(Окончание. Начало в № 933)

 ВОЗВРАЩЕНИЕ ИКОН

– Вот посмотрите, замковый столп, – показывает игумен. – На Руси были распространены четырёхстолпные крестовокупольные храмы, а тут под клетью столп один. А в верхнем храме вообще столбов нет, световой барабан на стены опирается. И сколько веков он так стоит! Во время войны авиационная бомба пробила купол и не взорвалась – в куполе только дырка осталась, он не поколебался даже.

– А во имя кого освящён этот нижний храм?

– Во имя священномучеников наших Ивангородских – Александра и Димитрия, о которых я вам рассказывал.

Нарвская икона Богородицы и образ священномученика Александра Ивангородского

Но полного архиерейского освящения здесь не было, потому что надо престол капитально утверждать, а для этого надо раскапывать, искать его. Копать же мы не можем, поскольку это памятник федерального значения. А что можем? Стены побелили, провели электричество, вставили в окна рамы, дверь поставили. Иконостас установили, я его расписал, поскольку имею художественное образование. Раньше-то, при отце Николае Зайцеве, здесь было что-то вроде трапезной. Все думали, что это помещение – бывший подвал. Но я сразу увидел вот эти капители – такие украшения в подвалах не делают. И алтарь обнаружил. Он как бы из трёх частей состоит, но в древности так и было – жертвенник и престол находились в разных апсидах. Что хорошо: здесь помещения легче протопить, чем наверху, поэтому мы устроили тут зимний храм. И трапезная тоже осталась – она за перегородкой из гипсокартона.

Заглядываем туда. Под низкими сводами стол, за которым уместится полсотни человек в два приёма. Батюшка говорит, что после литургии здесь всегда трапеза, а потом воскресная школа, где родители детей тоже присутствуют, им интересно послушать.

Отец Довмонт в трапезной под галереей Успенской церкви

Поднимаемся в верхний храм. Там свечница подходит к батюшке под благословение и присоединяется к нашей экскурсии. Отец Довмонт показывает на хорос – паникадило, аутентичное древнему храму: «За одиннадцать тысяч на Украине купил, а прежде трёхрожковая советская люстра висела». Показал и встроенные в стены голосники, внутрь которых вложены камешки – так регулировали эхо.

– Акустика здесь прекрасная. Вон там, под потолком, были хоры – небольшие, поскольку и певчих-то в старину было мало, это потом, в синодальную пору, стали устраивать капеллы, чтобы услаждался слух. А для молитвы это не требуется. Там, на хорах, в закутке имелось и постоянное княжеское место. Князья ведь на церковных службах всегда на хорах находились. Не потому, что боялись стоять вместе с народом, а – как люди грамотные – всегда в службе участвовали. И позже цари эту традицию поддерживали – царь Алексей Михайлович и сын его Пётр Великий любили петь на клиросе, а Пётр ещё всегда и Апостол читал.

– Храм был расписан?

– Нет. Только в XIX веке его расписал профессор Санкт-Петербургской академии художеств в реалистической манере. Тогда же и барочный иконостас установили. А изначально здесь по северной традиции всё было аскетично.

Когда пришла советская власть, иконы отсюда, скорее всего, увезли в Пюхтицкий монастырь. Но Господь потихоньку возвращает нам святыни. Вот эта икона Спасителя из Валаамского монастыря – она появилась здесь удивительным образом. Во времена оно некие студенты-комсомольцы поехали в стройотряд на Валаам, там в разрушенном скиту её и нашли. Прошли годы, икона лежала в семье того студента под диваном. И тут начались неприятности: мужа в тюрьму посадили, у жены обнаружили онкологию. Стали думать, за что это им. И была у них в гостях моя знакомая Олеся, увидела икону: «Вы с ума сошли, это же храмовая икона, из иконостаса! А вы её под диваном держите!» Привезла к нам, мы её отреставрировали.

А вот здесь в храме стоял большой киот с чудотворной Тихвинской иконой Божией Матери. В 1558 году в Нарве шведы-лютеране варили пиво в котле и в качестве дров бросили в огонь две иконы – Тихвинскую и Николы Чудотворца. Котёл взорвался, начался пожар и выгорела половина Нарвы. Завидев пожар, воевода Алексей Басманов, сподвижник Ивана Грозного, не растерялся, посадил стрельцов на лодки, и они отбили Нарву у шведов. Кстати сказать, после этого и началась Ливонская война, когда наши освободили также Дерпт (русский Юрьев) и другие города. Продлилась эта война 25 лет. Так вот, захватив Нарву, русские стрельцы обрели и те две иконы, которые в огне не сгорели. Царь Иван IV распорядился привезти их в Москву, и там иконы носили по городу с крестным ходом. Затем их привезли сюда. Тихвинскую определили в этот храм, а для иконы Николы Чудотворца рядом построили небольшой Никольский храм – позже его покажу.

А дальше вот что было. Когда Пётр I освободил Нарву от шведов, то распорядился тамошний главный храм Девы Марии, построенный ещё первыми ливонскими рыцарями, переосвятить по-православному, и он стал Преображенским собором. Туда и поместили чудотворную Тихвинскую икону. Во время войны собор полностью разбомбили, но икона снова спаслась – и сейчас она находится в Нарве в Воскресенском соборе. А чудотворный образ Святителя Николая исчез. Здесь, в Ивангороде, близ кладбища был женский монастырёк из двадцати монахинь, и когда в 1942 году они уезжали из города, то взяли икону с собой. Как мы ни искали, но следов не нашли…

– То есть чудотворный Тихвинский образ в разное время пребывал и в Нарве, и в Ивангороде, – говорю, – и вы имеете право приносить его к себе на какое-то время? Торжественно, с крестным ходом?

– В советскую пору такое было невозможно, крестные ходы не разрешались, а сейчас сложность в том, что православные в Эстонии находятся в юрисдикции Константинопольского Патриархата. Но у нас есть другой Тихвинский образ, он пришёл в этот храм ещё при прежнем настоятеле. На оборотной стороне его написано, что сотворена икона в Тихвинском монастыре с первоначального образа мера в меру в 1835 году. Нашли её на чердаке, у цыган вроде.

Слушавшая батюшку свечница уточнила:

– Это не цыгане были, а баптисты. Ирина Николаевна рассказывала, что муж её, архитектор, делал проект для баптистов и нашёл икону.

– Да, дом у баптистов купили, – вспомнил игумен, – и на чердаке нашли. Представляете, 1835 года, это когда ещё Пушкин жив был. Причём икона мерная, то есть точная копия по размерам. А ещё нам пожертвовали две иконы потомки солдат и офицеров Северо-Западной армии Юденича, которые живут за границей. Один образ сделан с картона художника Васнецова к росписи Князь-Владимирского собора в Киеве, и он как-то связан с историей Белого движения. А второй образ – список с Нерукотворного Спаса, главной святыни гвардейского Преображенского полка, которая сейчас находится в санкт-петербургском Преображенском соборе. Это молебная икона самого Петра Великого, он всю жизнь её с собой возил.

Старинный список с иконы Нерукотворного Спаса, главной святыни гвардейского Преображенского полка

К нам приезжал из Франции Сергей Рунге и рассказывал, что, когда на территории крепости был госпиталь Северо-Западной армии, в нашем храме белогвардейцы молились, в том числе и генерал Юденич.

ЕВАНГЕЛИЕ БЕЗ ОБЛОЖЕК

Проходим дальше по храму, игумен Довмонт показывает:

– А вот эти киоты делал мой знакомый Иван Гладков – он внук отца Анатолия Малинина, который был настоятелем Филипповского храма, единственного действовавшего в Новгороде в советское время. Позже его сын Иван был моим преподавателем в духовной семинарии, а с другим его сыном, Константином, я учился в художественном училище в Калинине, ныне Твери. Через него мне многое открылось.

Было мне 17 лет, когда там, в Калинине, стал я ходить в Белую Троицу – это самый древний храм из сохранившихся в городе, и был он тогда единственным действующим. Смотрю, на службе стоит парень, знакомый по училищу, и тоже на меня смотрит. Подружились. Потом он пригласил к себе в Новгород на каникулы, а у его отца, священника, была шикарная библиотека с дореволюционными изданиями, у меня аж глаза разбежались: Владимир Соловьёв, Николай Бердяев, «Столп и утверждение истины» Павла Флоренского.

– А в храм вы почему пошли, был какой-то толчок? – спрашиваю игумена.

– Началось с того, что когда я в 1985 году поступил в училище, то в общежитии мне не понравилось – там был бедлам. И я снял комнату. Хозяйкой квартиры оказалась маленькая ростиком старушка, баба Вера. Ум ясный, память – дай Бог всем нам. На стене у неё висела грамота об окончании церковно-приходской школы вместе с портретами царя Николая II вверху и по бокам Ломоносова, Пушкина и так далее. Эта приходская школа – единственное, что она окончила, но грамотность и эрудированность её были поразительны. Регулярно в квартире бабы Веры собирались женщины, задавали ей вопросы – и она отвечала, рассказывала о Священном Писании. А поскольку комната моя была за тонкой перегородкой, то и я как бы присутствовал на этих беседах. Дала она мне почитать житие Святителя Николая и Библию – толстую, ещё дореволюционную. Это мне очень повезло, поскольку Библию тогда нигде нельзя было купить. В храмах ведь лишь свечки продавали, даже акафистов святым не было – их на пишущей машинке перепечатывали.

Начал я читать с самого начала, с Ветхого Завета, и почувствовал, что погружаюсь в такую древность – и какое отношение это имеет к нам, России? В общем, дочитал я только до книги пророка Исайи. Потом, после каникул, я жил уже на другой квартире, и мой двоюродный брат Гена принёс Евангелие, оставшееся от его умершего сослуживца: «Лёха, ты же любишь исторические книги читать. Вот тебе историческая». Евангелие было без обложек и с утраченными страницами, целиком сохранилось только Евангелие от Матфея. Вот тогда, прочитав, я понял, какое отношение всё это имеет к России: «Да это же наше, всё это я знал словно в другой жизни!» Особенно поразили меня в книге предательство Иуды и муки Христа на кресте. Так я воспринимал. Но вскоре, когда мы в колхоз поехали на картошку, я увидел и понял, что всё описанное в Евангелии – это правда жизни, всё это существует доныне…

Повезли нас на картошку в село Чамерово Весьегонского района. Это страшная глушь, в 300 километрах от Твери. Там, кстати, до сих пор живут православные карелы, бежавшие на Русь от притеснения шведов-католиков. Зашёл там в большой красивый храм во имя Казанской иконы Божией Матери – и почувствовал, что попал домой. Стал ходить туда, и это чувство – что я дома – было со мной неотступно. А народу на службах почти никого, только бабушки на клиросе пели. Да баба Надя, к которой в дом меня на постой определили. Она оказалась церковницей, деревенских покойников отпевала. Говорит мне однажды: «Вижу я тебя на службах, молишься, а крестное знамение на себя не накладываешь». Отвечаю: «Так я некрещёный». Удивилась: «Так мы тебя покрестим!» Поговорили с настоятелем отцом Александром Мискиным, чувашом по национальности, и он крестил меня после всенощной на Рождество Богородицы. Сказал: «Завтра на литургии я оставлю на престоле частицу для тебя, ты после работы зайдёшь и причастишься. Только шесть часов не кушай». Назавтра с утра такой дождь начался, просто ливень, и нас от работы освободили. Так что я прибежал к началу литургии и причастился как положено.

– Это же в советское время было, – прерываю рассказ игумена. – Как ваше родители восприняли крещение?

– Отрицательно. Мой папа служил в Псковской десантной дивизии, был офицером, а потому состоял в компартии. И он, узнав, что я в церковь хожу, подумал, что у меня с головой не в порядке, всерьёз хотел показать врачу. Увидел у меня Евангелие – то самое, без обложек – и заявил: «Это же антисоветская пропаганда!» А мне ещё дали книгу с пророчеством Иоанна Кронштадтского о России, где есть и про Ленина, и про расстрел Царской Семьи. Маме говорю: «Мама, а ведь Ленин преступником был». Она на меня так посмотрела: «У тебя нет ничего святого!»

Батюшка смеётся. Спрашиваю его, чем же семейный конфликт закончился.

– Отец сдался: «Ладно, верь как хочешь. А иначе я сына потеряю». В ту пору я ещё больше утвердился в вере – когда съездил в Тамбов к двоюродному брату Гене. Его дядя, мамин брат, был баптистским пресвитером, и у них в доме проводились религиозные собрания, на которых невольно и я присутствовал. И что меня поразило: их проповедники постоянно убеждают паству и себя самих, что единственная истинная вера – у них, они сами истинные, а все остальные кругом погибают. А в православном храме совсем другое – там никто ничего мне не доказывал, не убеждал. Люди стоят и молятся Богу. То есть происходит их личное богообщение. И я понял: в православии Богу не нужны какие-то защитники, адвокаты. Иди молись – и делай добрые дела. И такой покой, такое спокойствие в этом заключены! И такая радость от понимания этого!

 БИТВА ДЛЯ МОНАХА

– Получается, нам и миссионерствовать не надо, люди сами в храм придут? – уточняю у игумена.

– Миссия нужна, но совершаться она должна по Евангелию. Христос ведь что апостолам сказал? Когда приходите в какой-то город, находите дом, который достоин, и пребывайте в нём. И если вас, вашу проповедь примут, то это хорошо. А если не примут, то отряхните землю с ног ваших, когда будете уходить из города. Христос же не сказал им, обойдите все дома в городе и везде проповедуйте. Кому надо, тот услышит. Наш способ миссионерства – это благовестие.

– И как дальше сложилось у вас, когда родители смирились с вашей церковной стезёй?

– Я уже окончил училище, но продолжал ездить в Чамерово к отцу Александру. У батюшки была мысль, что я тоже стану священником, а перед этим обручусь с его дочерью. Семья у него традиционная, православная, и, кстати, родная его сестра, Феофания (Мискина), сейчас игуменья Покровского монастыря в Москве – того, в котором покоятся мощи Матроны Московской. И вот батюшка повёз меня к старцу архимандриту Павлу (Груздеву) за благословением, чтобы этот план исполнился. Отец Павел тогда болел, лежал в больнице. Стучимся в палату, входим. На кровати сидит в подряснике и скуфейке маленький такой старичок. На носу очки, в руке посох. Говорит: «Лёха, заходи! Чего такую морду отъел?» А я такой полный с детства, конституция у меня такая. И не знаю, что сказать, никогда ведь старцев не видел. И думаю: «Откуда он имя моё знает?» Выручила медсестра – зашла вслед за нами и сказала, что надо бы укол сделать. Отец Павел встал, подрясник задрал: «Давай, давай, ж..пы не жалко». И при нас ему укол сделали. Когда она ушла, отец Александр стал излагать свой план, мол, вот Лёша в храме у нас читает, благословите, может, ему матушку хорошую – имея в виду дочь свою. А старец рассмеялся: «Как же, спасёт его матушка! Нет, мы с Лёхой в монастырь пойдём». Было это в 1990 году, а в 92-м я уже принимал постриг у себя на Псковщине – в Святогорском Свято-Успенском монастыре, в Пушкинских Горах. И был я там первым пострижеником, поскольку его только-только передали Церкви. Патриарх приезжал, даже Ельцин по этому случаю там побывал, его на телекамеры снимали. Сейчас-то в монастыре многое поменялось. Первый наместник умер, и отец Палладий, который меня мантией покрывал, тоже ушёл. Из прежних остался один отец Александр (Гандау), да и то не в самой обители живёт, а в скиту, пчеловодит там.

– А почему имя вам дали необычное – Довмонт?

– Так это наш псковский князь святой. Княжить его в Псков пригласили в 1266 году, и он оставался там князем 33 года, до самой своей смерти. Случай по тем временам поразительный, поскольку приглашённые князья недолго держались в наших городах. Даже Александра Невского, на внучке которого Довмонт был женат, выгоняли из Новгорода, а в Пскове такие же вольные порядки царили. То есть народ его очень любил. И ещё он был умелым полководцем, как писали в хрониках, «на немец лютый до смерти».

– Наверно, чувствуете с ним духовную связь?

– После пострига я и запомнить-то своё имя не мог, а потом понял, что как раз Довмонт и есть мой святой. Всё время воевать приходится – то одно, то другое. Особенно это проявилось, когда спустя два года меня из монастыря отправили служить иеромонахом в Кобылье Городище. Это деревня на берегу Чудского озера. Считается, что она самая ближняя из поселений к месту Ледового побоища, и там, когда приехал, уже с 1992 года стоял памятник Александру Невскому и был Поклонный крест. Ехал я туда и не знал, что предстоит мне своё «побоище» – не чета, конечно, Ледовому, малюсенькое такое, как раз по моей духовной силе.

Надо сказать, что Кобылье Городище – поселение древнее. Ещё при Ярославе Мудром его разоряли немцы, потому в 1462 году Псковское вече решило поставить там крепость, и тогда же там построили каменную церковь Архистратига Михаила. Вот в ней мне и предстояло служить. Прежний настоятель оттуда уехал, и все белые священники, кого посылали на его место, долго там не удерживались. Стали посылать иеромонахов. В числе их был и отец Роман (Матюшин), известный духовный певец, но выдержал там только четыре месяца и уехал. И вот настал мой черёд. А поскольку я Довмонт, то прослужил там ни много ни мало пять лет.

– А битва-то какая там у вас произошла?

– Она может смешной показаться, но для смирения монаха самое то. Задолго до меня жила там при приходе монахиня Екатерина. И захотела она церкви завещать свою избушку. А поскольку церковь не обладала юридическим лицом, то завещать было невозможно, и тогда матушка переписала свой домик алтарнику Кириллу, мол, человек церковный, вот и будет домик церковным. И в нём после смерти матушки открыли гостиницу для паломников. Спустя время алтарник вышел на пенсию и заселился туда: «Мой дом по документам». Разгорелся скандал, и священник Владимир Степанов не выдержал, уехал оттуда. И все, кто приезжал на его место, не могли с этим Кириллом ужиться.

А при мне бывший алтарник ещё больше раздухарился: «Отдавайте мне баню, которая на территории храма, я помогал её строить, она тоже моя!» Ну, я твёрдо сказал ему: «Нет». Баня храму принадлежит.

И вот перед постом в Неделю о Страшном Суде служу я литургию. Дары выношу, и тут бабка забегает: «Батюшка, а почему вашу баню ломают?» – «Как ломают?» – «Так уже крышу сняли». Это Кирилл поставил ящик водки мужикам, и те баню разобрали, в другое место перевезли. Но недолго охальник праздновал победу, прибрал его Господь. Вот и вся история. Нам, монахам, главное что? Терпение и молитва, остальное же Сам Господь управит.

– А сюда как приехали?

– В 1999 году батюшка Николай Гурьянов, мой духовник, благословил меня получить духовное образование. Ведь когда меня постригали и рукополагали, я семинарий не проходил. Поехал в Санкт-Петербург к митрополиту Владимиру, который меня и рукополагал, когда был на Псковской кафедре. Он взял меня в Александро-Невскую лавру штатным священником. И там же я оттрубил восемь лет в духовных школах, кандидатскую защитил. Владыка перевёл меня в Николо-Богоявленский Морской собор, и в общей сложности был я в Питере десять лет. Почил местный настоятель, меня вызвали, сказали, давай туда. Нас же, монахов, не спрашивают.

– Здесь приход, наверное, небольшой?

– Жизнь в провинции иная, чем в столицах, поэтому здесь важнее не количество, а качество. В больших-то городах, в соборах, как бы проходной двор, как таковых общин-то и нет, есть только группы прихожан, которые друг друга знают, и единства я там не видел. А здесь у нас община, в общей сложности человек около ста. Все друг друга знаем, вместе праздники отмечаем. Обычно в воскресенье человек около 50 стоит, а в праздники побольше.

А так-то большой храм в Ивангороде, где и прихожан больше, – это на Парусинке Троицкая церковь, съездите туда.

Позже мы последовали совету игумена и съездили туда, на окраину города, – но об этом отдельный рассказ.

О ВОЙНЕ

Перед тем как проститься, Игорь спросил игумена:

– Здесь не боятся, что если война с НАТО начнётся, то первым делом по Ивангороду ударят?

– Опасения такие есть. Я давно говорил, когда ещё майдан в Киеве начался, что будет война. А сейчас неизвестно, что будет дальше. У нас был начальник погранотряда по фамилии Фидий – как у древних греков. И он на берегу Наровы поставил забор из колючей проволоки, запретил рыбакам с удочками там сидеть. И вот на той стороне по набережной гуляют люди, смотрят на забор. Будто он остановит танки! А там тоже готовятся, вдоль реки окопы вырыли, блиндажи построили. База натовская в Эстонии давно уже существует, а сейчас собираются строить ещё два полигона с казармами на 30 тысяч солдат, землю отвели в заповедном лесу под Таллином. Такое ощущение, что те, кто сейчас управляет Эстонией, сами жить там не собираются. В случае чего уедут, у них же недвижимость за границей.

Наверное, войны не избежать, поскольку на Западе кризис, их долларовая система рушится. Сами напасть боятся, так через других действуют. По сути, я думаю, всё сводится к противостоянию христианской цивилизации с антихристианской. Начиная со Второго Ватиканского Собора, который был в 1962 году, началось движение в сторону обмирщения религии, приспособления к новым нравам. Там не все в восторге от этого, но процесс идёт. Сейчас у них Папа из иезуитов, моет ноги трансвеститам. А что дальше будет?

Недавно в Швейцарии проходил католический съезд, решали, куда дальше двигаться, и выбрали путь в сторону понижения духовной планки, подстраивания под новые европейские ценности. В частности, под ЛГБТ, которые требуют Библию отредактировать. Уже для них выпущено Писание, где Бог не называется Он, а употреблено слово среднего рода. И про Содом и Гоморру, наверное, вымарают, во всяком случае уже сейчас проповедникам рекомендуется этот фрагмент не цитировать. Мой знакомый священник Александр Берташ служит в Бремене, общается с инославными, говорит: «Представляешь, на всех официальных приёмах у них только эта тема – кого можно венчать, кого нет».

А у нас другая напасть. Либерально настроенное чиновничество – в образовании, культуре, экономике. На месте, где стояли Знаменский и Никольский соборы и где у алтаря похоронен священномученик Дмитрий Чистосердов, 25 лет стояли деревянная часовня и Поклонный крест. И что же? Власти города их убрали, чтобы землю под торговый центр отдать.

На галерее Успенского собора ныходится крест, убранный из города по решению местных властей

– Это же всероссийский скандал! – говорит Игорь.

– Так и было. Писали мы в разные издания, репортажи там снимали. Я добился, чтобы на этом месте провели археологическую экспертизу, поскольку знал, что в XVIII веке там хоронили знатных горожан. Из Питера приехали археологи, сделали 12 шурфов и сразу нашли шесть захоронений и фундаменты храмов. А по закону если фундаменты целы, то исторические здания не считаются утраченными и там ничего другого строить нельзя. Так что на меня теперь те, кто за торговый центр ратовал, зло держат. Администрация пообещала новую часовню поставить, но вместо этого соорудила там что-то вроде памятника, такого непонятного. Вы потом сходите, подивитесь.

* * *

Мы так и сделали, простившись с батюшкой. На месте часовни – железный арт-объект со сделанными по трафарету фигурными вырезами. Железо заржавело, и всё выглядит ужасно. Рядом что-то вроде будки тоже из железа, покрашенной чёрной краской. В стенах её тоже фигурные вырезы – в виде сионских шестиконечных звёзд. Пытаюсь остановить прохожих, чтобы спросить их мнение обо всём этом, но они пробегают мимо. Только одна женщина с ребёнком остановилась.

На месте креста поместили вот это ржавое нечто…

Вот такими звёздами Давида оформлена остановка близ разрушенного храма…

– Небольшой опрос делаем, – говорю. – Как вам эта композиция?

– Ха-ха, – смеётся женщина, – где-то я это уже слышала. Ну, оригинально, что могу сказать.

– А то, что ржавая, ничего?

– А там ржавчина? Я думала, такой цвет особый. Для меня нормально. Дело в том, что мы недавно сюда приехали и сравнивать не с чем.

– А знаете, что раньше здесь часовня стояла?

– Не знаю, я всего год здесь живу.

– А этот знак знаете? – показываю на звёзды Давида.

– Офицерская звезда, – вдруг отвечает сынок женщины.

– Нет, сионская, – поправляет Игорь. – Символ еврейского государства.

– Хотела сказать, да название забыла, – кивает женщина. – Да мне это и не нужно.

– А что у тебя за причёска такая? – Игорь обратился к подростку, показывая на хвостик на голове.

– Это петелька для мальчиков, – отвечает.

Засим и распрощались.

Наверное, прав игумен Довмонт: Ивангород теперь город приезжих. Но времена нынче такие, что всем надо крепко держаться за землю, вспоминать свою глубинную историю. Иначе крепость не устоит.

ИВАНГОРОДСКАЯ КРЕПОСТЬ. ФОТОГАЛЕРЕЯ

Надкладезная часовня на фоне Набатной башни

В алтаре Покровского храма

Под сводами Покровской церкви

Галерея Успенского собора

Успенский собор, вид с запада

Никольская церковь

Вид с Провиантской башни крепости на храмы и разрушенный арсенал

Никольский храм и Успенская церковь с Покровским приделом

На территории Большого Бояршего города-крепости

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска