Фото: istokirb.ru

Девочка лет двенадцати, стоя на тротуаре, посылает ругательства в сторону одного из балконов пятиэтажки. Там, по-видимому, прячется её сверстница. Что ж, с кем не бывает – и я тоже ссорилась, даже со своей самой близкой подругой. Но слово, которое улетает адресату, поразило настолько, что я, перед тем бодро катившая коляску с двухгодовалым сыном, резко остановилась. Инстинктивно зажав ему уши, в недоумении разглядываю источник сквернословия: обычная девочка, с косичкой, ещё совсем детским личиком – вздёрнутым кверху носиком и нежно-розовым ротиком. Вот из этого-то ротика и выскочило помойное слово.

Это воспоминание многолетней давности. Сегодня ругательство, поразившее меня тогда, вызовет у большинства читателей лишь ностальгическую улыбку: оно всего лишь из лексикона собаководства, можно сказать, литературное. Неужели были времена, когда употребление его в общественных местах возбранялось?

Та девочка из моих воспоминаний запомнилась открытием, которое я для себя сделала: мусорный ветер перемен подхватил и самых юных. Но даже тогда я и подумать не могла, что уже через несколько лет всё станет значительно хуже, что общение детей станет похожим на сходку бандитской «малины», табу на сквернословие будет снято и мне придётся регулярно закрывать ладонями сыну то уши, а то и глаза, когда повседневный товар на прилавках начнёт соседствовать с секс-игрушками и вызывающими плакатами.

Как-то, гуляя с сестрой и моими маленькими детьми по центру города, мы решили взять билеты в кино. В утреннее время афиша обещала приключенческий фильм – дочке с сыном должно понравиться. Удобно устроились в мягких креслах в середине зала. Погас свет, на экране появились две пары молодых людей, отправляющихся в плавание на корабле. Но вскоре оказалось, что поплыли они в поисках новых сексуальных приключений! После первого заковыристого соития одной из героинь с незнакомцем мы схватили детей и бросились вон. Выбирались из тёмного зала, натыкаясь на стулья и извиняясь. И – о Боже! – в основной массе там сидели совсем юные зрители. В голове мелькнула мысль: «Сколько матерей, узнав сейчас, какое кино смотрят их детки, потеряли бы дар речи?»

И хотя с тех пор наше правительство приняло ряд мер, последствия того безобразия мы наблюдаем до сих пор. Одно из таких последствий – повсеместное сквернословие, то есть мат и тюремный жаргон. Девочек и мальчиков, безо всякого стеснения разговаривающих на них, стало очень много. И это логично, ведь они дети и внуки поколения 90-х, а потому сегодня даже школьник младших классов регулярно слышит матерные слова в семье, на улице, в школе от сверстников и взрослых и даже по телевизору.

Но, может, я сгущаю краски? Ведь русский мат, по оценкам некоторых современных учёных, явление социумное, а значит, нормальное. Давайте разберёмся.

Как и любой язык мира, русский литературный язык являет собой вершину словесного развития – он музыкален, благозвучен, образен. Для повседневного общения используется разговорный язык. На самом низу находятся жаргонный и тюремный. Они тоже есть в каждом национальном языке – увы, идеального общества человечеству так и не удалось создать. У каждого народа есть экспрессивная лексика – слова для выражения эмоций, которые сами по себе ничего не обозначают. Например, французы в такие моменты восклицают: «О-ля-ля!», армяне – «Вай!», грузины – «Джа!» Представители этих национальностей, конечно же, такими словами не ограничиваются при выражении негативных эмоций, но русским в этом смысле «повезло» особо – у нас разнообразие подобных слов очень велико.

Когда-то, в глубокой древности, у наших предков-язычников эти слова являлись обиходными и имели функциональное предназначение, обозначали конкретные части тела либо действия. Например, популярное заборное слово из трёх букв произошло от слова «ховать» или «хувать», что значит «прятать». Мы, конечно, имеем право романтизировать наших далёких предков, но всё же должны признать, что нравственность у них находилась ещё в стадии формирования и на этом пути им предстояло пройти долгий и непростой путь. Многие грубые слова из-за неблагозвучности постепенно вытеснялись из обихода. Некоторые уходили из него вообще, другие оседали в обществе изгоев. Высшему же сословию негласно предписывалось избегать употребления слов, опускающих говорящего до уровня холопа.

С принятием христианства в России свершилась не только духовная, но и языковая революция. Официально на уровне властей были введены телесные наказания за грубую брань. Показателен пример донского реестрового казачества (не путать с отуреченной запорожской вольницей). Служение Царю, Отечеству и Богу постепенно стало основой их воинского долга. С раннего возраста каждый казак обязан был не только совершенствоваться в воинском искусстве, но и строго соблюдать христианские заповеди, вести соответствующий образ жизни. За мат казака наказывали не только отлучением от причастия, но и прилюдным битьём кнутом.

Развитие науки, искусств, общественной мысли, международных отношений обогащало русский язык за счёт заимствований, одновременно он освобождался и от грубых слов, неприятных для слуха.

Моя бабушка, 1901 года рождения, ни разу на моей памяти не произнесла ругательного слова – таким было её воспитание, полученное в детстве, ещё до Октябрьского переворота. Не только в обществе благородных девиц, но и вообще девиц на такие слова было прочное табу – кто женится на сквернословящей?

Годы моего детства, проведённые в старинном купеческом доме в центре Казани, сегодня мне представляются прекрасным сном о чуть ли не идеальном обществе. С бабушкой Антониной Николаевной Евдокимовой мы жили недалеко от центрального колхозного рынка. Базар с его торговками и грузчиками – вовсе не благонравное место в городе, но вот что удивительно: и там я никогда не слышала ТАКИХ слов. Не все взрослые, конечно, в нашем и соседских дворах являли собой образ строителя коммунизма: ссоры между супругами, разборки на коммунальных кухнях слышались постоянно. Но даже в них я не припомню матерщины. Думаю, её не было, ведь диковинные для меня слова я вряд ли бы пропустила.

Сквернословие тогда было в обиходе определённых, узких кругов, в том числе, как ни странно, среди высокопоставленных руководителей: хозяйственники и партийцы даже на министерских заседаниях с помощью мата делали выводы и нагоняи – видимо, так до аудитории доходило быстрее. Как бы то ни было, но матерное слово, вырвавшееся у гражданина, а тем более у гражданки, вызывало осуждение окружающих, поскольку высокое звание советского человека было с этим несовместимо. И в законодательстве советского государства специальная статья приравнивала нецензурные выражения к мелкому хулиганству и активно применялась к нарушителям общественного порядка. Я же первое в своей жизни грубое слово услышала лишь в третьем классе от новенького мальчика, который оказался сыном какого-то директора. Я не поняла его значения, но инстинктивно почувствовала к нему отвращение и даже физическую боль, словно меня ударили.

В дальнейшем, разумеется, слышала мат не раз: любили выразиться по матушке некоторые рабочие и работницы в заводском цеху, где я трудилась до поступления в университет, в некоторых компаниях, куда я попадала, при мужских разборках, которые доводилось видеть. Но вывод остаётся прежним: в кругах образованных и воспитанных людей в доперестроечное время употребление таких слов не одобрялось.

Быть может, свою роль в последующем распространении нецензурщины сыграла именно цензура. В советском государстве она касалась почти всех сфер жизни общества, вплоть до интимной. После перестройки пружина лопнула и пошёл обратный процесс «освобождения». И вот уже в тонкостях «фени» стали разбираться и домохозяйки, и их детки. А потом произошло совершенно невообразимое – безкультурщина стала активно проникать в науку и культуру. Подруга детства поехала в Москву специально для того, чтобы записаться на курсы… русского мата. За «матерные» курсы подруга заплатила тысячу долларов! Там ей, по её словам, открыли истину. «Без мата наш народ потеряет свою идентичность, – доказывала она мне после. – Он обогащает нашу речь, делая её более выразительной, а в смысле здоровья так вообще жизненно необходим, так как с ним уходит негативная энергия и чистятся чакры!» В качестве примера она приводила собственный опыт: «В странах Востока любой турок или араб обматерит тебя не хуже нашего грузчика, хотя по-русски он вообще ни бельмеса».

Увы, именно с этой стороной Русского мира познакомили зарубежье наши туристы и челноки в первую очередь.

Неразвитая или неправильная речь наносит вред психике и, как следствие, тормозит умственные способности человека. Ребёнку, не начавшему разговаривать в раннем возрасте, врачи ставят диагноз «задержка психического развития», и это значит, что мышление напрямую зависит от развития речи. Чем шире словарный запас, тем качественнее мыслительные способности. Мат обедняет речь, убивает в ней образность, лишает человека свободно и творчески мыслить. Сегодня очевидно, что среди прочего и грязные слова нанесли сильный удар по перестроечному поколению.

В язычестве у древних славян существовал культ плодородия, а потому в пантеоне божков были особые существа, призванные воздействовать на интимную сторону жизни человека. Один из них – злой дух, которого и сегодня упоминают любители крепких выражений, часто вместо «запятой», не вникая, разумеется, в смысл сказанного. А между тем его «специализация» – напускать на человека половую безудержность, ненасытность. Стоило попасть во власть этой зловредины, как жизнь сластолюбца превращалась в ад: теряла смысл, повергала в депрессию и болезни… Поэтому в понимании верующих само уже произношение имён тех злых духов является не чем иным, как оскорблением Бога и Богородицы, а в Её лице и материнства вообще. Мат, оказывается, есть молитва, но не Богу, а дьяволу.

На Вятке, в селе Слудка Вятскополянского района, бабушка Нина Дресвянникова рассказала мне такую историю:

– Выросла я в семье, где не принято было ругаться матом. Первые такие слова услышала, когда пришла работать на ферму. Там все доярки и скотники матерились – то друг на друга, то на коров. Вот и я стала ругаться, да так привыкла, что уж и работать без этого не могла: как ругнёшься на тёлку – она, кажется, сразу шёлковой становится. Поднимаешь тяжёлый бак – невмоготу, а как по матушке выразишься, так словно и силы появляются. Однажды пришла домой поздно – корова телилась, так что наматерилась я от души. И вот снится мне в ту ночь сон, будто нахожусь в какой-то избе и чего-то очень боюсь. Раздаётся цоканье копыт, и вижу: приближается ко мне чёрт. Страшный, волосатый, глаза злющие, кровью налитые, рога на башке. Ко мне руки тянет. Я в ужасе хочу бежать, но не могу. А тут ещё откуда ни возьмись прибегает Василиска (злой дух в виде толстой неопрятной бабы. – Н.Ч.) и вокруг чёрта похаживает, кривляясь. На меня смотрит, насмехается: «Что это ты, бежать хочешь от нас? Ты ведь материшься, значит, сама нас зазвала. Ты уже наша!» Проснулась я в холодном поту, тру шею, которая болит. Глянула в зеркало, а на шее два синяка – на том месте, где рогатый меня за горло хватал. С того дня как отрезало: никогда в жизни больше ни разу не то что вслух, про себя не ругнулась.

К подобным рассказам, можно, конечно, относиться скептически, но как тогда быть со свидетельствами медиков, которые говорят, что алкоголики – как правило, знатоки обсценной лексики – после приступов белой горячки рассказывают о встрече с дьяволом?

Есть у русского мата младший брат – тюремный жаргон, и часто они идут по жизни вместе. В условиях постоянного надзора сидельцы тюрем придумали способ засекречивания своих намерений, вот и был изобретён специальный язык, понятный только заключённым. На нём писались письма на волю, записки в другие камеры, планы побегов. Его вне желания постигали все вновь оказавшиеся за решёткой. Справедливости ради надо сказать, что тюремный жаргон существует и у других народов. Например, в итальянском языке его называют «песнями лодочника». В древней Италии осуждённых за тяжкие преступления посылали на галеры гребцами, и далеко не каждый доживал до освобождения. Для общения между собой гребцы придумали секретные, не понятные надсмотрщикам слова – такие же жёсткие, тяжёлые, неблагозвучные, как их судьба. В современной Италии как-то был издан сборник песен тех преступников – и это вызвало шквал возмущения в обществе. Люди разных профессий и социального статуса потребовали изъять из продажи эту книгу, позорящую прекрасный итальянский язык и саму Италию.

В дореволюционной России такая популяризация «народного творчества», несомненно, тоже была бы отторгнута обществом. Отношение к нему изменилось к середине прошлого века. Но после того, как огромная масса народу прошла через сталинские лагеря, тюремная лексика получила широкое распространение и на воле. И тоже золотой век тюремного сленга наступил в перестройку, когда тюремная тема с подачи журналистов и авторов кинофильмов стала популярна. Российский телезритель, обнищавший при реформах, озлобленный, разочарованный, с воодушевлением примерял на себя крутые образы российских «лодочников», их купание в деньгах, прочую воровскую романтику, а заодно и их грязную речь.

Кто-то возразит: «Почему грязную? Что в ней плохого? Ёмкие, образные жаргонные словечки коротко, без лишнего напряжения выражают мысль». Да, но ведь слова формируют образы, образы формируют мышление и стиль жизни. Иначе сказать, жаргон так же разрушает мышление, как и мат, провоцируя на негативное мышление, а при стечении обстоятельств и на негативное, а то и противоправное поведение.

Засорение русского и других языков народов России грязными словами – одна из глобальных проблем современности, угроза будущего развития. Что же делать? Думаю, ответ очевиден. Прежде всего взрослые не должны допускать в собственной речи подобных слов. Не проходить мимо детей, да и взрослых, прилюдно ругающихся матом или изъясняющихся на жаргоне. Объяснять (не менторски, а доступно), что на самом деле пользоваться такими словами – унижать самого себя. Поделюсь собственным опытом.

Мальчики, собравшись у магазина, оживлённо обсуждают что-то, щедро пересыпая речь «взрослыми» словами. Я подхожу и понимающе-сочувствующе спрашиваю их:

– Ваши родители, наверно, алкоголики? Как же вам, милые, с ними тяжело живётся!

Растерявшись от неожиданного вопроса незнакомой тёти, дети мотают головой:

– Нет, они нормальные, не пьют.

Я ещё больше удивляюсь:

– Как не пьют? А я подумала, что они вообще не трезвеют, да ещё и из тюрьмы только что вышли… Ведь у нормальных родителей дети так, как вы, не ругаются. Выходит, вы их позорите?

Мои подопечные, ученики третьего класса, то и дело ойкают по поводу вылетевшего наружу «нелитературного» словечка. Устав делать замечания, я решаю прочитать им лекцию о происхождении и смысле этих слов. Детские глазки округлились, а ушки настроились на то, чтобы не пропустить ничего из того, что будет сказано самим преподавателем. Рассказала, кое-что, разумеется, опустив, сделав упор на взаимосвязь языка и мышления. Завершила так: «Не верьте мне на слово! Понаблюдайте и убедитесь сами: тот, кто матерится, как правило, не умный и малообразованный. Понимаете теперь почему?»

После этих слов класс замер. Казалось, чтобы убедиться в моей правоте, они перебирали в памяти образы своих знакомых, друзей, уличных прохожих… После этой лекции, по крайней мере на своих занятиях, таких слов от детей я больше не слышала.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска