(Окончание. Начало в № 879)

БОГ ПОДАСТ

…На привале наши лежали на обочине почти напротив иконы.

Вскоре икона тронулась, мы все вместе пошли опять после основного потока. Подходя к ферме перед деревней Кассины, закончили читать акафист, пропели величание, и я набрал воздуха в грудь:

– Христо-ос воскресе!

– Воистину воскресе! – отозвался народ.

И так три раза.

– Это Петрович готовится петь! – смеясь, пояснил отцу Стефану Альфредыч.

Петь я не собирался – если только мысленно. А покричать «Христос воскресе!» и услышать ответ сотен людей – это бесценно.

В селе Бобино мы минут пять выбирали место, где было бы меньше кочек. В результате поставили семиместную палатку прямо возле стены гаража-сарая.

Ещё на последнем привале Альфредыч долго не мог понять, будет нам Виктор, хозяин того дома, где мы ночевали в предыдущие годы, готовить ужин или не будет. Он, в принципе, был не против разместить нас и в этом году, но жена не захотела. Однако приготовить ужин Виктору разрешила, добрая женщина. И мы направились с кружками и ложками к его дому.

– О! Василий! Брат! – воскликнул Коля Ивасенко, шедший навстречу нам.

– Колю-юня! – обнял я старого знакомого.

– Ты есть хочешь? Тут наш батюшка, отец Александр, окрошкой кормит за магазином! Пошли, пошли! Я уже поел, он сказал звать, кого найду.

Во дворе магазина припарковали старенький микроавтобус, внутри которого в баках была приготовленная для паломников окрошка. Квас стоял рядом на асфальте.

– Спасибо. Я своих позову?

– Зовите, конечно!

Но вернувшийся Альфредыч сам нашёл, где можно поужинать:

– Там, за храмом, кормят горячим супом. И кашей, вот вам тарелочку принёс. Суп пойдёте кушать?

– Не, я окрошки уже поел. Ещё и Виктор суп сварит. Ещё и эта каша.

– Ну, тогда пошли все к Виктору.

Виктор уже сварил вкусный супчик. Мы подмели доски на эстакаде, подождали, пока осядет пыль, и сели ужинать.

– Так, Петрович, благословение: доесть два яйца и свой суп! – хорошо, что Альфредыч не благословил доедать оставшиеся полкастрюли супа. М-да, а опасались остаться голодными…

* * *

Все мы хорошие, когда спим. Зубами к стенке. А я и во сне плохой – храплю. Так что грешен круглые сутки. Главное – не забывать об этом. И если напоминают, то не обижаться. Как в анекдоте: «А я всегда перед исповедью ссорюсь с женой». – «Зачем?» – «А она мне все грехи припоминает!»

И, как говорится, не суди… Очередная стоянка, ищу наших. Сначала я обознался, приняв за них посторонних мужиков. Пошёл к ним, но, приблизившись, увидел, что один из них курит, а парочка загорает на солнце в одних трусах. Ну, ребята, вас Господь видит, а я-то что.

Дошли до села Загарье. Остановились в том же месте, что и в прошлые годы. К собакену, который вырос из давнего знакомого щенка, в 2014-м кусавшего мою кроссовку, большинство боялось подходить. А я достал из сумки пирожок и подошёл к нему:

– Ну что, ждал нас? Честно признавайся! Только честно! Узнал? Узна-ал! Вот тебе кусочек. Покормим медведя с рук…

Пёс очень аккуратно взял с ладони кусочек пирожка.

Компания расстелила плёнки и коврики в тени яблони, а я спрятался от солнца за огромным кустом смородины.

Во двор зашёл какой-то паломник в поисках воды, ходил некоторое время вдоль вьющегося туда-сюда по участку шланга, пытаясь найти конец, а потом раздумывал, где же открывается вода. Хозяйка, наблюдавшая эту картину, постучала в окно, показывая ему пальцем вниз – туда, где было маленькое окошко под домом, из которого и тянулся шланг.

– Вы пропустите воду сначала, а то она в чёрном шланге на солнце нагрелась. Потом пойдёт холодная, – подсказал я.

– А вы не хотите тоже пойти крестным ходом? – допытывался позже Павел у хозяйки.

– Не, я уже старая! Не могу.

– Старая? Да я старше вас, наверное. Вот вам сколько? А мне 62-й год!

Та недоверчиво и удивлённо смотрела на него.

– Не верите? Дай вам Бог здоровья. Спасибо за тёплый приём, придём через год!

МЕЛКИЕ ДОСАДЫ

До следующего привала в Пашичах топали честно полтора часа. По пути увидели стоявшие на обочине почти новые сапоги. Кто-то, видимо, оставил, не желая тащить лишний груз. Решили остановиться на отдых.

Потом наши ушли, а мы опять остались вдвоём с Павлом, слушая переговоры по рации лежавших рядом ребят то ли из «Пересвета», то ли из МЧС. Кто-то на квадроцикле не мог состыковаться с другой группой спасателей, и решали, где встретиться, и прочие проблемы.

Вскоре приехали четыре квадроцикла, встали прямо напротив нас. Кто-то вызвал врача паломнице, почувствовавшей недомогание, – приехала целая толпа.

– Ой-ёй-ёй-ёй-ёй!!! – завизжала лежавшая рядом со мной девушка и вскочила с коврика.

А, понятно. Мышь. Довольно упитанная, сантиметров 7-8 в длину. Держитесь, сёстры, идущий с Богом всё преодолеет.

– Мусор! Принимаем мусор! Совершенно бесплатно! То есть без-воз-мезд-но! – цитировал сову из мультфильма о Винни-Пухе один из нескольких одетых в зелёные жилетки волонтёров, стоявших в конце привала. – Все сдаём мусор! Ничего не оставляем! Му-сор! Совершенно бесплатно! – и уже со смехом обратился к своему товарищу: – Почему я кричу и рекламирую, а тебе больше приносят?

 

* * *

На выходе из села, на поле, нарвал для чая свежие побеги дикой смородины. Дорога сухая, но я не стал переобуваться в кроссовки, так и топал в сапогах.

– Странно, мы в Кленовое заходим не с той стороны, где обычно. Мы всегда поднимались правее.

– Да нет же. Дорога-то одна, – возразил Павел. – Та заросла. А здесь проехал пару раз трактор по полю – вот и получилась новая дорога. Смотри, дома-то справа оказались, мимо них мы и проходили по улице в прошлые годы. Мы идём теперь по краю деревни…

Павел наконец дозвонился Ольге, хозяйке дома в Монастырском, которая до этого не брала трубку. Она ждала нас, дом натопила. Ну и отлично.

Дошли до дома Ольги. Она была навеселе. В доме стоял запах сигарет и печного угара.

– Вот натопила вам с утра берёзовыми дровами!

– О! Батюшка! К нам батюшка зашёл! В первый раз! – воскликнул такой же нетрезвый юноша лет тридцати, с лицом, похожим на Ольгино. Оказалось, её сын. Отец Стефан скромно молчал.

– А где наши комнаты, Оля?

– А вот, вот ваша комната!

– Свет есть здесь?

– Нет, света нет.

– Так, если отца Стефана определим на кровать, то тут, на полу, ещё максимум пять человек вместится, – оценил Альфредыч. – А нас семеро. А в этой комнате кто?

– Тут у меня вот паломник из Кирова на диване один, – указала она на парня, копающегося в рюкзаке. – А на полу будут паломницы из Марий Эл, они каждый год ночуют. То ли пятеро, то ли семеро их. Звонили два часа назад, говорят, мол, идём.

– А на кухне можно? – Павел тоже искал варианты для меня.

– На кухне можно. Вот тут стул убрать – и можно. Я печку берёзовыми дровами топила! – опять напомнила Ольга.

– Да топила, топила… только ты не печку топила, а подтопок. Печка-то сзади холодная. Вот тут идёт дым, тут заслонка, так, потом так, потом так и в трубу, – разглядывал печку Липин.

– Ну подтопок, да. Берёзовыми дровами!

В комнате вместо лампочки на потолочный светильник подвесили налобный фонарик, да ещё и я подсвечивал своим, чтобы братья разобрались с вещами и нашли деньги. Все сдавали по 400 рублей, только Альфредыч стоял в недоумении и ощупывал сначала куртку, нагрудный карман, а потом поднимал вещи:

– Я кошелёк потерял, похоже. И даже знаю примерно где. Я пожертвовал 100 рублей на колокола, а потом ещё раз расплачивался в продуктовой палатке и сунул кошелёк в нагрудный карман, ну и промахнулся, видимо, – расстроился Альфредыч. Расстроился не столько из-за денег, сколько из-за потерянных записок, которые передали ему друзья для поминовения. Я прошлым летом так же расстроился, когда забыл отдать в Дивеево записку с именами, которую мне передала знакомая в Сыктывкаре. И хотя Господь видит, кто передал записку преподобному Серафиму и что в ней написано, но просьба ведь не была исполнена. Поэтому записку потом отдал отцу Николаю для поминовения, да ещё и сам молился…

* * *

Кировчанин встал около трёх утра, собрал быстро рюкзак и ушёл. Наша компания не спеша продирала глаза. Чайник был относительно чистым – наверно, единственная чистая изнутри вещь в этом доме, потому что кипяток нужен часто. Завариваю пакетик с жёлтой надписью: «ЛДПР» на синем ярлычке – Павел Фаритович поведал, что их корпоративный чай очень хорош. Не соврал. По заляпанному оконному стеклу ползала еле живая оса, на своё несчастье залетевшая в дом, где не было ничего съестного…

– Ну что, Колюня, как температура? В свитере можно идти?

– Да запросто, Васенька! Погода отличная!

Это всё здорово, только я не обнаружил свою икону: «Где же она может быть… Наверное, я в Пашичах снимал водолазку и стянул иконку вместе с ней. Или снял и положил на траву».

У Павла образ Николая Угодника был пришит прямо на нагрудный центральный карман с молнией, поэтому он отдал мне временно свою иконку в деревянной рамке, которую в свою очередь получил когда-то в подарок от Липина. Я запаковал мешок и вышел из дома на крыльцо последним. Шатавшаяся предпоследняя ступенька внизу всё же к утру сломалась.

– Сын Ольгин сказал, что они дом снесут в течение года.

– Да они тебе и не такого наговорят. Вот увидишь, что никто ничего делать не будет, – спрогнозировал Павел.

Время было 4 утра. Как раз в этот момент к повороту на Монастырское подъехал микроавтобус из Сыктывкара, на котором прибыли Люба, Валя и их подруга. Как они потом рассказали, случилась какая-то накладка с билетами, думали, что вообще никуда не уедут, но в итоге наших женщин с опозданием на полтора часа посадили в другую маршрутку, в которой оставалось ровно три свободных места. Так Господь сотворил просимое.

Читали все вместе утренние молитвы. Потом, когда сошли с трассы, Павел начал отставать. Я в очередной раз остановился подождать, но он махнул мне рукой:

– Петрович, не жди меня. Я потихоньку пойду. А вы идите. Встретимся на привале.

Там, на привале, Альфредыч с удивлением осматривал свою ступню:

– Ничего себе, как я вообще шёл? Ну и мозолища!

– Знать, не о ногах думал во время перехода. О кошельке?

– А что о нём думать? Ни о чём особо не думал… Может, её вскрыть? Как думаешь, Петрович?

– Да, можно. Надо у Викторыча взять маникюрные ножницы, они острые. Но он уже спит вон…

– Ничего, разбудим! Викторыч! Викторыч!

– Ну что вы меня будите?! – послышалось недовольство. – Что, нельзя другими ножницами воспользоваться?

– Сашечка, другими не получилось.

Кстати, это был, по-моему, единственный конфликт (если так можно назвать) в нашей компании за все дни. Хотя нет, было потом лёгкое недопонимание с Зурабом, но это отдельная кавказская история.

Саша Барбир достал ножницы, лёг и через минуту опять уже спал. Как и сказано, «будьте братолюбивы друг к другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте» (Рим. 12, 10).

* * *

Вот мы и в Горохово. По прогнозу днём должно было быть +25. Прошли к спуску на источник, Альфредыч выбрал место в стороне от тропинки, в зарослях. Крона высоких деревьев давала хорошую тень. Расчистили от веток полянку, расстелили плёнки, бросили коврики… Я откинулся назад на коврик: сквозь разнотонную, слегка колышущуюся зелень листвы сияли голубые небеса. В этом году я удивлялся своим ощущениям: все цвета казались необычайно насыщенными и яркими. Не как всегда.

– Эх, какая же благодать! Благодать на благодать!

– Петрович, это из Евангелия от Иоанна?

– Да. «И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать…»

– Ну что, кто пойдёт купаться? – подаёт голос Альфредыч.

Купаться никто не хотел.

– А акафист Казанской иконе читать кто пойдёт?

– Акафист читать пойдём.

Но от чтения акафиста пришлось оторваться: по тропинке вдоль пруда по направлению к купели, где купались нагие мужики, шла обеспокоенная женщина, ища сына:

– Витя! Витя! Где ты?!

Останавливать её не понадобилось, потому что тут же появился её сынишка лет десяти.

– Куда ты убежал? А? Я тебя спрашиваю!..

– Ну вот. Чуть не ввёл мать в грех, – прокомментировал Коля с непередаваемой интонацией, рассмешив всех нас.

ОБРЕТЕНИЕ ПРОПАВШЕГО

На последнем привале я спокойно приложился к стоявшей на земле иконе. Зашёл во двор гостиницы «Ковчег», где под навесом за столами сидела наша компания, включая вновь прибывших – Володю, Сергея и Зураба.

– Зурабушка! Дарагой! Гамарджоба!

Пришёл хозяин гостиницы Павел Иннокентьевич и начал запускать группами. Сначала «немцев» (мы удивились, уточнили потом – там действительно были русские, проживающие в Берлине и других городах Германии), потом из Калининграда супружескую пару, а потом – «любимую Коми республику!» (тут широко улыбнулся нам). Калининградцы были новичками, видимо, поэтому попытались занять наши места. Павел их настойчиво попросил перебраться на другую часть чердака, потому что всё равно Павел Иннокентьевич их попросит. Я поддержал – двадцать мест оплачено ещё в мае. Помог им перенести вещи на другую часть чердака, более свободную. Положив вещи, мы быстро отправились на помазание к храму, служба проводилась на открытом воздухе возле церкви Николая Чудотворца. Успели. Потом сразу быстро сбоку одними из первых приложились к иконе Святителя Николая. Я приложился к окладу иконы, подойдя сзади («ну, насколько достоин…»).

Пока ужинали гороховым супом во дворе «Ковчега», я всё это время объяснял Зурабу, почему надо положить если не все вещи, то хотя бы уже ненужную палатку к нему в машину (Зураб то ли упрямился, то ли действительно не понимал):

– Зурабка, дорогой! Нам потом придётся с Павлом в Кирове тащить эту тяжеленную палатку и мешки от камеры хранения целых три квартала. Проще сейчас часть вещей из мешков перегрузить к тебе в машину – вы завтра в Сыктывкаре куда-нибудь это положите, а Павел потом заберёт.

– Василий! – с характерным грузинским акцентом воскликнул Зураб, жестикулируя. – Я би с удоволствием взьял твою палатку, но куда её положит? У нас там вещи будут. Много.

– Зурабушка! Ты хочешь сказать, что в твой джип она не влезет?

– А пачему не к Саше? – всплеснул он руками.

– У Саши пять человек с рюкзаками.

Знаю же, что не надо форсировать события, если Господь сразу не даёт. Но тут почему-то я продолжал убеждать Зураба. Потом выяснилось – для его же пользы и важных слов для нас обоих в конце дня.

Пошли к машинам, оставленным на въезде в село. Увидев семиместную палатку в камере хранения, Зураб расцвёл: против его ожиданий она оказалась компактной, просто тяжёлой. Мы потащили вдвоём за ручки на стоянку к его «Ниссану». Возле въезда на парковку стояла машина ГАИ.

– Зураб, нас не пропустят в село, надо поговорить сначала.

– Сейчас! – Зураб глянул на меня и пошёл к полицейскому решать этот вопрос.

– Там вас не пропустят, – сказал человек в форме.

– А мы там договорились! – ответил Зураб.

– Да?

– Канечно!

– Хм… ну езжайте, раз догово­рились.

Полицейский махнул рукой, хотя стоило всего лишь взять свою рацию в руки…

– Зураб, а ты реально договорился?

– Канечно, нэт!

Метров через триста нас тормознули, естественно, и попросили   свернуть налево, на другую стоянку. Зураб остановился, дождался, пока полицейский подойдёт, и начал концерт (всё с сильным грузинским акцентом, эмоциями и активной жестикуляцией):

– Я один грузин на 37 тысяч паломников! Специально приехал в крестный ход с Кавказа! А меня не пускают помолиться!

– Идите пешком.

– Не могу больше! Нам в «Ковчег» проехать надо!

– А! В «Ковчег». Тогда ладно, езжайте аккуратно.

Не успели мы проехать и сотни метров, как от передвижной камеры хранения к машине с посохом наперерез бросилась женщина и возбуждённо начала объяснять:

– А нашу машину не пропустили! А у нас мешки! Мы тащить не можем, они очень тяжёлые! Довезите нас, пожалуйста!

Зураба не пришлось уговаривать: он открыл салон, помог забраться на заднее сиденье второй паломнице и положил ей мешок на колени. Когда доехали и выгрузили мешки, женщина подбежала к дверце:

– Ой, а как вас зовут?

– Меня Василий, а его – Зураб. А вас?

– А меня Лидия! У вас обязательно случится чудо! Прямо сейчас! Я точно говорю! Николай Угодник сотворит большое чудо для вас!

На чердаке все наши готовились к исповеди, стульчик подняли на стол, приспособив в качестве аналоя. Читали по очереди вечерние молитвы и последование с тремя канонами. Параллельно кто-то подходил к отцу Стефану под епитрахиль. Сначала я стоял, потом ноги устали и я встал на колени на ближайший коврик, а потом устали и колени – я положил голову на кулаки, наклонившись вперёд, будто в земном поклоне. Потом опять читал молитвы, стоя на коленях. Потом опять встал рядом со всеми. А отец Стефан всё исповедовал и исповедовал, не садясь на диван, лишь изредка прерывался, но к нему опять кто-то подходил – уже из наших соседей.

* * *

К берегу Великой я подошёл чуть позже нашей компании, начало литургии услышал ещё на спуске к реке. Народу на поляне перед храмом было сначала не очень много. Отцу Стефану объяснил, что на архиерейской, которая начнётся в 10, тут обычно всё забито людьми. Мы прятались в тени луковки храма от яркого утреннего солнца, потом, когда оно поднялось ещё выше, я встал в тени отца Стефана. Позже уже некуда было прятаться. Встали чуть правее, ближе к клиросу. Подошёл Зураб, тронул меня за плечо и, заговорщически улыбаясь, сообщил:

– Кто-то забрал ночью палатку из машины. Ти?

– Нет. Не я.

– Как нэт?! – Зураб вскинул брови. Он был недоволен мной. Только непонятно почему: он же сидел в машине сам, а не я. – Как нэ ти? А кто?

– Откуда я знаю.

Зураб пребывал в недоумении и расстройстве. А я почему-то совсем не беспокоился.

Перед причастием молодой священник без запинки произнёс чудесную проповедь. Не утомил совершенно, хотя она была и длинная. Все слушали с удовольствием. Для причастия было вынесено двенадцать чаш. После причастия мы встали спиной к стене прямо рядом с алтарём, прячась таким образом от солнца.

– Василий! Тебе деньги Люба не передавала? 600 рублей за гостиницу? – подошла обеспокоенная Валя.

– Нет.

– Как так… Липин сказал, что ты начальник «Ковчега», ну то есть оплатил за всех уже, и деньги надо теперь отдавать тебе. Ты утром ушёл. Я Любе говорю: вот деньги, 600 рублей. И кладу их на биллиардный стол. А сейчас она говорит, что их не видела!

– Так она, может, и не видела их. Чего ты обижаешься на неё-то?

– Теперь мне снова надо 600 руб­лей тебе отдавать? Ох… – и Валя начал доставать кошелёк.

– Расцени эту потерю как милостыню. Неожиданную, но милостыню. Кому-то эти деньги очень нужны были.

Валя протянула мне деньги. Я взял их, задержал её руку и сказал:

– Вот это, Валя, называется: «Ты дала деньги, а я их принял». Понимаешь? А то, что ты положила куда-то деньги – это не дала. Не надо на Любу злиться. Она не виновата. Поняла?

– Поняла…

* * *

Саша Барбир аккуратно складывал вещи в свою «Камри». Пять человек из нашей компании возвращались домой из Великорецкого на машине. Зураб, вскинув брови и искоса глядя на меня, снова завёл старую песню:

– Ти меня разозлил!

– Почему?

– Ну мы же с тобой грузили вместе палатку! И она пропала!

– Так! Зураб! Мы с тобой вместе грузили палатку? Вместе! Она пропала? Пропала! Всё, Зураб, ты меня разозлил!

Он не нашёлся, что ответить. Отец Стефан смеялся, наблюдая разворот логики Зураба против него самого же. Тут вдруг выяснилось, что Павел, когда грузил вещи в «Камри», положил туда и злополучную палатку – забрал её из машины Зураба, не разбудив его.

Я поднялся наверх. Альфредыч запаковывал последние вещи в рюкзак, а Макс вдруг стал извиняться:

– Представь, смотрю, на столе деньги лежат. Думал, Ваня их оставил тебе, ну я и накрыл их тарелкой. Вот они так и лежат здесь. А Ванька потом сказал, что он ещё 2 июня с тобой расплатился.

– Это деньги Вали. Вот и нашлись. В этом ходу всё, что пропадает, снова находится.

Скоро появилась и сама Валя, радостная:

– Я уже в курсе!

– Так бегом иди, проси прощения у Любы! – я отдал ей лишние 600 руб­лей. – Бегом! Иначе накроет после причастия так, что мало не покажется! Катком проедет!

Валя смотрела на меня круглыми испуганными глазами. Потом быстро начала спускаться по лестнице… Чуть позже я их с Любой заметил мирно воркующими.

* * *

В церковной лавке заказали службы на год об упокоении: я – Петра, а Павел – племянника Георгия, умершего в середине мая в возрасте около сорока лет. Прошлый год финансово подкосил монастырь, паломников почти не было из-за вируса, а долги за ЖКХ копились, как обычно. Хоть в этом году монастырь почувствует поддержку. Спросили в бюро находок по поводу иконы Липина (единственная потерянная вещь, которая в итоге не нашлась и которую мы ожидаем найти на следующий год – такое бывает).

– Петрович, я телефон, кажется, потерял, – Павел Фаритович озабоченно ощупывал карманы.

– Где?

– Похоже, возле забора. Я оттуда последний раз звонил. Осмотрел всё сейчас внимательно: нет нигде.

– Сейчас наберу… Хм… Уже выключен. Это плохо. Пойдём вместе ещё раз посмотрим. Надо читать «Символ веры». В этом ходу всё находится!

– Ну, ты читай… а я так поищу. Жалко не телефона, а то, что там много видео и фото… контакты опять же…

Мы медленно бродили и осматривали траву. Поиск результатов не дал.

– Я, кажется, знаю, кто мог забрать. Мужик там ходил подозрительный…

Мы вернулись.

– Чего вы ищете? – Рома приподнялся с коврика.

– Фаритыч телефон потерял.

– Вы что, совсем с ума сошли? Вот он, на зарядке стоит. Фаритыч, ты же мне его сам дал!

Мне стало смешно, а Павлу было не до смеха:

– Ёлки-палки… Грех на душу взял.

– Невиновного человека подозревал?

– Именно. И что вот теперь делать…

– Ты же раскаиваешься. Уже и мне рассказал. То есть открыл грех при свидетеле. Господь целует и намерения.

Так ведь и сказано: «Признавайтесь друг перед другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться» (Иак. 5, 16).

Вспомнилось, как на трапезе после службы предложил я анекдот рассказать. Саша Барбир говорит: «Может, не надо?» – а я всё равно не удержался. А через пару часов поехал на машине домой – чувствую, горло заболело. Можно бы списать всё на холодную воду, которой я после трапезы мыл посуду. Но я-то знал, в чём на самом деле заключалась причина. «А как иначе остановить тебя, Василий Петрович? – вслух сказал я сам себе, стоя на светофоре, и хлопнул по рулю ладонью. – Тебя же Саша останавливал даже! Но если ты нормально не понимаешь – вот Господь теперь тебя и останавливает. И слава Тебе, Боже, что не оставляешь меня и держишь за шкирку!» И только я это сказал, как горло минуты через три перестало болеть.

«Кто обуздал свой язык, тот совершенный человек», – сказал апостол Иаков. А я человек несовершенный. Поэтому за меня регулярно принимается Господь. Некоторое время назад я анекдоты травил там, где не надо, и тогда заболело горло, затем голова. Измерил температуру – всего 37.1, а сил нет совсем. Странно… Свалился на кровать. Но обнаружился несомненный плюс: я понял, насколько плохо сейчас моему папе. Причём он в таком состоянии находился не день, а гораздо дольше. Сытый голодного не разумеет. А тут всё сразу доходчиво Господь объяснил, чтобы я лучше понимал отца и был с ним деликатнее.

БУДЬ ВЕЛИКОДУШЕН!

И вот уже обратный путь, из Великорецкого в Киров. В Медянах остановились на старом месте за большим тополем. Павел отправился в магазин, а я лёг дремать в ожидании полдника. Рядом расположилась развесёлая компания, которую кормила супом, видимо, супружеская пара, подогнавшая сюда грузовик. Пришёл ещё один паломник, мужчина лет пятидесяти, и спросил всех сразу:

– Сапоги никому не нужны?

Компания начала дружно хохотать в голос:

– А это не вы в третий раз пытаетесь сапоги оставить?

– Нет. В первый раз спросил.

– Просто тут такая история ходит. С первого дня один мужчина пытался оставить сапоги. Положил где-то на обочине, а кто-то подобрал, опознал его и вернул. Он оставил второй раз у хозяев, где ночевал. Соседи по ночёвке увидели утром оставленные сапоги и опять вернули. В третий раз задействована была уже полиция: они по рации переговаривались и нашли его. Вручили в итоге злосчастные сапоги!

Мужчина зашёл за сарай, поставил их за поленья и ушёл через некоторое время.

– Так он их оставил всё-таки! – переглянулись парни со смехом. – Какой размер? 41-42-й. Мне не подойдёт. Миша, тебе подойдёт – забирай!

* * *

Я читал опять 90-й псалом, поминая папу и покойную жену. На подходе к Мурыгино почти заканчивалось возведение комплекса теплиц. А у нас в деревне всё разрушилось и заросло борщевиком… Возле телевышки молодая парочка из установленной в багажнике «уазика» пластиковой канистры наполняла всем желающим бутылки холодной водой. Я из своей вылил тёплую уже воду и налил холодную. Тут же с Павлом утолили жажду и пошли дальше. Павел вспоминал, как в 2015 году почти час он сидел здесь, не мог дальше идти. А нынче вон как вышагивает.

На привале разговорились с улыбчивой женщиной. Представляемся ей:

– Это Павел Фаритович. А я Василий. Петрович.

– А меня зовут Светлана. Ивановна.

Она оказалась из небольшого старинного городка, что километрах в трёхстах от Москвы. Говорит:

– Приезжайте, я вам экскурсию проведу. Запишите номер телефона.

Я рассказал ей о папе, что он умер 23 мая, а жена умерла год назад, 22 мая, в день Николая Угодника, – такие произошли мистические совпадения. О том, как успокаивает душу чтение Псалтири: читаешь об упокоении, а успокаиваешься и сам, и жизнь вокруг. Впервые я это обнаружил, когда шестнадцать лет назад читал Псалтирь об упокоении тестя, раба Божьего Сергия. И Светлана подтвердила, что с ней произошло нечто похожее при чтении Псалтири об упокоении родственников.

– Жаль только, что моим советам, из тех, кто их просил, внимают только два человека – дочь Василиса и Павел Фаритович, – говорю. – Только они читают Псалтирь постоянно. Остальные – максимум по стиху в неделю. Это как подтягиваться раз в неделю на турнике, а потом возмущаться, что мышцы не растут, а только болят на следующий день. Читать надо хотя бы час в день.

– Василий, а Павел Фаритович ваш начальник?

– Не, просто спелись, – улыбнулся я. – Нам вдвоём комфортно. Ползём потихоньку.

* * *

На подходе в Гирсово паломники лежали на положенной неровно (просто для прикрытия грязи пред каким-то коттеджем) тротуарной плитке.

– Вот же наши люди! Тут камни набросали, а они на них всё равно спят! – удивлялся Павел.

Когда мы проходили по мосту над путями, проходивший поезд дал несколько раз гудок. В ответ я вскинул руку и показал пальцами знак «V» – «Победа!». Затем мы фоткались возле надписи: «КИРОВ».

– Чего так медленно идёте? – подгоняют нас Рома с Сашей.

На самом деле у Павла горели ноги, а мне было комфортно так идти, в невысоком темпе. Мозоли почти не беспокоили. На мосту вспомнил и запел маршевую песенку, которую мы с девчонками услышали в 2018 году на последнем переходе в Кирове: «Слава Тебе, Боже, слава Тебе! Слава Тебе, Боже, слава Тебе!» На последнем слоге звук идёт вверх, повтор текста идёт на этой же высоте, а на последнем слоге – опять вниз. Ноги сами побежали вперёд, а Павел начал отставать – пришлось прекратить петь ради друга «Непобедимую победу», о которой он мечтал почти от медянского леса.

Пару дней назад я вспоминал, что в двух крестных ходах ангел поднимал мне рюкзак сзади и немного даже подталкивал, и я начинал в этот момент чуть ли не бежать, обгоняя всех, потому что не чувствовал ноши. С тех пор такого не повторялось. И тут кто-то (я сразу понял, что не ангел, так как это выглядело грубовато) поднял мне рюкзак. Я обернулся:

– А, Ромочка, это ты! Спасибо.

Когда снова проходили по мосту, показался поезд, на этот раз он шёл слева. Приблизившись, он тоже несколько раз поприветствовал нас гудками. Мы ему в ответ помахали…

* * *

«Вот уже и заканчивается наш ход. Надо бы ещё раз почитать своё “правило” об упокоении папы и жены», – подумал я. Через некоторое время, когда заканчивал в девятый раз читать девяностый псалом, на спуске нас с Павлом обогнала группа паломников. Там был и священник, и все они дружно пели Богородичные песнопения из последования панихиды:

Радуйся, Чистая,

Бога плотию рождшая во спасение всех,

Еюже род человеческий

обрете спасение:

Тобою да обрящем рай,

Богородице Чистая, Благословенная.

Такие бывают «совпадения». Может, это Господь указал, что мои молитвы приняты?

Преодолён последний затяжной подъём перед площадью. Наконец мы подошли к тому перекрёстку, где шёл ход треть­его июня.

– Круг замкнулся, – подвёл итог Павел.

Спуск. Мы шли ближе к хвосту колонны. Впереди, возле Спасского собора, священник щедро кропил (точнее сказать, обливал) водой редкие группы паломников. Я пошёл, раскинув руки, навстречу ему. Мощная струя воды обдала лицо, прохожие смеялись.

– А-а-а! Как же это хорошо!

Зашёл ненадолго в храм. Потом на спуске ускорился, догоняя Павла, уже давно скрывшегося за поворотом. И осознал, что не иду, а почти бегу вприпрыжку к Трифонову монастырю, размахивая руками. Бежать вприпрыжку в конце хода – такое было со мной впервые.

* * *

Перед Великорецким ходом я размышлял, как он сложится. Всё зависит от того, с каким духовным багажом ты подошёл к нему, как решил вылезающие наружу во время Великого поста запущенные проблемы. И от этого зависит дальнейший год до следующего хода. Почему-то пришла мысль, что это будет лучший ход из всех. Так и получилось: это был самый лёгкий, самый ровный и комфортный ход за 14 лет – и в духовном, и в физическом, и в эмоциональном плане. И подарок Божий для полного комплекта – идеальная погода и отличная команда братьев-единомышленников. Правда, каждый из нас успел сотворить хотя бы по одной серьёзной глупости: я обиделся на Павла, Павел подозревал невинов­ного, Барбир обиделся на Липина за то, что разбудил не вовремя, Женя – на Сашу за то, что не успел купить коврик и спальник, Валя – на Любу, Зураб – на меня… Но ведь преодолели это? Были великодушны? Да, должна быть душа великой: широкой, решительной, высокой, стремящейся вверх…

Не надо русского человека сужать, как предлагал Митя Карамазов, не надо. «Вы – народ избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет» (1 Петр. 2, 9). Аминь.

Фотографии Евгения Туманова

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска