Чтецу Николаю Николаевичу Беляеву

Шёл судьбоносный для страны 1988 год. Кругом дефицит товаров и огромные очереди за всем. Но жить интересно, азартно. Везде было столько всего нового: зарубежные фильмы и невиданный заграничный ширпотреб, распечатанная на машинке под копирку потаённая литература и самые экзотические комплексы оздоровления. Ко всему хотелось приобщиться и везде успеть. Это было постоянно держащее в тонусе состояние охотника, преследующего свою добычу, будь то очередная брошюра, иностранный фильм или дефицитный продукт.

Меня зовут Николай Друнин. В те годы я работал в одном провинциальном научно-исследовательском институте, занимавшемся проблемами деревообработки. Дело моё было связано с электронными вычислительными машинами, которые оккупировали целую комнату в пол-этажа, расположившуюся в здании бывшего огромного сахарного завода промышленника Брандта. Назывался этот зверь ЕС-100-3 и состоял из десятков шкафов. Чтобы отличать его от персональных вычислительных машин, уже тогда бытовавших в Союзе, мы с любовью именовали эту систему «гробами». Работа увлекала ещё и тем, что требовала частых командировок, которые, как известно, были в советские годы самым популярным способом посмотреть мир. Так я неоднократно побывал в Казани, в Москве, в Ленинграде и объездил всю родную область вдоль и поперёк.

Вот и в этот раз выпал нашему отделу черёд ехать в Ленинград на учёбу – повышать квалификацию. Задолго до поездки я наметил план посещения музеев и достопримечательностей Северной столицы. Жена составила список покупок – предстояло изрядно побегать по магазинам. Отправлялись мы в путь дружным коллективом из четырёх человек. Со мной в одном купе ехали техники Владимир Логинов и Денис Войтин, а руководил нашей группой инженер Дмитрий Иванович Смирнов. Перед путешествием на поезде я настроился на романтический лад, представляя себе убаюкивающее покачивание под монотонный стук колёс, клацающие в ночи ложки в стаканах с легендарными подстаканниками. И вот за окном поплыли станции и полустанки, бескрайние леса и поля, реки и мосты, деревушки… «Как там люди живут? – думал я. – Наверное, хорошо…»

Но ведь ещё Грибоедов, кажется, написал: «Хорошо там, где нас нет». Люди всегда думают, что где-то там, за горизонтом, живут гораздо лучше. Только от себя же не убежишь… Лишь с годами приходит понимание, что везде люди живут как все – трудно. Но в путешествии на поезде можно позволить себе роскошь не утомляться и такими мыслями. Можно просто ни о чём не думать. В этом счастье. В этом абсолютный покой.

Мои размышления прервал расположившийся на полке напротив Владимир, который всё это время что-то взволнованно рассказывал. Оказалось, что говорит он о восточных единоборствах, которыми увлекался, собирая всевозможные вырезки по этой теме и отыскивая самиздат. В этот раз он упоённо повествовал об Талгате Нигматулине, которого называли Брюсом Ли Советского Союза. Актёр и спортсмен, по словам Логинова, якобы служил срочную службу в нашем городе при Доме офицеров. Свой рассказ Владимир часто прерывал, показывая приёмы борьбы, продемонстрированные актёром в фильме «Пираты ХХ века». Вскоре пассажиры купе изрядно утомились от монолога своего спутника. Чтобы как-то сменить тему, Дмитрий Иванович предложил поужинать. Мы выложили на стол собранные жёнами яства. Как же замечательно есть в поезде!

После ужина наш руководитель стал показывать изумительные фокусы с верёвкой, которая то рвалась, то вдруг оказывалась целой. «Вот, говорят, электроника, техника в фокусах, – горячился Смирнов. – А я утверждаю, что всё это чушь, налёт времени – вся техника в руках. Руки и только руки! Вот, посмотрите, что можно сделать одними руками. Берём в левую руку три отрезка верёвки…» И он показал три куска бечёвки: «Одну мы перекидываем через плечо, а оставшиеся связываем двойным узлом и наматываем на правую руку. Потом произносим волшебное слово “абракадабра” и разматываем верёвку. И вуаля! – верёвка оказывается целой, а узел, соединявший два отрезка, обратите внимание, бесследно исчезает».

Оказалось, Дмитрий Иванович всерьёз занимался фокусами, для чего даже выписывал журнал «Юный техник», хотя детей у него не было, – там в каждом выпуске, на последней странице, раскрывался секрет какого-нибудь иллюзионного номера.

Пришло время и мне блеснуть какими-то талантами. Но их-то, по-моему, не было. Я, конечно, интересовался многим, но глубоко в какую-то тему не погружался. Тогда я стал вспоминать, что читал последний раз. Это оказались газеты и журналы, которые мы в семье, следуя моде, выписывали великое множество: и для себя, и для нашего сына Саши. Удивительно, что я всё успевал прочитывать – от «Известий» и «Огонька» до «Мурзилки». Вот моё настоящее увлечение! Я – любитель прессы.

Стал я вспоминать: «Что же такое острое я читал последним?» И вспомнил почему-то репортажи о праздновании 1000-летия Крещения Руси, которое широко освещалось тогда в периодике. Рассказ свой я начал издалека: о том, что наша Родина приняла православие в 988 году и связано это с именем князя Владимира, которого учёные называют великим, верующие – святым, а народ дал прозвище Красное Солнышко. Я подчёркнуто торжественно поздравил Логинова с таким тёзкой, на что он, смутившись, сказал, что собирает всевозможные предметы с именем Владимир. В основном, как оказалось, это сувениры из одноимённого города. После чего я рассказал о знаменательной встрече Генерального секретаря КПСС Михаила Сергеевича Горбачёва с Патриархом Пименом (Извековым) в Екатерининском зале Кремля, официально посвящённой «1000-летию введения христианства на Руси». Тут я заметил, что моя «политинформация» начала вводить в ступор спутников.

– К чему ты об этом? – зевая, спросил Денис.

Но я продолжил. Как сказано в одной из книг, «Остапа несло». В конце концов я стал декламировать как диктор программы «Время»: «Михаил Сергеевич назвал это событие знаменательной вехой на многовековом пути развития отечественной истории, культуры и русской государственности. Горбачёв отметил, что благодаря начатой перестройке открылись новые возможности для активного участия религиозных деятелей в жизни советского общества…»

Тут встрепенулся Владимир:

– А по мне, так вся эта религиозная дребедень для бабушек, доживающих свой век.

Вмешался и Дмитрий Иванович:

– Я, конечно, понимаю роль христианства в становлении нашего государства, но переоценивать это влияние не следует. Товарищи, мы живём в двадцатом столетии и обладаем всем необходимым, чтобы смело исследовать этот мир. И мы не нуждаемся в теориях о каком-то там Боге, ибо мы прочно стоим на позициях научного атеизма!

Было чувство, что руководитель группы немного испуган, раз повторял слова из какой-то методички или институтского курса атеизма. Денис тоже вставил свою реплику:

– Нет, Коля, ты пойми вещь! Если ты серьёзно, то перестань!

Рис. Елены Григорян

А Дмитрий Иванович продолжал:

– Необходимо наращивать активность формирования атеистического общественного мнения, развёртывая воспитательную работу с верующими. И как бы с вами, Николай, не пришлось проводить такую работу!

Признаться, я немного испугался тона начальника, вызванного моими словами. Да я и сам в те времена думал примерно как он. Что меня дёрнуло тогда заговорить о Крещении Руси? Этак ещё и неприятности на службе могут выйти. Но другой голос во мне, следуя, вероятно, привычке отстаивать мнение, прямо противоположное мнению собеседников, заставлял меня держаться занятой позиции. Я решился продолжить:

– Вот вы, Дмитрий Иванович, согласились с ролью христианства в становлении Руси. И это верно! Нам как воздух необходима историческая память. В этом году в честь праздника святыми объявили Димитрия Донского и Андрея Рублёва. Уж их-то роль в жизни нашего государства умалить вы не можете! И Тысячелетие даже, между прочим, отмечали в Большом театре, где председательствовал сам глава Совета министров СССР. Всё это показывали по телевидению, а значит, государство признаёт роль христианства в нашей стране.

После чего я поздравил Дмитрия Ивановича с тем, что он носит имя святого князя-воина, торжественно пожав ему руку. Но в глазах начальника не промелькнуло чувства гордости за великого предка. Тогда я выдал всё, что помнил из школьной программы и курса истории, который мы проходили в лесотехническом техникуме, попутно приписав Димитрию Донскому стояние на реке Угре. Этим, как мне казалось, я подчеркнул значение князя в русской истории. Глубоко вдохнув и выдохнув, Смирнов сказал:

– Ты путаешь, Николай! Это значение не для нашего советского государства, а для дореволюционной Руси, ходившей в лаптях и поклонявшейся деревянным болванам. С такой точки зрения христианизация, бесспорно, прогресс. Но сейчас, когда мы смело бороздим просторы космоса и познаём последние тайны человека, все эти религиозные бредни естественным образом отпали.

Я продолжал спорить и привёл вычитанный из «Огонька» пример, как священники и верующие собирали деньги для Красной Армии во время войны. Смирнов слушал насупившись.

– Так, может, тебе, Николай, самому ринуться в попы? А? Каково? – усмехнулся Денис, залезая спать на свою вторую полку.

Только тут я заметил, что ужин наш давно закончился, а на часах уже за полночь. Погасив свет, все улеглись. Наутро коллеги не вспоминали давешний разговор. Меня же что-то скребло изнутри.

В Ленинграде в свободное от ненапряжённой учёбы время мы посетили концерт группы «Ария», сходили в Эрмитаж и Кунсткамеру, а также, следуя бытовавшей в ту пору моде, посмотрели рок-оперу «Юнона и Авось». Там же мне удалось приобрести двойной альбом с этим произведением, чтобы и моя жена могла насладиться перипетиями судьбы русского исследователя Николая Резанова.

Вернувшись в родной город, я первое время мысленно, что называется, про себя, продолжал разговор с коллегами в купе о роли христианства в истории нашего государства, пытаясь как можно утончённее убедить их в своей правоте. И в самом деле, наверно, я отношусь к той группе людей, для которой противоположное мнение является настоящим вызовом, возможностью расширить свои границы в познании. И ещё интуиция мне подсказывала, что Дмитрий Иванович вовсе так не думает, а говорит он исходя из понимаемого им образа советского руководителя, усвоенного когда-то в институте. Владимир всю беседу отмалчивался, лишь немного поддержав меня в вопросе значения личности князя Владимира – его тёзки. Денис же вовсе оказался человеком поверхностным – этот разговор был весьма далёк от круга его интересов.

Первое время я опасался, что Смирнов или кто-то из сослуживцев нажалуется на меня руководству – тогда мне предстояло бы тяжёлое разбирательство в начальственных кабинетах нашего НИИ. Конечно, я не был членом партии, но если бы наш разговор в поезде дошёл до месткома, то жёсткой проработки мне было бы не избежать. Внутренне я к этому готовился, проговаривая свои ответы на возможные каверзные вопросы. Даже записался в областную библиотеку, выписал ещё больше газет и журналов и более внимательно стал смотреть телевизор. Но всё было спокойно, никто никуда меня не вызывал, а сам я… увлёкся чтением – мне стало интересно познавать таинственный мир православия.

Однажды мне удалось приобрести у соседа по коммуналке, работавшего на телефонной станции и имевшего возможность исследовать чердаки старых домов на предмет старинных вещей, дореволюционное Евангелие. Книга была подписана в дар за отличную учёбу выпускнику духовного училища. В ней не хватало пары первых страниц, но даже в таком виде издание меня очень обрадовало. Читал я его как обычную книгу, но вдумчиво, делая частые пометки на полях.

В один из выходных дней я решил пойти в храм, которых в нашем городе действовало только два, и оба были кладбищенские. Там я приобщился к миру церковного пения и богослужения. Хотя ничего толком и не понял, всё происходившее в церкви захватило мой дух. С тех пор почти каждое воскресенье я ходил по очереди то в один храм, то в другой. В поездках я тоже первым делом искал храм и изучал достопримечательности, связанные с православием. Так прошло пару лет. Я и не заметил, как в моём сердце поселилась настоящая вера, которая, по утверждению кого-то из святых отцов, есть свободное убеждение души в том, что возвещается от Бога. С тех пор мой ум непрестанно пребывал в Божественных словах, устремляя сердце к Богу. В православии говорят, что вера – от слышания, которое, в свою очередь, исходит от слова Божия. Моя же вера, получается, происходила своими корнями от газеты с репортажем о праздновании 1000-летия Крещения Руси.

Через некоторое время меня приметил священник одного из храмов и пригласил помогать в алтаре. Со временем, научившись читать по-церковнославянски, я стал помогать на клиросе, хотя петь так и не научился – наверное, из-за отсутствия музыкального слуха. Однажды батюшка предложил: «А не пора ли тебе, Николай, поступить в семинарию?» Посоветовавшись с супругой, которая к тому времени стала верным моим единомышленником, я ушёл с работы и решил подавать документы в церковное учебное заведение в Ленинграде. Немного тосковал по прежнему своему месту работы, ну да впереди меня ждал огромный мир.

Во время подачи документов в семинарию выяснилось, что у меня нет свидетельства о крещении. Родители на мой вопрос, где может храниться бумага о крещении, чуть не убили меня своим ответом. Оказалось, что я вовсе не крещён! Расстроившись, обратился я со своей бедой к отцу Александру, который только посмеялся, вспомнив повесть Лескова «Некрещёный поп». «Невероятное событие! Легендарный случай! – долго повторял батюшка, хохоча до слёз. – А мы-то тебя чуть в диаконы не произвели!» В следующую субботу в присутствии всей моей семьи я принял Таинство крещения. «Русь крестилась 1000 лет назад, а моё время только пришло», – думал я после своего рождения от воды и Духа. Я поступил в семинарию на сектор заочного обучения и работал теперь в храме пономарём, чтецом, дворником и истопником. Об оставлении своего НИИ уже не печалился, а пока учился в семинарии, институт и вовсе закрылся, оказавшись ненужным грузом в бюджете новой России. Хотя нет, всё-таки мне было немного жаль – науку и технологии мы, так или иначе, двигали.

Ныне я в сане священника восстанавливаю один из храмов в своём городе, параллельно собирая под его крыло прихожан. Недавно открыл воскресную школу, памятуя евангельские слова: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное».

За каждой службой я стараюсь поминать бывших коллег. Дмитрий Иванович стал предпринимателем средней руки в строительной сфере – возводит теперь деревянные дома. Он превратился в доброго друга нашего прихода, соорудил нам подворье в одной из деревень в паре часов пути от города. Хозяйство небольшое, но во главе его – храм в честь святого благоверного князя Димитрия Донского. Есть там ещё дом, баня, погреб, колодец, несколько полей под овощи. При этом бывший мой начальник так в полной мере и не воцерковился, хватая всё как-то по верхам. И хотя своего святого небесного покровителя он и почитает сугубо, но так ни разу и не причастился, даже в день его памяти. В круговороте своих дел Дмитрий Иванович как-то резко и сильно состарился, одолеваемый кучей разных болезней. Он часто любит повторять: «Вот, отец Николай, это я тебе предрёк, что в попы пойдёшь. Значит, есть у меня этот, как его, пророческий дар!»

Денис занялся торговлей и набрал на свои коммерческие проекты огромных долгов то ли в банках, то ли у бандитов. К сожалению, он так и не смог вернуть все деньги и повесился. По крайней мере, так утверждают официальные органы, хотя я не верю: не такой человек Денис – ему явно помогли уйти из жизни. Приходится молиться за него дома, так как Церковь не благословляет храмовое поминовение самоубийц.

Владимир частенько появляется в нашем храме, став настоящим верным христианином. Он венчался со своей женой у нас, а примерно год назад серьёзно увлёкся колокольным звоном. Теперь мы регулярно видим его на колокольне – без его звона не обходится ни одна служба.

Вот так судьба раскидала добрых друзей и былых коллег.

Я и представить не мог себе такую судьбу. Говорят же, что слово «судьба» происходит от выражения «суд Божий». То есть всё, что с нами происходит, совершается не без воли Божией. Это очень верно. Господь промышляет обо всех нас, готовя каждому свой, особый путь.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска