(Продолжение. Начало в №№ 957–962)

Божьим произволением

Из записок Михаила Сизова:

На высоком берегу Пинеги, в деревне Пиринемь, стоит большой благолепный храм Двенадцати апостолов, и трудно поверить, что построили его фактически два человека – пожилые супруги Житовы. Причём отменным здоровьем храмостроители не отличаются: Валерий Фёдорович имеет группу инвалидности, а Екатерина Александровна ходит с палочкой – у неё полиартроз суставов.

 

А как строили? Словно в сказке всё само собой получалось, судя по рассказам супругов. «Катя, давай церковь строить», – как-то предложил Валерий Фёдорович. «Давай», – ответила Екатерина Александровна. Решили ехать за благословением, но тут из Верколы сам архимандрит прибыл – на освящение Поклонного креста на месте бывшего храма. Этот крест установил их сельчанин Алексей Безушко, давно уже уехавший из деревни в среднюю полосу, в Тулу, и вдруг решивший оставить духовную память на своей родине, словно Господь его призвал. Батюшка крест освятил, а на просьбу Житовых о благословении сказал: «Стройте часовню, это вам будет по силам». Но так совпало, что пришёл черёд Житовым и их родственнице получить от государства льготный строевой лес – и материала набралось на большую «часовню», с алтарём. Да и трактор «сам» появился, чтобы этот материал привезти…

– Работал я связистом в Ростелекоме, – рассказывает Валерий Фёдорович, – и с электрического столба упал, голову разбил. Из-за этого меня «на группу» посадили и деньги выплатили за производственную травму – вот на эти деньги колёсный трактор и купил. Возил на нём и наши брёвна, которые государство нам выделило, и выкупленные. Мы ведь ходили по деревне и у бабулек ещё лесобилеты скупали, чтобы древесины уж точно хватило. В общем, построили мы. Тут из Карпогор батюшка Алексей Кривицкий приехал – он, кстати, праправнучатый племянник святого Иоанна Кронштадтского – и говорит: «Да у вас тут не часовня, а церковь!»

Священник благословил Житовых крышу храма выше надстроить и купола с крестами поставить. Денег на это уже не было, но тут неожиданно из Москвы приехал правнук последнего пиринемского священника.

– Зовут его Сергей Львович Артёмов, он тёзка своего прадеда, протоиерея Сергея Николаевича Сампсонова, который служил здесь с 1895 года, умер в 1930-м, похоронен на нашем кладбище, – продолжает Житов. – О своём прадеде Сергей Львович почти ничего не знал. Жил он в Москве, а в Архангельске была у него квартира…

– Он её для детей держал, – поясняет Екатерина Александровна.

– Ну да. Решил он квартиру продать, а деньги на монастыри пожертвовать. Так и сделал. И вот в то время, когда мы думали, что с крышей делать, он приехал в Карпогоры и остановился у Татьяны Заверниной – у моей доброй знакомой, с которой я в Ростелекоме работал. Она и подсказала ему, где его прадед служил. Приехал он к нам и помог крышу достроить. Нашёл средства, чтобы и колокольню возвести, и колокола в Тутаеве купить, и заказать у московских мастеров две алтарные иконы – архистратигов Божиих Михаила и Гавриила. Так что всё как бы само собой получилось.

Мы с Житовыми стоим в построенном ими храме – бревенчатые стены, дощатые пол и потолок греют живым теплом и словно бы светятся.

– А иконостас-то у вас резной, дорогущий, – говорю. – Тоже правнук священника подарил?

– Иконостас вообще бесплатно достался. В тайге за рекой Пинегой, в 30 километрах отсюда, есть зэковский посёлок Шангас. Туда ведёт узкоколейка, по которой древесину, что заключённые заготавливали, к нам на Пинегу вывозили. И вот они у себя на зоне построили храм, в 2013 году его освятили. Но вскоре колонию закрыли, здания стали разбирать и увозить. Дошла очередь и до церкви. А мы как раз свой храм закончили. И батюшка Алексей Кривицкий говорит: «Иконостас возьмёте? Его заключённые сделали, но хороший, красивый». Привезли его по железке на мотодрезине. По размерам почти точно совпал, только на три сантиметра каждую секцию пришлось подпилить…

Валерий Фёдорович показывает, где были подпилы – на глаз-то и не определишь, иконостас стоит как влитой.

– У нас есть и икона спиленная, ещё в советское время. Это когда храм разорили и все иконы увезли на скотный двор, чтобы сколотить из них кормушки и поилки для коров.

– Неужели для этого обычных досок не нашлось? – удивляюсь.

– Так специально, наверно, кощунствовали, чтобы веру в Бога у людей порушить, – предположила Екатерина Александровна. – Но это даром не прошло. Я когда в совхозе главным ветврачом работала, то всякого наслушалась. Рассказывали, что на том скотном дворе, где над иконами надругались, двухголовые телята потом рождались.

– Так вот, про спиленную-то, – Валерий Фёдорович подводит нас к большой храмовой иконе Божией Матери «Достойно есть». – На том скотном дворе начальство приказало плотнику сделать из иконы дверцу в загончик для телят. Он взялся прилаживать и верх у неё отпилил, где над Богородицей в облаке глава Господа Вседержителя. Отпилил Бога, и у Богородицы из глаз слёзы потекли. Испугался плотник и решил икону спасти: отнёс её к себе домой на чердак. Потом по пьянке рассказал своим домашним о происшествии, сам плакал при этом. Так его родственники вспоминали. Когда же храм у нас открылся, то его внуки икону сюда и вернули. А перед этим, достав с чердака, три месяца перед ней молились.

– Прощения просили за своего дедушку?

– Да, наверное, за всех сельчан молились. Посмотрите, лик Богородицы весь ножом истыкан. Ещё до того, как на скотный двор отправить, над ней надругались. А потом на чердаке, в сырости, она ещё попортилась, так что лик был плохо виден.

– А сейчас как новая. Отреставрировали?

– Куда там! Нам предложили отвезти её в Карпогоры, чтобы там отреставрировали, да одна бабушка отговорила. У неё икону Святителя Николая взяли в храм в Карпогоры для реставрации, а икона возьми и обновись. Так и не вернули, потому что чудотворной оказалась, в храме до сих пор находится. Послушали мы эту бабушку, никуда поруганный образ отправлять не стали, а сделали рамку и в храме повесили. Теперь смотрите, как она выглядит…

– А вот этот образ, похоже, тоже храмовый? – спрашивает Игорь, показывая на икону двенадцати апостолов.

– Да, он из зимнего нашего храма, Георгиевского. Нашли его в сарае в Карпогорах, на нём были изображены семь архистратигов. Краска так осыпалась, что наша иконописица Наташа Кочеткова заново всё написала – но уже апостолов.

– У вас была своя иконописица?

– Она из Сибири, приезжала с батюшкой в Карпогоры и некоторое время у нас жила. Написала нам ещё образы великомученика Георгия Победоносца и праведного Артемия Веркольского со святой Параскевой Пиринемской. Она уже тогда раком болела, а когда в Красноярск к себе вернулась, умерла, Царствие ей Небесное. Вот её уже нет на земле, а образы нам оставила, и мы молимся перед ними.

Столбы и столпы

Выходим из храма, Валерий Фёдорович сетует, что пора на паперти доски менять. На вид они вполне ещё крепкие, но хозяйский глаз придирчив. Всё вокруг храма ухожено: трава обкошена, весело пестрятся цветы на клумбах. Храм стоит на луговине, в отдалении от домов, и замечаю, что к нему протянута отдельная линия электропередачи.

– Сами столбы ставили?

– А кто же ещё? Сначала батюшка благословил электрокабель провести. Нанял я двух парней, сто метров траншеи мы выкопали – а тут же кладбище – и насобирали кучу костей, черепов, в том числе маленьких, детских. Настроение никакое. Звоню в Верколу отцу Иосифу. Он говорит: «Кости захоронить, траншею закопать, делайте воздушку». Привёз я на тракторе столбы: а как их устанавливать? Народу-то мало. Но я же в связи работал, всю эту технологию знаю. Сначала пасынки поставили, столб немного приподняли, и я к нему верёвку привязал, чтобы трактором потянуть. А ребята багры в руки взяли и приготовились в яму его направить. Место здесь неровное, и когда я трактор завёл, столб вдруг заскользил прямо в яму и… встал вертикально. Ребята аж рты разинули. Чудо такое – сам встал! И не падает. Я-то боялся: вот он сейчас на кабину трактора как грохнется! Так с Божьей помощью линию и протянули.

– Может, так чудесно Господь поможет и мощи святой Параскевы найти? – делаю предположение.

– А мы и так знаем, где они должны находиться. Сергей Львович приглашал знакомых геодезистов всё здесь прозондировать. Они перед этим на Соловки ездили, по просьбе монахов искали старый водопровод, так что у них имелись специальные приборы, геолокаторы, которыми землю просвечивают и пустоты находят. И вот близ фундамента прежнего храма нашли они аномальное место. Я в этой геолокации не очень разбираюсь, но и прежде замечал, что на том месте трава не растёт. Место как бы отмеченное.

– Раскапывать не стали?

– Пока что нет на то благословения. Когда надо будет, святая сама о себе объявит. Вы же знаете историю, как её мощи народу явились? Сначала люди заметили, что каждую зиму земля нагревается на месте их захоронения, затем она сама во сне святому Евфимию о себе рассказала. Так что будем ждать…

* * *

В домике при храме стол уже был накрыт. В нём уютно: большая печь, сложенная руками Валерия Фёдоровича, домашние коврики. За чаем стали мы расспрашивать о родовых корнях хозяев, и оказалось, что Екатерина Александровна прямой потомок пиринемского священника, служившего в храме Двенадцати апостолов в середине XIX века.

– Узнали мы об этом, когда попросили Татьяну Анатольевну Завернину поискать в архиве в Архангельске историю наших храмов, – пояснила хозяйка. – Она выяснила про всех батюшек, имена которых мы теперь поминаем: отцов Якова, Савву, Иоанна, Димитрия, Козьму, Василия, Феодора, Матвея, Михаила и Аполлония Ивановича Иванова, который служил здесь с 1844 по 1868 год. Когда Татьяна Анатольевна подняла мою родословную, то выяснилось, что мой дед Василий был его праправнуком.

– И что интересно. Есть у нас такое место – Архиерейская горка, – дополняет рассказ жены Валерий Фёдорович. – Почему так назвали? А был в Мезени благочинный, который начальствовал над священниками, вот как сейчас архимандрит Иосиф, наместник Веркольский. Звали благочинного вроде как Флавий. И был он родным братом того самого Аполлония Иванова. Приехал он однажды в Пиринемь, а когда обратно возвращался, то упал с лошади на крутом спуске. Его обратно в Пиринемь привезли и вроде как похоронили на нашем кладбище. А место, где разбился, назвали Архиерейкой. Вообще, в том роду Ивановых было много священников. Например, сын Аполлония во времена Иоанна Кронштадтского служил в храме в Суре. Об этом мы тоже недавно узнали.

– А где эта Архиерейка, мы её проезжали? – поинтересовался Игорь.

– Нет, вы по новой дороге ехали. А та, извилистая и крутая, которая прямо к реке выводит, уж давно заросла, одна тропа осталась.

Само собой, заговорили о дорогах, затем о разрухе 90-х годов, после которой северная деревня никак оправиться не может. Был совхоз «Искра» с отделениями в Шелтогорке, Веегоре, Пиринеме и Чаколе, было две тысячи коров, дававших на продажу сливки и вкуснющую колбасу, которую в Карпогорах выделывали. И ничего ведь не осталось.

– Только полиартроз остался, который у меня в ногах, – шутит Екатерина Александровна. – Всё время я в резиновых сапогах на фермах-то. Вот ноги и испортила.

– И ничего от совхоза вам не досталось?

– В 90-е платили мясом и колбасой. А потом коровы закончились, и всё.

– Надо было трактор хороший от совхоза взять, – вставил слово хозяин.

– Валер, так хороших уже не было. Зато теперь вон какой у тебя, современный… Главное нам что? Здоровья бы побольше. А мы уж не те, как наши родители. Вот Валерин папа, свёкор мой, уже был пенсионером, а на лыжах раненого волка загнал – тот не смог убежать от него.

– Так он охотником-промысловиком был, – возражает муж, – куда уж мне до него.

– А вы по его стопам не пошли? – спрашивает Игорь.

– Отец сам меня отговорил, мол, опасное это дело, лучше науку какую изучи. Он сам несколько раз чуть не умер. Не от зверя, а от угара в лесной избушке. Там ведь по лесу набегаешься, в избушке разморит – и про печку забудешь, что вьюшка задвинута. Так что подался я в связисты.

Поговорили мы с сыном промысловика ещё про волков и росомах, весьма опасных хищников, которых вокруг Пиринеми расплодилось множество, но Екатерина Александровна нас прервала:

– Ладно вам про зверей-то. Валера, ты лучше про паровые столпы расскажи.

– Так это вы с Ниной и Людой видели, а меня в храме тогда не было.

– Ладно, сама расскажу. Дело было в январе, на память Нины Грузинской. Читали мы акафист и в окно увидели белый столп, который поднимался от земли к небу. Рядом вдруг поднялся ещё один столп, потом другой. Сначала подумали, что это земля парит от родников под снегом. Но откуда здесь родники, на высоком берегу? А потом определили – это же над тем самым местом, где геодезисты аномальную зону нашли.

– То есть история повторяется? – догадываюсь я. – Ведь по этому признаку, что земля зимой грелась над мощами святой Параскевы, их в семнадцатом веке и нашли…

– Ребята, пятнадцать минут до переправы, – Валерий Фёдорович посмотрел на часы. – На паром-то не опоздаете?

Спешно собираемся. Перед прощанием решаюсь спросить Житовых об их внуке, пропавшем без вести на СВО.

– Конечно, хочется надеяться на чудо, – ответила Екатерина Александровна, – но сослуживцы Кирюши написали нам, что своими глазами видели, как на него дрон гранату сбросил. Они там штурмовали что-то, только это и видели. Всё в воле Божьей. Дай вам Бог здоровья и помощи в трудах. Будете ещё раз в наших краях, милости просим к нам, помолимся вместе в храме.

Разговор на переправе

Из записок Игоря Иванова:

Мы покидаем Пиринемь и спускаемся к реке. Паром уже на нашей стороне, катер, притащивший баржу, завёл дизель – надо поспешать. Но это не так-то просто: вдоль уреза воды надо проехать метров пятьсот, а колея местами затоплена. Кое-как добрались. Теперь по металлической аппарели надо взобраться на высокую платформу. На другом, низком, берегу с этим было как-то проще. Одна попытка, вторая… Уфф! Получилось. Понимаю теперь, почему большинство хозяев автомашин оставляют их на противоположном берегу.

На барже мы вышли из машины и подставили лица ласковому речному ветерку. Он несёт откуда-то тополиный пух, хотя тополей по берегам не видно; пушинки опускаются на воду и оседают на дно. Паром не спеша отваливает. Рядом оказывается паромщик. Зовут Дмитрием. Делюсь с ним своими переживаниями по поводу риска оторвать глушитель во время въезда на паром. Увидев номера машины другого региона, он интересуется, по какой нужде приезжали. Узнав, что мы по части приходской жизни и местных святынь, вспоминает: «Да, у меня бабушка молилась…» «А сам? – спрашиваю его, глядя в глаза. – Сам-то молишься? В Бога веруешь?»

Раньше как-то стеснялся задавать такие вопросы напрямую, всё «подходы искал», чтоб спросить. А сейчас напрямую спрашиваю. Видимо, возраст… Но тут, конечно, важно, кто перед тобой. Дмитрий – по-крестьянски крепкий, спокойный, с открытым лицом северный русский человек. Чувствую: «свой»!

Ответил он не сразу. Задумался, посмотрел куда-то вдаль, а может, куда-то вглубь себя, где туман и куда редко бывает повод вглядеться. «Наверно, Бог есть, – наконец откликается он. – Так-то я раньше относился к этому делу… (подбирает слово). Но тут у меня сын заболел…»

Далее последовала, в общем-то, обыкновенная история про то, как петух клюнул и только после этого мужик перекрестился. Слово за слово – завязался вполне себе душевный разговор, так что я и не заметил, как паром причалил. Простились как давние знакомые.

Отчего наши мужики часто так боятся признаваться в своей вере, не могут говорить о ней всерьёз? Слов «Христос» и «Господь» стесняются? Считают это за какую-то бабью слабость? Опасаются, что засмеют? Но если увидят благодарного собеседника, такой страх исчезает. И их рассказ иной раз поразит какой-то изначальной, почти детской простотой веры, глубокими, хотя и диковатыми озарениями.

Пиринемь – Карпогоры

Выезжаем на дорогу к райцентру. До Карпогор ехать 40 километров. Тракт отсыпанный, но гравий размером с кулак и больше, ехать стараюсь осторожно.

Вот где-то за деревьями Шотогорка – именно в неё переехала в 1867 году певунья и сказительница Мария Дмитриевна Кабалина, Махонька, выйдя замуж за крестьянина Ивана Тихоновича Кривополенова.

Мелькнула отворотка на деревню Курга. В 1941 году неподалёку, в известняковом гроте, сосланный на Север этнограф Василий Смирнов обнаружил 13 рисунков-петроглифов: выбитые чем-то фигуры людей с широко расставленными руками и ногами, а рядом – островерхий чум и копьё. Тут же были процарапаны кресты и даже надпись по-староверчески: «Исус». Единственная подобная находка в Архангельской области. Прочитав об этом перед экспедицией, я загорелся мыслью осмотреть древности железного века. Но мы едем мимо, и я даже не снижаю скорости: о петроглифах можно говорить лишь в прошедшем времени. Двухтысячелетней давности рисунки какие-то варвары не то сбили зубилом, не то соскоблили со скалы. И случилось это, по-видимому, не так давно. Во всяком случае, уже после того, как «Исламское государство» (террористическая организация) в Сирии уничтожило памятники истории и культуры…

Дальше мы пересекаем железную дорогу. Полустанок 201-й километр – это если считать от Архангельска – последний, дальше тупиковая станция Карпогоры-пассажирские. На самом деле она находится не в Карпогорах, а в лесном посёлке Междуреченском. До Карпогор от этой станции ещё пять километров. Единственный поезд до областного центра с этой платформы отправляется четыре раза в неделю глубокой ночью. Очень неудобно для людей.

Где-то в районе железной дороги наша машина выскакивает наконец на асфальт, и тут я нутром чувствую: что-то не то. Это как если камушек в ботинок попадёт: идти можно, но дискомфорт явственный. Машина как будто захромала на одно колесо: как-то неловко подскакивает на ровной, в общем-то, дороге.

Доехав до Карпогор, торможу на стоянке возле «Магнита» и осматриваю колёса. Так и есть, грыжа на покрышке! Да какая большая! И как только я ехал, как шина не лопнула!

Как раз рядом была шиномонтажная мастерская. Это удача, ведь их в посёлке всего две. Иду за мастером, показываю ему своё колесо:

– Вот, видимо, где-то на камень наскочили.

Он качает головой:

– Нет, это ремонтировать я не возьмусь. И таких шин на замену у меня нет.

– Что же мне делать? – спрашиваю.

– Заказывайте шину в Архангельске. Когда привезут, поставлю.

Мысленно прикидываю, сколько времени займут поиск и пересылка. Выходит чуть менее недели. Нет, это совершенно невозможно! Дело даже не в летящем в тартарары плане экспедиции – ведь и график выпуска газеты срывается! Но что же делать?

В Карпогорах мы никого не знаем, кроме Надежды Кордумовой. И то пока что заочно. Набираем её номер…

Не стану описывать свои треволнения и прыжки туда-сюда по посёлку в надежде найти искомые шины. К тому же день клонился к концу, нужно было позаботиться о ночёвке, а во всех трёх гостиницах посёлка ни одного свободного места. Это поразительно! В былые годы никогда с проблемой нехватки мест не сталкивался. И покрышки подходящей не находится. И это печально.

В конце концов благодаря Надежде мы знакомимся с Александром Тарасовым: «Он вам поможет».

Пейзажист

С Александром Максимовичем, коренным пинежанином из Карпогор (это оказалось важно), мы познакомились на базе МЧС. Здесь он, 64-летний пенсионер, подрабатывает ночным сторожем. Сухощавый, с густыми, как у Никиты Михалкова, усами, но без бороды. Как я заметил, теперь на Пинеге у мужиков прежняя мода вернулась – усы носить.

Я поведал ему о нашей беде, и он тут же сделал несколько звонков и резюмировал: «Скоро перезвонят. Подождём».

Александр работал водителем, электромонтёром, а теперь более известен в районе как краевед. Это, конечно, не могло нас не заинтересовать. В 2022–2023 годах он издавал здесь ежемесячный краеведческий журнал «Родное Пинежье» тиражом 999 экземпляров (это чтоб не мучиться с официальной регистрацией). Да не простой: на плотной мелованной бумаге, с цветными фотографиями – любо-дорого посмотреть. Дело неслыханное на Пинеге – на это он выиграл грант Президента России.

– Вообще-то, грант мы выиграли благодаря отцу Иосифу из Веркольского монастыря. И то с третьей попытки только. В третий-то раз я уже и не хотел подавать документы, но дочь Ольга настояла.

И в каких же муках первый журнал рождался – не передать! С типографией договорились уже, и вдруг они спрашивают: «А кто верстать будет?» Пришлось мне научиться. У дочери ещё ребёнок в это время заболел, повезли в больницу, пришлось нам работать дистанционно. Сделаю вроде красиво, а Ольге не нравится. То не так, сё не эдак. «Переделывай!» – говорит. Тексты она сама писала и школьников привлекала – задача ведь была детей приохотить к творчеству, к краеведению. Для этого мы автобусные поездки с ними по району организовывали.

– И что вы поняли? Интересны нашим детям ваши краеведческие знания? В последние годы я замечал, что мало кого из подрастающего поколения интересует окружающий мир, они полностью погружены в тик-токи и видики на своих смартфонах…

– Раньше и в самом деле отторжение было, а сейчас, мне кажется, ребятишки к этому стали тянуться. Сужу по тем, кого мы по району возили – разные дети из разных деревень. Когда учительница стала им рассказывать в автобусе как экскурсовод, они в окна уставились – было видно, что им это не надо. Тогда я постарался говорить коротко и самое существо. И не навязывать информацию, потому что тогда идёт отторжение. Рассказывал им, например, что поблизости от Усть-Почи когда-то упала часть ракеты и взрыв слышали километров за сорок, образовалась воронка и все деревья срезало в радиусе ста метров. Они сразу заинтересовались: глаза загорелись, готовы бежать туда, искать эту воронку.

Или вот приехали в заброшенную деревню Кучкас. Заходим в оставленные дома, смотрим брошенные хозяевами предметы быта. Нашли горшочек с дырочками, стали гадать: что это, лейка? А оказалось, самодельная кадильница. Об этом мы узнали уже в Народном музее Нюхчи. Там детям разрешили всё потрогать, даже примерить старинную одежду. Они очень заинтересовались, ещё просились поехать куда-нибудь.

– То есть у вас нет чувства понапрасну затраченных усилий?

– Нет, потому что стоило всем этим заняться даже ради одной талантливой девочки из группы, которая теперь пишет статьи в газеты на темы краеведения. Я детей и к фотосъёмке привлекал, свой фотоаппарат им давал. Правда, отворачивался, чтоб не видеть, как они с ним обращаются, чтоб не расстраиваться. Камера-то дорогая, сложная. Они снимали как умели, но ничего не сломали, аккуратно обращались.

– А вы давно фотоделом занимаетесь?

– С пятого класса фотографировал. Сначала у меня был замечательный аппарат «Смена-8М», потом «Чайка», «Киев»…

Как же эти названия ласкают слух старшему советскому поколению, к которому принадлежим мы с Александром, и как мало они говорят нынешней молодёжи! Возможно ли словами объяснить радость от просмотра только что проявленной в бачке плёнки, как выразить сладость предвкушения при проявке изображения в ванночке, как передать нежный хруст обрубаемой резаком фотобумаги… Эх!

– В фотографии я не портретист, люблю природу снимать. Как-то сделал хорошее, на мой взгляд, фото женщины с двумя колясками: встревоженная, она стояла в ожидании на улице. Выложил снимок в сеть, а она мне потом нагоняй дала. Нет, решил, людей снимать больше не хочу, не буду.

Свой первый фотоальбом о Пинежье я на свои средства выпустил как раз с фотографиями природы и деревень на берегах реки. И вдруг пишет мне один мужичок из Верхней Тоймы: а что же ты про Верхнюю-то Пинегу забыл! И в самом деле… И так мне стало неудобно, что я решил: надо всю реку пройти, с верховьев до устья. Собрался и поехал в верховья, чтоб начать сплав. Пинега берёт начало от слияния двух речек – Чёрная и Белая. От устья это место в 779 километрах. Но вначале река узкая. Меня предупредили, что там заломы и, чтоб проплыть, придётся пропиливать себе путь. Поэтому я начал сплав не с самого слияния, а чуть ниже. Там берега покатые, заросли деревьями, ивняк по берегам. Дальше по берегам идёт мергель, красный, как поверхность Марса. Потом начинаются белые меловые берега, ракушечник. И дальше опять мергель. На тораменских берегах скалы уходят в воду отвесно на многометровую глубину – так наша река проточила себе русло. Ближе к посёлку Пинега уже карст идёт, пещеры очень интересные… Река-красавица, могу говорить о ней долго. И вот так 720 километров по реке я проплыл через три района: Верхнетоемский, наш и Холмогорский, – до самого впадения Пинеги в Северную Двину. Не за один раз, конечно. Был вместе с рыбаком, он мне: «Закидывай удочку!» Но у меня другая «рыбалка» – берега запечатлеть на фото. А сколько у нас по берегам всего! Сколько монастырей…

Вот, кстати, интересный случай. Я собирал информацию для журнала и зашёл к Александру Афанасьевичу Денисову – он в заброшенном Ламбасском монастыре сделал крест.

– Не он ли и в Чаколе крест ставил?

– Именно он. Так вот, Денисов рассказал, что, когда был маленьким, с дедом они пошли на рыбалку. Земляники много на лугу, он собрал её и решил угостить деда. Но тот сказал: «Нет, Саша, положи ягоды – тут солдат похоронен, во время Гражданской войны он погиб». Случай этот мальчик прочно забыл. А спустя годы, когда Денисов был уже управляющим совхоза, стоявшая рядом с могилой сосна высохла и рухнула. И из неё выпал Георгиевский крест. Он каким-то образом врос в дерево, которое стояло возле могилы. Тут-то он вспомнил рассказ деда, что в этом месте захоронен солдат.

Если о Гражданской войне, то есть у нас такая деревня – Усть-Поча, ныне уже почти запустевшая. Там были использованы химические снаряды с удушающими газами. В 1919-м в её окрестностях развернулось настоящее сражение между красными и белыми и деревня была полностью разрушена. Рассказывали про охотника уже в наши дни, который наткнулся в лесу на схрон, где были трёхлинейки в смазке. Но это место показывать он отказался…

«Добренько»

Александр готов был и дальше рассказывать всякие истории, но тут у него зазвонил телефон. «Да, Дима…» – «Дядя Саша, ну, я нашёл одну, должна подойти. Правда, она лысая…»

Я понял, что разговор идёт о покрышке, которая нам нужна.

«Ничего, – ответил Александр в трубку, – главное, чтоб она была целая. Людям она нужна, чтоб только до Сыктывкара добраться». «Да вроде должна докатиться». – «Вот и отлично. Завтра утром определимся, а то тут мне ещё Лёша обещал поискать. Так что подождём». «Добренько», – донеслось из трубки.

Пока шёл разговор, я отчаянно жестикулировал, дескать, годится любая целая шина, мы согласные, но, отключив связь, Александр авторитетно заявил:

– Будем считать, что одна покрышка уже есть. Но может, что получше найдётся.

Вот те на! Не было ни гроша, да вдруг алтын. Такая забота пинежцев меня искренне тронула, и я радостно воскликнул: «Живём!»

Александр улыбнулся и стал заваривать как раз вскипевший к этому времени чайник.

– На чём мы остановились-то? – спросил он.

– Вы говорили о путешествиях по реке, – напомнил Михаил.

– Есть у меня ещё желание из Благоево по Вашке проплыть. Это в Коми. Пока хотя бы до Лешуконского, но хотелось бы до устья Мезени. Только боюсь, в Мезень пограничники не пропустят.

– Да какие там погранцы в Мезени, нет их там! – заявил я уверенно. – Бывали мы там. Погранзона только в пяти километрах от морского побережья, да и то…

Но мысленно я усомнился: со времени нашей экспедиции туда прошло уже 12 лет (Господи, как время летит!) – а вдруг с тех пор они там появились? Государство наше быстро обюрокрачивается, число чиновников и службистов стремительно растёт…

– А сплавляемся мы обычно на резиновой лодке с мотором. Ночуем прямо в лодке: встаём на якорь посреди реки, укладываемся спать на подстилку из поролона, которую я с собой беру: удобно! – комаров нет, и зверь не побеспокоит.

– А что, приходилось со зверем встречаться? – уточняет Михаил, и все мы понимаем, какого зверя он имеет в виду.

– Так-то нет, не беспокоили. Но всё равно в палатке на берегу об этом мысли будут: прислушиваешься сквозь сон, на всякий хруст реагируешь – не заснёшь нормально. Помню, поехал я как-то один на рыбалку на реку Юлу. Места там глухие, от деревень уже одни развалины остались. Вижу след, лось прошёл. А за ним на синей глине отпечатался свежий след медведя. Присмотрелся – да это не медведь, а росомаха! Что-то не по себе мне стало – одному с этим зверем не справиться.

– Верно, злой зверь, – поддакиваю я. – Охотники говорят, медведь крупнее, а человека старается обойти, росомаха же запросто наброситься может.

– Но в тот раз такое продолжение было. Вдруг лось на меня выходит, фыркает. Думаю: «Надо его сфотографировать!» Сделал снимок. А он уже рычит. Потом мне объяснили: у него же гон начался! Вот от кого исходила реальная опасность, забодать насмерть мог. А я тогда не знал этого. Пошёл дальше и за поворотом наткнулся на волчицу с волчатами. Совсем мне стрёмно стало. Но обошлось. А так-то, когда по лесу иду, песни пою – чтоб неожиданных встреч не было.

– Петь-то всё время замучаешься, – замечаю, – проще на шею валдайский колокольчик повесить…

– …или ботало, как у коровы, – смеётся Александр.

Мы пьём чай с печеньем, говорим о том о сём, и из его рассказов запомнился мне один:

– Как-то у нас тут выступал москвич на образовательном семинаре. Сказал: здесь же у вас пустота. Меня эти его слова цапанули, не понравились. Но решил, что смолчу. А тут меня поднимают, просят высказаться. Ну меня и понесло. «Пустота – это у вас в Москве, – говорю. – А у нас тут простор! Куда хочешь пойди – ни в кого не упрёшься. А у вас повернулся – кого-то задел».

Точно заметил Александр: особенную, головокружительную пустоту человек ощущает именно в толпе. А простор душевный глубже всего чувствуешь в глухой тайге или в голой степи, когда ты один с природой и с Богом. С этим, кажется, согласилась и дочь Александра Тарасова, Ольга: пожив в Москве, покрутясь там на двух работах, она вернулась на родную Пинегу. И вторая дочь, жившая в Северодвинске, тоже вернулась.

Путешествие по карте

– А где вы остановились на ночь? – вдруг спросил Александр.

– Пока нигде, но собираемся в гостиницу, – соврал я, уже зная, что мест там нет. Подумал: «Сейчас по доброте душевной пригласит ночевать, нехорошо обременять человека. А мы как-нибудь переночуем, хотя бы и в машине».

– А зачем вам гостиница?! – удивился Александр. – У меня квартира пустует – поезжайте туда. Ведь я ночью тут буду дежурить…

Долго мы отнекивались, но гостеприимный хозяин настоял на своём. Решили, что переночуем у него.

Допивая чай за столом, раскрываем карту и смотрим дальнейший наш путь, просим комментариев краеведа: что где интересное нам может повстречаться, куда стоит заехать. В Ваймуше советует встретиться с Ниной Нетёсовой:

– Она много чего вам порасскажет! Можете заехать в Айнову. Там есть крест с иконой Сергия Малопинежского. Это я его установил, но этого, правда, никто не знает…

– А почему вы и почему именно там?

– Так у меня там дом. Дочка там же дом купила. Когда-то я хотел там часовню поставить, но население бездеятельным оказалось. Я потоптался-потоптался и решил пока крест поставить с иконкой. Святой Сергий наш земляк, из Кевролы, а мои корни оттуда же тянутся, так что он, может быть, даже мне родственником приходится.

Дальше вам встретится Шардонемь. Там замечательная библиотека и очень ответственная и общительная библиотекарь. За рекой – если удастся на тот берег переправиться – Едома. Там колокольня наклонилась, как Пизанская башня. Есть интересная легенда. Напротив Едомы на другом берегу Пинеги находится деревня Церкова. Однажды в Церкове мужики решили построить храм. Сплавили брёвна для неё, а едомские мужики за ночь перетащили все брёвна на свою сторону. Ну раз так, то на Едоме и стали ставить церковь. А название Церкова осталось как издёвка – церкви в ней так и не было никогда.

Дальше Лосево. Там было ракетчики обосновались в советские годы. Но, рассказывают, в одну ночь все военные снялись и ушли. Якобы нашёлся предатель, который выдал на Западе секретное расположение объектов. Ангары и боксы не достроили, есть даже две затопленные шахты.

– Сколько всего вы перечислили! Однако вряд ли в большинство этих селений успеем заехать…

– Но в Явзоре обязательно побывайте. Это, как по мне, так самая красивая деревня на Пинежье. Прямо на отворотке к ней храм, недавно построен. Слева стоит новый дом семьи учительницы, переехавшей из Северодвинска. Из Сибири откуда-то выписала бочку льняного масла, чтоб промазать дом от гниения. На крыше дома поставила коня. Ну то есть охлупень, – уточняет Александр, полагая, что конь на крыше может нас озадачить. – Пять тысяч заплатила, чтоб нашли в лесу подходящий корень, ещё пять тысяч, чтоб его сделали и поставили.

Дальше деревушка Каскомень – в ней света нет и постоянно никто не живёт. Редкая деревня, где дома окнами на реку стоят в один ряд. В 1970-х её признали неперспективной и всех из неё переселили. А ведь Каскомени нынче ровно 400 лет. Пять лет назад потомки выходцев из неё поставили там большой крест на месте часовни Николая Чудотворца…

Окончательный шиномонтаж

…Наутро мы созвонились с Александром Тарасовым. Выяснили, что в Карпогорах у Алексея, о котором по телефону упоминалось в качестве запасного варианта, нашлась подходящая покрышка. Поехали туда.

Когда снял колесо, увидел на дисках изнутри толстый слой затвердевшего песка с глиной. По дороге, пока ехали из Коми, намотало. Долго отколупывал все колёса по очереди. Алексей пояснил, что это пыль от красной глины, какую мы видели на щельях по берегам реки, – выбиваемая машинами на грунтовке, она липнет к дискам.

– У нас в районе поэтому балансировать колёса бесполезно, а покрышки – расходный материал…

– А я заметил, что по Карпогорам машины ездят подчёркнуто чистые, – говорю.

Алексей усмехнулся и начал менять покрышку.

Когда всё было сделано, я спросил:

– Сколько с меня?

– Полторы.

Уточняю:

– Точно полторы?

– А что, дорого?..

На самом деле одна только шина стоит намного дороже. А ведь кроме того работа: разбортовка, установка и та самая балансировка, которая «бесполезна». Таков ещё один маленький штрих в подтверждение того, что на Пинеге живут особенные люди.

(Продолжение следует)

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска