В мае исполнилось 80 лет со времени кончины самобытного писателя Севера – архангелогородца Степана Григорьевича Писахова (1879–1960).

Степан Писахов в молодости и в последние годы жизни

Хотя созданный им образ Церкви и православного священника кажется лично мне неприемлемым, всё же нельзя не отдать должное вкладу Писахова в культуру Русского Севера. Чего стоит только его замечательная формула, отлитая в словах: «Север своей красотой венчает земной шар». Или вот ещё – его запись из дневника по впечатлениям от поездки на Ближний Восток: «Яркий звонкий юг мне кажется праздником шумным – ярмаркой с плясками, выкриками – звонкий праздник! Север (Арктика) – огромнейший кафедрал. Простор напоён стройным песнопением. Свет полный, без теней. Мир только что создан. Для меня Арктика – утро Земли». Замечательно и превращение в 1920-х годах Писахова из интеллигентного еврейского молодого человека, учившегося в Петербурге и Париже, в этакого чудаковатого старика-моховика – интересный способ примерить на себя образ юродивого, причём в светском окружении. Став живой достопримечательностью города, с иронией говорил: «Сначала осматривают Архангельск, потом меня».

В «Вере» мы неоднократно вспоминали Писахова, и кстати, последнее упоминание было в рассказе об экспедиции на Онегу (№ 839, 21-й выпуск за ноябрь 2019 г.) – это его репортажи с места боевых действий близ Обозерской. Он описывал железнодорожную войну с большевиками со стороны союзнических войск. Но есть ещё один любопытный эпизод косвенного участия Писахова в событиях Гражданской войны на Севере. Он стал автором знамени Дайровского батальона (или полка), сформированного англичанами в Архангельске летом 1919 года.

В книге «Борьба в Северной области» Северин Добровольский писал: «Тюремные сидельцы засыпали высшее английское командование жалобами на якобы несправедливое их содержание под стражей, чем и вывели из себя плохо разбиравшихся в наших делах практичных англичан. В один прекрасный день ген. Айронсайд решил разрубить гордиев узел и, забрав с собой прокурора Архангельского окружного суда и других высших административных лиц, отправился лично в тюрьму набирать там… добровольцев. Без всякого разбора он забрал из тюрьмы всех “раскаявшихся в своих прежних заблуждениях” и направил их на службу в Дайеровский батальон, носивший это имя в честь погибшего на Северном фронте в боях английского капитана Дайера… Всех их прекрасно обмундировали и устроили на “английский паёк”, превосходивший по качествам получаемый нашими войсками… Можно себе представить чувства этих людей, когда они с русским национальным знаменем, вручённым знамёнщику – уездному комиссару из коммунистов, кричали в честь английского короля вместе с остальными войсками троекратное “ура”…»

На трёхцветном русском знамени, о котором здесь упоминается, в центре был меч клинком вниз, обвитый лаврами, – символ: «мечом возвращается доброе имя». На древке – орёл, раскинувший крылья, а в его лапах – меч и бомба. На голове орла изображён крест – как символ победы: «сим победиши».

Знамя Дайеровского полка

Но «доброе имя» вернуть мобилизованные в Дайеровский батальон не пожелали и в конце июля переметнулись к большевикам, перебив ночью офицеров из числа русских и англичан…

Но это было позднее, а годом ранее, летом 1918-го, демобилизовавшийся из армии Писахов, которому тогда было 38 лет, решил вернуться домой, в Архангельск. Об этом рассказывается в очерке молодого журналиста Леонида Леонова (в будущем известного советского писателя) – он в 1918 г. проживал в Архангельске со своим отцом и о всех злоключениях узнал из первых уст – по-видимому, из бесед не только с Писаховым, но и с его спутниками, добравшимися до Архангельска. В «Вертограде» мы предлагаем вашему вниманию этот очерк, опубликованный 14/1 августа 1918 г. в № 159 архангельской газеты «Северное утро». В книге Ирины Пономарёвой «Главы из жизни Степана Писахова» (2005 г.) были опубликованы фрагменты очерка, но мы впервые дадим его полностью. Тем более что он не вошёл ни в книгу публицистики Леонова, ни в собрание его сочинений.

В упомянутой уже книге И. Пономарёвой опубликовано интересное дополнение к очерку Леонова – фрагмент из воспоминаний красного командира Николая Григорьева, записанных в 1926 году. Когда будете читать очерк, поймёте, о каком эпизоде у него идёт речь. В описании своего «боевого крещения» у Григорьева столько «классового» презрения, комиссарского быдлячества, что диву даёшься. И тут же трусость получить нагоняй за убийство «своего» вперемешку с «чувствительностью» – недаром же говорят, что сентиментальность – оборотная сторона жестокости…

«Другой факт был на Двине, где мне пришлось пережить боевое крещение. Мы отправили первую разведку, человек пять или шесть боевых ребят чекистов. Они поехали в эту разведку, и до них я поставил пост. И как раз я был на посту, когда на берегу захватили трёх человек: одного – еврея, второго – художника Писахова, и ещё третьего – какого-то проходимца. Они ехали в Архангельск. Я говорил, что “нельзя, ребята, я не отвечаю за то, что вы останетесь живы”. Я уговорил, напугал их, и они ушли в деревню. Постовой стоит. Я знал, что они в повороте не пойдут. Но они окольным путём обошли, сели в лодочку и поехали вниз. А наша разведка их увидела и пустилась настигать на катере. Они выскочили на берег и… бежать. В них начали стрелять, и одного (еврейчика) прострелили в плечо и в голову, и ещё шубу прострелили. Они все упали. Их захватили и привели обратно. Это была смешная картина. Когда их подвозили к нам, к пароходу “Могучему”, то этот еврей, как чёрт, был в крови, вся рубашка и всё лицо были в крови. И он всё орёт и орёт. Мы выбегаем, смотрим и хохочем. И он орёт, указывает на меня: “Во, во, во!” – лепечет что-то. Я не понял, что он говорил. Вдруг у меня мелькнула мысль, что своего парня, наверно, стеганули. Может быть, перебирались наши люди со стороны белых к нам и вдруг мы своего парня стеганули. У меня появилось нервозное настроение, боль в голове – и я сваливаюсь на затылок. Мне было жаль, что своего парня стеганули, и от такого самомнения я лишился чувств.

Я очутился на другом пароходе, в лазарете. Там со мной водились сёстры. Быстро оправившись, я через 5 минут был снова на “Могучем”. Вот какой произошёл со мной случай, что при виде крови, при сильном сомнении, что этот человек свой, я был потрясён до потери сознания. Тогда я совершенно не знал, что это за люди. Но после я, запомнив, узнал этого мазилку Писахова. А потом я не знаю, каким путём, но они удрали».

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска