Искушение с крещением. Заминка с обетом
Искушение с крещением
Кнарик заканчивала последние приготовления к столу. Уже были готовы бадриджаны с орехами, пхали двух сортов, салаты, а лобио давно кипело на плите.
К двум часам планировалось сесть за стол.
Жертвенный баран, привязанный к дереву, с утра тревожно блеял во дворе. Видно, чувствовал близкий конец.
– Всё, мы выходим! – крикнул Шалва. – Тебя Нугзар на своей машине заберёт. А нам ещё по одному делу съездить надо.
Кнарик глянула в окно. Барашка уже запихнули в машину и повезли в церковь, чтоб сделать там три сакральных круга. Обет – святое дело. Ведь Шалва поклялся, что, если после стольких лет леченья-мученья родится мальчик, обязательно барана зарежет. И вот, наконец, дождались сына. Шалва его и назвал, как подобало случаю, Гелоди.
Хоть Кнарик и не нравилось такое доисторическое имя, но она помалкивала в тряпочку. Во-первых, далеко не каждый мужчина столько лет будет ждать рождения наследника, а во-вторых, ещё до свадьбы договорились они друг другу по очереди уступать. Потому, наверное, и прожили все эти пять лет в относительном согласии.
Обет вполне логично решили объединить с крещением, чтобы два стола отдельно не накрывать – у кого есть лишние деньги? Потому и решили всё сделать максимально достойно. Видеокамеру приличную одолжили, количество блюд точно по неписаному регламенту два дня составляли, вино двух сортов – только домашнее, проверенное. Родственников с обеих сторон заранее пригласили. Учли все мелочи, чтобы не ударить в грязь лицом.
Кнарик с малышом и крёстной подъехали к церкви аккурат в то время, когда мужчины, протащив удирающего барана на верёвке положенные три раза, уже выходили со двора. Дальше бедное животное ждала транспортировка на кухню, чтобы через час превратиться во вкуснейшее чакапули, на радость гостям.
Крёстная с ребёнком и крёстный, бережно державший видеокамеру, вошли в церковь. Шалва и Кнарик остались наблюдать за дальнейшим через открытую дверь со двора.
Видно было, как крёстный о чем-то говорит со священником, мнётся, пытается уговорить. Потом поворачивается и идёт, смущённый, к ним, родителям:
– Э-э-э… Тут такое дело. Он спросил, вы венчались или нет. Я сказал, что нет. Разве бы ты меня, Шалва, на венчание не позвал? С трусов мы вместе. А он мне: «Раз так, то пусть сперва венчаются. Только потом буду крестить!» По-другому никак. Очень строгий попался.
Супруги растерянно переглянулись. Такого поворота никто не ждал. И венчание никак не входило в их планы. Это и гостей надо звать побольше, и стол пошикарнее, и одежда, в конце концов, другая. А то они накинули на себя в спешке что было и приехали. Не по-людски как-то сейчас венчаться.
Потоптались так у входа и решили поехать в другую церковь. Может, там священник помягче встретится.
Через двадцать минут затормозили у другой церкви.
Пошёл Нугзар прояснять дело. Остальные предусмотрительно остались в машине. Вернулся посланец с кислым лицом. Кнарик сразу поняла: опять пролёт.
– Ммм… Там… – стоит-мнётся невезучий крёстный. – Он всё выяснил и не хочет крестить…
– Почему?! – чуть не хором воскликнули родители.
– Во-первых, имя не подходит, Гелоди. В каком-то их церковном списке нет такого.
– Как это нет?! – возмутился Шалва. – У нас в деревне, помню, два парня были. Один Гелоди, другой – Аргелоди. Оба крещёные. Помнишь, Нугзар, мы на келехе были?
– Подожди ты, – одёрнула мужа Кнарик. – А «во-вторых» что?
– А во-вторых, он про тебя, Кнарик, всё выяснил: как зовут, туда-сюда… – Нугзар явно медлил и не хотел договаривать.
– И сказал…
– Что сказал? – напряглась Кнарик, уперев руки в боки, тут же настроившись дать достойный ответ.
– Сказал, раз ты армянка, значит, монофизитка…
– Сам такой! – выкрикнула Кнарик автоматически. Потом беспомощно посмотрела на мужа. – Что за слово такое?
Шалва сам был в недоумении и кивнул Нугзару:
– Ты в курсе?
– Да я сам не очень понял. Он говорил, что армяне еретики. Пусть сперва Кнарик крестится, потом он вас обвенчает и только потом Гелоди покрестит – как Георгия.
– Но я крещёная! – с вызовом выкрикнула вторая половина Шалвы. – Меня в Сурб-Геворке крестили в пять лет. Где это видано, чтоб два раза крестить? Вот моду взяли. Двойные деньги мамао хочет сделать.
Из другой машины тем временем подошли гости и присоединились к обсуждению. Мнения разделились. Одна часть предлагала ехать – искать счастья в третьей церкви. Другая часть просто склоняла современных священников по падежам, детально перечисляя джипы, квартиры и прочее имущество клира, да с такой точностью, которой бы позавидовал ОБХСС в старые добрые времена.
Тут Кнарик спохватилась:
– Там же мясо скоро доварится. Срочно надо домой ехать. Слишком разваренное к столу стыдно подавать. Люди скажут: «Нас на кашу позвали». Давайте тогда в армянскую поедем. Там точно из-за имени мозги вынимать не будут. У меня недавно там племянника крестили. Гулливером зовут. И ничего.
Последний аргумент решил дело. Все моментально заняли места в средствах передвижения и вырулили к Сурб-Геворку. Там и правда окрестили ребёнка без волокиты и лишних вопросов.
За стол сели с маленьким опозданием. Тосты шли за тостами, гости нахваливали стол, пили «маленькими стаканами, но с большой душой» за хозяев, за нового члена общества. Хозяева довольно сияли и раскланивались.
Засыпали супруги уставшие, но довольные проведённым мероприятием. Вдруг Кнарик задала вопрос по существу:
– Шалва, а что значит «монофизит»? К чему это он так сказал?
Шалва, во время своей работы на маршрутке никогда не испытывавший надобности в знании таких тонкостей богословия, только хмыкнул неопределённо:
– Кто его знает. Может, выпивший был. В итоге нас, как клиентов, упустил. Сейчас столько новых слов люди говорят, я и сам каждый раз голову ломаю. Слава Богу, покрестили ребёнка, барана зарезали. Всё по-человечески. Не забивай себе голову всякой ерундой. Завтра рано вставать.
Заминка с обетом
Из монолога знакомой захожанки
«Я вижу, что дьявол придумал новую западню для того, чтобы уловлять людей. Диавол внушает людям помыслы о том, что, если они выполняют какой-то данный ими обет, к примеру едут в паломничество в святое место, значит, духовно они находятся в порядке. И вот часто видишь, как многие паломники с большими свечами и с серебряными подвесками, которые они обещали привесить к той или иной чудотворной иконе, едут по монастырям, по святым местам, вешают там эти серебряные подвески, осеняют себя широким крестным знамением, утирают навернувшиеся на глаза слёзы и этим довольствуются. Эти люди не каются, не исповедуются, не исправляются и тем самым радуют тангалашку».
Прп. Паисий Святогорец
– Проблема у меня нерешаемая. Даже не знаю, как подступиться… Мой сын-экономист уже год без работы сидит. Ничего подходящего найти не может. Сходила я к «Нечаянной Радости». Чуть у меня что не так – я сразу к ней. И попросила: так, мол, и так, если мой сын в хорошую фирму устроится, я кольцо пожертвую!
Ты же знаешь, на нашей «Нечаянной Радости» аж в три верёвки украшения висят. Часы, цепочки, кольца – смотря кто что обещает.
И что ты думаешь? – сбылось у меня. Васико на той же неделе шикарную работу нашёл.
А я на радостях и забыла про обет.
Проработал Васико полгода, и – хлоп! – фирма его закрылась. Опять он дома сидит, и, значит, его семья на моей шее.
Я опять в церковь, к той же иконе. И тут меня как в голову ударило – кольцо я зажилила! Бегом домой – инспектировать свою шкатулку: искать кольцо, какое не жалко. Перерыла свои побрякушки. Золото на чёрный день надо оставить, материнские кольца – память как-никак. Выбрала такое – средней ценности, бабушкино, серебро с минералом каким-то.
И обратно рысью в церковь к той толстухе, что свечки продаёт. Хамло ещё то, я тебе скажу. Но говорю ей культурно:
– Вот примите, пожалуйста, пожертвование «Нечаянной Радости».
Та взяла с такой мордой, словно ей весь мир должен, и зафутболила моё кольцо в ящик, будто это простой булыжник.
– Вы уж, пожалуйста, не забудьте повесить, – говорю. – И икону не перепутайте.
– Да, да, – и уже отвернулась болтать со второй такой же «аки пчела» трудящейся.
В церкви, конечно, ещё то обслуживание. Ниже среднего. Ладно, ладно, не осуждаем. Через неделю пошла я проверять, повесили мой подарок или нет. В смысле – можно мне Богородицу новой просьбой беспокоить или ещё нет. Смотрю – нет кольца. По второму разу все висюльки внимательно осмотрела. Точно нет моего.
Пошла я в кассу права качать. А той, с кем я прошлый раз разговаривала, на рабочем месте не видно.
– Где, – спрашиваю, – такая, в синей косынке?
– Через неделю мы дежурим, – говорят мне.
Еле дождалась следующего воскресенья, когда у меня выходной. А внутри, представь, всё кипит. Терпеть не могу безответственных людей.
Вижу издали – сидит эта капуха на своём стуле. Я – к ней. Из последних сил держу себя в руках. Спрашиваю её вежливо: так, мол, и так, куда моё имущество дели?
Еле-еле она сообразила, о чём речь, и меня вспомнила.
– Мы, – говорит, – раз в месяц раму от той иконы открываем – когда ещё украшения соберутся. Делать мне нечего, из-за каждой мелочи туда лазить с лестницей. И так от жары еле дышу. Проходите, не задерживайте людей.
Иди ей объясняй, что у меня время поджимает, сын опять в депрессии, пиво глушит. А у него и так желудок больной. И уже долг в магазине на сто лар собрался. Никакого понятия у этой грымзы. А ещё в святом месте работает.
Пришла я через две недели. И наконец-то увидела своё «обещанное» на верёвке внизу. Бессовестная – сбоку моё кольцо прилепила, не увидишь сразу издалека.
Стала я в позу, начала просьбы перечислять насчёт разного. Про сына, конечно, первым пунктом. А в сердце – как-то глухо.
Уже два месяца прошло. Васико всё дома сидит. Вот скажи, может, перешагнуть через свою гордость, попросить эту свечницу, чтоб она мою вещь поближе в центр перевесила? Тогда хоть какой-то просвет в делах наступит.
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий