Жизнь у многих из нас течёт по привычному руслу. Но у тех, кто проводил своих близких на фронт, она изменилась, и очень сильно.

Второй бронежилет

В одном из сёл Коми республики всю ночь молится и топит печку Ольга, мать 19-летнего солдата. Не потому топит печку, что в доме холодно. Такой обычай появился у неё с тех пор, как воинское подразделение сына попало под ракетный обстрел, все вещи сгорели и по ночам солдатики по очереди укрывались единственным уцелевшим бушлатом. Ольге кажется, что тепло печки родного дома каким-то непостижимым образом защитит их там от холода. А материнская молитва, говорит она, это второй бронежилет. Убеждалась не раз и не два, что лишь благодаря неотступной её слёзной мольбе сын выходил невредимым из жестоких переплётов. «Мама, сколько у меня было дней рождения!» – говорит.

В сотый раз горячо шепчет Ольга имя сына, имена его боевых товарищей. Но глаза её обращены не к святым образам, а куда-то в далёкую даль. Ольга потеряла зрение давно, ещё в то время, когда её дети – сын и дочь – были маленькими. Это случилось внезапно и без причин – врачи, увы, не смогли помочь.

«Свет во тьме светит, и тьма не объяла его», – говорит Евангелие. Ольге светит во тьме свет молитвы, и внутренним зрением она видит цепочку огней, уходящую вдаль. Это молитвы других людей.

– Материнская молитва очень сильная, – говорит Ольга. – Но в том, что мой сын живой, не только моя заслуга. За Егора молятся многие. Мы с родственниками его сослуживцев сплотились и теперь как одна большая семья. Молебны, проскомидии заказываем, друг за друга тоже просим Бога. Вот и получается цепочка молитвы.

И дочь её Ульяна молится за брата ежедневно, каждое воскресенье идёт в храм – исповедоваться и причаститься. Она постоянно на связи с Егором, и это его очень поддерживает.

– Если бы не дочка, ожесточился бы на войне, – говорит мать. – Поначалу связь была затруднена, и сын, зная, как нам плохо без вестей, уговаривал солдатиков из роты материального обеспечения быть нашими связными. Передавали нам вести, а мы обзванивали родных сослуживцев Егора. Бывало, что за день мне дважды звонили. Связь была прерывистая, понять говорившего трудно, сердце чуть не останавливалось. «Первое слово говорите “жив”, а потом всё остальное», – просила я.

Раньше всё время переживала, что я слепая. А теперь радуюсь этому. То, что не могу работать, – это моё спасение. Мне не надо забивать голову рабочими вопросами, поэтому всё время в молитве. Так как я одна, много времени на хозяйство не уходит, и я свободна.

Ольга смеётся, а потом продолжает:

– Я поняла: то, что я слепа, – спасение для моего сына.

Благословение прадеда

Егор проходил срочную в Плесецке. Год службы подходил к концу, и он уже представлял, как вернётся домой, будет помогать маме, как поступит учиться. Но в армии пришлось задержаться. Не сразу осмелился сообщить матери. Наконец набрал её номер: «Мама, прости меня, я подписал контракт. Понимаю, тебе больно, ты останешься одна, но я должен туда идти. Прадедушка Егор воевал, и мне придётся».

На срочную службу сын мог и не ходить – у него с детства проблемы с сердцем. Но пошёл. Не потому ли, что за полгода до армии съездил в Череповец поклониться братской могиле, в которой похоронен прадед, скончавшийся в госпитале от ран? Словно получил его благословение обуться в солдатские сапоги, точнее берцы.

– Так вот и вышло, что у меня выбора не было – пускать или не пускать. Он меня поставил перед фактом, – говорит Ольга. – Только-то и сказал: «Спасибо, мама, что не плачешь и меня не осуждаешь».

Перед отправкой на Украину удалось повидаться. Ульяна, 23-летняя сестра Егора, которая живёт и работает в Москве, вспоминает эту, почти невероятную, историю:

– Брат сообщил в семь вечера, что их везут через Москву. Отправил фото билетов: «Смотри, я завтра буду в Москве, между поездами три часа!» Звоню маме – она поливает огород. «Мама, срочно нужно в аэропорт! – говорю. – Я занимаюсь покупкой и оформлением билетов, а ты быстро собирайся, у тебя считанные минуты!» Самолёт был в 21.40, а ей нужно как-то добраться до города. От села до города сорок минут езды.

Автобус в это время уже не ходит, обзваниваю маминых односельчан. Все заняты, никто не может помочь. «Да вы не понимаете, человек едет на войну, эта встреча с матерью может оказаться последней! Как вы не можете отложить свои дела и помочь!» – пыталась я докричаться. Почти отчаявшись, звоню семье, с которой у мамы разладились отношения: «Дядь Кость, вы наша последняя надежда. Можете вообще не разговаривать в дороге, но отвезите, пожалуйста, маму!» – «Я в бане, можно я ополоснусь?» – «Нет, нельзя, выбегайте, выезжайте!»

В общем, они доехали. Почти опоздали на регистрацию, но мама объяснила ситуацию, и ей пошли навстречу. Из-за того что она не видит, ей даже продали билет бизнес-класса по цене эконом. Мама сидела весь полёт и думала: отчего это к ней всё время подходят, предлагают воду, спрашивают, комфортно ли. «Не понимаю, почему ты говоришь, что в самолётах неудобно, ноги не влезают? Мне вообще шикарно было». «Покажи-ка, – говорю, – билет… Да у тебя бизнес-класс был!»

А потом мы встретились с братом.

Непостижимое уму

Егор и несколько его сослуживцев попали в артиллерию, к самому лучшему, по словам мамы, командиру дивизиона на свете: «Он им как отец родной, так их бережёт!» Один из случаев. Пришла к ним на позицию старушка: «Сынки, давайте я вас напою». Командир ей: «Хорошо, но перед этим выпей сама». – «Я не буду». – «Тогда выливай». Для кого-то они свои, для кого-то – нет. Гражданская война на Украине идёт девять лет.

Но, как ни береги солдат, война есть война. Уберечь от гибели поможет лишь горячая молитва родных, убеждена Ольга.

В январе Егора ранило. Они с товарищем ехали в кабине КамАЗа, когда перед ними на дороге разорвался тяжёлый гаубичный снаряд. Осколок пролетел ровно между ними на уровне головы – слава Богу, не убило! Только лобовое стекло разлетелось вдребезги и глаза Егора запорошило мелкими осколками. В госпитале врач вынул их, но зрение стало падать, предстоит операция.

Иллюстративное фото. Источник: medical42.ru

– На фронте непостижимые разумом вещи происходят, – рассказывает Ольга. – По логике должно произойти одно, а выходит совсем другое. Помню, одного из сослуживцев Егора я спросила, крещёный ли он. «Да, крещёный, но атеист», – ответил он. Прошло несколько месяцев, он пишет Ульяне: «Повоевал я – и сомневаюсь уже, что атеист». Говорит, не раз мог погибнуть, а до сих пор жив. Потому что молимся о нём. Чужих детей не бывает. С сыном созваниваемся, бывает, и когда упомянет кого-то из ребят или позовёт кого, я все имена запоминаю и за всех молюсь: за Серёгу, Ваньку, Николая, Данилку… Ни одного мимо себя не пропускаю. Дочь, когда записки пишет под диктовку мою, удивляется: «Ты что, все имена запоминаешь?» Слава Богу, каждое имя у меня на сердце.

– Лишь молитва спасает. Порой такой страх нападёт за сына, что дышать не можешь, – говорит Ольга. – И не только матерям тяжела эта ноша. Один священник из коми села поделился со мной болью: тоже проводил сына на войну. И как же он тяжело переживает это! Все мысли о воине Иоанне. От этого батюшки я услышала спасительный совет: надо во время молитвы стараться почувствовать близость Бога. Не просто понимать разумом, что Он слышит, а ощутить Его рядом. И тогда легче.

Узнав, что Егор попал в госпиталь, мать и сестра поспешили к нему. В Белгороде каждый день молились в кафедральном соборе Святого Иоасафа Белгородского – он совсем рядом с госпиталем.

– Это всё Божья воля, мы не планировали ничего, – говорит Ольга. – Для нас открыли раку Иоасафушки, мы приложились. Каждый день исповедовались. А однажды идём по улице – и я слышу звук автобуса. Как по сердцу проехал. Ульяна тоже почувствовала, что там Егор. Написала ему – точно, это он проехал. Увезли его в областную больницу имени Иоасафа Белгородского.

Храм был нашим утешением. Во время исповеди батюшка рассказал мне историю из своего опыта. Срочником он попал на чеченскую войну. О нём очень сильно молилась мама. И сослуживцы заметили: когда он отправлялся чистить картошку, на передовой с ребятами всё время что-то плохое случалось. Когда это поняли, больше не отпускали его на кухню, а держали на передовой. Всем стало понятно, что материнская молитва спасает не только сына, но и тех, кто вокруг него. Рассказывали батюшке и случай, произошедший недавно на Украине, как солдат вышел из-под миномётного огня по минному полю, а когда пришёл к своим, те за голову схватились: «Как ты выжил?! Там вся земля перепахана!» А за него в это время мама сильно молилась.

«Мы с вами!»

– А ещё солдатам, кроме наших молитв, очень нужно понимание, что мы с ними, – говорит Ольга. – А как это дать понять? Собирать для них необходимые вещи, посылать им продукты, вкус которых на фронте забываешь. В Коми организатор сбора гумпомощи номер один сыктывкарка Любовь Паршукова занимается этим с начала СВО. У неё получилось разбудить людей и наладить постоянный поток помощи продуктами, вещами и деньгами. Вместе с помощниками регулярно выезжают на прифронтовую территорию, передают помощь военным из Коми.

Вспомнился комментарий под одним из постов на странице Любови Паршуковой: «Петру Ракину от всех сыктывкарцев огромный привет, парень единственный ездит на передовую с провизией – ГЕРОЙ! Петруха, ждём домой целым!!!»

– Когда видишь, что своими силами люди целый КамАЗ гумпомощи собрали, – продолжает Ольга, – утеплили бойцов, накормили вкусным, это дорогого стоит. Наши солдаты радуются, как дети, наклейкам на коробках: «Республика Коми с вами!». Егор потом звонил: «Мамочка, все сытые, довольные! Зеленецкая колбаса нам очень понравилась!» Но смысл этой помощи, конечно, выше. Я потом звонила Любе: «Вы им не продукты, не вещи возите – вы им возите надежду, уверенность в том, что мы с ними, что всё не зря».

Ульяна в Москве тоже занималась сбором гуманитарной помощи землякам. Девушка делится опытом:

– Когда брат и его рота выходили из окружения, то попали под сильный обстрел и потеряли все вещи, даже нижнее бельё не могли сменить полтора-два месяца. Никакой возможности сходить в магазин, потому что там только за наличку, да и карты сгорели вместе с телефонами. Выходили болотом, всё было сырое, переодеться не во что. Брат не просил о помощи, но мне пришла в голову мысль собрать деньги. Я опубликовала на своих страницах в соцсетях посты. Думала, соберу хотя бы тысяч восемь, на носки, – как раз была возможность передать с одним человеком. Но удивило: люди стали мои посты распространять через своих знакомых и мы собрали семьдесят пять тысяч рублей. Удалось купить те вещи, которых бойцам катастрофически не хватало.

– Не хотелось бы, – говорит Ульяна, – чтобы словосочетание «гуманитарная помощь» ассоциировалось с вещами б/у, то есть с теми, от которых люди отказались и, чтобы не выкидывать, решили отправить солдатам. Должно быть всё по-человечески. Если отправляете гумпомощь, нужно помнить, что это для таких же, как вы.

Самое лучшее всё же – это сбор деньгами: военные сами знают, что им более всего необходимо. Но не всегда это легко. Когда я организовывала второй сбор в декабре, я понимала, что время не совсем подходящее – у людей траты, прежде всего, на подарки для близких. Текст моего предновогоднего поста был таким: «Оливье, семья, куранты – у нас. Окопы, тушёнка, холод – у них. У нас праздники, а у них – поминки». Удалось собрать тридцать тысяч рублей, на которые бойцы купили продуктов.

Плохо воспринимается, когда ты на своих страницах всё это размещаешь. Люди думают: если кто-то собирает деньги, значит, это мошенник. У меня из-за этого был очень большой отток подписчиков. Но я готова пожертвовать связью с недоверчивыми людьми, чтобы помочь хоть как-то тем, кто на фронте. На душе становится чуть спокойнее, если ты можешь сделать жизнь солдат хоть немного комфортнее. Они ведь за всех нас там страдают. Поэтому я не понимаю, когда гражданские гуляют, празднуют что-то. Нельзя, не самое удачное время.

Многие рассуждают, что, мол, мы платим налоги, поддерживать армию должно государство. Но на государство сейчас свалилось очень многое. Самое время включить совесть и начать помогать.

– К сожалению, очень много людской холодности, – сокрушается мать солдата. – В нашем селе на призыв приносить в сельсовет гуманитарную помощь и деньги никто не откликнулся. Зато стольких салютов, как на нынешний Новый год, у нас ещё никогда не было. Сорок минут не переставая с разных концов палили! Люди не понимают, что тот, кто прошёл войну, услышав разрывы петард, может пойти и сотворить что-то страшное. Он даже не будет понимать, что делает, потом очухается, когда будет поздно.

А вот в Белгороде, где война близко, бесчувствия в людях нет. Мы с Ульяной приехали туда и хотели снять самый скромный гостиничный номер, но когда директор гостиницы узнал, что мы родные воина, то предоставил нам номер люкс по цене самого дешёвого: «Ваш сын нас защищает». Всё белым-бело, в жизни в такой роскоши мы не жили. Ещё директор сказал, что Егор пусть приходит мыться.

Я местных наших людей очень жалею. Когда слышу, как они говорят про деньги, вещи и прочее, я спрашиваю: «Вы что?! Какие деньги? Там дети гибнут, там дети злостью пропитываются! Эту злость они принесут вам! Эту войну они принесут в себе, оттого что вы не молитесь, и эта тьма проползает в них». Молитва – это тоже оружие, это тоже меч, который очень помогает воинам.

Про Кая и Герду

За полгода Ольга с дочерью сумели трижды выехать в Белгород, чтобы повидаться с Егором. В приграничном городе обстановка иная, чем в глубинной России. Близость фронта ощущается хотя бы по вертолётам, что низко летают крест-накрест: летят в нашу сторону – значит, раненых вывозят; летят в обратном направлении – значит, кто-то отправился «за ленту», на новую боевую задачу. В храмах Белгорода многолюдно даже в будний день. Ульяна вспоминает:

– Что меня удивило – очень чётко произносились молитвы за воинов, за мир. Я в храм хожу каждое воскресенье, но ни в Москве, ни в Коми, когда приезжала к маме в гости, этого не слышала. На панихидах в Белгороде звучат слова о погибших воинах, поминаются их имена.

В душу запал один батюшка – очень человечный. Выслушав мою историю, он сказал, что она очень напоминает историю Кая и Герды: «У тебя есть брат, в него попали осколки стекла; за время проведения спецоперации люди меняются – внутри себя он почерствел. И ты, как Герда, изо всех сил пытаешься отогреть его своей любовью, вернуть обратно к жизни. Кай и Герда – это вы». Батюшка посоветовал посмотреть старый добрый советский фильм «Снежная королева», только постараться найти тот его вариант, до цензуры, где Герда, когда идёт по белу свету в поисках Кая, не песенку поёт, а читает молитву «Отче наш». Правда, такой версии фильма мне найти не удалось – его не существует. Наверное, батюшка имел в виду книгу.

В сказке Андерсена говорится: когда Кай прицепил свои саночки к саням Снежной Королевы и понял, что она уносит его к себе, он пытается читать «Отче наш», да губы не слушаются от холода… Так и наши солдаты: оказавшись посреди тягот войны, они бы и рады помолиться, да не могут. Значит, молиться, горячо молиться за них, заботиться о них нужно их родным, всем нам. Только так, считают родные воина Егора, можно разогнать тьму, что сгущается в их сердцах.

За окном Ульяны сейчас шумит обычная жизнь Москвы. Вспоминая Белгород, девушка говорит:

– У меня душа туда просится. Здесь люди по-прежнему живут деньгами, работой, бизнесом, там же объединены одной идеей, несмотря на разность их позиций. Эта идея – «за людей, которые на фронте». Она и в моих постах звучала. Я не хочу размышлять о плюсах и минусах происходящего. Люди там – значит, людям нужно помогать.

И так же, как сказочная Герда, Ульяна была тронута горячей людской поддержкой:

– Когда мы с мамой в ноябре ехали в Белгород в первый раз, мы не знали, где остановиться. Заранее пыталась разузнать насчёт жилья, но ничего не нашлось. Надо было от областного центра добраться до населённого пункта, куда должен был приехать брат. Положившись на волю Божью, сели в Белгороде в маршрутку. И заходит девушка, вся такая элегантная – её белая шуба выделялась на фоне военных, которые ехали «за ленту». Я спросила, не подскажет ли, где можно снять комнату – гостиницы забиты. Услышав мою историю, девушка набрала в смартфоне номер своей мамы и сказала: «Мама, надо двух девочек домой к нам запустить, накормить, помыть с дороги, дать им поспать – завтра они едут к своему солдату».

Я такое видела разве что в фильмах: незнакомый человек встречает нас у калитки, бежит к нам навстречу, обнимает, ведёт в дом. На стол Раиса Петровна, так звали маму девушки, выставила и борщ, и соленья, и домашний томатный сок. Ванну нам наполнила, даже вещи перестирала, высушила. Утром встали – завтрак. Говорю: «Можно я хотя бы посуду помою?» – «Нет-нет, у тебя скоро встреча с братом, сиди готовься, я всё сама сделаю». Они нам и с машиной помогли – утром нам администрация Белгородского района выделила машину, чтобы мы съездили за Егором. Сказали: «Не надо вам тратиться на такси, вам всё предоставит администрация главы района».

К приезду брата хозяйка за ночь запекла утку, а может, и гуся, не помню. Он спросил: «Точно ли удобно, что я приеду?» И ещё: «А меня точно не отравят? Можно ли доверять этому человеку?» Разные ведь случаи бывали… «Не бойся, Егор, – говорим, – мы тут уже поужинали и позавтракали!» На обратном пути заехали за вещами – и снова был накрыт стол, с собой мне дали две сумки заготовок: кабачки, маринованные перцы. «Забирай всё, – сказала Раиса Петровна, – ты сестра солдата. И если там есть ещё солдаты, которым нужно помыться, поесть домашней еды, просто посидеть в тепле, постирать вещи, пусть все приезжают, я всех приму, всем помогу, всех буду содержать!»

Раиса Петровна не одна такая. Я сказала ей: «Если бы не вы, мы бы где-нибудь на вокзале поспали». «Что вы, вас бы на вокзале не оставили! – возразила она. – У нас маленький населённый пункт. Если бы один человек увидел вас и спросил, что вы тут сидите, вас через час кто-нибудь бы забрал к себе». Такая у них позиция – они же прямо на границе, вот и делают всё возможное для тех, кто на фронте. Женщины пекут пироги, отправляя «за ленту». И когда ты видишь, что ради твоего брата и других парней могут так менять свою жизнь, посвящая большую её часть помощи, это восхищает и наполняет благодарностью.

Белые журавли

Под Сретенье Ольга побывала на службе в Свято-Стефановском соборе Сыктывкара – девушка-односельчанка ехала в город и предложила завезти её в храм, чтобы потом забрать. Попросила приглядеть за Ольгой одну из бабушек-прихожанок. Вместе они исповедовались, причастились, а потом на скамеечке разговорились.

– И оказалось, у неё на Украине внук воюет, тоже девятнадцати лет, – рассказывает мать солдата. – Но только мой на стороне России, а он призван украинским военкоматом. Мы сидим, я её держу за руку, друг за друга и за наших детей переживаем. Она сокрушалась о Егоре: «Надо глазки закапывать!» А ведь мой сын может убить её внука, а её внук может убить моего сына. И мы молились о наших детях-ровесниках, воюющих друг против друга, и о том, чтобы война поскорее закончилась. Всю службу держались за руку. У неё такая нежная рука…

Только любовь во Христе поможет нам простить друг друга, уврачует наши раны.

* * *

А ещё Ольга вспомнила, как в юности Егор в окрестностях родного села видел летящих белых журавлей. Этот вид считается исчезающим и занесён в Красную книгу России. А может, так Бог показывал ему, что он пройдёт войну, потерю боевых товарищей… Утешал наперёд, что их бессмертные души первыми устремятся ввысь и встретят там тех, кто достоин будет прийти за ними следом в Царство Небесное.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска