Между древним и насущным
Максим ТРЕТЬЯКОВ:
Размышления о богослужении в древности
Уже давно я задавался вопросом: почему на литургии два входа – малый и великий? Почему на этих входах никто из церковного народа, кроме батюшек, никуда не входит? Батюшки выходят из алтаря и входят назад, как бы обозначая эти входы. И если есть входы, то должны быть и выходы? Если выход – это отпуст, то это только один выход. А где ещё второй?
Эти и некоторые другие вопросы долго оставались без ответа. Однако кое-что стало проясняться после моей поездки в Каппадокию.
В одной из древних церквей времён Василия Великого, высеченных в туфе, я увидел нечто, поразившее меня. В этой небольшой церкви было два помещения: основная часть и крохотный алтарь. Так как эта церковь недействующая, то она должна была быть пустой, как и все недействующие церкви в Турции. Алтарь, конечно же, был пустым, но основная часть не была пустой – там располагались скамья и стол, вырезанные прямо из туфа пятнадцать веков назад, а посреди стола было углубление для котла. Получается, основная часть церкви использовалась для общей трапезы.
И тут сразу вспомнилось, что церковные службы называются обедня и вечеря, то есть ужин. В древности не было такого понятия, как завтрак, не было холодильников и микроволновок. Чтобы приготовить еду, нужно было растопить печь – на приготовление еды уходили часы. Чтобы приготовить еду к утру, хозяйке нужно было встать ночью. Поэтому в древности был только обед и ужин. И христиане собирались на обед и ужин (вечерю) в церковь, чтобы вместе помолиться и вместе потрапезничать. Тут нужно вспомнить и трапезные храмы в древних русских монастырях. Традиции древних христиан сохранялись в русских монастырях до раскола.
Да, в древности в церковь люди собирались не только на молитву, но и на трапезу. А так как в те времена не было часов, о том, что пора собираться, народ оповещался колокольным звоном. Но не все могли прийти сразу. Нужно было закончить работу и переодеться. Поэтому пришедшие первыми ждали остальных. В южных странах ждали на улице, на севере – в притворе. Чтобы не стоять без дела, пришедшие пели псалмы – сейчас их называют антифонами.
Когда весь народ собирался, все вместе входили в церковь, в её основную часть (трапезную). Это и был малый вход. В церкви народ молился и слушал чтение Писания.
А что же великий вход? Ответ на этот вопрос пришёл мне, когда я узнал про древнюю литургию Иакова, брата Господня. Сейчас эту литургию служат один раз в году в Греции и в некоторых храмах в России. На этой литургии миряне причащаются не со лжицы, а по отдельности Плотью и Кровью – так же, как священники в алтаре. Тогда я понял, что в древности христиане тоже причащались в алтаре. То есть великий вход – это вход причащающихся в алтарь.
Кроме того, когда я читал «Книгу правил», то обратил внимание, что в древних правилах слово «алтарь» имело другой смысл, чем сейчас. Я заметил, что до пятого века алтарём назывался сам Престол (на Карфагенском Соборе). А во времена Трулльского Собора (691 г.) алтарём уже называли помещение, где располагался Престол. Тогда же появляются правила, запрещающие мирянам входить в алтарь, а также запрещающие трапезы в храмах. Кроме того, из правил исчезают понятия «припадающие» и «слушающие». В древних же правилах им уделяется много внимания.
Кто же такие припадающие и слушающие? В древности, когда христианин совершал тяжёлый грех, его отлучали от причастия на определённое время. Причём это время состояло из трёх периодов. В первый период отлучённый находился в чине оглашаемых, во второй период – в припадающих, а в третий период – в чине слушающих. И только потом, после многих лет, он мог снова стать полноценным членом Церкви – верным. Чин оглашаемых оставался в Церкви достаточно долго, а вот припадающие и слушающие давным-давно исчезли.
По «Книге правил», припадающие должны были оставаться в церкви, когда оглашаемые уходили. После этого были молитвы припадания, на которых верные делали земной поклон. Сейчас это молитвы верных. Но затем никаких возгласов об уходе припадающих нет. По-видимому, припадающие оставались в церкви, но не заходили в алтарь для причащения. Слушающие же со всеми вместе заходили в алтарь, но не причащались. После причастия верных, в отличие от оглашаемых, припадающие и слушающие участвовали в общей трапезе.
А как же женщины? Ведь женщинам в дни очищения категорически запрещено входить в алтарь. Вот именно поэтому и возник запрет на причастие женщинам в дни очищения. Становится также понятным, почему книга «Постановления святых апостолов» говорит, что в такие дни женщины должны причащаться дома. В древности, если христиане не могли прийти в храм, они причащались дома Запасными Дарами.
Что же касается выходов, то, если внимательно присмотреться к литургии, можно увидеть, что выходов тоже два. Первый выход – это когда священник выходит из алтаря с возгласом «С миром изыдем» и произносит заамвонную молитву. В древности в этот момент народ выходил из алтаря и приступал к трапезе. Чтобы за трапезой не было разговоров, читалась Псалтырь. Сейчас об этом напоминает чтение 33 псалма. После трапезы произносился отпуст и народ покидал церковь. Это второй выход.
Итак, по моему наблюдению, древняя литургия происходила так: народ созывался на службу колокольным звоном; пришедшие раньше пели псалмы у входа в церковь, а когда собирались все, происходил малый вход и дальше шла литургия оглашаемых; после оглашаемые уходили и совершалась молитва припадания, затем верные заходили в алтарь для причащения, а припадающие оставались в трапезной части церкви – это был великий вход; в алтаре верные причащались, а слушающие только присутствовали, после причастия все выходили из алтаря на трапезу (выход на заамвонную молитву); во время трапезы читались псалмы, а после трапезы был отпуст и выход народа из церкви.
Данные размышления не являются научными изысканиями, а просто мои наблюдения и мысли.
Протоиерей Константин КОСТРОМИН:
Церковная полнота. Архаика и непреходящее
Прокомментировать изыскания нашего читателя мы попросили секретаря Учёного совета Санкт-Петербургской духовной академии, кандидата исторических наук и богословия, а также главного редактора «Палеоросия. Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях» протоиерея Константина КОСТРОМИНА.
– Отец Константин, насколько эти степени покаяния, деление на припадающих и слушающих, актуальны в наши дни?
– Это практика древней Церкви, я же занимаюсь больше историей Древней Руси – и в ту эпоху таких понятий не было. Покаяние и оглашение уже тогда приобрели иные формы, что уж говорить о сегодняшнем дне.
– Может, я ошибаюсь, но об оглашении у нас говорят больше, чем о практиках покаяния, какие епитимьи накладывать. Так ли это?
– В Церкви оглашение всегда было одним из ключевых моментов, поскольку Церковь живёт миссией, благовестием. Но тут надо различать благовестие как таковое и конкретную практику оглашения перед крещением. На Руси такая практика исчезла примерно к концу XI века. Вообще письменное упоминание об оглашении мы можем найти в «Повести временных лет» лишь касательно крещения святой княгини Ольги (там оно не названо, но описано) и святого равноапостольного князя Владимира: «Епископ же корсунский с царицыными попами, огласив, крестил Владимира». Он был язычником, и крестили его, как и большинство его современников, во взрослом возрасте. Оглашение тогда играло большую роль. Но после крестили уже младенцев – и как их оглашать? Во второй половине XI века, судя по источникам, на Руси были дискуссии: можно ли крестить только в трёхлетнем возрасте или в исключительных случаях сразу после рождения? Но и для трёхлетнего оглашение невозможно.
– То есть те древние практики, когда к Церкви присоединяли взрослых язычников, сами собой отпали, потому что крестить стали с младенчества?
– Да, и при этом поручителями за веру крещаемых младенцев стали их восприемники, крёстные родители. Вот таких крёстных, которые зачастую и в церковь-то не ходят, надо оглашать. Вопрос с оглашением стал острым ещё в начале ХХ века – ввиду всеобщей секуляризации. Ну и в наше время он, конечно, никуда не делся. Сейчас этим много кто занимается, а первым, насколько помню, всерьёз за оглашение взялся отец Георгий Кочетков – его братство до сих пор активно работает в этом направлении.
– Отца Георгия критиковали за излишние нововведения…
– Его критикуют не за огласительную практику, а за ряд взглядов богословского характера. Катехизацию не он придумал, он просто её использует.
– Вы имеете в виду, что какие-то новые формы оглашения на приходах, в принципе, допустимы – такое вот катехизаторское творчество?
– Они не просто допустимы. Катехизация сегодня предписана священноначалием, есть решения Синода на этот счёт. Другое дело, что не каждый церковный приход способен организовать оглашение на серьёзном уровне. Это же непростое дело.
– И древние практики здесь не годятся? Слишком они строгие?
– Считаю правильным, что порядок оглашения сейчас не регламентирован. Всё зависит от настоятеля, духовника определённого прихода, какие там строгости практикуются. Есть батюшки, требования которых прихожане принимают с радостью. И тут ещё зависит от того, что за приход. Если он при домовом храме или в небольшом селе, где есть время духовнику пообщаться с каждым из прихожан, то там возможна особая требовательность. А в большом, соборном храме такая практика просто физически невозможна.
– Какие-то традиции из Древней Руси, наиболее нам близкие, сейчас можно было бы восстановить?
– Большая часть из них выглядит сейчас очень архаично. Но есть, на мой взгляд, такие, которые можно было бы обсуждать. Это, к примеру, установление о постных днях для готовящихся к крещению и тех, кто будет их сопровождать. В Древней Руси был целый ряд правил, касавшихся подготовки матерей к крещению их детей. Не крёстных матерей, а именно родных. Если эти правила не жёстко вводить, а сделать их способом воцерковления матерей, которые собираются крестить детей, то, мне кажется, эта практика была бы полезна.
Почему я так считаю? Исхожу из своего личного опыта – может быть, у других священников какая-то своя статистика, но в последнее время крещающихся взрослых стало намного меньше, чем лет десять-пятнадцать назад. И сегодня надо думать о том, как вместе с крещением детей воцерковлять их родителей, которые приходят, чаще всего ничего не понимая в церковной жизни.
– Ещё наш автор пишет о запрете на причастие женщинам в дни очищения. Сегодня на это мало обращают внимания?
– От конкретного прихода зависит, насколько там строго с этим. Я знаю, что некоторым священникам прям архиважна идея физиологической чистоты. Но в целом это уже отходит на второй план. Происходит как бы эмансипация, которую, мне кажется, не остановить.
– Вы сказали, что некоторые решения сейчас ложатся на плечи священников, духовников. То есть им предоставлена возможность духовного творчества. Но в каких-то определённых рамках?
– Рамки есть, конечно. То же Таинство крещения нам официально предписано совершать после определённых подготовительных бесед. И эти беседы сегодня совершаются. Но их строго никто не регламентирует. Это как раз предмет творчества. Там, конечно, есть свои подводные камни. Например, раньше бытовала церковная традиция делать разделение между огласительными и тайноводственными поучениями. В нашей широкой практике тайноводственные поучения как-то не заметны, а вот в общинах отца Георгия Кочеткова их используют. Как они это делают методологически, я не представляю.
– А в чём сложность?
– Это как бы степени посвящения. Ведь даже обычную информацию нельзя просто так вываливать на голову человека. И в школах сначала изучают арифметику и только потом алгебру. Поэтому оглашение всегда предшествовало посвящению в учение о церковных таинствах. Оглашение – это общие вопросы о вере в Бога, о сотворении мира, о Промысле Божьем в мире и так далее. То есть чтобы человек сначала понял, к чему хорошему, так сказать, он стремится – перед тем как стать частью Церкви. А о церковной мистической жизни знать человеку нецерковному ни к чему, это может быть даже в духовный вред ему.
– Мне не раз доводилось видеть, как человек, далёкий от Церкви, ещё больше отдалялся от неё, узнав о почитании православными святых мощей. Словно у него в голове что-то переклинивало.
– Несвоевременная информация может исказить понимание целого. Это относится и к пониманию полноты церковной жизни. Тем более в наше время, когда человек не живёт внутри христианской традиции, а, наоборот, раздираем псевдорелигиозными практиками или атеистическими предрассудками. У многих вообще каша в голове, эзотерика пополам с Дарвиным – вот таких оглашать надо индивидуально и последовательно.
– Есть ревнители канонов, которые отыщут в древних установлениях Церкви отдельные положения и начинают нагнетать панику: «Мы их не соблюдаем!» Как к этому относиться?
– Нашу Церковь на Западе называют ортодоксальной, поскольку мы против неуёмной модернизации, мы держимся за Предание и Писание. И верность канонам – это наше. Но мы также против законнического, буквалистского подхода ко всему. Сам Христос выступал против буквализма в вероучении. Мне кажется, ко всему нужно подходить с позиции, прежде всего, евангельской. Иисус Христос во главу угла ставит спасение человеческой души. Поэтому всё, что может этому помочь, должно быть использовано Церковью. И если ссылаться на какие-то формальные требования – то исходя из той же цели.
Условия, причины, послужившие появлению тех или иных канонов в древности, иногда ведь становятся неактуальными. Взять, например, церковное право. Сегодня среди тех, кто изучает историю церковного права, регулярно звучат слова о необходимости кодификации правового наследия, чтобы выявить в нём актуальное и обозначить то, что является в большей степени историческим. Это не реформа и даже не пересмотр законов, а наведение порядка, чтобы не было разночтений.
– И всё равно это вызовет негатив: мол, предаём завещанные правила.
– Такого ревнителя можно спросить: а вы сами все правила соблюдаете? Например, во время Херувимской стоите со скрещёнными на груди руками? По правилам, скрещивать руки, как перед причастием, следует также во время прокимна на вечерне и на литургии. И кто это делает? Таких правил, которые ревнители не соблюдают, очень много.
Историю древних церковных практик, конечно, изучать интересно и даже полезно – тому, кто более или менее знает обо всей нашей церковной полноте. Но делать поспешные выводы, что без них мы уже не та Церковь, что была раньше, совершенно неправильно. Церковь живёт, в чём-то меняясь, но не изменяя себе.
Записал Михаил СИЗОВ
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий