Бог труды любит
С Натальей Микушевой познакомились мы в Сторожевске, дома у художника Валерия Нечаева. Вместе с женой его, Альбиной Ивановной, они втроём, можно сказать, основа здешней православной общины. Люди, выстрадавшие свою веру – искреннюю и прочную. Когда-то, в древности, христиане собирались на трапезу за столом, где были вино и рыба. У нас на столе рыба и чай. Говорили о разном, обсуждали и картины хозяина, слушали его воспоминания. Валерий беспокоился, как вывезти меня из села на шоссе, чтобы усадить на автобус. В этот момент под окнами появился мотоблок с тележкой. Управлял им крепкий мужик – охотник, видать, весь в камуфляже, а в тележке – два маленьких сына.
– О-о! – восклицает Валерий Александрович. – Мотоблок вернули. А давай на нём отвезу?!
Смеёмся все вместе.
– Расскажите и вы о себе, – прошу я Наталью.
Ответ традиционный:
– Да что обо мне говорить?
– Что-то да есть, наверное.
Каждый раз удивляет меня, какая красивая, интересная жизнь открывается у православных людей, едва коснёшься их судьбы. Четверть века слушаю, а всякий раз словно впервые.
Через скорби – к святому крещению
– В Церковь я пришла через скорби, – говорит Наталья. – Заболела дочь. Упала как-то, начались приступы. Обратились к знакомому врачу Розалии Егоровне Желябовой, тогда она уже была на пенсии, но всех детей моих лечила ещё с роддома. «Что с Машей?» – спрашиваю её. Она посмотрела на меня по-особому и отвечает: «Может, я что-то и прозевала как врач, не отрицаю этого, но если ты хочешь знать, что делать, то надо идти в церковь».
Это были смутные годы – девяностые. А где церковь-то? У нас в Сторожевске её тогда не было, а чтобы ехать куда-то, денег нет.
В больнице дочке ничего не помогало, приступы продолжались. Но бабушки, ходившие к детям и внукам, приносили им святую воду. А Маша хоть и некрещёная была, но святая вода ей помогала. Я задумалась. Приняли крещение. А окончательно пришли к вере, когда Маша поехала поступать. Дочка сдала экзамены на пятёрки, училась легко, окормлялась в Александро-Невской церкви. Через дочку и я пришла к Богу.
Маша работает сейчас в Сторожевске библиотекарем. Уношу в библиотеку газету «Вера» и журнал «Славянка», которые выписываю. Их охотно берут. «Веру» у нас любят и читают, бывает, спрашивают: «Когда отца Игнатия-то напечатают? Давно не было!» С него у нас начинают читать газету, ждут её.
Образ-защитник
– О силе святой воды и своём воцерковлении я могу вот ещё что рассказать, – продолжает Наталья. – Лет пятнадцать назад мне сделали две операции, после которых пришлось полежать в больнице. В палате была девушка, тоже только что прооперированная. Ей не помогали никакие обезболивающие. «Маша, – попросила я навестившую меня дочку, – налей святой воды Ирине, ей совсем плохо». Ира без колебаний выпила три глоточка, как положено, и на наших глазах буквально ожила. Стали с ней разговаривать. «Я заметила, что ты молишься, – говорит Ира. – А давай предложим и остальным молиться всей палатой!» И стали мы читать молитвы вместе утром и вечером. Вскоре Ирина встала на ноги, мы вместе стали ходить в молитвенную комнату. Оказалось, что бабушка ещё в детстве брала её с собой в храм.
От бабушки осталась икона Божией Матери, с которой та прошла раскулачивание, ссылку. Перед этим образом она вымолила мужа и сыновей, и они вернулись с войны целыми и невредимыми. Может, и правда чудотворный? У истории этой иконы есть продолжение. Живёт Ирина в приполярном Усинске. Там почти весь город выезжает в июне–августе в отпуска. Уезжает и Ирина с семьёй на родную Кубань. Когда возвращались ближе к осени обратно, их три года подряд вызывали в милицию. Говорили: «Может, спрячете свою икону? Уж больно она воров притягивает». Да только что прятать. Трижды тати доходили до квартиры Ирины и ни разу не вышли из неё по своей воле – всякий раз там их настигала милиция. Божия Матерь хранит весь этот дом, который воры теперь обходят стороной – видно, пошла у них про него недобрая слава.
По грехам приемлю
– Кроме нас, в палате лежала болящая Нина. У неё был рак в четвёртой стадии, но на химиотерапию ложиться она отказывалась, говорила, что уже прошла через неё. Была Нина верующей – тихой и смиренной. Ни одной жалобы, хотя не принимала никаких наркотиков для обезболивания. «Нина, тебе ведь очень плохо, – говорила я ей. – Ну почему ты не скажешь об этом врачу?» «По грехам своим приемлю», – ответила она, и я очень хорошо запомнила эти слова. Я смотрела на неё и понимала, что такое настоящая вера, как христиане относятся к боли и смерти, готовятся к уходу в лучший мир. Это были очень хорошие уроки для меня – младенца в вере.
«Заходи, заходи!»
– Кроме скорбей, была и другая причина моего прихода в Церковь.
Знаете, я хотела бы возвратиться в детство. Приедешь к бабушке Марии, зайдёшь в её маленький уютный домик с тканевыми половицами – стоит кровать с металлическими шишечками, заправленная чем-то кружевным, каждая подушка – произведение искусства, на столе – самовар. Утром встаю: растоплена печка, сварена каша. И незабываемый вкус шанег – таких я нигде больше не ела.
Я была маленькой девочкой, когда бабушка говорила мне по-коми: «Здесь мы живём, как глазами моргнём, – один миг, а там – вечность». У неё было много детей, но все умирали один за другим: кто в восемь лет, кто в одиннадцать, кто в тринадцать. Выжили трое. «Счастливые ушли, а несчастные остались», – говорила бабушка, а мама за ней повторяла. Я задумывалась: почему так? У бабушки была икона, о которой она говорила: «Я умру – возьмёшь её себе». Кто на этой иконе, я не знала, хотя часто сидела под ней на лавке в красном углу. Но, даже будучи ребёнком, относилась к ней благоговейно. Оказалось, это образ святой мученицы Варвары – он был венчальным ещё у моей прабабушки Анастасии.
Бабушка всегда молилась, гроза ли или ещё что, но нас этому не учила, даже маму, разве что своим примером. Через село шла дорога, по которой проезжали и проходили путники, часто заглядывавшие к бабушке погреться, переночевать. Она принимала всех. Конечно же, безвозмездно. Топила баню, кормила-поила, стелила на русской печке, а когда народа было много, уступала свою кровать, сама же спала на полу, только чтобы путникам было хорошо. Господь ведь будет спрашивать: «Напоил ли ты кого, приветил?» – и она этого никогда не забывала. В прежние годы, до войны, бабушка очень жалела ссыльных, говоривших по-русски или по-украински, вербованных – всех привечала. Раздавала им свёклу, морковь, картошку. Я ещё помню: как увидит она кого через распахнутые окна своего домика, зовёт: «Заходи, заходи!» Подруги её были такие же. Усядутся у самовара и беседуют тихо, смиренно, никого не осуждая. От них изливалась доброта и теплота – действительно верующие люди были.
Не всё я переняла у них. Так и не научилась пользоваться ткацким станком, на котором работала бабушка, но умение вязать она мне всё-таки передала.
«Для своих старались»
– Выросла я в посёлке Нювчим. Было беззаботное советское детство, когда о Боге не задумывались. Кто мог знать, скажем, что наш участковый Андрей Никитенко станет священником? Он приехал к нам после армии, со всеми здоровался, хлопот ни у него с нами, ни у нас с ним не было. Люди помогали друг другу во всём. Идём с речки, детьми, в пекарню зайдём. «Что, кушать хотите?» – спросят нас. «Хотим». И суют нам, бывало, буханку свежеиспечённого хлеба, вкус которого я никогда не забуду. Помогали бабушкам: в магазин бегали, по дому что-то делали, дрова рубили, полы мыли. Когда нам нужны были деньги, например, маме подарок сделать, просили работу – скажем, почистить снег с тротуаров. Такие люди были, что, встречаясь с друзьями ли, с соучениками, мы общались как родные. Так было до того, пока не начались перестроечные времена. Этого сейчас нет, утеряно.
В Сторожевск я попала по распределению после кооперативного техникума. Вышла замуж, дети пошли один за другим – четверо. Ребятишки болели, поэтому по профессии – товароведом – я и не работала. В одно время в садик устроилась, пока его не закрыли, потом была в столовой заведующей. Это были девяностые, зарплату не выдавали, но есть что-то надо. И помощь людям стали оказывать через нашу столовую. Мы отоваривали народ мясом, а молокозавод молочко присылал. Варили крупы, пекли хлеб. Приходили к нам питаться целыми семьями и механизаторы, и доярки – все-все. Сто с лишним человек каждый день. Вместо зарплаты у нас они и обедали, и ужинали, и домой еду брали – котлеты, булочки, полуфабрикаты. Мы старались, даже из дома приносили, бывало, то банку огурцов, чтобы рассольник сварить, то ещё что-то недостающее. Для своих ведь старались с Валентиной и Зоей, Царствие им Небесное. Господь поставил их в нужное место, в нужный час. Без них не справилась бы.
Евангелие слушают стоя
– На литургии первый раз побывала, когда мне дали путёвку в нижне-ивкинский санаторий. Лечение особо не интересовало, но в храм пошла. Минут через десять думаю: «Как долго!» И только подумала так, как подошла старушка, говорит: «Ты в первый раз на службе? Пойдём со мной». Посадила рядом. В какой-то момент сказала: «А сейчас нужно встать, Евангелие читают». И так всю службу подробно поясняла, что да как. Господь послал мне добрую учительницу в её лице.
Вернулась, и стали мы здесь, в Сторожевске, задумываться о том, что и нам нужна церковь. Пока не было, ездили в другие храмы. Потом появилась и своя церковка, но ездить по монастырям всё равно не перестали. Раз в Дивеево отправились. Там так было хорошо, что хотелось остаться навсегда рядом с преподобным батюшкой Серафимом. Такого душевного покоя, как в этом кусочке рая, у меня никогда прежде не было.
В той поездке была с нами Алевтина – тётя Аля, научившая меня просфоры печь. Сразу спросила, когда я подошла к ней в Казанской церкви: «Где вы работали?» – «Заведующей столовой в совхозе». «Ну, тогда тебе будет легче», – сказала она и за один раз научила, как замешивать тесто, как раскатывать – всему-всему. Намного дольше времени ушло на понимание того, что просфора – это святыня.
«Не плачь»
Последний ребёнок – сын, он уже институт закончил, сейчас в армии служит. До армии без слов в церковь ходил, и сейчас напоминаю: «Валера, нужно сходить в храм». «Хорошо, мама», – говорит.
Вспоминаю, как его провожали на службу. В один день были и проводы, и отпевание его троюродного брата Виталика. Виталик с сыном сошлись на увлечении охотой и рыбалкой. Я спрашивала Виталика, крещёный он или нет. «Крещёный, – отвечал он. – Меня маленьким бабушка водила в кочпонскую церковь». Помнил, как его там причащали, просфорки давали. «А крестик твой где?» Где крест, он не помнил. Купила ему. Взял благоговейно – в глазах радость, сразу надел.
А вскоре пошёл в диагностику, где у него определили рак. Операция не помогла. Валера каждый день ходил к другу, утешал. «Не плачь, – говорил, – успокойся. Молись, молись». Вышел из больницы Виталик в плохом состоянии. Обычно люди на наркотиках живут при таких болях, но он ни разу их не принял, всё претерпел. Помогал нам домик строить, когда сын на учёбу уезжал. «Виталик, тебе нельзя!» – говорила ему, но он всё равно приходил и работал. Я не могла ничем его отблагодарить, но попросила Господа: «Если Виталика не станет, помоги мне устроить его отпевание». Это в Сторожевске непросто, постоянного священника нет, но Бог так устроил, что отец Александр (Митрофанов) приехал именно в тот день, когда нужно было Виталика хоронить.
– Настоятеля вашего многие знают – отец Александр в Интернете часто публикуется, на гитаре играет…
– И нам играет, – улыбается Наталья. – Каждый раз песни с ним поём. Это, конечно, успокоение души, хватает настроения до следующего приезда батюшки.
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий