Рубрика • Перекрёстки•

Недавно ехал я в вагоне “С.-Петербург – Сыктывкар”. В купе со мной были две бабушки. Одна из них, полнотелая, с волевой складкой у губ, все время ворчала, жаловалась, что ноги ее совсем заледенели. Другая беспрекословно подчинялась: вставала со своей полки, чтобы укутать ее одеялом, ходила к проводнику за кипяточком для “согрева”. Синие, добрые глаза ее – в стариковской сетке морщин, но на вид она смотрелась моложе спутницы. Так что я подумал поначалу: дочь сопровождает свою престарелую мать.

К концу пути познакомился с ними. Старшую зовут Александрой Алексеевной, в войну была майором медицинской службы, до последнего времени жила в Павловске под Ленинградом. А спутница – Нина Васильевна, коми, до пенсии работала в сыктывкарском статуправлении.

В нынешнем году почти одновременно умерли у них мужья. Остались они одни-одинешеньки, дети-то давно уже поразъехались. Куда деваться? К детям, конечно. Александра Алексеевна дала объявление в газету, что обменяет квартиру в Павловске на Сыктывкар (в Сыктывкаре сын). А Нина Васильевна дала объявление: “Сыктывкар на Петербург” (там дочь). Так они и встретились.

– Вот еду обратно в Коми, квартиру показывать, – поясняет Нина Васильевна. – Не по себе как-то. Комнаты там совершенно пустые стоят, стены голые. Я ведь перед отъездом в Павловск написала письмо в Ульяновский монастырь, что жертвую всю мебель монахам. В газете прочитала, что монастырь только создан и вещей у них никаких нет. А когда они приехали, все в черных одеяниях, то даже заробела. Я же одежду мужа, покойного, тоже хотела отдать – и совсем забыла. А второй раз им написать постеснялась.

– А потом узнала, что женский монастырь открылся, – продолжала бабушка. – Думала я, думала, да так и не решилась к ним жить попроситься. Какая из меня монахиня? Евангелие читаю – и ничего не понимаю. Духовно не готовая.

– Монашки детей рожают, тайком и в пруд бросают, – вдруг подала голос “майор медицинской службы” со своей полки. – Все люди одинаковы.

Нина Васильевна как бы не заметила реплики:

– А так меня ничто не держит. Дети взрослые, муж умер… Теперь он всегда со мной, куда бы я ни пошла. Во сне ко мне приходит, разговаривает.

“Майор”, Александра Алексеевна, тяжело дыша, выпрямилась на полке, спустила ноги на пол.

– Ломит? – участливо склонилась над ней Нина Васильевна.

– А то не ломит! Постоишь с моё в ледяной воде – еще не так заломит, – вздохнула спутница и посмотрела на меня: – Вот такие же, как ты, молодые, здоровые, меня в воду бросили. Пошла я в Павловске на могилу к мужу. А перед кладбищем большая лужа, досочка через нее брошена. Иду я по досочке, навстречу – два бугая. “Руку подай”, – говорю. Они меня за руки взяли, раскачали и в лужу поставили. Вода ледяная до колен. Стали в моей сумке рыться, а там только пшено для птичек. “Игорь!” – повернулась я в сторону могилки, кричу мужу: “Игорь!” А бугай этот смеется: “Кричи, кричи, может быть, услышит”. Повернулся к кладбищу и тоже как гаркнет: ”Иго-о-орь!” Потом эти двое ушли. Сумку бросили, руки не подали: “Здесь мелко, выплывешь”. А я так столбом и стояла…

…Поезд подъезжал к перрону. Александра Алексеевна глянула в окно: “Снег идет. Богатыми будем”.

Я помог тяжелые чемоданы ее вынести из вагона. Появились встречающие: двое молодых мужчин в кожаных пальто. Подхватив под локти Александру Алексеевну, вежливо на руках отнесли ее в авто, подогнанное прямо на перрон, и посадили на сиденье. На лицах их читалась почтительность. Рядом с авто стояла Нина Васильевна тоже с почтительным выражением на лице. Заметив меня, улыбнулась и на прощание махнула рукой.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска