Конечная остановка маршрутки из Екатеринбурга в посёлок Верхнее Дуброво аккурат возле храма, так что нет нужды ничего искать среди довольно-таки запутанных улиц. Храм во имя святителя Ионы, митрополита Московского, совсем небольшой, деревянный, но снаружи облицован кирпичом. Меня уже ждут здесь, так что уверенно поворачиваю дверную ручку.

Храм во имя свт. Ионы, митрополита Московского, в Верхнем Дуброво

Изнутри храм мне показывают Лидия Васильевна Вахлова и Валентина Ивановна Тимофеева – постоянные прихожанки. Уже давно пенсионерки, они много времени уделяют приходу. На них лавка, уборка и нетяжёлые хозяйственные работы.

Приход здесь появился в 1996-м. Посёлок немаленький, пять тысяч человек. По большим церковным праздникам храм не вмещает всех прихожан. Он, и так небольшой, оказывается, был ещё меньших размеров, но потом удлинён.

Валентина Ивановна рассказывает о том, как рос здесь приход и становилась православная жизнь. Вспоминает попутно свои истории. Например, как её сестру исключили из комсомола за то, что окрестила новорождённого сына.

– Всего нас в семье девять детей было, двое ещё до войны умерли, семеро войну пережили. Сегодня уж никого из моих братьев и сестёр нет в живых…

Так разговор наш понемногу приблизился к грозовым годам Великой Отечественной.

– Я же довоенная, родилась в 1938 году. Жила в Ставропольском крае сначала, потом с мужем уехали в Набережные Челны. У меня отец воевал, жив остался, слава Богу. Но как он не любил рассказывать, так и я тоже. Начну – и будто кошки на душе скребут. Хоть и маленькая была и помню всё отрывками, отдельные эпизоды хорошо врезались в память.

Жили они тогда в селе Богословка. Валентина Ивановна вспоминает август 1942 года, когда со стороны Сальских степей на Ставрополье вступили немцы.

– Отец – на фронте, мать осталась с семерыми детьми. Пришло время, немец зашёл и в наше село. В тот день мы, детвора, бегали на улице. Со стороны дороги, ведущей в село, услышали треск. Сначала был какой-то далёкий, но потом он всё нарастал. Испугались мы, кинулись к домам и встали на завалинки посмотреть, что такое делается. Видим: широкая, на всю улицу, стена всякой техники наступает, впереди мотоциклы – и давят всё, что попадается на пути: человек ли, скотина ли. До сих пор слышу в голове этот треск и крики несчастных. До 14 лет я к мотоциклам не подходила – так боялась.

Мотопехота вермахта входит в советское село (фото с сайта istmira.ru)

Оккупанты переписали вывески и таблички на двух языках, ввели оплату не только в рублях, но и германских рейхсмарках, установили комендантский час с 7 часов вечера.

– Немцы поселились и в нашем доме, – вспоминает Валентина Ивановна. – На скотном дворе бывшего колхоза вместе со скотиной они держали пленных русских солдат. Как-то убили одного из фашистов. Они заносят тело в наш дом и кричат: «Матка, неси скатерть, клади на стол!» В центр стола они положили убитого, а на краях расставили посуду и принялись здесь же поминать: пить и закусывать. Мать вспоминала, что как же её тогда рвало.

Бывало, немцы напивались. Поставят меня и двоих моих старших братьев к стенке и как давай палить и хохотать. Стреляли вокруг нас, не задевая, – это они так развлекались.

А вот шофёр у них был хороший. Говорил тихонько моей матери: «Ты меня не бойся, у меня тоже много детей, пятеро. А Гитлера самого надо бах-бах!» И показывал сложенные в пистолет пальцы.

Среди русских пленных на скотном дворе содержался один совсем молоденький солдатик. Мать моя там дояркой работала, и солдатик-то, настойчивый такой, каждый раз, как мать мою видел, умолял её: «Спаси меня, спаси! Век не забуду тебя!» Мать сжалилась и спасла его. Дождалась она, когда охранники задремали, дала солдатику ведро, косынку, одела как доярку и вывела. Поселила она его в погребе нашего дома – немцы туда не залезали – и тайком кормила. Месяца три солдат тот у нас прожил, а куда потом ушёл, к партизанам ли, к своим ли, не знаю. Но вестей от него больше не было. Может, погиб. Так ведь, наверное, нашёл бы мать, чтобы поблагодарить.

Мама моя, конечно, боевая была, не трусила. Но как-то раз и у неё сдали нервы. Отказалась она готовить фашистам и убежала из дома. Добежала до конца села и не знает, что дальше делать. На краю села стог стоял, она в него и спряталась. Мама видела, что один из жителей её тогда заметил. Подумала она тогда: «Выдаст – смерть мне, а жива останусь – что же мне дальше-то делать?» Перекрестилась и стала ждать. Немцы подходили к стогу. Сами ли додумались, или всё же сдал тот человек – неизвестно. Слышала она, что стог штыками потыкали, но как-то нехотя и наскоро. Осталась она в живых.

В оккупации (фото с сайта restovoz.ru)

Оккупация Ставрополья длилась полгода. Освобождение города и края стало праздником для людей. Но когда наступали наши, довелось попасть в самую гущу военной мясорубки.

– Уходя, немцы забрали у нас всё, что им могло пригодиться, а что не могли увезти – сжигали во дворе. Дом, слава Богу, не тронули, но оставили голые стены. Отступление сопровождалось бомбёжками, и в одну из них я особенно испугалась. Схватила трёхлетнего брата Лёню и побежала по дороге куда глаза глядят. Бежали мы и упали в яму-воронку, а выбраться не смогли. Сидим в яме, ревём, холодно, уже смеркаться начинает. Вдруг у ямы подвода остановилась. На ней ехала пожилая женщина, которая нас и подобрала. Мы были напуганы, она не смогла от нас ничего услышать, поэтому отвезла нас в ближайший детский распределительный центр. Там нас с Лёнькой разлучили. Хотя братья и сёстры должны были жить в одном детдоме, нас направили в разные, но связи мы не теряли и виделись.

Мама нашла нас, когда мне уже был 21 год. Я тогда жила в райцентре Озинки Саратовской области, куда меня направили из строительного техникума. Мать тогда сказала, что бомбили в тот день сильно, много жителей погибло. Вот и про нас так думали.

* * *

Лидия Васильевна переехала сюда, на родину мужа, тринадцать лет назад, а до этого жила в Иркутской области. Приход в Дуброво становился на её глазах – приезжала она каждый год и непременно принимала участие в приходской жизни. Она вспоминает каждого батюшку, перечисляя, кто что сделал для храма, вспоминает имена прихожан, больше всего проявивших себя в трудах на благо храма и прихода. С особой теплотой – настоятельство отца Александра  Костерина.

Лидия Васильевна Вахлова

– Кипела работа по благоустройству, воскресная школа была полна ребятишек. Ездили мы в паломничество по святым местам, – рассказывает она. – Но потом всё заглохло. Уехали преподаватели воскресной школы, отца Александра сделали вторым священником…

Слово за слово, и с ней разговорились мы о Великой Отечественной:

– Родилась я в 1947-м в Яранске Кировской области, откуда родом мои родители. Бабушка говорила мне, что всю войну с колен не вставала – и её дочь с сыном, моим отцом, вернулись живыми. Отец, правда, весь израненный. Про то, что было с ним на фронте, говорил нам неохотно, да и я была маленькой, особо не расспрашивала. Брат со слов отца рассказывал мне, что как-то рядом с ним прогремел мощный взрыв. Его, лежавшего на земле, контузило и так засыпало землёй, что не выбраться. Так бы и был он заживо похоронен, но вскоре после боя внимательный солдат его разглядел и откопал. Мы потом спрашивали отца, не помнит ли имя того солдата, чтобы помолиться за него. Он и не знал никогда, в тот момент ведь едва ноги волочил от ран, не до знакомств было.

Вскоре после моего рождения мы переехали в Губаху Пермской области. Уже 1950-е вовсю шли, а война напоминала о себе в полный голос. Помню, гуляли с мамой по центру города, вижу: мужичок стоит, ноги нет, в вытянутых руках шапочка – просит милостыню. Ещё малость прошли, а там таких ещё человек семь! Кто без руки, кто без ноги, а то и обеих. Мне так страшно тогда стало, что я долго ещё боялась ходить туда. Потом, повзрослев, стала понимать: вот так жили победители…

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска