Письма из холодного края
7 февраля – Собор Новомучеников и исповедников Русской Церкви
В июне 2017 года вильгортский священник Дмитрий Хрусталёв отрекомендовал мне гостя из Ростова-на-Дону, который приехал к нам на Север в поисках следов иерея-исповедника, проживавшего в усть-сысольской ссылке в начале 1930-х. Когда в редакцию зашёл человек, мне почему-то увиделся в нём бывший военный. Так и оказалось. Когда мы познакомились, выяснилось, что Дмитрий Александрович Щербак – выпускник военного училища связи. А сейчас он прихожанин ростовского храма Казанской иконы Божией Матери и координатор волонтёрской службы «Милосердный самарянин». Некоторое время назад в его руки попал архив священнического рода Поповых: письма, фотографии, документы. Дмитрий не похоронил их в епархиальном архиве, а активно занялся выяснением судеб духовенства, восприняв за благословение Божие разузнать больше об этих людях. Заглубился в архивы, библиотеки, перезнакомился с потомками. В «Донском временнике» опубликовал материал о священномученике Николае Попове, которого особенно почитают в приходе. А затем занялся исследованием судьбы его младшего брата – священноисповедника Александра. Эта работа и привела Дмитрия в Коми, где он надеялся найти его могилу.
Дмитрий рассказал мне, как ездил в пригородное местечко Чит, где с мая 1932 года по январь 1933-го жил в ссылке протоиерей Александр Попов, как общался со стариками, которые за давностью лет, конечно же, ничего не смогли ему рассказать. Побывал на богослужении в кочпонском Казанском храме, куда ходил на службы о. Александр. Побывал в Вильгорте, на старом кладбище, где был захоронен священник. Дмитрий обратился к о. Дмитрию Хрусталёву, и вместе с ещё двумя местными жителями они попытались найти место захоронения. Увы, безрезультатно. С 30-х годов могил на кладбище не осталось, да и самого вильгортского Сретенского храма тоже. Удивительно, что хоть кладбище сохранилось…
Итак, вот какие сведения Дмитрий собрал про отца Александра.
Александр Харитонович Попов родился в 1870 году в Новочеркасске. В 21 год окончил Донскую духовную семинарию, а в 24 уже служил священником Покровской церкви станицы Кривянской. В том же году женился.
В 1918 году о. Александр овдовел – супруга его Таисия умерла от туберкулёза. Она оставила трогательное завещание детям, в котором писала: «Милые мои дети – Марусечка, Петя, Федя, Наташечка, Митечка, Васечка, Анечка! Если по воле Божией меня не будет с вами, то прежде всего молитесь Богу за меня. Не плачьте много, плакать естественно, но черезмерно убиваться не следует. Берегите свои силы друг для друга. Прежде всего, дорогие мои детки, слушайтесь папочку, вы ещё все не поймёте, как ему тяжело будет без меня! Молитесь, чтобы Господь укрепил его силы и здоровье. Будьте для него все утешением… Если вы все будете стараться, чтобы между всеми вами были мир, любовь, согласие, то и Господь все труды ваши благословит. Какое бы дело ни начинали, всё делайте с молитвою. Помните всегда мой завет вам, мои дорогие дети: держите крепко веру православную, хоть бы умереть пришлось за это. Великую скорбь и отцу, и мне доставите, если будете неверующими. Читайте чаще Евангелие, а когда я умру, все сорок дней хоть понемножку читайте Псалтырь – в этом чтении много утешительного. И моей душе доставите радость духовную. Молитесь всегда с верою, с упованием на помощь Божию и с любовию ко Господу. И Господь даст вам силы и разума в море житейском, как лучше устроить свою жизнь. Наставляйте младших детей в вере и благочестии, а когда вырастут большими, сохраните это письмо и прочитайте им. Целую всех вас крепко-крепко и обнимаю. Да сохранит вас всех Господь и Царица Небесная, под Её Покров оставляю всех вас! Матерь Божия! Сохрани детей моих от всякого зла».
Младшей, Анне, к этому времени исполнился только годик, а потому старшей, Маше, пришлось оставить учёбу, чтобы принять на себя всё хозяйство; по этой причине она так и осталась в девицах…
В 1920 году о. Александра арестовали в первый раз – за создание подпольной организации казаков и агитацию населения на борьбу с большевиками. На обвинения отец Александр отвечал: «Агитацию и заговора против советской власти никогда не проводил. Курьера и послов к своему брату, бывшему генералу Попову, не направлял». «Нашего батюшку мы знаем давно, – заявляли свидетели на допросе, – и это был для нас отец родной. Никогда он политикой не занимался, а всегда вёл беседы религиозные… Когда в нашей станице работали пленные красноармейцы, то он почти ежедневно их кормил и даже помогал им одеждой. В проповедях он никогда не говорил, чтобы мы собирались и шли в Белую армию, для него были одинаковы и те и другие». Тем не менее о. Александра приговорили к расстрелу. Но по амнистии дело было прекращено.
Повторно о. Александр подвергся репрессиям по обвинению в том, что «являясь священником, пользуясь авторитетом, используя своё церковное положение и религиозные предрассудки масс в своей повседневной деятельности, возбуждал граждан станицы Кривянской к противодействию мероприятиям советской власти, внушал мысль о создании крестьянского союза. Под видом борьбы с атеизмом наталкивал их на домогательства о разрешении в школах преподавания Закона Божия…» Тройка приговорила его в 1927 году к заключению в Соловецкий лагерь сроком на пять лет.
С фрагментов соловецких писем к родным мы и начнём их публикацию.
1 декабря 1926 г.
Милая и дорогая дочечка Наташа. Получил твоё письмо последнее и предыдущее перед ним. Слишком ты уж впала в минорный тон. Конечно, ночи осенние долгие и понятно, когда остаёшься в одиночестве, естественно предаться думам, и душа в это время ищет, с кем бы близким поделиться, и вот не находит в близких людях общности взглядов, а в слабости своей впадает в уныние; всё это в порядке вещей у нас, людей, особенно преданных мирским заботам. Но не надо забывать, что мы христиане; ведь у нас Небесный Утешитель, к Нему скорее надо обращаться всем сердцем, Ему изливать свои скорби и печали, в Нём одном и прежде всего искать утешения и отрады. Ведь тот крест, который выпал на твою долю, ты сама взяла и не сразу решилась; по-видимому, мы ошиблись и обманулись… Да, у тебя есть самые близкие и дорогие существа – это твои деточки-ангелочки; сколько тебе забот и дум, сколько утешения и отрады от них: чаще с ними беседуй и занимайся, вливай в них любовь и твёрдую веру – и как часто ты будешь находить в них прекрасного, отрадного и утешительного. Старайся, чтобы и они находили в тебе всё дорогое и необходимое для них, ведь они с каждым днём становятся смышлёнее. Раз муж смотрит в сторону, вот и отдайся детям – это святое дело.
13 октября 1927 г.
Пишу эти строки вечерком, когда у вас служится всенощное бдение; грустно вспоминаю, что первый раз в жизни этот праздник приходится проводить в заключении, но на всё да будет воля Господня. Раньше всё рвался в Соловки, но в последнее время всё предал в волю Господню; за всё благодарю Бога. Из всех обстоятельств жизни надо брать себе урок, полезный для жизни нашей, странников и пришельцев земли, стремящихся в своё небесное отечество. Всё здесь, на земле, преходяще и непрочно, ни к чему не должно прилепляться. Переживали отрадные и радостные обстоятельства, потерпим теперь и скорби.
8 февраля 1929 г.
Твои письма, Наташа, порадовали меня тем извещением, что вы живёте в мире и дела ваши идут порядком, и слава Богу; Бог пошлёт день, пошлёт и пищу; но вот не особенно похвалю, что вы летом мало заготовили сена и теперь продали барашек, хотя бы парочку оставили, а то одной скучно – бедненькой…
Теперь, Наташа, побеседуем с тобой. Хотя мне понятно, что ты иногда хандришь, унываешь и ропщешь, но это нехорошо и нам, христианам, не подобает. Положим, что жизнь теперь тяжела, но ведь надо же понять, что жизнь и для всех нелегка, да и вообще земля всегда была юдолью печали со времени грехопадения. И теперь все печали и скорби рождаются от наших грехов, поэтому каждому из нас должно прежде всего обратить внимание на себя, и когда мы станем жить по завету Христа, тогда все печали будем переносить легче, ведь необходимо, чтобы совесть наша была чиста и жизнь исполнена любви к ближним. Пусть волнуется житейское море, пусть поднимаются бури, но твёрдо верующий христианин всё переживёт и достигнет тихой пристани; все страсти человеческие, все мечты людей, все измышления и мудрования исчезнут, как мыльный пузырь… хотя у тебя является апатичность, а может, раздражительность и уныние, но ты не поддавайся, а борись с собой, и чаще оставайся с Господом, и прибегай к Небесной Матери, и сливайся с Ними в молитве и чтении Евангельского слова и духовных книг.
1 февраля 1930 г.
Я пока по милости Божией жив, здоров и благополучен, жизнь моя течёт обычным порядком… Благодаря присылаемой чрез Марусю поддержке я нужды особой не ощущаю. Пока это письмо дойдёт до вас, думаю, что уже исполнится 3 года, как я заключённый. За это время я много пережил, многому научился; благодарю Бога, что Он даёт мне терпение и посылает утешение. Теперь перехожу к ответам на твои письма.
Ты задала мне трудно разрешимый вопрос о посте. Конечно, ты сама хорошо знаешь учение Церкви. Всё, что нам заповедует Мать-Церковь, мы должны свято исполнять, ничего не боясь, потому что Бог поддержит и укрепит, но должен сказать, что Церковь, устанавливая посты, говорит, что больные, старые и младенцы освобождаются, т.е. могут есть пищу, необходимую для поддержания жизни, потому что пост есть обуздание страстей; значит, когда ты кормишь ребёнка, по нужде можешь разрешить себе есть и скоромную пищу, но только соблюдая умеренность и не позволяя себе излишества, только необходимое для поддержания здоровья; но при этом должна усилить пост духовный, побеждая свои недостатки: обуздать язык, вспыльчивость и др. И как только возможно будет, старайся исполнять пост. Особенно строго относись к Великому посту. Вообще Церковь требует только возможного, не налагая непосильного.
20 июля 1930 г.
Моя жизнь течёт обычным и однообразным порядком, я пока жив, здоров и благополучен, малярия моя оставила меня, и я начинаю поправляться, хотя до получения посылки пришлось немного понуждаться, т.к. за июнь месяц меня несколько раз обокрали: украли сапоги, продукты, денег 5 руб., две продуктовые карточки и ещё кое-чего по мелочи, вообще больше, чем на 20 руб., так что все мои денежные запасы истощились. Мне тяжело обременять своих, но ничего не поделаешь, хотя постараюсь жить на паёк, но он у меня невелик…
* * *
По мере приближения срока освобождения из заключения начались перемещения сидельца: сначала о. Александра отправили в Кемь, а затем и в Коми область.
26 августа 1931 г.
О себе скажу, что теперь я живу в Серёгово на квартире, плачу 23 р. в месяц, смотря, сколько нас, квартирантов; конечно, удобств мало, т.к. живём мы сейчас 8 человек в комнате (было 6), спим прямо на полу, сожители мои не вполне по мне, но приходится мириться со всем; варим в русской печи, каждый себе, мы двое с одним иеромонахом; хозяева люди хорошие, а вообще местное население относится к нам недружелюбно, дети иногда бросают камнями, на квартиру пускают неохотно и продают тоже с неохотой, правда, нас много и, быть может, мы им надоедаем.
В настоящее время после продолжительной суши и жары начались дожди, но холода пока нет. Пред дождями благодаря суши начались было сплошные лесные пожары, и многие из местных жителей начали говорить, что это делают поселенцы-вредители. Конечно, это было бездоказательно и напрасно, но нам приходилось переносить много неприятностей. Теперь пожары прекратились и разговоры также. Так как я по старости не могу вырабатывать пайка, то приходится прикупать и хлеб, и пр.; благодаря близости лагерей УСЕВЛОНа добыть можно, и не так дорого. Теперь они заканчивают трак-дорогу на Ухту, и если уйдут, то тогда нам будет хуже; хотя говорят, что и нас к зиме перекинут в другое место. Работа моя, пилка дров, конечно, не по мне, но тем хороша, что можно работать сколько можешь и делать передышки…
22 декабря 1931 г.
Вера – великое дело, твёрдая вера – как она укрепляет и поддерживает человека во всех путях его жизни, а поэтому желаю вам приобрести это дорогое сокровище и хранить его. Хорошо бы было нам свидеться, но как это трудно, а теперь, зимой, в особенности. Я заброшен так далеко, ведь от Котласа надо ехать лошадьми 300 вёрст; для этого надо иметь тёплую одежду и деньги большие; до весны придётся ждать, а там, может быть, по окончании срока (20 апреля) мне удастся выбраться из этого далёкого и холодного края в более близкие места. Конечно, теперь особенно необходимо нам повидаться и в личной беседе о многом-многом поговорить, будем надеяться на помощь Божию…
Письма теперь идут исправно. Теперь наши письма идут и мы получаем как и все граждане СССР, а не как заключённые, ведь мы, административно высланные, живём теперь свободно, только в известные сроки регистрируемся. Ты в своих письмах из дому на некоторые мои вопросы не ответила или кратко; например, относительно дома и что вообще отобрали у наших… где хранятся вещи и мои книги? Теперь напишу о себе. Живу сейчас в Серёгово, это местечко – заводское, солеваренный завод, есть курорт (грязелечебница для Коми области); нанимаем втроём комнату и платим по 5 руб., квартира, надо сказать, холодная; дрова сами приобретаем; пока не работаю нигде, т.к. посильной работы нет, а какая есть, даёт только на харчи, одежда и обувь изнашиваются быстрее… Сейчас у нас зима, довольно холодная, морозы бывают до 30°, началась сразу с 25 ноября, а то было довольно тепло и жилось легче.
Посылки сейчас пока не получаю, хотя Митя сообщил, что посылают; что же ты не выслала мне ни томату, ни кореньев сушёных, ведь здесь, кроме картофеля, ничего не достанешь; почему-то они (серёговцы) не садят ни капусту, ни луку, хотя кто садил (на курорте), выросла и капуста, морковь, свёкла, лук. Приходится постоянно есть суп из картофеля и круп, нет перемены. Будьте здоровы и пишите чаще. Любящий отец пр. А. Попов.
20 апреля 1932 г.
Христос воскресе, Христос воскресе, Христос воскресе! Милые и дорогие деточки, все родные, знакомые, духовные дети и Фёдоровна.
Поздравляю всех вас со Светлым Христовым Воскресением и от всей души желаю вам встретить и провести эти великие дни в радости духовной, найти себе великое утешение и подкрепление, чтобы с бодрым духом идти жизненным крестным путём, не падать духом, но с радостью во Христе переносить все посылаемые испытания.
Знаю, что дух и плоть наши немощны, много надо силы воли и убеждения, чтобы на всё смотреть как на посылаемое нам Богом по Его бесконечной любви, которую Он ярко показал, когда вознесён был за наши грехи на Крест. Но Христос воскрес, победил смерть, ад, диавола и всех зовёт к Себе. И только с Ним и у Него наша радость, наша жизнь.
Итак, воскрес Христос, радуйтеся и веселитесь, Ему отдайте жизнь и всё. На самом деле жизнь наша здесь так кратковременна и исполнена печали и скорбей, что не следует к ней прилепляться и заботиться своими усилиями устроить её; возверзите всю печаль на Господа, и Он принимает. И посмотрите на тех, кто прилепляется к ней и думает своим умом и надеждою на людей устроить своё счастье; счастливы ли они?
Сегодня окончился срок мой, но что мне объявят и когда, неизвестно. Некоторым приходится ждать уже несколько месяцев, и ничего не объявляют, а некоторым, правда немногим, объявили освобождение по чистой.
Я пока жив, здоров и благополучен, хотя, вероятно, от малокровия и недостатка в жирах в последнее время у меня развилась куриная слепота; вообще нужды крайней не испытываю…
7 мая 1932 г.
Воистину Христос воскресе. Дорогие деточки Маруся, Митя, Вася и Фёдоровна.
Благодарю за поздравления и взаимно поздравляю со Светлым праздником вас, всех родных и знакомых. Шлю вам привет и благословение. Сегодня получил твоё письмо от 17 апреля и перевод от 26 апреля; всех переводов за последнее время получил три: 20, 15, 15, благодарю вас за поддержку, а о посылке пока не беспокойтесь, пока не выяснится моё положение; 4–5 мая у нас собрали партию, в ней ксёндз, и отправили в Усть-Вымь, а оттуда будто пошлют в Усть-Сысольск, областной город; дальше что будет с ними, неизвестно.
Весна у нас довольно тёплая, лёд прошёл, и навигация установилась. Я пока благополучен; благодаря скоромной пище стал поправляться, слепота прошла (я купил головы коровьей, яичек и молока покупал)… Жду с нетерпением освобождения и того момента, когда после пятилетней разлуки свижусь с дорогими детками.
7 мая 1932 г.
Христос воскресе, Христос воскресе, Христос воскресе.
Дорогие мои духовные дети… Благодарю вас всех, что вы не забываете меня и поддерживаете. Я же никогда не забываю вас в своих молитвах и в последнее время глубоко сожалел, что не приходилось вам написать. От всей души желаю вам здоровья, успеха в делах ваших… Передайте мой привет, благословение и добрые пожелания и всем дорогим моим прихожанам, скажите, что хотя и уже пять лет прошло, как меня разлучили с вами, но я всех помню, всегда молюсь за них и желаю всем пребывать благополучными, жить в любви и согласии, иметь твёрдую веру и надежду на Бога.
24 мая 1932 г.
…Опишу своё положение. 18 мая меня из Серёгово вызвали в Усть-Вымь, а оттуда отправили в Усть-Сысольск, куда я прибыл 21 мая с партией в 31 человек. Когда мы явились в О.Г.П.У., то нас, двоих священников, окончивших срок, выделили, а остальных частью оставили на работы, часть направили в Усть-Куломский район – это вёрст за 150-200 выше по Вычегде (теперь туда отправляют священников-стариков, особенно церковников); нас же двух вызвали к уполномоченному, который первому, из Курской губернии, объявил освобождение по чистой, а когда дошла очередь до меня, то, спросивши фамилию мою, говорит, что ваши документы неполны, придётся вам здесь пожить месяц, пока мы запросим об вас; у вас ст. 58 ч. 13, а вы говорите, что высланы за агитацию, почему на 5 лет, а я говорю, что моё осуждение состоялось после убийства Войкова, потому и вынесли более жёсткое осуждение. Далее спрашивает, куда я намерен ехать, какое семейство и где живу, когда я ему сказал, что мои семейные живут в разных местах и жены у меня нет, то он говорит, мол, для вас теперь безразлично, где жить, может быть, вы останетесь здесь; я ответил, что мне желательно возвратиться к детям… Так как в городе нет для нас квартир, то я поселился в 4 верстах в селении Чит.
25 июля 1932 г.
Дорогие и милые деточки, а прежде всех ты, Маруся.
Шлю вам привет и благословение. Да сохранит вас Господь под Покровом Пресвятой Богородицы, и да пошлёт успех в делах ваших. Моё положение остаётся пока в неопределённом положении. Сказали, что как только получатся сведения, так и объявим вам. Я говорю, что, может быть, дело затянется надолго, то прошу дать мне отпуск для свидания с детьми; нет – этого мы не даём, ведь мы собираем сведения об вас, изменились ли вы или по-прежнему остались; вам, может быть, дадут новый срок. Это сказано было, когда я стал просить, чтобы мне можно было реже ходить на регистрацию и выбрать для жительства другое место, где меньше высыльных. Вообще ничего не получил, теперь отдаюсь в волю Божию. Пробовал работы приискать, но трудно найти по силам, и так оставаться трудно, потому что не стали давать гражданского пайка, говорят, поступайте на работу; хлеб же сейчас стал очень дорог, не дешевле 1 р. за фунт и даже дороже, мука 60-65 р.; это в этом месяце – раньше гораздо дешевле. Вообще здесь купить всё можно, но дорого сравнительно с другими местами. В последнее время стали много отпускать окончивших сроки, только не из духовных. Хожу в старых сапогах, если ещё задержусь, придётся купить ботинки – руб. 30-40, а сапоги новые 140-170 р.; также и брюки не купил, пока дышат старые.
Если придётся остаться здесь, в Северном крае, и ближе к ж.д., можно будет и вам перебраться; думаю, что найдёте работу, и жизнь здесь дешевле, но не будем пока загадывать вперёд, всё-таки будем надеяться на лучшее.
5 сентября 1932 г.
Милые и дорогие деточки, а в частности ты, Маруся.
Шлю вам привет и благословение, молю Бога, да сохранит Он вас и ниспошлёт на вас Свою благодать, да согреет ваши сердца и даст вам духовное утешение, в чём мы теперь все особенно нуждаемся, т.к. испытаний и скорбей выпадает много, а силы наши духовные слабы, и мы по немощи часто впадаем в маловерие, уныние и ропотливость, забывая, что всё случающееся посылается нам Отцом Небесным, чтобы очистить нас от всякой скверны и сподобить нас истинной и никогда не прекращающейся радости духовной. Конечно, мы немощны, а те крепкие духом даже среди мучений радовались и славили Бога. Вот мои вам пожелания и наставления, а то всё отлагал писать об этом, надеясь, что скоро свижусь с вами, но, очевидно, ещё не пришло время для этого; я много об этом думал и теперь только прошу Господа, чтобы Он Сам всё устроил, как Ему угодно, ибо Он лучше нас знает, что для нас необходимо; да будет во всём для нас воля Его святая. Вот уже 4 месяца прошло после окончания моего срока, 3 месяца жду себе решения здесь, в Усть-Сысольске; комендант говорит, люди ждут по три года, когда придёт время, скажут. Как-то был у уполномоченного, мне сказали, что вы и видом своим агитируете, пора вам уже перемениться и заявить, что вы заблуждались и обманывали народ, я не стал ничего говорить, и думаю, что лучше пока не говорить; прошу Господа, чтобы Он положил на сердца их отпустить меня, чтобы я мог свидеться с вами, а там указал истинный путь и дал терпение. То же и вам советую.
Благодаря неопределённости, плохой обуви я на работу не поступал, а когда настали ягоды, собирал и продавал по 1 руб. на 80 руб… а пайка гражданского не дают… Простите, что вас обременяю, если вам не под силу высылать, пишите откровенно, я постараюсь найти работу. У нас уже были утренние морозцы, а сейчас перепадают ягоды. Грибов сейчас нет. К сожалению, а то они доставляют большую поддержку, сейчас собираем бруснику, но она недорогая и не особенно ходко идёт, т.к. люди сами собирают, некоторые десятками вёдер заготавливают на зиму. Молитесь, чтобы Господь помог мне освободиться. Целую всех, любящий отец.
6 октября 1932 г.
С днём Ангела поздравляю тебя, дорогая и милая дочечка Аня, и молю Бога, да сохранит тебя Господь в здравии и благополучии, и да подаст тебе духовные силы идти жизненным путём по молитвам блаженной Анны. Да, время течёт, тебе уже исполнилось 16 лет, ты уже большая, а я оставил ещё девочкой. Много перемен произошло за это время. Много пришлось всем нам пережить. Много и ещё придётся, поэтому надо утверждать себя в терпении и укреплять свой дух, возжигать в себе светильник веры и поддерживать этот огонёк, который согревает нас, бодрит и даёт силы нести те испытания, которые Господь посылает нам, чтобы очищать нас от всех скверн жизненных. Не надо падать духом и роптать, ибо жизнь земная скоропреходящая и есть приготовление к вечности.
Милые и дорогие деточки, все родные и духовные дети, поздравляю всех с наступающим праздником Покрова Пресвятой Богородицы, который для нас дорог по тем дорогим воспоминаниям, которые мы всегда переживали в этот день… Я в молитвах своих всегда вручаю вас Ея Материнскому Покрову.
Положение моё остаётся неопределённым, быть может, придётся оставаться и на зиму здесь, хотя это будет затруднительно, т.к. хлеб ужасно дорожает, мука доходит до 75 р. за пуд, постараюсь перебраться в другие места, где жизнь дешевле. Картофеля уже запас пудов 6 – часть заработал чтением псалмов, а часть собрал по колхозным полям, можно и ещё собрать, но сегодня уже пошёл снежок. Вот только плохо, что мои сапоги худы, а других не приходится купить.
29 октября 1932 г.
С днём Ангела, дорогая и милая дочечка Маруся.
Да сохранит тебя Господь по молитвам святой блаженной Марии, да согреет твоё сердце и да пошлёт тот благодатный огонёк, который для нас дороже всего; когда он есть, как легко чувствуется на душе, тогда жизнь нам не тягостна и все посылаемые испытания переносятся легче. Да, в Боге и с Богом жить – вот к чему мы должны стремиться. Поэтому никогда не падай духом, когда на тебя нападает окаменение – это враг нападает, не обращай на него внимания, а скорей ко Господу и ко Пресвятой Владычице. Я тебе говорил ранее и писал, что надо иметь под руками сочинение Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе» и каждый день прочитывать по несколько мыслей, в них ты всегда найдёшь много назидательного и бодрящего. Итак, желаю тебе от всего сердца, чтобы дух твой был бодр и ты всегда радовалась о Господе. Хотя я уже тебя поздравлял с днём Ангела, но сегодня, в день самого Ангела, мне захотелось с тобой побеседовать, я и взялся за письмо. Отслужил молебен, мысленно поздравил тебя, вспомнил всех вас, милые деточки, и молю Бога, чтобы Он соединил нас и благословил пожить вместе одним духом. Но будем терпеливы, значит, ещё не настало время. Все ждут амнистии, но я на это не надеюсь, особенно для нас, духовных. Приходится делать запасы для зимы.
31 января 1933 г., письмо дочери Натальи отцу (не полученное адресатом)
Тяжело сейчас жить, папочка! Я одна ещё кое-как питаюсь. Но дома у нас просто ужас. Я хожу в столовую и хоть раз в день ем как следует. Но дома все запасы кончились, а детвора без конца пищит: «Есть». Жалованье задерживают, да и купить на него мало можно. Думаем снять с иконы серебряную ризу и сдать её в Торгсин за муку. Иного выхода нет. Но всё это ненадолго. Вот на днях я променяла 2 ложки серебряные чайные на муку: получила 4 кило. Принесла домой – все голодные. На 4 дня и – всё. Что будем делать, и сама не знаю. От Павлика почти 2 месяца ничего нет. Спокойствия нет. Сейчас нужно внести семфонд. А где же его взять – зерно? Если описывать будут, пусть описывают. Всё равно у нас уже ничего нет. Такое сейчас настроение, безразличное ко всему. Только детей жалко. Ведь тяжелее всего, когда они, маленькие крошки, просят: дай есть, а есть совершенно нечего; и продать почти нечего. Может быть, и хватит чего на месяц, а может, и того меньше. Одна надежда на помощь Отца Небесного.
Папочка, не упрекайте меня в унынии. Верьте, что все силы и прилаживала на то, чтобы выбиться из создавшегося положения. Но больше сил нету. И ни на чью помощь человеческую надеяться я не могу и не имею права. Все сами бедствуют. Помолитесь за нас, грешных, чтобы дети не мучились голодными.
У меня по службе тоже неважно. Но пока ещё держусь. Пишу всё это Вам и думаю о том, что Вы, наш родной, дорогой папочка, в ещё худших условиях. Простите, что я пишу о своих бедах. Но так хочется, чтобы кто-нибудь сочувственно отнёсся, услышать искреннее слово любви.
* * *
Далее – два письма, написанные детям о. Александра его другом, протоиереем Михаилом Успенским, также отбывавшим ссылку в Усть-Сысольске.
«О всём радуйтеся, за вся благодарите, всегда молитеся».
Многоуважаемая Анна Александровна.
Тяжело, очень тяжело мне явиться для Вас вестником скорби, но уж такова, видно, воля Божия. Вашего папы, о. протоиерея Александра Харитоновича, уже нет, он умер 27/1 с.г. 1933 г. от простуды (наверное, был грипп) в дер. Чит на квартире Андрея Ионыча Мальцева, а 29 января погребён на кладбище селения Вильгорт Сыктывкарского района. Заболел с 14/1, возили в больницу, но за отсутствием свободных мест там его не приняли; больше был на своих ногах, пролежал только двое суток. Всё время был в полном сознании. Не так давно он исповедывался и приобщался Св. Тайн, за четыре дня до смерти снова был напутствован, согласно его желанию. Похоронили, конечно, в гробе в подряснике, епитрахили, с крестом и Евангелием в руках. Отпевание совершено заочное. Вечный ему покой и Царство Небесное – покойный был глубоко верующий человек, какие теперь на редкость. Не предавайтесь безутешной скорби, ему у Христа лучше, спокойнее, откуда он видит всех Вас… Всё равно вернуться к детям ему нельзя было, а жить где-то вдали от детей при современных условиях – это непосильный подвиг, от которого и избавил его Господь. Видно, созрел Ваш папа для вечного царства Христова. Итак, повторяю, не предавайтесь скорби, скорее радуйтесь, что Христос Спаситель избавил Вашего папу от дальнейших мучений, так как жизнь здесь в кошмарной обстановке не поддаётся описанию. Я с покойным жил очень и очень дружно, любил его и уважал… Призывая на Вас и всю семью Вашу Божие благословение, остаюсь глубоко сочувствующий Вам М.П. Успенский.
* * *
Итак, отец Александр Попов скоропостижно умер, вероятно, из-за хронической сердечной недостаточности на фоне воспаления лёгких и хронического воспаления сердечной мышцы. Эти заболевания были диагностированы у него судебно-медицинским экспертом Черкасского района ещё в 1927 году.
Спустя два месяца протоиерей Михаил Успенский пишет сыну Дмитрию подробное письмо о последних днях жизни его отца.
5/18 марта 1933 г.
Многоуважаемый Дмитрий Александрович!.. С Вашим папой я познакомился в мае 1932 г. в дер. Чит, и мы с ним очень и очень сошлись. Вместе ходили в церковь, на базар, вместе ездили за хлебом, часто посещали друг друга, делясь воспоминаниями былых светлых дней.
Я глубоко ценил и уважал Вашего папу – это был редкостный пастырь, каких не каждому удаётся встретить в своей жизни; по твёрдости в вере, по преданности Святой Церкви – это был гигант христианского духа; по пламенной ревности о славе Божией, по священному гневу к нечестию – это был Илья Фесвитянин; по кротости, незлобию, откровенности – он был Христово дитя. Но вообще, что имеем – не ценим; так и я всё величие, всё обаяние Вашего папы понял, только потеряв его, когда ощутил после его смерти сплошную пустоту кругом себя, и как жалки и ничтожны показались мне все окружающие меня люди по сравнению с ним. Да упокоит его Господь во Царствии Своём, а мы будем неустанно молиться о нём в твёрдом уповании, что и он вспомянет нас в своих молитвах пред Престолом Божиим.
Захварывать Ваш папа начал с нового года. Погода стояла всё время сильно морозная и ветреная. На второй день нового года мы опять были в церкви и жаловались друг другу на недомогание. Накануне Крещенья Вашего папы в церкви уже не было, но в Крещенье мне передавали, что он был в церкви, я в это время уже сильно хворал. С Крещенья Ваш папа слёг, его посещали протоиереи Никитин Михаил Алексеевич и Тюрнин Павел Александрович.
7 января приходит ко мне о. Тюрнин и говорит, что о. Александру получше, он встал, но хозяйка предлагает уйти в больницу с квартиры, т.к. боится, не заразная ли болезнь. 8 января совершенно неожиданно ко мне приходит Ваш папа со словами: «Ну вот, не хотели прийти Вы меня проведать, так я Вас сам пришёл навестить». На нём лица не было, он задыхался и не мог сидеть, а всё время был в полулежащем положении. Попросил меня в этот же день вечером прийти исповедать его и передал мне 80 руб., просил купить для него муки и хлеба. Я указывал ему, что я ещё ввиду болезни никуда не выхожу и купить не могу. Но он ответил, что завтра поедет в больницу, т.к. хозяйка не оставляет его на квартире, и просил деньги взять. Вечером я у него был, исповедал, причастил, причём он попросил взять к себе крест и книги, но о смерти не говорил ничего, на особую слабость не жаловался. На второй день, 9 янв., папу повезли в больницу, но его там не приняли по недостатку мест. День был сильно морозный, так что возможно, что папа Ваш ещё попростудился за эту поездку. Ночевал он уже не в прежней квартире, а квартире о. Никитина. Отец Никитин взял у него адрес на всякий случай, но о смерти о. Александр не заговаривал, считал свою болезнь несмертельной. Но и на этой квартире больного не стали держать из тех же опасений, что не заразная ли болезнь. И пришлось отца Александра Харитоновича перевести на другую квартиру, благо нашёлся добрый человек пустить больного, а то ведь с нами здесь зыряне не церемонятся: прогонят с квартиры и замерзают люди ежедневно то в банях, то в ригах, то на улицах, т.к. все двери на запоре и даже погреться не пускают. Новая квартира в гигиеническом отношении оказалась плохой: маленькая, низенькая, сырая изба, насквозь прокуренная махоркой, т.к., кроме хозяина, хозяйки, их сына, там же помещалось ещё 8 ссыльных. Душно, смрадно, тесно. Папу положили в углу на печке. Я же в это время сам отлёживался. Но, узнав об обстановке, в какой лежит папа, решил навестить его. Вместе с отцом Тюрниным посетили папу, натёрли его мазью, прописанной врачом, дали порошок; жар был очень сильным, но о смерти не заговаривал, спросил, взял ли я крест и книги, и попросил у меня марку, вероятно, думал писать детям, просил навещать его. На второй день я опять посетил папу, спросил, не нужно ли натереть мазью, но он на это ничего не ответил; сказал только: «Уж слишком окружающая меня атмосфера тяжела»… На следующий день, 14/27 января, я с утра сел писать письмо и, дописав, пошёл навестить папу, но на дороге встречаю идущего ко мне хозяйского сына с вестью, что о. Александр умер. Прихожу туда, и мне сообщают, что ночью папа захотел есть и покушал молока с хлебом. Поутру попил чаю, скушал ещё молока и после этого сразу же стал кончаться, так что смерть его была полной неожиданностью для всех окружающих. Ничего детям он не завещал передать, но не было ни одного дня, ни одной беседы, чтобы он не вспомнил про детей и не сказал: вот тяжелее всего, что почти 6 лет не виделся с детьми. Вот и всё, что могу сообщить о последних днях жизни Вашего папы.
На кладбище везли гроб на лошади, сопровождали умершего я, отцы Никитин и Тюрнин, хозяин квартиры и 8 соквартирантов, которые рыли могилу и опускали гроб. Могила при нас была зарыта, и поставлен с надписью крест; похоронен в первом ряду кладбища на восточной стороне. Заочным отпеванием ограничиться пришлось, а когда вырыли уже могилу и о. Тюрнин пошёл к священнику в Вильгорт (храм Сретения Господня), то последний отказался не только отпевать, но и не разрешил внести в храм, мотивируя это какою-то боязнью. Заочно отпевал священник усть-сысольской кладбищенской церкви (Вознесения Господня) о. Стефан. В 9-й и 20-й день служили литию… До последней минуты папа был в сознании, но, повторяю, смертельного исхода он не ожидал. Из книг остались «Дневник о. Иоанна Кронштадтского», молитвослов иерейский, Требник, Октоих, Новый Завет, Псалтырь, служебника не было… Всё это – книги и фотографии – будет переслано Вам, как только здесь будут приниматься посылки. Сейчас никаких посылок от частных лиц не принимают. Если разрешите, то нельзя ли оставить хотя бы временно Псалтырь, Новый Завет, молитвослов. Своё-то Евангелие я положил о. Александру Харитоновичу. Мне и самому до срока остаётся только 5 месяцев, тогда и все книги можно переслать Вам, но оставить решусь только с Вашего разрешения. Из переданных мне 80 руб. за рытьё могилы уплачено 20 р., за гроб и крест (работу) 10 р., за доски для гроба и подводы в больницу и на кладбище 30 р., за гвозди 5 р., за лекарство в аптеке 1 р. 22 к. Панихида в 20-й день – 5 р., молитва разрешительная и венчик – 50 к., на покупку мяса для рывших могилу и делавших гроб – 12 рублей.
Не скучайте, дорогие, по папе. Он умер непостыдною, можно сказать, безболезненною, христианскою кончиною. Он соединился теперь со своею кроткою подругою жизни, Вашей мамой, и теперь они молятся за Вас, и будут ждать Вас к себе для вечного покоя у Христа. Помолитесь и за меня, многогрешного. Я тоже тяжёлый крест несу; имущество, конечно, всё отобрано, старшего сына, только что окончившего богословский институт, сослали на 10 лет в концлагерь, где и замучили его; не священствовал он и двух лет, умер на 26-м году жизни, оставив жену и двух малюток, сын-то через 2 недели после его ареста родился. Помяните новопреставленного иерея Бориса; о двух сыновьях никаких известий не имею и не знаю даже, живы ли они. Словом, горя и скорбей кругом – море целое.
Когда умер сын, я поделился горем с Вашим папой, он от всей души посочувствовал моему горю и отслужил панихиду в тот же день и обещал всегда молиться за сына, и знаю, что он сдержал своё слово…
Простите за небрежность письма, трясутся руки, ведь я тоже в летах Вашего папы. Призывая на всех Вас Божие благословение и желая всем Вам всего-всего хорошего, остаюсь протоиерей Михаил Успенский.
Ох и тяжела здесь жизнь, так и мрём от голода и холода. Но да будет воля Господня…
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий