Художник А.В. Тевторадзе

Туманное утро. Холодная дымка плывёт вдали над городом. Наезженная дорога, по обе стороны, словно почётный караул, тополя. Сколько печальных кортежей безмолвно проводили они. Впереди распахнутые ворота. Спешащая женщина удаляется от них и идёт ко мне навстречу. «Так рано?» – дивлюсь про себя. Поравнялись.

– Родителей навестила и мужа, – говорит случайная женщина, махнув назад рукой. Немолода, озябла или нездоровится.

…Туманная сырость утра и смятение чувств. Как не смутиться близ места, где раньше или позже ждут каждого из нас…

Распахнутые ворота, здание администрации кладбища. И первое, что встречается на пути, – гроб. Он пуст и открыт в ожидании только что ушедшего из жизни. На крышке – Христос распятый, вижу Его словно впервые. «Так и остался на Кресте», – приходит в голову неожиданная мысль. Здесь всё предстанет иначе.

Остановилась на мгновение и как будто вдруг услышала: «А с чем ты ко Мне явилась? Не скинула ли своего креста, данного в земной жизни… Какой предстанешь пред Судом?» Не так ли спросится с каждого из нас?

Позже спрошу директора кладбища о том, что означает распятие на гробе. Она дополнит мои предощущения, напомнит об искуплении наших грехов страданиями Спасителя.

– А не скажет ли Он при встрече: «Я никогда не знал вас: отойдите от Меня, делающие беззаконие»? – вспоминаю строку из Священного Писания.

– Но ведь каемся же мы на исповеди, – глянула на меня Надежда своими добрыми глазами. Во дворе издалека я приняла её за юную девушку. Но, войдя за ней в кабинет, увидела в ней усталую, пожившую на земле женщину.

Надежда была когда-то обычной служащей, четверть века трудилась ревизором на почте. Рядом по жизни шёл муж. В годы перестройки сменила профессию – стала бригадиром птицефабрики. Супруг же остался верен почтовому отделению. Судьбу перевернула беда. В жаркий июльский день ушла из жизни мама Надежды – Мария. В доме смерть, а в стране – дефицит, в том числе и на погребальные принадлежности. Тогда-то, после похорон, и заявил муж, переживший двойной стресс: «Будем делать гробы!»

Но одно дело – выразить благое пожелание, другое – начать делать. До сих пор не забыли супруги, как без единой свободной копейки впрягались в незнакомое дело. Ссуды и кредиты не оформляли, опасаясь завязнуть в долгах, выбивались собственными силами. Супруг сам делал гробы, а на венки разыскивали проволоку, чистили от ржавчины, мыли, выпрямляли. Живого места не было на руках от царапин. Ведали ли покойнички, чьи сердца согревали их последние земные украшения, какими усилиями доставались они?

– Что это? Послушание?

– Можно сказать и так, – соглашается Надежда. Она была воспитана в православной семье бабушкой Пелагией и мамой Марией. Как послушание Свыше приняла она некогда назначение на должность директора кладбища. Нелегко выполнять такие обязанности при её душевном устройстве – такое впечатление сложилось в беседе о её делах.

– Плачут родные, плачем и мы вместе с ними, – ответила она на моё недоумение о том, каково работать здесь. А ещё призналась тихо, что сейчас она пребывает в шоке, потому что в одной из знакомых семей завтра вторые похороны подряд: в мае проводили сына-студента, а сегодня пришла его мать и сообщила о смерти главы семьи.

– Надо сострадать. Наша работа равнодушных не терпит, – сказала о давно прочувствованном. Извинилась, ответила терпеливо на телефонный звонок, извинилась опять.

– Лекарства хоть есть под рукой? – спросила, дивясь её выдержке.

– А как же! Лекарства предусмотрены для всех. Сердечные люди должны иметь сердечные капли, – позволила себе мягкий каламбур.

Самой ей болеть некогда. Да и в отпуск не уйдёшь – производство безостановочное. «Если бы ушла, то измучилась бы дома», – признаётся Надежда.

– А вот и муж мой, Пётр Иванович, – знакомит меня Надежда с вошедшим мужчиной. Как же они подходят друг другу! Как срослись за жизнь, будучи рядом долгие годы…

В соседнем помещении работница мастерской Татьяна, дизайнер-флорист, как аттестовала Надежда свою помощницу, занята очередным венком. Розы, пионы, лилии – цветы, цветы… Как живые.

– Всему научила Надежда Григорьевна, – невесело махнула рукой она на просьбу рассказать о своём ремесле.

Можно ли привыкнуть к смерти, обслуживая её день за днём?

– Пойдёмте, покажу, – приглашает она меня. – Вот… – обвела рукой готовую продукцию из дерева, приставленную в ряд к стене. – Тут и стандартных размеров, и индивидуальные – для полных и особо высоких.

Возле двери – совсем крохотные гробики: два, три, четыре.

– Для грудничков, – поясняет Татьяна, а я вдруг пугаюсь закипевших слёз, сдавивших горло.

– Такое вот разнообразие у нас, – заключает она.

Рассказывает про юношу в белом гробу, с голубым венцом на челе. Юноша-музыкант накануне видел себя во сне в гробу. И погиб, увлёкшись музыкой в наушниках, на тёмной улице без освещения… Татьяна говорит, и слёзы, как крупные прозрачные бусины, катятся по щекам. Она не пугается их, привыкла.

– И что же, родственники, потерявшие дорогих людей, чтут их память? – спрашиваю у Надежды, вернувшись в её кабинет.

– Обращения на заборах расклеиваем, призываем: «Не захламляйте кладбище, наводите порядок, старые цветы, мусор относите в контейнеры!» – по-своему понимает мой вопрос хозяйка кабинета. – Но нет проку.

– Вообще-то, надо сказать, могилы посещаются очень редко, – вздохнул в углу рабочий. – А если придут, то могут и такой «порядок» навести: со своего участка уберут на соседний. Я на днях возмутился: «Что вы делаете?» «Слышь, мужик, молчи. Не твоё дело. Все так делают», – услышал в ответ.

– А ведь это семейный участок, вроде того, что даётся под строительство дома. Безвозмездно даётся, плата взимается лишь за оформление. Казалось бы, как о личном подворье должна быть о нём забота, – продолжает Надежда.

Угрюмые ели, плакучие ивы и тонкая берёзка, как восковая свеча. Сколько раз, бывая за городом, издали любовалась золотым куполом кладбищенской часовни под солнцем. И вот теперь рядом, иду к ней. Коснулась кирпича, залюбовалась стройностью архитектуры, глянула на ажурные створки кованых врат. Торкнулась в них – подались вовнутрь да так и застыли. Сколько душ отпето здесь, пролито слёз близкими, не задумывающимися, может, о дне последнем своём.

Я ходила по улочкам-переулкам, боясь коснуться стопой чьего-либо холмика, и всё больше поражалась: почему так много безвременно ушедших из жизни!.. Вот куст в запоздалом цветении… А может, и не отцветает он ради прерванного молодого счастья Оксаны и Сергея – их портреты рядышком. Ушли из земной жизни в один день. Возможно, погибли в автокатастрофе. Повернулась направо – с фотографии глянул шестилетний младенец. Шагнула назад, нагнулась: покоится двухлетняя Ирочка… На памятнике изображена церковь – родители уповают на Царствие Небесное. Хорошо, если ввели своё чадо в храм при жизни, душу приучили к Богу. Хочется отыскать могилу долгожителя, уставшего от жизни. Но вместо этого издали заметила надпись: «Герой Социалистического труда». Валентина Лакомова прожила 70 лет. Не долгожительница, но долг свой на земле успела выполнить, и это оценили люди.

Я вспомнила слова Надежды, вместо «до свидания» сказавшей мне на прощанье: «Живите долго». Мысленно добавила к её словам: «Хорошо бы не пожалеть о прожитом, когда пробьёт час».

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска