Пётр ЛУЖИН

«Его нужно сохранить»

Во время прогулки по Великому Устюгу заметил стоящее слегка в стороне старинное кирпичное здание. Стены местами сровнялись с землёй, побелка осыпалась, обнажив щербатый красный кирпич, окна заколочены, а крыши почти и нет. И я не ожидал увидеть на нём растяжку с надписью: «Церковь Сретения Владимирской иконы Божией Матери», а на двери – прикреплённую бумагу с расписанием субботников, реквизитами счёта и куар-кодом, по которому можно перечислять пожертвования. Ещё там был номер телефона священника, по которому я и позвонил.

Ответил мягкий мужской голос, который, как оказалось, принадлежит отцу Андрею Игнатьеву. Он обрадовался тому, что я звоню по поводу храма, а узнав, что я из газеты, обрадовался вдвойне и решил приехать тут же.

Отец Андрей Игнатьев

В светлом подряснике и греческой скуфье, высокий и флегматичный, отец Андрей сразу по прибытии начал разговор. Выяснилось, что он знаком с газетой «Вера» и один раз уже давал интервью – по поводу другой церкви («Своя ноша», № 837, октябрь 2019 г.). Священник отпирает дверь, заходим внутрь: там лопаты, мешки, веники. Следующее помещение – импровизированная молельня среди разрухи. Пересекаем галерею и попадаем в большое пространство – очевидно, когда-то бывшее центром храма. Чувство такое, будто стоишь на улице: в алтаре растут деревья, над головой синее небо. Показывая рукой вокруг, отец Андрей рассказывает историю храма – историю борьбы с татарами, большевиками, городскими властями.

В Сретенском храме

В период монгольского ига Устюг остался нетронутым благодаря тому, что стали платить дань являвшимся сюда баскакам – сборщикам дани. В пятнадцатом веке, когда монголы снова собрались с опустошительным походом на Москву, загорелись города и крепости вокруг Устюга: Кичменгский Городок, Подосиновец, Туровец, Орлец. Но в самом Великом Устюге ордынцам был дан отпор. Сначала отбились, а в 1468 году и вовсе разбили татар в устье реки Кичменги. В честь спасения Устюга в 1446 году поставили деревянную церковь Сретения Владимирской иконы Божией Матери. В 1690 году на деньги купца Симеона Хрисанфова Шиловцева храм был отстроен в камне, с двумя приделами – один в честь Симеона Богоприимца, другой в честь Николая Чудотворца. Святитель Николай Угодник очень почитался купцами как покровитель плавающих и путешествующих. Надо сказать, что Сретенский храм, где мы оказались с отцом Андреем, имел для Устюга огромное значение, сравнимое с тем, какое имел Сретенский монастырь в Москве, а Устюг во всём старался идти за Москвой. В столице главный собор в Кремле Успенский – и в Устюге тоже, Москва благодарит Богородицу за спасение от татар строительством монастыря, а в Устюге строится соборная Сретенско-Мироносицкая церковь.

– Наша церковь простояла спокойно до 1925 года, – продолжает отец Андрей, – когда храм передали судоремонтному заводу. Аргументировали это тем, что якобы он слишком велик для прихода в 64 человека, хотя на самом деле прихожан было больше четырёхсот. Устроили здесь Дом культуры речников: снесли купол, закрасили всю роспись, установили дополнительные стены внутри. В 1990-е клуб оказался заброшен, а в 2002 году случился пожар. Причины понятны – молодёжь веселилась, жгли костры.

Мы ужаснулись, когда впервые в этот храм пришли. Рядом огромная детская площадка, автобусная остановка, речное училище, школа – заходи кто хочет. Каждый кустик ночевать пустит. Туалет в любом углу. Чего мы здесь только не находили…

Оглядываюсь. Видно, что уборка была проведена, но всё равно церковь выглядит разрушенной очень. Удивляюсь:

– А почему же вы решили восстанавливать Сретенский храм, если он в таком ужасном состоянии?

– Ну как же! – в ответ удивляется отец Андрей. – Это же памятник. Его нужно сохранить. Тем более, никто не хочет им заниматься. Уже много лет стоит на главной площади заброшенный храм, в котором неведомо что происходит, а мимо туристы идут. Это же позор! А между прочим, Сретенский храм второй по размерам в городе. Самый большой – Успенский, но наш, Сретенский, на полтора века старше.

Имеется в виду, что Сретенский, в отличие от Успенского, ни разу не перестраивался с семнадцатого века.

Сейчас в Устюге нет нужды в открытии новых приходов. Вместительные церкви, сохранившиеся с дореволюционных времён, стоят полупустые. Тем не менее у отца Андрея уже есть планы на Сретенский храм:

– Это будет духовно-просветительский центр. Дай Бог, сможем закрыть крышу, восстановим приделы полностью. На месте алтаря обустроим небольшую молельню.

Трудиться предстоит ещё много. Кажется, что работа бессмысленна, уж слишком большие разрушения. Но отец Андрей убеждает: здесь есть что сохранять. Например, в прошлом году под куполом центрального четверика была обнаружена уникальная и хорошо сохранившаяся роспись. Местная жительница вспоминает, как её брат в советские времена залезал под потолок клуба, чтобы установить новогоднюю ёлку и, прикрепляя крюк, поймал на себе взгляд. Посмотрел и увидел, какая на потолке красота – ангелы огромные на него смотрят. К сожалению, пока не удалось посмотреть и исследовать живопись вблизи, так как на верхолазные работы нет денег. По низу стены сохранился ещё один фрагмент росписи – сцена Страшного суда. Можно даже различить слова «порождение ехидны». Будто бы намёк вандалам, входящим сюда.

Восстановление было начато в прошлом году – первым делом добровольцы закрыли доступ в разрушающийся храм – окна заколотили досками, поставили тяжёлую дверь с замком. После этого провели несколько субботников, убрали мусор, нанесённый за тридцать лет, вытравили берёзы, упорно вырастающие на крыше, закрыли один из приделов. Теперь главная цель – построить леса, чтобы залатать всю крышу и укрепить живопись.

– Только есть одна проблема, – нахмурился отец Андрей. – Нам мешают. Комитет по охране памятников постоянно подаёт на нас в суд, потому что мы работаем без документации. Но, знаете, как-то не очень хорошо выглядит, когда наши волонтёры лезут на крышу, почти бесплатно трудятся там часами, а какой-то человек в кабинете хочет за свою подпись сумму в четыре раза больше стоимости работ. Мы пока что даже ни одного кирпича не переложили. Тридцать лет храм разрушался. Администрация пыталась передать его епархии, но ей было не до того. Выпала часть стены – никто не шевелился. А нам восстанавливать не дают. Претензии предъявляют бредовые. В работе нам помогает архитектор-реставратор, профессор, поэтому у нас всё будет как надо. Помогает, кстати, тоже совершенно бескорыстно.

Отец Андрей сетует:

– Помощников не хватает. Кого-то пугает, наверное, объём работ, а многие не знают, что мы нуждаемся в их участии. Радует, что всё-таки многие приходят. Есть у нас и тайные благотворители, которые финансируют проведение работ, а мы их не знаем.

Подытоживая всё-таки оптимистично, священник говорит:

– Я точно знаю: если есть воля Божья, даже если сил нет, Бог поможет.

Напоследок оглядываем руины и выходим на залитую солнцем устюжскую улицу. Выключаю диктофон, уже думая, как будет выглядеть будущая заметка в газету, но не ожидал, что история продолжится. Отец Андрей расспрашивает о дальнейших планах в Устюге. Я обмолвился о том, что хочу посмотреть иконостас в Троице-Гледенском монастыре. Тот, кто бывал в Устюге, знает, что добраться до него нелегко.

– А давайте вместе съездим! – вдруг предложил отец Андрей. – Я позвоню Юрию Ивановичу, он нас на машине туда отвезёт. Заодно покажу вам ещё одно место, где у нас храм восстанавливают.

Я стал было отказываться, но, признаться, не слишком настойчиво, потому что всё выходило очень удачно.

Приехал Юрий Иванович, и началось наше маленькое путешествие.

Глядя в глаза архангелов

По пути заехали в церковь Великомученика Георгия Победоносца. Дружные прихожане напоили нас чаем, после чего мы отправились в село Стрига, где происходит восстановление Тихвинской церкви.

Церковь за листвой заметна не сразу. Когда мы доехали до неё и огляделись, оказалось, что стоит она почти на острове и река огибает её с трёх сторон, что рождает чувство некоторой отгороженности.

Ждём Надежду Аркадьевну Лопухину, старосту храма, которая проведёт нам маленькую экскурсию. Тем временем отец Андрей рассказывает:

– Храм построен в 1755 году по инициативе устюжского архиерея Варлаама. По рассказам, суровый нравом был архиерей, высокий ростом, очень деятельный. Перестроил Успенский собор. Отлил самый большой в епархии колокол, названный в честь него Варлаамом. Под этот колокол пришлось построить отдельную звонницу. Ну и наш храм на Стриге тоже он построил. Здесь была архиерейская резиденция, водяная мельница. Сейчас, конечно, ничего нет.

В этот момент подходит Надежда Аркадьевна, улыбчивая женщина, в речи которой заметен вологодский говор. Здороваемся, она открывает дверь храма и начинает рассказывать:

Надежда Аркадьевна рассказывает

– В 2015 году, когда здесь был ещё другой батюшка, мы решили восстанавливать Тихвинскую церковь. Мешками вытаскивали голубиный помёт, несколько «КамАЗов» гнилого дерева вывезли. Леса стояли ещё с 90-х. Крыши не было, на куполе храма между деревьями росли подосиновики. Я была депутатом сельского поселения и занималась всем этим. 50 лет храм стоял без крыши, поэтому перво-наперво нужно было её сделать. Много лет не удавалось – нужна была сумма в 350 тысяч рублей.

Отец Андрей подхватывает:

– Да, крышу уже при мне сделали. Одна женщина к нам подходила, спрашивала, можно ли икону в храм отдать. Я говорил, что пока рано, что у нас даже крыши ещё нет. Сказал: молитесь о упокоении епископа Варлаама (Скамницкого), строителя храма. После первой панихиды о строителе храма прошло две недели. Та прихожанка снова подходит, спрашивает, сколько денег на крышу нужно. Я назвал сумму. Женщина тут же переводит 150 тысяч – говорит, кройте. К этому времени вышел сюжет по местному телевидению о храме, после приехал предприниматель из Устюга и перевёл 50 тысяч рублей. Местные люди подключились: кто сто рублей пожертвует, кто пятьсот, кто тысячу. Не хватало 95 тысяч, и в последние дни, когда надо было рассчитываться за работу, кто-то из Москвы перевёл ровно 95 тысяч. Вот таким чудесным образом решилось.

Снова говорит Надежда:

– После этого люди стали больше жертвовать. Тут и отец Андрей помог. Прошлый батюшка, иерей Дмитрий Рыжков, тоже был молодец, но всё больше лопатой, руками трудился. У отца Андрея другой подход: аудитория, подписчики, лайки (смеётся). Зато люди о нас узнали.

В прошлом году 9 июля в храме впервые за 90 лет прошла литургия. Теперь регулярно приходят по 15-20 человек, а на большие праздники из окрестных сёл приходит и по 50.

Тем не менее пока храм производит странноватое впечатление: стоящие леса, целлофан, цементный пол со следами птичьих лап напоминают о незавершённых строительных работах. Надежда Аркадьевна объясняет, что целую машину цемента им предложили бесплатно: «Берите сейчас, потом не будет». Специально приезжавший из Вологды архитектор сказал, что пол нужно убрать, а также очистить культурный слой земли вокруг стен, чтобы церковь простояла дольше. Тихвинская церковь может похвастаться многочисленной и хорошо сохранившейся настенной живописью, в оценке которой помогли мастера, приезжавшие из петербургской Академии Штиглица. Я засмотрелся на две фрески с подписями, но потом Надежда предложила посмотреть и другие изображения на втором ярусе, и там я уже увидел самое интересное. По шатким лесам забрался под самый купол, глядя в глаза архангелов, смотрящие со всех сторон.

Спускаемся с небес на землю. Прощаемся с Надеждой. Дальше едем в село Морозовица, где находится не действующий ныне Троице-Гледенский монастырь. Люди из самых разных и отдалённых мест стараются попасть сюда, чтобы увидеть старинный резной иконостас.

Троице-Гледенский монастырь

Из моей давнишней, ещё детской поездки в Великий Устюг осталось воспоминание — долгая поездка на автобусе, остановка у старинных стен с широкими воротами. За ними церковь. Заросший травой двор, холодное и гулкое помещение, которое изнутри было бы похоже скорее на ангар, чем на храм, если бы не огромный деревянный иконостас, состоящий из множества маленьких деталей: завитков, листиков, фигур. Всё это на солнце кажется золотым. Приехав в Устюг нынче, хотел посетить это место снова.

У монастыря тяжёлая судьба. То, что видишь, зайдя в ворота, — постройки XVII—XVIII веков, ни разу не перестраивавшиеся, но местами разрушенные. С момента основания (примерно с XII–XIII веков) монастырю довелось пережить и годы благоденствия, и долгие годы упадка: до семнадцатого века велась прибыльная торговля солью, зерном, скотом, потом из-за изменения русла реки монастырь перестал быть удобным местом торговли, а секуляризационная реформа Петра I, продолженная Екатериной II, ещё больше усугубила положение. Уже в XIX веке обитель находилась в тяжёлом положении. В некоторые годы на всей огромной территории Троице-Гледенского проживали лишь четверо послушников. В 1841 году монастырь был закрыт, в 1911 году снова открыт, а с момента прихода большевиков, в 1918 году, обитель прекратила своё существование. Некоторые здания были снесены, а в оставшихся – Тихвинской церкви и Троицком соборе – расположились разные мрачные учреждения: пересыльный пункт для заключённых, дом престарелых, дом инвалидов, детдом-изолятор, детская колония. Только в 70-е годы началось восстановление. «Неужели тот иконостас, виденный мною, пережил всё произошедшее здесь с XVIII века?» – подумалось мне. И возникла в голове картина: нары рядами, измождённые грязные люди, а совсем рядом в высоте улыбаются деревянные ангелы.

Добраться до Троице-Гледенского оказалось не так просто. Село Морозовица, в котором находится монастырь, расположено всего в 13 километрах от Устюга, но сложности и неясности с автобусами делают проблематичным путь туда. Монастырь открыт далеко не всегда, а для того, чтобы попасть внутрь, нужно звонить заранее (для начала найдя номер). Для того чтобы послушать о монастыре, экскурсовода нужно привезти с собой из Устюга, а это невозможно, если добираться на автобусе. Тем не менее побывать в Устюге и миновать Троице-Гледенский монастырь нельзя.

Типовой указатель «Морозовица», поворот с асфальтовой дороги на грунтовую, лес справа и слева, поле, первые домики, малолюдный центр села, берег реки. Видно, как Сухона сливается с Северной Двиной и колышутся по берегам лесные пространства. Именно из-за слияния рек для постройки села было выбрано это место – удобное торговое расположение, да и попросту красивое. Проходим в ворота. Тот же заросший двор, на двери Троицкого собора бумажка с написанной от руки фразой «Ключи у сторожа» и номером телефона. После звонка из неказистой избушки, стоящей рядом, выходят сторож и бабушка – музейный работник.

Они пускают нас бесплатно, так как мы с батюшкой, старушка просит лишь благословение отца Андрея. В соборе холодно, несмотря на необычайную жару снаружи. С первого шага заметно, что пол неровный и сделан из округлых зацементированных булыжников. Безлюдье, следы упадка, аскетичная монастырская обстановка. Но стоит войти в среднюю часть храма, как впечатление тут же меняется. Во весь свой рост поднимается тот самый иконостас, ради которого сюда едут люди. И это единственное, что осталось в Троице-Гледенской обители от собственно монастыря, если не считать служб, проходящих здесь пару раз в год. Иконостас обрамляют голые белые стены. За стенами вологодская глушь.

И в XVIII веке в этой глуши работали тотемские мастера, которые подражали стилю барокко, дошедшему до нас из Европы, можно сказать, через третьи руки. И именно поэтому получилось не барокко, а что-то очень самобытное, хотя основные черты и принципы стиля сохранились. В этом иконостасе были и очень нецерковные черты – даже такие непривычные, как зеркала, которые позже были убраны именно из-за своей светскости. Можно долго разглядывать переплетающиеся вычурные виноградные листья, рокальные мотивы, тончайшие стебли растений, вьющиеся по всем пяти ярусам. Иконы оформлены в рамки, называющиеся картушами. Это визитная карточка тотемских мастеров. Есть и скульптуры, наличие которых противоречит православным канонам и ещё больше усиливает ощущение, будто иконостас сделал Бернини. Но это всё-таки народная манера. Крестьянский деревянный иконостас с улыбчивыми евангелистами оставляет очень тёплое чувство. Тем более по сравнению с холодным мрамором.

Музейный работник показывает:

– Посмотрите, видите глаз там, вверху?

Смотрю, куда она указывает, и замечаю справа и слева от распятия довольно неожиданный здесь символ – Всевидящее Око, которое для кого-то ассоциируется с масонским орденом.

– В прошлом году приезжали англичане, – продолжает бабушка, – обратили внимание. Спросили: неужели тотьмичи были масонами?

– И что вы им ответили?

– Это древний христианский символ, поэтому мастера могли и не думать ни о каком ордене. Может быть, подглядели где-нибудь. На самом деле, это неизвестно.

Вдоволь насмотревшись, выходим на улицу. За нами запирают двери собора.

Так, благодаря номеру телефона отца Андрея, увиденному на стене заброшенного здания, открылась для меня история Сретенского храма. Разрушенного, но не забытого. Пройди я мимо, не узнал бы о множестве заинтересованных людей, трудящихся здесь. Сретенский храм остался бы для меня просто развалинами на устюжской улице. Тихвинская церковь в селе Стрига не видна с дороги и выглядит заброшенной. В Морозовице шедевр Троице-Гледенского монастыря тоже сокрыт от глаз людей… Надеюсь, до поры до времени. Устюжские восстановители – народ настойчивый.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска