Иван Бунин и Россия: «Только ей одной поклонюсь…»
К 150-летию Ивана Алексеевича Бунина
Протоиерей Александр Лашков
К юбилею нашего знаменитого и многими уважаемого соотечественника я приведу несколько эпизодов, высказываний, мнений, которые, на мой взгляд, отражают главные черты личности и творчества Ивана Алексеевича Бунина (1870–1953). Надеюсь, для большинства читателей что-нибудь ценное найдётся в этой статье.
«Голгофа не всегда свята…»
В 150-летнюю годовщину со дня рождения А.С. Пушкина, 21 июня 1949 года, Иван Алексеевич Бунин произнёс краткую речь. Он сказал:
«…До самых священных недр своих поколеблена Россия. Не поколеблено одно: наша твёрдая вера, что Россия, породившая Пушкина, всё же не может погибнуть, измениться в вечных основах своих и что воистину не одолеют её до конца силы адовы».
Сегодня, в 150-летнюю годовщину со дня рождения Бунина, мы можем сказать: Россия не погибла!
Прочитаем запись Веры Николаевны Муромцевой, жены Бунина (редкий муж удостаивается такого дара – она была для него благословением Небес), от 29 августа 1944 года: «Ян (Иван Бунин. – Авт.) сказал: “Всё же, если бы немцы заняли Москву и Петербург и мне предложили бы туда ехать, дав самые лучшие условия, я отказался бы. Я не мог бы видеть Москву под владычеством немцев, как они там командуют. Я могу многое ненавидеть и в России, и в русском народе, но и многое любить, чтить её святость. Но чтобы иностранцы там командовали – нет, этого не потерпел бы!”». Подобные заявления может делать только писатель, который очень хорошо знает, о чём говорит, личность с устоявшимися принципами, человек, горячо любящий Россию, даже больную большевизмом, но не ушедшую в прошлое навсегда, живую свою Родину, которую не смогут одолеть силы адовы.
Однажды, в конце 30-х, в Венеции Бунин русским эмигрантам читал со сцены свои произведения. Один нахал из первого ряда отдельной группы соотечественников крикнул:
– Господин Бунин! Вы так и не ответили: какие стихи вы посвятили нам, истинным русским, распятым большевиками?
Бунин сверкнул глазами, желваки напряглись на его лице.
– Распятым, говорите? Да, вам я посвящу стихи. Самые свежие, последней выпечки. Прямо сейчас и сочиню.
Зал замер. Даже на первом ряду подобрали ноги.
Бунин минуту-другую стоял молча, потом поднял лицо и, глядя в упор на незваных любителей поэзии, чеканя каждое слово, прочитал:
Голгофа не всегда свята –
И воры ведь распяты были,
Но ни Голгофы, ни креста
Они ничуть не освятили.
Группа русских фашистов направилась к выходу. Бунин не мог и не хотел делить Россию ни с большевиками, ни с нацистами.
«Лишь слову жизнь дана…»
Можно ли дать правильную оценку личности и творчеству писателя, зная лишь несколько эпизодов из его жизни, прочитав несколько произведений? Моё внимание к Бунину обратили его публицистика и дневниковые записи, то есть сначала – личность писателя, а уже потом – его творчество. Тем, кто не знаком с ним, я бы рекомендовал кое-что из коротких стихов: «На распутье», «Нет солнца, но свeтлы пруды…», «За всё Тебя, Господь, благодарю!», «Бродяги», «Одиночество (И ветер, и дождик, и мгла…)», «Алисафия», «Мы сели у печки в прихожей…», «Слово», «У птицы есть гнездо, у зверя есть нора…», «Набегает впотьмах…». Можно обратить внимание и на стихи-поэмы: «Песнь о Гайавате» и «Листопад». За эти произведения Иван Алексеевич был дважды удостоен Пушкинской премии. Принято считать, что он выполнил лучший перевод «Песни о Гайавате» на русский язык.
Один или два прочитанных рассказа, на мой взгляд, не дадут достаточного понимания того, чем знаменит автор. Конечно, есть исключения. Вы можете не любить Бунина, но для нравственного развития я мог бы посоветовать такие его произведения, как «Господин из Сан-Франциско», «Братья», «Огнь пожирающий», «Эпитафия», «Вести с родины», «Аглая», «Федосевна», повесть «Суходол», а также и «Деревня», «Чаша жизни».
Здесь же скажу о двух ошибочных стереотипах, укоренённых в читательской среде относительно романа «Жизнь Арсеньева». Несмотря на некоторые сходства с историей жизни автора, роман не автобиографичен, и не за этот роман Бунину присвоена Нобелевская премия.
Православный ли Бунин писатель?
Как личность – Бунин православный христианин и верный сын своего православного Отечества. Тем не менее отнести его к православным писателям нельзя. Иван Алексеевич специально не ставил перед собой цели вести читателя к Богу.
Но можно ли христианину развивать себя духовно и нравственно на произведениях Ивана Алексеевича? Да. Ведь он говорит о высотах и изъянах человеческой души, о кратковременности земного и вечности небесного бытия, о благодарности Богу за жизнь, за красоту мира, человека. Если целенаправленно подобрать тематическую подборку поэзии, прозы, публицистики Бунина и представить это как единственное, что он написал, то может возникнуть впечатление, что почётный академик по разряду изящной словесности – писатель православный. На самом деле Бунин – «священнослужитель слова», многому может научить русского читателя и вообще русского человека.
Шла сиротка пыльною дорогой,
На степи боялась заблудиться.
Встретился прохожий, глянул строго,
К мачехе велел ей воротиться.
Долгими лугами шла сиротка,
Плакала, боялась тёмной ночи.
Повстречался Ангел, глянул кротко
И потупил ангельские очи.
По пригоркам шла сиротка, стала
Подниматься тропочкой неровной.
Встретился Господь у перевала,
Глянул милосердно и любовно.
«Не трудись, – сказал Он, –
не разбудишь
Матери в её могиле тесной:
Ты Моей, сиротка, дочкой будешь», –
И увёл сиротку в рай небесный.
Сделаем другую подборку – и возникнет другое впечатление. Сборник нельзя будет отнести к православной литературе, так как о его духовной пользе говорить будет сложно: вероятны соблазны для подростков, поверхностно мыслящих взрослых, для кого-то индивидуально. Тем не менее и из этих произведений можно извлечь нравственную пользу («Дело корнета Елагина», «Митина любовь», «Лёгкое дыхание»…).
Об ослеплении фантазиями и любовными пристрастиями рассказы «Роман горбуна», «Генрих», «Муза». Их советую прочитать в качестве вступления к рассказам «Русак» и «Огнь пожирающий» (о скоротечности жизни), «Слепой», «Мухи». В прочитанных произведениях вы увидите два жизненных принципа. Кто-то живёт одним днём, берёт от жизни «лучшее», проживает отпущенные Богом мгновенья счастья, но нередко, совсем запутавшись, попадает в ловушку, как заяц, или преждевременно исчезает в огне. Кто-то в телесной скорби, но в душевном покое доживает свой час с оглядкой на волю Божию, Его суд и с надеждой на Его милосердие. «Весенний вечер», «Братья» и «Господин из Сан-Франциско» – это рассказы, объединённые евангельской темой «Горе вам, пресыщенные ныне…».
Читатель сборников «Тень птицы» (1907–1911), «Воды многие» (1910–1911) и некоторых рассказов может удивиться излишнему интересу автора к исламу, буддизму, даосизму (рассказ «Сны Чанга»). Но этот интерес у автора неглубокий, ситуативный, а в итоге все рассуждения сводятся к мудрости библейской, христианской (ещё один пример – «Молодость и старость»). Если мы в рассуждениях о духовном встречаем у писателя что-то не соответствующее христианскому вероучению, то «несомненно, Бунин не кощунствовал осознанно. Его … слишком далеко уводило порой какое-нибудь его увлечение. Но отрицательный опыт – тоже опыт. Такой опыт как предупреждение каждому, где можно упасть».
Бунин о Божией Матери
Добавлю, в стихах и прозе разных периодов у Бунина встречаются взаимосвязанные темы матери и Матери Божией. Стихи «Канун Купалы», «Летняя ночь», «Бегство в Египет…».
Его душа жаждала святынь, он не мог жить без святынь.
«Молился на собор (как каждое утро) – он виден далеко внизу – Божьей Матери и маленькой Терезе (Божья Матерь над порталом, Тереза в соборе, недалеко от входа, направо)», – записывает Бунин в дневнике 20 августа 1940 года.
О Божьей Матери он писал в рассказе «Notre-Dame de la Garde» (1925): в вагоне старичок-странник читает то, «что было напечатано на обороте картинки, которую вместе с бумажным цветком раздавали монахини: … (прошения молитвенные к Божьей Матери Заступнице) …
– … Божья Матерь Заступница, Царица и Покровительница Марселя, моли о нас!
Reine et Patronne, Царица и Покровительница… Разве не великое счастье обладать чувством, что есть всё-таки Кто-то, благостно и бескорыстно царствующий над этим Марселем, над его грешной и корыстной суетой и могущий стать на его защиту в беде, в опасности? И Кто эта Reine?
– Матерь Господа нашего Иисуса, за грехи мира на кресте распятого, высшую скорбь земную приявшая, высшей славы земной и небесной удостоенная!..
– Посредница милосердия между небом и нами…
– Надежда наша в жизни и Сопутница в час смертный…
– Царица земли и небес, молитесь за нас!»
В этих прошениях молитвенных «выражается самое прекрасное, что есть в человеческой душе… И нет казни достойной для того, кто посягает хотя бы вот на такие картинки».
Уже было во Франции то же, что и у нас: молодёжь, итальянцы и провансальцы кто в лес, кто по дрова затягивали в вагоне «Интернационал», а монахинь, продававших картинки, «встретили и проводили уханьем, визгом и мяуканьем». «Я вышел, – пишет Бунин, – вслед за ними… Солнце пронизывало листья дикого винограда, вьющегося по столбам платформы, делало зелень светлой и праздничной, и небо ярко, невинно и молодо синело меж их гирляндами».
Нобелевская премия
Официально о присуждении премии говорится: «Решением Шведской Академии от 9 ноября 1933 года Нобелевская премия по литературе за этот год присуждена Ивану Бунину за правдивый артистичный талант, с которым он воссоздал в художественной прозе типичный русский характер».
И.А. Бунин – первый из русских писателей лауреат Нобелевской премии по литературе, и здесь, мне думается, не тот случай, когда в дело вмешалась политика. Премия вполне заслуженна. По воспоминаниям современников, в Стокгольме ни один нобелевский лауреат не пользовался таким личным и заслуженным успехом, как Бунин. Позднее, 16 октября 1950 года, мнение западных писателей о Бунине ярко выразил нобелевский лауреат 1952 года Франсуа Мориак в письме, приуроченном к 80-летию Ивана Алексеевича: «Мой дорогой и знаменитый Собрат… хочу выразить и своё восхищение, которое я испытываю от вашего творчества, и симпатию, которую мне внушает ваша личность и столь жестокая судьба, какой была ваша».
Как говорил Иван Алексеевич о себе, «я всё физически чувствую. Я настоящего художественного естества. Я всегда мир воспринимал через запахи, краски, свет, ветер, вино, еду – и как остро. Боже мой, до чего остро, даже больно! …Для меня главное – это найти звук. Как только я его нашёл – всё остальное даётся само собой».
10 ноября 1933 года газеты в Париже вышли с громадными заголовками: «Бунин – нобелевский лауреат». Поместили его многочисленные портреты, какие нашлись в редакциях.
«Каждый русский в Париже, даже вчерашний крестьянин, теперь работающий грузчиком на заводе “Рено”, сроду не читавший Бунина, воспринял это как личный праздник. Ибо самый лучший, самый талантливый не кто-нибудь, а свой брат, соотечественник!
Русские испытали сладчайшее из чувств – благородное чувство национальной гордости. Они ходили с высоко поднятой головой, и их переполняла радость».
В своём дневнике Бунин пишет: «Наряду со всем тем обычным, что ежегодно происходит вокруг каждого нобелевского лауреата, со мной, в силу необычности моего положения, то есть моей принадлежности к той странной России, которая сейчас рассеяна по всему свету, происходило нечто такое, чего никогда не испытывал ни один лауреат в мире: решение Стокгольма стало для всей этой России, столь униженной и оскорблённой во всех своих чувствах, событием истинно национальным…»
Кого он любил и уважал
Бунин восхищался П.И. Чайковским, Васнецовыми, М.В. Нестеровым, И.Е. Репиным, с уважением относился к творчеству И.С. Тургенева, Н.В. Гоголя (не без иронии), Ф.М. Достоевского (не любил его стиль, но уважал проницательность), К.М. Симонова, дружил с А.П. Чеховым, Ф.И. Шаляпиным, А.Н. Толстым, А.И. Куприным, М.А. Алдановым. С Сергеем Рахманиновым они были родственными душами, даже внешне похожи.
Когда-то он дружил с Максимом Горьким и даже восхищался им. Встречался с Л.Н. Толстым, увлекался толстовством, но впоследствии критиковал это направление. Долго собирал материал и написал «Освобождение Толстого» – по мнению специалистов, одну из лучших книг во всей литературе о Толстом. К Н.С. Лескову (с ним в гимназии учился отец Бунина) Иван Алексеевич относился с уважением: «Прочёл Лескова “На краю света”. Страшно длинно, многословно, но главное место рассказа – очень хорошо! Своеобразный, сильный человек!»
Бунин, Пушкин, Лермонтов
Бунин очень много читал, что способствовало развитию его творческого потенциала. Пушкин, как и для Достоевского, был для Бунина «наше всё»; он воплощал в себе, по его определению, «высшие совершенства» России. Творчество Пушкина, как и Лермонтова, всю жизнь было для Бунина высочайшим образцом настоящего искусства. Он не раз повторял, что «проза Лермонтова и Пушкина остались не превзойдены». Бунин постоянно читал Пушкина и учился на его произведениях. Ревниво оберегал память великого поэта: «Как дик культ Пушкина у поэтов новых и новейших, у этих плебеев, дураков, бестактных, лживых – в каждой черте своей диаметрально противоположных Пушкину. И что они могли сказать о нём, кроме “солнечный” и тому подобных пошлостей!»
Очень высоко ценил Лермонтова. «Я всегда думал, что наш величайший поэт был Пушкин, – сказал Бунин. – Нет, это Лермонтов! Просто представить себе нельзя, до какой высоты этот человек поднялся бы, если бы не погиб двадцати семи лет».
Бунин и Чехов
В январе 1891 года молодой Бунин писал Антону Павловичу: «…Вы самый любимый мной из современных писателей…» Начинающий художник слова многим обязан Чехову. Чехов – наставник, а затем и близкий друг Бунина – относился к нему с большой симпатией и высоко ценил его творчество. Иван Алексеевич летом подолгу жил на чеховской даче в Ялте. Друзья много общались. Только Бунин мог так прочитать рассказы Чехова, чтоб тот, насмеявшись от души, спросил: «А кто это написал?» В отличие от М. Горького, он не рассматривал Чехова как соперника. Несколько критических высказываний уже знаменитого Бунина относятся не ко всему творчеству Чехова, а лишь к отдельным его элементам. По просьбе сестры Чехова Марии Павловны написать биографию Антона Павловича для его собрания сочинений должен был именно Бунин. Иван Алексеевич в своих воспоминаниях о Чехове (это последняя книга, над которой работал Бунин) называет его одним из наиболее замечательных русских писателей, человеком, жившим «небывало напряжённой внутренней жизнью».
Дружба Бунина и Куприна
О Куприне Бунин пишет в своих дневниках:
«Сколько раз, сколько лет и какой бешеной скороговоркой кричал он мне во хмелю впоследствии:
– Никогда не прощу тебе, как ты смел мне благодетельствовать, обувать меня, нищего, босого!
Странно вообще шла наша дружба в течение целых десятилетий: то бывал он со мной нежен… то вдруг озлоблялся, даже трезвый: “Ненавижу, как ты пишешь, у меня от твоей изобразительности в глазах рябит. Одно ценю – ты пишешь отличным языком, а кроме того, отлично верхом ездишь…”».
Бунина и Куприна объединяла дружба и разъединяло пьянство Куприна. Бунин вспоминает: «…Я как-то встретил его на улице и внутренне ахнул: и следа не осталось от прежнего Куприна! Он шёл мелкими, жалкими шажками, плёлся такой худенький, слабенький, что, казалось, первый порыв ветра сдует его с ног. …Всё это и было причиной того, что за последние два года я не видел его ни разу, ни разу не навестил его: да простит мне Бог – не в силах был видеть его в таком состоянии. …Никаких политических чувств по отношению к его “возвращению” [в Россию] я, конечно, не испытал. Он не уехал в Россию – его туда увезли, уже совсем больного, впавшего в младенчество. Я испытал только большую грусть при мысли, что уже никогда не увижу его больше».
Бунин и Горький
К поэме «Листопад» можно найти запись о посвящении её М. Горькому. Позднее Бунин отказался от этого посвящения. Главная причина разрыва отношений в том, что Горький «стал ярым большевиком».
«В начале апреля 1917 года мы расстались с ним навсегда», – писал Бунин. В конце того же года, вспоминал он далее, Горький «приехал в Москву, остановился у своей жены Екатерины Павловны, и она сказала мне по телефону: “Алексей Максимович хочет поговорить с вами”. Я ответил, что говорить нам теперь не о чем, что я считаю наши отношения с ним навсегда кончеными».
И ещё: «…Таков был Горький. А сколько было ещё ненормальных! Цветаева с её непрекращавшимся всю жизнь ливнем диких слов и звуков в стихах, кончившая свою жизнь петлёй после возвращения в советскую Россию; буйнейший пьяница Бальмонт, незадолго до смерти впавший в свирепое эротическое помешательство; морфинист и садистический эротоман Брюсов; запойный трагик Андреев… Про обезьяньи неистовства Белого и говорить нечего, про несчастного Блока – тоже: …у Блока была с молодости жестокая цинга, жалобами на которую полны его дневники, так же как и на страдания от вина и женщин…»
Бунин пренебрегал также Есениным, Маяковским, считал, что у символистов, декадентов, акмеистов, футуристов в литературе нет или не должно быть будущего. Читатель вправе не разделять его мнений, но задуматься над позицией одного из величайших мастеров слова в русской литературе, наверное, не будет лишним.
«Архииздевательский хохот»
Наполеон сказал: «Что сделало революцию? Честолюбие. Что положило ей конец? Тоже честолюбие. И каким прекрасным предлогом дурачить толпу была для нас всех свобода!»
В 20-е годы Бунин выдвигается как лидер большинства эмигрантов, исповедовавших православно-монархические идеалы. Приведу высказывания писателя о его гражданской и политической позиции к событиям 1917 года. На этом остановлюсь более подробно, поскольку сегодня многие из русских недооценивают опасности происходившего и не имеют представления о моральном облике тех, кто управлял этими процессами.
«Если бы я эту “икону”, эту Русь не любил, не видал, из-за чего же бы так сходил с ума все эти годы, из-за чего страдал так непрерывно, так люто?» – скажет писатель позднее. Идейный противник Октября, Бунин был и оставался великим патриотом своей страны…
Дневник «Окаянные дни» и более поздние записи, например «Миссия русской эмиграции», включая статьи и публичные выступления, дают достаточное представление о том, как Иван Алексеевич воспринимал величайшую трагедию русского народа – Октябрьский переворот. Ясность речи, свидетельства Бунина об этой эпохе хорошо характеризуют писателя как зрелого, трезвомыслящего, а в суждениях – независимого гражданина. Он видел, как ломали, опошляли, портили русскую нацию, лишали её основы русской культуры и её души – русского языка, русской веры:
«…Горьковская Россия ужаснула и опозорила всё человечество, мы, бежавшие из этой прекрасной страны, не будучи в силах вынести вида её крови, грязи, лжи, хамства, низости, не желая бесплодно погибнуть от лап русской черни, подонков русского народа, поднятых на неслыханные злодейства и мерзости соратниками Горького…» По словам Бунина, ссылающегося на заключение врачей-психиатров Пироговского съезда в Харькове, «целым будущим поколениям России грозит маразм и вырождение».
Революция, а точнее, бессмысленный и беспощадный русский бунт, где «лодыри» и «босяки», а того пуще – интернациональные садисты, психопаты-матросики и всякого рода уголовная рвань, направляемая на «мировой пожар» патологическими лицами с университетским образованием, не была для Бунина (в отличие от большинства писателей – от Мережковского до Горького и Куприна) чем-то неожиданным. Иных, здоровых и разумных, сил в противоборствующем стане Бунин не видит: одни «бесы». По словам Бунина, «…только Достоевский до конца с гениальностью понял социалистов, всех этих Шигалевых. Толстой не думал о них… А Достоевский проник до самых глубин их».
В статье «Страна неограниченных возможностей» Бунин пишет: «Революционный ритуал, революционное лицедейство известны: сборища, “пламенные” речи, баррикады, освобождение из тюрем воров, сожжение сыскных архивов, арест властей, торжественные похороны “павших борцов”, казнь “деспота”, осквернение церквей, ливень воззваний, манифестов, “массовый террор”… Всё это проделав, мы всё довели до размеров гомерических, до низости ещё небывалой, до глупости и остервенения бешеной гориллы.
“Всему виной попустительство Керенского”… А кто же Керенскому-то попустительствовал, кто Керенского поднял на щиты? Разве не мы? Разве он не наше кровное порождение?
И на Ленина нечего особенно дивиться.
“Среди духовной тьмы молодого, неуравновешенного народа, как всюду недовольного, особенно легко возникали смуты, колебания, шатость… И вот они опять возникли, в огромном размере… Дух материальности, неосмысленной воли, грубого своекорыстия повеял гибелью на Русь… У добрых отнялись руки, у злых развязались на всякое зло… Толпы отверженников, подонков общества потянулись на опустошение своего же дома под знамёнами разноплеменных вожаков, самозванцев, лжецарей, атаманов из вырожденцев, преступников, честолюбцев”…
Это – выписка (где что ни слово, то золото) из Соловьёва о смутном времени. Всему в ней изложенному наша революция со всеми её “завоеваниями” есть полное подобие. И подготовляли её мы все, а не одни керенские и ленины, и мудрить, впадать в пафос тут совсем нечего: обе картины (и соловьёвская, и нынешняя) просты и стары, как мир».
В дневнике от 14 августа 1918 г. Бунин делает запись:
«Казни в Одессе продолжаются с невероятной свирепостью. Позапрошлую ночь, говорят, расстреляли человек 60. Убивающий получает тысячу рублей за каждого убитого и его одежду. Матросы, говорят, совсем осатанели от пьянства, от кокаина, от безнаказанности: теперь они часто врываются по ночам к заключённым уже без приказов… пьяные и убивают кого попало; недавно ворвались и кинулись убивать какую-то женщину, заключённую вместе с ребёнком. Она закричала, чтобы её пощадили ради ребёнка, но матросы убили и её, и ребёнка, крикнув: “Дадим и ребёночку твоему маслинку!” Для потех выгоняют некот[орых] заключённых во двор чрезвычайки и заставляют бегать, а сами стреляют, нарочно долго делая промахи».
Эти строки помогают нам понять причины непримиримости Бунина к товарищам по литературному цеху, принявшим большевизм.
«Прирождённые преступники»
«“Съезд Советов”. Речь Ленина. О, какое это животное! … Как раз читаю Ленотра [книга историка Ж. Ленотра (1855–1935) “Старые дома, старые бумаги”]. Сен-Жюст, Робеспьер, Кутон… Ленин, Троцкий, Дзержинский… Кто подлее, кровожаднее, гаже? Конечно, всё-таки московские. Но и парижские были неплохи».
«Радио в 12 1/2: Антонеску послал телеграммы “великому фюреру” и “великому дуче”. Так прямо и адресовался. Ещё одно дельце Гитлер обделал. Какие они все дьявольски неустанные, двужильные – ленины, троцкие, сталины, фюреры, дуче!»
«Тёмные аллеи»
Это сборник на темы общечеловеческие, вечные – о жизни и смерти, о любви – и о красоте России, её природы и истории. Работа над сборником «Тёмные аллеи» (1937–1944) спасала от уныния, отвлекала писателя от мрачных мыслей о Родине в период варварской оккупации нацистами, приносила и необходимые средства для жизни. Нобелевская премия быстро «растаяла», и в первую очередь на нужды бедных русских эмигрантов, поддерживать которых Бунин видел своим необходимым нравственным долгом.
Да, «Тёмные аллеи», исполненные трагизма любви, и похожие рассказы точно не для подростков. Или же избранные, с комментариями к прочитанному, в беседе с умным учителем. Молодым же людям постарше, излишне романтизирующим любовь, ещё не испытавшим падений в ямы, не заглянувшим в пропасть страсти, называемой «любовью», эти рассказы могут быть и полезными: уберегут от повторения ошибок литературных героев, включая непоправимые. В нескромных сценах сборника Бунин осторожнее и мудрее по сравнению со своим современником Владимиром Набоковым, с его известным исключительно коммерческим произведением, и с некоторыми современными нам книжками, по недоразумению попадающими даже в церковные лавки.
В оценке «Тёмных аллей» необходимо учитывать, что сам автор неоднократно называл её «лучшей своей книгой».
«Больше чем жена…»
Вера Николаевна Муромцева, вторая жена Бунина, родилась 1 октября 1881 года. Это была, по отзывам, женщина умная, с самостоятельными взглядами на литературу, на жизнь.
Окончила естественный факультет Высших женских курсов в Москве, была широко образованным человеком: знала французский, английский, итальянский языки. Иван Алексеевич прожил рядом с ней 46 лет. Кто бы какие слухи ни распускал об их отношениях, напомним, что говорил о ней сам писатель:
«…Ты для меня больше (чем жена), ты для меня родная, и никого в мире нет ближе тебя и не может быть. Это Бог послал мне тебя» (запись в дневнике В.Н. Буниной, 21 декабря 1925 года).
Вера Николаевна разделила с мужем все превратности жизни. Преодолела искушения страстности писателя. Стала его добрым гением, ангелом-хранителем и верным другом. Её мягкость и внимание оказались основой жизненных и литературных сил Бунина.
Слишком многое прощал
Даже слова, записанные Буниным незадолго до смерти, характеризуют его как русского человека, христианина. Он думал «…об утерянном, пропущенном, счастливом, неоценённом, о непоправимых поступках своих, глупых и даже безумных, об оскорблениях, испытанных по причине своих слабостей, своей бесхарактерности, недальновидности, и неотмщённости за эти оскорбления, о том, что слишком многое, многое прощал, не был злопамятен, да и до сих пор таков».
Как бы много ни переживал Иван Алексеевич о разном, самый ценный для него – Бог, самые горячие молитвы – к Нему, чаяния – от Него. Через любовь к своей матери, а может, и через потерю любимого, единственного сына (что было причиной страданий Бунина всю его жизнь) он научился сочувствию, любви и молитве к Матери Божией. Его литературные герои искали духовное прибежище в храме так же, как он сам в минуты или годы тяжёлых испытаний. Затем – Родина, о которой всегда болела его душа. Затем – близкие ему люди.
Сегодня русскому человеку, живущему на Русской земле, ещё нужно доказать, что земля, на которой он живёт, – это его земля. Чтобы сохранять в себе русское, полезно читать Бунина. Возможно, внутренние стенания, пережитые и переживаемые страдания и дали миру художника и публициста, чьи труды свидетельствуют: в середине ХХ века ещё жива была русская душа и сильно было русское слово.
г. Северодвинск
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий