С некоторых пор на дверях Дома печати, где находится наша редакция, висит ламинированная табличка: «Вход в здание строго в маске и перчатках». Однажды я ждал кого-то у дверей и невольно провёл эксперимент: сколько человек в течение определённого промежутка времени выполнят это грозное предписание. Из нескольких десятков прошедших только одна старушка – посетительница Приёмной Главы республики (находится в этом же здании) прошла в маске, которая висела у неё на шее. Про перчатки я не говорю.

Это крохотный пример нашей привычки притворяться. В данном случае – примерными исполнителями требований Роспотребнадзора притворяются чиновники, отвечающие за пропускной режим. Но журналисты и посетители, что называется, «забили». И я понимаю людей: в 30-градусную жару сидеть в резиновых перчатках и «наморднике» – это нечто…

Невольно вспоминаются слова Салтыкова-Щедрина о том, что «строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения». В здравом смысле русскому человеку не откажешь: если опасность реальная, та же эпидемия, – он это понимает и действует со всей осторожностью. И когда игра в эпидемию – тоже чувствует и поступает соответственно, но в целях самосохранения с соблюдением каких-то церемоний.

Так псалмопевец, в принципе осуждая притворство («уста льстивы говорят от сердца притворного»), чтобы не погибнуть, сам пред царём Анхусом «притворился безумным и пускал слюну по бороде».

Мне вспоминается известное высказывание английского писателя Сомерсета Моэма, что «весь мир – театр, в нём женщины, мужчины – все актёры, а притворство – единственная реальность» в этом мире. Ну то есть даже когда мы просто идём по улице, то чаще всего подсознательно притворяемся, «подаём» себя такими, какими нас хотят увидеть. Или же сами хотим, чтоб нас такими увидели. Для этого мы обряжаемся или в строгий смокинг, или блузку с глубоким вырезом. Даже православная, надев чёрный балахон до пят, как бы говорит окружающим: я – духовная, внешнее презираю… Мы притворяемся в Интернете, об этом уже много сказано, и ярмаркой тщеславия здесь давно стал Инстаграм. «Замечали вы, – спросили меня как-то, – что, если во время какого-нибудь сурового разговора зазвонит у собеседника телефон, тут же меняется его интонация, становясь сладкой, если не слащавой?» «Да, – ответил я, – сам такой».

Здесь дело даже не в том, что большинству людей в силу их природы хочется казаться лучше, чем они есть на самом деле. Мы делаем часто то, чему не верим, но лишь потому, что чувствуем: эта ложь будет одобрена обществом. Выгода же наша только в том, что с этим обществом мы благодаря этому не вступим в конфликт.

Нужно понимать, что притворство глубоко укоренено в природе человеческой. Маленькие, как будто бы ещё не знающие греха дети, нагло льстят родителям в надежде получить мороженое, притворяясь паинькой, выцыганивают игрушку в магазине.

Но это, как писали древние, «кажется скорее пустым, нежели порочным».

Есть другого рода притворство, смыкающееся с лицемерием. И это притворство не просто востребовано извне как форма конформизма, защиты, а становится мировоззрением, вторым «я». Это то самое бесплодное притворство, о котором ещё Христос сказал в притче о смоковнице.

Приложиться к руке архиерея во время богослужения – не притворство, потому что в этот момент его рука символизирует десницу Христа. А во время застолья приложиться к той же ручке – притворство, где-то даже граничащее с фарсом. Один архиерей в такой ситуации отдёрнет руку, словно от огня, другой же, наоборот, благосклонно подаст её. Разве он не видит всю фальшь сцены? Видит, конечно. Почему же не уберёт руку или, по крайней мере, не вразумит притворщика-льстеца? Потому что «так надо, так принято». Кому надо? Кем принято?..

Не раз, удивлённые обычными в епархиальном обиходе сценами славословий архиерею в стиле «усю-сю, владыченька», люди спрашивали меня: «Это что, у вас всегда так?» А ведь это не просто неприятно, это духовно опасно, потому что как раз в этот момент облечённый духовной властью человек заслоняет собой Бога. То же бывает, когда видим низкопоклонство перед начальником: тут он заслоняет правду – а Правда, как известно, одно из имён Божиих. А где идёт пресмыкание перед грубой силой, там насильник попирает справедливость – и Спра­ведливость тоже имя Божие.

В советское время была такая поговорка: «Государство ­делает вид, что платит нам, мы ­делаем вид, что работаем». Такая величайшая ­ценность, как труд, обесценивалась притворством. Дело в том, что всё, к чему прикасается притворство, как бы теряет свою сакральную сущность и значение, из цели превращается в средство, в фикцию. Притворство опасно для общества, потому что создаёт иллюзию согласия и благополучия в нём, а на самом деле такое сообщество может рухнуть при первом же испытании.

Мы живём в новое время, когда грядущий «цифровой концлагерь» – это не абстрактная страшилка, а наступающая и каждо­дневно совершающаяся реальность. И, кроме контроля и манипулирования, этот цифровой мир опасен ещё и тем, что вводит нас в эпоху именно такого – притворного – лицемерия, когда мы перестаём быть самими собой, а начинаем притворяться из страха, что нас в каждый момент видит вездесущий Большой Брат. Да, Бог видит тоже, но Брат – страшнее. Эти люди будут совершенствовать системы слежения, а мы будем совершенствовать своё притворство – до тех пор, вероятно, когда уже не сможем отличить себя настоящего от своей лицемерной маски.

И когда надетая маска прирастёт к лицу – лицемерие неосознанно станет частью нашего «я». И тогда не составит труда заставить нас поверить в новую искажённую реальность, в которой нет места Богу.

Лицемерно притворяющийся впустую тратит силы на этот бессмысленный спектакль.

Где лицемерие – оттуда, в конце концов, уходит Бог, вот в чём беда. Потому что «притворщики и хитрецы питают гнев Божий» (Иов. 36, 13). А где нет Бога – нет восполнения сил и нет свободы. А без них в эпоху противостояния наступающей тьме нам не устоять.

Оглавление выпуска   Следующая публикация →