Этот искренний разговор возник как-то сам собой. Накануне Рождества на сайте «Ветрово» читали мы новые, написанные в уходящем году, стихи отца Романа, а также его публицистику – и возникли вопросы. К кому же с ними обращаться, как не к автору сайта и директору Фонда творчества иеромонаха Романа Ольге НАДПОРОЖСКОЙ – посреднику между монахом, живущем в лесном скиту, и мiром.

Ольга Сергеевна – наш давний автор, её отец – потомок священнического рода Надпорожских, служивших на Вологодской земле, а её дипломной работой на факультете журналистики Санкт-Петербургского госуниверситета была книга очерков «Святыми дорогами Русской земли» – о возрождающейся традиции православного паломничества.

Иеромонах Роман (Матюшин)

Здесь надо заметить ещё, что отец Роман чётко разделяет «мир» и «мiр» и сам пишет эти слова по правилам дореволюционной орфографии. Почему? Догадаться несложно…

– Рождество – это тишина, чудесная тайна рождения Спасителя на земле. И многие стихи отца Романа созерцательны, проникновенны, за что их любят. Можно ли сказать, что творчество батюшки рождественское по духу?

– В одном из рождественских стихотворений отца Романа есть такие строчки:

И душе ли слово не рождать,

Если сердце не пустые ясли?

В этом смысле поэзию отца Романа можно назвать рождественской: когда сердце вмещает Бога, душа рождает подлинное слово – от избытка сердца глаголют уста. Такое редко встречается. Сейчас я участвую в работе жюри конкурса духовной литературы, читаю стихи разных авторов. Среди них есть и вполне профессиональные произведения, но часто бывает так, что «духовность» для автора – это нечто, очень сильно отличающееся от православной церковной традиции. Как часто говорит отец Роман, нельзя что-то влить в сосуд, когда он уже наполнен, – его сначала нужно опустошить. Каждый из нас, а особенно люди творческие наполнены самим собой: своими страстями, мыслями, переживаниями, потому и не могут вместить Божье. И как настоящее стихотворение о любви не может написать тот, кто никогда не любил, или стихотворение о красоте природы – слепой от рождения, так и о духовном не может сказать тот, кто не живёт духовной жизнью или понимает её превратно. В любом случае большинство из нас к духовной жизни прикоснулись совсем немного, а наш опыт несравним с опытом отца Романа, принявшего монашество почти сорок лет тому назад и много лет прожившего в уединении. Поэтому его поэзия – это прикосновение не только к прекрасному, но и к духовному, к тем глубинам и высотам, которых мы не можем достичь самостоятельно, хотя и тоскуем по ним.

Во многих произведениях отца Романа действительно часто отражаются радость и чистота, присущие празднику Рождества, тем более что зима – это его любимое время года, время уединения. Но ещё в большей степени, мне кажется, его поэзия наполнена покаянным чувством. И стихотворения отца Романа, посвящённые Страстной седмице, ни в коей мере не уступают стихотворениям о Рождестве.

– Бывали ли вы у отца Романа зимой? Как обычно встречают в скиту Рождество?

– На Рождество я в скиту не была никогда, но зимой приезжала. Пока едешь, а потом идёшь с проводником в скит через лес, по замёрзшей реке и болоту, думаешь: «Как красиво вокруг, надо запомнить». Но в скиту всё это забывается и меркнет. Честно говоря, мне даже фотографировать как-то разонравилось, хотя, наверное, зря. Я очень люблю слово отца Романа. Это не только слова его новых стихотворений, которые он показывает паломникам в скиту, но и то, о чём он говорит за столом, а особенно – беседы после ночной литургии, когда мы говорим о прочитанном на службе Евангелии. Каждый делится своими мыслями, а потом отец Роман рассказывает, на что обратил внимание на этот раз сам.

Или, например, когда мы вычитываем вечернее богослужение, отец Роман может вдруг остановиться и обратить наше внимание на какое-то слово или фразу. Вроде бы Евангелие, Псалтирь и без отца Романа всегда в нашем распоряжении, но именно при его участии вдруг открывается смысл какого-то образа или слова. Причём не просто на рассудочном уровне, а как нечто, имеющее глубокое отношение к тебе самому.

Я сказала, что никогда не бывала у отца Романа на Рождество, но была однажды на Святках. Отец Роман и его послушник в ту зиму писали иконы. Они сидели в иконописной мастерской и работали в тишине, за окном медленно падал снег. Вдруг отец Роман сказал: «Мы бы и вам хотели иконочку написать». А потом предложил попробовать написать икону самой. Мне дали картонку, объяснили, как сделать прорись – это более-менее получилось, потому что особых художественных способностей тут не нужно. Но потом нужно было взять широкую кисть и закрашивать сделанный контур сплошным коричневым фоном. У меня не получилось ни одного ровного мазка – заборы и то аккуратнее красят. Так я клала слой за слоем, умножая, как мне казалось, грязь, а ночью не могла уснуть: было стыдно, что ввязалась в такую историю, где ничего, кроме позора, меня не ждёт. А на другой день отец Роман сказал мне взять тонкую кисточку и велел чёрной краской обвести тот контур, который еле виднелся из-под слоёв коричневой краски. И тут, к моему удивлению, из этой грязи стал проступать лик, я ощутила взгляд Спасителя. А потом отец Роман взял эту икону у меня и дописал её вместе с послушником, а в праздник Богоявления освятил. «И с человеком так же, да?» – спросила я. «Да, по мере того как человек освобождается от того, что приобрёл в мiру, он обретает лик. Вот старец Николай с острова Залит – по-человечески у него были обычные черты лица, он был простым крестьянским мальчиком, но в старости его лицо стало светиться изнутри, стало ликом».

– В последнее время отец Роман резко высказывался на разные вопросы текущей жизни, о QR-кодах. Его огненная, так скажем, публицистика контрастирует с тихим миром в стихах. Как это может сочетаться?

– И стихи у отца Романа бывают «огненными», мне вначале трудно было это принять. Непонятно, как человек может говорить о Горнем и в то же время обращать внимание на то, от чего мы так устаём в мiру и о чём хотим забыть, ища утешения в Церкви. Мне кажется, ответ на этот вопрос можно найти в словах преподобного Паисия Святогорца: «В старину, если кто-то из благоговейных монахов тратил время, заботясь о положении дел в мiре, то его надо было запереть в башню. Сейчас наоборот: благоговейного монаха надо запереть в башню, если он не интересуется и не болеет за то состояние, которое возобладало в мiре… В наши дни интересоваться и беспокоиться за состояние, в котором находится наш народ, – это исповедание».

В Евангелии Христос ведь говорит не только «блажени плачущие», но и «горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры», хотя нам очень хотелось бы отнести первое к себе, а второе – к кому-то другому. Когда отец Роман говорит о тихом мире, он делится тем, что есть у него внутри, и мы ценим это на вес золота, потому что у нас такого нет. Но когда говорит о мiре внешнем, о мiре как средоточии греха, то даёт ему должную оценку. Не зря в церковнославянском языке есть два варианта написания слова «мир» – по сути, это два слова, противоположных по смыслу. Одно из них звучит в словах Христа: «Мир Мой оставляю вам, мир Мой даю вам», а другое – в словах святого Иоанна Богослова: «Не любите мiра, ни яже в мiре». Отец Роман и про сайт «Ветрово» однажды сказал, что его назначение – открывать людям глаза, хотя мне-то, может быть, хотелось бы многого не видеть.

– Расскажите о записках батюшки «Не сообразуйтеся веку сему». Как они появились?

– В кратком предисловии к этим запискам отец Роман говорит, что ему не всегда удаётся ответить на приходящие письма и он «задумал поговорить с обделёнными авторами писем и с теми, кто желает присоединиться». Но потом к его ответам на письма прибавились размышления о встречах с людьми, о прочитанных книгах и новостях, даже о некоторых отзывах у нас на сайте. Эти записки отец Роман вёл около двадцати лет и, насколько знаю, мог бы включить в них и другие размышления, воспоминания, которые есть у него в черновиках. Уже при подготовке текста к изданию мы дополнили его стихотворениями отца Романа, подходящими по смыслу к той или иной теме.

Откликов на прозу отца Романа, не только эту, действительно много, и далеко не всегда они положительные – некоторые читатели ждут от него только духовной лирики, им неприятны его обличительные строки, призыв к изменению. Людей пишущих задевает взгляд отца Романа на творчество всего лишь как на инструмент, который или помогает спасению, или, что гораздо чаще, сбивает с пути. Кому-то непонятно, почему отец Роман обращает внимание на наш внешний вид и так резко выступает против того, что считает в нас признаками ветхих Адама и Евы. По мнению таких читателей, значение имеет только то, что у человека в душе, хотя как можно судить о невидимом, если мы не замечаем очевидного? Церковных людей, как ни странно, порой задевает защита чистоты православия – они воспринимают это с точностью до наоборот: как нападки на Церковь. Что и говорить, многие из нас, выражаясь словами Константина Леонтьева, ищут «розового христианства» и поэтому не снимают розовые очки. Заблуждаться бывает очень приятно – это, кстати, опять-таки можно отнести и к области искусства.

Мне очень дорого мужество отца Романа, его стремление к Правде, готовность пострадать за неё. Как пишет батюшка в своих записках, «стоит человеку полностью положиться на Милосердие и Любовь Божию, как из ветром колеблемой былинки он превращается в незыблемый столп». Как достичь такой веры – не знаю, но в лице отца Романа вижу пример. Общаясь с ним, пережила много неприятных минут из-за необходимости хотя бы иногда посмотреть на себя и на окружающий мiр, как говорит отец Роман, трезво. Да, мы – колеблемые ветром былинки, но дуть против ветра – вовсе не бессмысленная вещь.

– Какие мысли из записок «Не сообразуйтеся веку сему» вас лично тронули?

– Мне, как любителю лирики, близко, например, такое отступление отца Романа: «Каждой весной мы видим, как сходит снег, обнажается земля. Но сеятель появляется только тогда, когда земля прогреется: никто не хочет губить семя, никто не засевает мёрзлую землю. Жизнеутверждающая весна поучает человека: прежде словесного сеяния отогрей душу, в которой хочешь посеять. Если не можешь – хотя бы своё сердце наполни теплом к той душе, к которой направляешь словесное семя. Не потому ли после долгой холодной зимы всё живое радуется проявлениям тепла?» Вспоминаются рассказы отца Романа о старце Николае. По его словам, отец Николай не читал нравоучений, говорил очень просто. Мог чайку с кем-то попить, помазать маслицем. Или читал кому-то совсем простенькое четверостишие, но наполнял его теплом своего сердца, жалел людей – и они плакали.

В книге отца Романа вслед за отступлением о весенней земле идёт стихотворение «Сеятель» с эпиграфом: «Вышел сеятель сеять семя своё» (Лк. 8, 5):

Вышел сеятель с сумой

Зорькой невечернею

И увидел пред собой

Путь, каменья, терние.

Урожая столько лет

У Небес не выпросить.

Сеять семя толку нет,

Всё равно что выбросить.

И стоит в слезах, молясь,

До полнощной темени.

Где ты, добрая земля,

Жаждущая семени?

У нас на сайте это стихотворение долго обсуждалось, и один придирчивый читатель написал: «Чтобы урожай был добрый, нужно землю возделывать, а не причитать. Камни снести на межу, тернии выкорчевать да поливать вовремя. Земля уход любит». Меня эти слова немного смутили. Читатель, конечно, обратил эти упрёки к отцу Роману, но ведь образ сеятеля взят из евангельской притчи. Действительно, почему Господь не приготовил землю нашей души, прежде чем начать сеять? А потом нашла ответ на этот вопрос в толковании преподобного Максима Исповедника: «Господь не сказал, что Он вышел пахать словесные нивы, ни плугом рассекать дважды или трижды, ни исторгать корни диких трав, ни уравнивать почву, то есть приготовить наши сердца и помыслы, но, говорит, непосредственно “вышел сеять”. Почему это так? Потому что прежде сего Христова сеяния с нашей стороны нам надлежит предукрасить, приготовить для сего нашу душу». А вот уже тепло, которое солнышко даёт, не в нашей власти.

И вот ещё один лирический отрывок из книги отца Романа, который очень тронул меня: «Известный поэт написал много жизнеутверждающих песен. Время было безбожное, посещал ли он храмы – не знаю. Вряд ли он прожил без скорбей, но они не отражались на его творчестве. Но вот скончалась жена, и земля начала уходить из-под ног, жизнь потеряла смысл. И самое дорогое, что у него осталось на этой холодной земле, – посаженное ею дерево. И никто не ждёт его:

Только клён, только клён, да и тот,

Между прочим, уже осыпается.

До чего щемящие строки! Как же одиноко и обречённо он жил! Какая безысходная тоска у живущего прошлым и ничего не ожидающего от будущего! Сирота человек без Бога!»

– Да, эту маленькую заметку отца Романа мы публиковали ранее. В ней речь идёт о стихотворении Михаила Исаковского «Только клён» 1956 года, посвящённого памяти жены Лиды:

С той поры, как воздали тебе

Мы последние скорбные почести,

Я остался на этой земле

В безысходном своём одиночестве.

И всё горше мне день от дня –

Неприютно, тревожно, неслаженно…

Только клён и встречает меня,

Клён, твоими руками посаженный.

Только он, что стоит у ворот

И в лучах предзакатных купается.

Только клён. Только клён. Но и тот,

Между прочим, уже осыпается.

– И вот вроде бы так понятна тоска человека по ушедшей жене, и строки про клён очень трепетные. Но отец Роман очень часто говорит: всё, что даётся нам на этой земле, мы обречены потерять, поэтому нужно отдать своё сердце Тому, Кто вечен, – Богу. Я иногда встречаю верующих людей – уважаемых, уже зрелых или даже пожилых, отдавших жизнь любимому делу, – и замечаю, что их мучает тоска, хотя они и пытаются честно с ней бороться. Видимо, главного они не обрели – той благодати Духа Святого, о которой говорит преподобный Серафим Саровский. Мне кажется, что и среди священников это встречается. Глядя на них, думаешь, что в таком случае и сам едва ли можешь на что-то рассчитывать. Но, читая книгу отца Романа, понимаешь, что это главное – достижимо, по крайней мере нам показан путь. Обрести который я и желаю всем нам!

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска