремя,
Глушь полей, забывших семя…
Храм ветшает на горушке,
В деревеньках по старушке –
Вот и всё богатство наше.
Уж не сеем и не пашем.
Всё продали, прокутили
Да о вере позабыли…

Из деревни и мои родные. Была у нас на Ярославщине, между Мышкиным и Угличем, на крутом берегу Волги Кассианова Учемская пустынь. Основал её в XV веке преподобный Кассиан Грек. Весь папин род из этих мест, из села Модявино, все были прихожанами Кассианова монастыря. Пустынь была затоплена при строительстве Рыбинского водохранилища. Сейчас в Учме построена небольшая деревянная церковь Анастасии Узорешительницы.

Вид храма в селе Учма, что близ Кассиановой пустыни. Изображение из книги В.И. Ерохина «Города под водой»

 

В конце 1930-х годов монастырь был взорван коммунистами. После заполнения Рыбинского водохранилища в 1940 году территория монастыря была практически затоплена. Фото: ru.wikipedia.org

 

Церковь Анастасии узорешительницы в Учме. Фото: photos.wikimapia.org

Дед Василий

Все семьи в папином роду крестьянские. Родни много, все справные, трудолюбивые, жили не бедно. А папин отец, мой дед, Смолин Василий Николаевич, работал в Москве скульптором-художником на фарфоровой фабрике. Зарабатывал хорошо, и семья имела отличный достаток. Дом был самый красивый и большой в деревне. К доброму хозяину шли в работники и помощники, зная, что расчёт будет честный. Дедушка любил, чтобы жена и дети были красиво одеты. Привозил из Москвы хорошую обувку, ткани. Женщины в нашей семье были рукодельницами и мастерицами: шили, вышивали, вязали, плели кружева. Тётя, старшая сестра отца, рассказывала, как они ездили по праздникам в церковь в Углич: как красиво были одеты, какая летняя лакированная коляска была и отличные выездные лошадки. Всегда соседи в деревне помогали друг другу, особенно если кто попал в беду.

А потом пошли общие беды, разоренье. Дедушка сильно заболел на своей работе – получил отравление испарениями от красок, и это губительно подействовало на нервную систему. Это была, видимо, середина 20-х годов. Когда началась коллективизация, он не принял новых порядков и новую безбожную власть. По болезни его не сослали, но разорили полностью. Отобрали всю скотинку: лошадь, коров, вынесли мебель, посуду – в общем, происходило всё как везде. Хорошо, что из дома не выгнали. Бабушке Лизе пришлось работать в колхозе: нужно было ребятишек как-то поднимать, их было много в семье – шесть дочек и сын, мой папа. Не все выжили – три девочки в 30-е годы умерли. Дедушка в первые годы после отравления совсем был плох. Потом немного окреп, стал заниматься хозяйством, детьми, изготовлял гипсовые фигурки – статуэтки по своим эскизам. У нас дома одна из них хранится. А ещё дедушка вместе с учителем рисования из местной школы писали ростовые иконы для монастыря. Тётя помнила две иконы: преподобного Кассиана Грека, учемского чудотворца, и Николы Чудотворца. (Монастырь при советской власти был закрыт; в 30-е годы его взорвали. – Ред.)

Когда началась война, Василий Николаевич, хотя по возрасту и здоровью не подлежал призыву, был отправлен на фронт – как штрафник, за то, что отказался признать советскую власть. Оказался он под Ленинградом. Там было ещё пять дедов из ярославских деревень, таких же штрафников, все они были истово верующие. Какие там из них солдаты? – каждому шестой десяток шёл. Дело им поручили такое: плести корзины для снарядов и продуктов, чинить-латать обувь и одежду солдатам. В одном из боёв была разгромлена вся воинская часть, всё было перемолото-перепахано так, что никто не выжил – ни из солдат, ни из командиров. Это было похоже на ад кромешный. Оставил Господь в живых только этих стариков, потому что командиры жалели «отцов» и приказывали им во время боя оставаться в глубоких укрытиях. Вышли они – и заплакали: куда теперь? может, лучше погибнуть им было? Ни своей части, ни сил, ни здоровья. Вот бредут они лесом, голодные-холодные, взывают к Господу да Богородице. Уже совсем обессилев, вышли к маленькой избушке-сторожке. Выходит им навстречу старичок-монах. Борода длинная, седая, сам сгорбленный, опирается на посошок. Скуфейка старенькая, подрясник уже не чёрный, а белёсый от ветхости, тёмный медный крест на груди. А они уже и голос потеряли от усталости – и вдруг такое чудо! Батюшка их накормил варёной картошкой да сухарями. Расспрашивать ни о чём не стал, велел ложиться спать. Утром, когда они проснулись, он сам им про их беду сказал. Они в слёзы: что делать, куда идти? Искать другую воинскую часть – погибель полная, уходить домой – так от властей ещё худшие прещения и гонения будут. Хоть топись. Батюшка сказал им: «Идите в свои места, никто вас там больше не тронет, только молитесь не переставая. А я за вас буду молиться». Дал с собой картошки и сухарей. Благословил своим большим крестом. Тревога у «отцов» наших утихла вдруг, они попрощались с батюшкой и потопали себе бодро. Да через короткое время опомнились: имени-то своего благодетеля не узнали – за кого молиться? Кинулись назад – вот она, тропка к избушке… А из-бушки-то и нет! Глазам не поверили, переглянулись молча да разом на колени бросились, поклоны бить. Возопили ко Господу за чудо своего спасения. Дивны дела Твои, Господи! Добрались до своих мест. И правда, деда не трогали больше. Умер дедушка Василий в 1952 году, когда мне было 4 года.

Отец

У могилы безмолвно стою,
Вспоминая опять и опять,
Как прошёл ты дорогу свою.
Лишь с годами дано всё понять.
Ты в бою и в труде – впереди,
Светит нам, как маяк, образ твой,
И пока билось сердце в груди,
Ты не знал, что такое покой.
Сколько сделали руки твои,
Что страну защитили от бед!
Не будите солдат, соловьи,
Не тревожьте тех прожитых лет.
Вот уж время ведёт всё быстрей
Счёт делам наших рук и сердец.
Что бы ни было в жизни моей –
Пред тобой преклоняюсь, ОТЕЦ.

Папа наш, Борис Васильевич, родился в 1922 году. Ему было 19 лет, когда грянула война. После ускоренных командирских курсов – фронт. Младший лейтенант Борис Смолин – командир взвода. С января по июнь 1944-го находился в партизанском отряде в Белоруссии. Отряд № 100 имени Калинина сражался в районе Витебска; болота, непроходимые леса, землянки. Затем папа был направлен на Западный фронт в действующую армию. Участвовал в освобождении Польши, в боях за Варшаву. Был награждён многими медалями. За мужество и находчивость в наступательных операциях, когда Борис Васильевич заменяет тяжело раненного командира и под его руководством поддерживается оборванная связь под сильным обстрелом до подхода подкрепления, он награждается орденом Александра Невского.

15 января 1945 года папа был очень тяжело ранен – сквозное теменно-лобовое осколочное ранение. Направлен в эвакогоспиталь в Ярославль, долгое время был там на излечении, потом – в Угличе. Папе предлагали поступить в Военную академию, но он выбрал другое. После госпиталя Борис Васильевич стал работать заведующим гаражом в селе Дивная Гора под Угличем. Там и познакомился с нашей мамой, Елизаветой, которая с группой девушек по комсомольско-молодёжному призыву приехала из Москвы на лесозаготовки. В войну она работала на оборонном заводе в столице. Они поженились, и в 1948 году родилась я. Затем родители перебираются в Углич, папа работает механиком в машинно-тракторных мастерских, которые в 50-х годах были преобразованы в машиностроительный завод, производивший высотные краны, военную технику и другие машины. Всю оставшуюся жизнь папа там трудился бригадиром слесарей-сборщиков. Одна из его многочисленных наград – серебряная медаль ВДНХ. И постоянно его фото было на Доске почёта.

Имея незаурядный талант механика-конструктора, Борис Васильевич внёс много рационализаторских предложений по улучшению работы сборочного цеха. Папа имел много специальностей, мог починить любой, даже самый хитрый механизм. В сложных ситуациях к нему постоянно обращались инженеры и руководители производства. Мама во время его отпуска даже говорила: «Отец, уезжай куда-нибудь, хоть в деревню к своим, ведь опять тебе не дадут отдохнуть».

Дома многие вещи были изготовлены его руками. Любил лес, Волгу, деревню, работу на садовом участке, где построил хороший кирпичный дом. Очень любил старинные русские песни, украинские, фронтовые. Пели они с мамой вместе, когда собирались гости. Вообще, ведь раньше все пели, а сейчас что-то нарушилось в народе очень сильно. И очень жаль. Хорошо хотя бы, что в школе поднимают темы истории семьи, истории родных мест. Внучки и внучатые племянники постоянно что-нибудь берут из моих записей. Как жаль, что старшие поколения уже давно не с нами. Раньше не всё можно было рассказывать при детях, так что собираю воспоминания по крупицам. Сестра моя со слезами говорит: «Ты всё пиши, не забудь ничего! Я ведь не помню даже, что и на прошлой неделе было!»

Много записей у меня и о любимых внучках. Хочу обратиться к бабушкам, а также и к дедушкам. Дорогие, записывайте о своих детях, внуках, а может, уже и правнуках! Родители работают, им некогда, а время бежит всё быстрее, детки вырастают стремительно. Не успеешь насмотреться на своих чудесных малышей – а тут уже и школа… Как же это важно – вспомнить, записать. Что записано – уже не пропадёт.

г. Углич

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий