Воспоминания Николая Довбыша

Когда прошло более тридцати лет после Победы, Николай Андреевич Довбыш решил собрать воспоминания об этой кровавой войне у оставшихся в живых родственников. Эти воспоминания он записал в большой общей тетради и украсил её портретами, которые сам нарисовал и раскрасил цветными карандашами. Эти портреты, как и воспоминания, бесхитростно записанные рукой простого человека, наполнены большой любовью к семье, к родной деревне и к Отечеству. В них – облик советского человека в лучшем его проявлении. Я решила подготовить его рукопись к публикации – с надеждой, что молодые читатели оглянутся на пройденный их дедами путь и искренне порадуются своей родословной. Ныне они уже в мире ином, но и оттуда мы слышим их немой тревожный вопрос: «А как вы храните своё Отечество? Вы не предали нас?»

Людмила ЯЦКЕВИЧ

г. Вологда

Николай Андреевич Довбыш, автор рукописи. Автропортрет

2 октября 1938 года Андрей провожал сына Николая в Красную Армию. Они вместе дошли до полустанка, где останавливался пригородный поезд. Сыну предстояло доехать до станции Осиновка, а потом идти ещё семь километров пешком до городка Дубровны, где находился военкомат.

Андрей Павлович Довбыш

При прощании отец поцеловал Николая и вдруг сказал: «Больше, сынок, тебя я не увижу. Чует моё сердце…»

Николай знал, что отец любит его, своего старшего сына, главного помощника. Он ничего не сказал в ответ: будто какой-то комок застрял в горле. Затуманенными глазами он смотрел вслед уходящему отцу. Тот шёл, слегка пошатываясь. Видимо, плакал…

Николай вернулся в родную деревню Старая Тухинь только после Отечественной войны. Да, сердце отца верно предчувствовало беду.

* * *

Старая Тухинь – белорусская деревушка в Витебской области, хутор в двух километрах от Днепра. Рядом проходил большой Смоленский шлях, а от него к деревне тянулась дорога, по обе стороны которой возвышались дубы и могучие берёзы. Весной к ним подвешивали деревянные вёдра для сбора берёзового сока.

Андрей родился в бедной многодетной семье. Его отец, Павел Ефимович, терпеливо трудился день и ночь, чтобы в хозяйстве был порядок. Поэтому его большая семья жила лучше своих соседей: он имел две хаты в три окна, крытые соломой, большой двор, а за ним большой сад.

В те времена у крестьян не было фамилий, то есть они были – в различных документах, а в деревне все пользовались обычно родовыми прозвищами. Их семью называли Суманы – видно, их деды когда-то в прошлом ходили по миру с сумой. Так это прозвище и осталось за ними. Только в 12 лет, пойдя в школу, Андрей узнал свою официальную фамилию – Довбыш. Перед Первой мировой войной он успел жениться, но дочь Мария родилась, когда он был уже далеко от дома – сначала под Могилёвом, где находился главный штаб русской армии, а потом его бросало из одной воинской части в другую. Тяжёлым колесом прошлась по его судьбе и Гражданская война. После её окончания, когда пришёл в родную деревню, жена Анна с трудом узнала мужа в похудевшем, седом и оборванном солдате…

Вскоре на семью обрушилось большое горе – Анна умерла от тифа. Остались двое малышей – Маша и Коля. Как одному их поднимать? Андрей снова женился, родилось ещё четверо детей.

Вся жизнь Андрея и его новой жены Акулины была занята тяжёлым крестьянским трудом – непросто было прокормить и одеть шестерых детей. Как и у других многодетных односельчан, дочери и сыновья ходили в школу в домотканой одежде и в лаптях. Лапти плёл сам Андрей, ворчал, что дети быстро их изнашивают. Ох, бедность! И до колхозов бедствовали, и при колхозах лучше не стало.

Была у Андрея мечта – дать детям образование и вывести их в люди, чтобы они узнали светлую и благополучную жизнь. И эта мечта понемногу начала сбываться. Старшая дочь Маша окончила мединститут в Минске, стала врачом. Старший сын Николай прошёл курсы счетоводов и работал в колхозе, а в 1938 году ушёл в армию. Сын Павел учился в художественном техникуме.

Но грянула война. Всех оказавшихся в оккупации жителей немцы заставляли регистрироваться и получать немецкие паспорта (аусвайсы).

Вблизи их хутора по Смоленской дороге на автомашинах и мотоциклах передвигались немецкие воинские части. Однажды фашисты свернули на привал около хаты Андрея. С автоматами в руках зашли в хату, стали требовать продукты, полезли в чулан, где хранились молоко, масло, хлеб, сало. Забрали всё подчистую! Акулина плакала, причитала, а он молчал, так как уже знал их наглый нрав по Первой мировой войне. В огороде оккупанты заметили под берёзой колоду с пчёлами. У Андрея пчёлы жили не в домиках-ульях, а по старинке в деревянных колодах, вырубленных из толстых елей. Один из пьяных немцев подошёл к колоде и открыл крышку. Пчёлы не любят острых зловонных запахов, и они набросились на немца – он с воплями убежал, но вскоре вернулся. В руках у него было ведро с водой, которым залил колоду, а потом выломал соты с мёдом. Другие немцы, увидев мёд в его руках, стали таскать вёдрами воду и таким же образом расправились с пятью остальными колодами. Так погибли все пчёлы Андрея. Он один на хуторе держал медовые колоды и умел с ними обращаться. Пчёлы его не кусали, ведь Андрей никогда не курил и не пил водки. Всё, что он сберегал долгие годы, погибло в одну минуту.

* * *

Когда началась война, Ивану, младшему сыну Андрея, было 15 лет. Окончив семилетку, он работал в колхозе, а во время оккупации занимался вместе с отцом хозяйством. Однажды, пасмурным дождливым днём в конце ноября 1941 года, они с отцом рубили ольху на дрова недалеко от дома. Возвращаясь, начали переходить овраг, и тут Иван увидел белеющие на земле листки бумаги. Он положил вязанку дров, поднял эти листочки и положил за пазуху.

Дома стал читать вслух родителям. Это были советские листовки. Сообщалось, что 7 ноября на Красной площади в Москве состоялся торжественный парад войск Красной Армии. С трибуны мавзолея выступал товарищ Сталин. В обращении к тем, кто временно находится на захваченной немцами территории, передавалось, что повсеместно организуется сопротивление захватчикам, создаются партизанские отряды. И в конце вдохновляющие слова: «Наше дело правое, враг будет разбит! Победа будет за нами!»

Андрей прослезился от радости. Ведь немцы говорили, что Москва и Ленинград ими взяты, что войска вермахта скоро будут на Урале.

Листовки надёжно спрятали. Если немцы обнаружат – расстрел на месте. Теперь Андрея беспокоила мысль: как передать эти листовки партизанам. А что они в окрестных лесах есть, он не сомневался. Да и односельчане должны знать правду!

Оказалось, что его тоже ищут, наблюдают за ним – насколько он надёжный человек. Его выбрали, так как знали, что у него дочь и сын в Красной Армии.

Однажды за хутором к нему подошёл незнакомый человек. Он, смущаясь, попросил поесть. Андрей побежал домой и принёс еды. Разговор продолжился, и после подробных расспросов о семье незнакомец, наконец, сказал о главной цели своего появления. Он попросил передать важные сведения в село Рососну и протянул Андрею плотно свёрнутый лист бумаги. Тот растерялся и подумал: «Как этот человек мог довериться первому встречному? Нет ли тут какой-то провокации?» Незнакомец увидел смятение на лице крестьянина и, как мог, постарался его успокоить.

«Хорошо, я отнесу вашу бумагу, – решил Андрей. – Говорите, кому надо отдать».

Незнакомец обрадовался: «В Рососне, на левом берегу Днепра, второй дом от дороги. Спросите директора, отдайте ему записку и получите ответ. А в субботу я буду ждать вас здесь же, на этом месте».

Придя домой, Андрей стал думать, как передать записку незаметно, не привлекая внимания. Наконец, решился отправить младшего сына. Иван был худеньким, малого роста, на вид ему можно было дать лет десять. Кто заподозрит ребёнка? Андрей наставлял сына тихим, спокойным голосом: «Сынок, надо сегодня сходить в Рососну и передать важное сообщение. Записку спрячь, иди спокойно, не беги. Если полицай или староста увидят бегущего человека, могут стрелять». А сердце сжималось от страха.

Иван молча взял записку, засунул в шапку под подкладку и двинулся огородами, мимо кладбища, скорым шагом отмахал пять километров и добрался до переправы. На лодке переправился через Днепр и оказался в Рососне. Там быстро нашёл нужную хату. Собака, привязанная к будке, начала лаять на незнакомого человека. Мимо шла женщина и спросила: «Хлопец, кто тебе нужен?»

Подросток от неожиданности растерялся, но быстро нашёлся, что ответить: «Мне надо забрать документы, учиться не буду… Мне директора».

Из окна выглянул мужчина. Видимо, он слышал разговор с женщиной. Он поманил Ивана: «Я директор».

Подросток отдал ему записку. Тот прочитал её и быстро написал ответ.

Спрятав ответное послание под подкладку шапки, Иван спустился к берегу Днепра. А там уже знакомая женщина стояла и ожидала лодку. Была она очень любопытной, спросила: «Ты откуда, хлопец? Домой возвращаешься?»

Подросток сурово нахмурился и махнул головой куда-то в сторону. Вот ведь напасть! И зачем ей это надо?

Когда Иван переправился на свой берег, то, забыв предостережение отца, бросился бегом по дороге, а затем через железнодорожные пути. И тут он услышал позади выстрелы. Оглянувшись, он увидел дежурного полицая, который стрелял в него. Видимо, подросток по неосторожности перебегал пути в запрещённом месте. Раздумывать было некогда, Иван помчался к кустам и под их прикрытием ринулся в овраг. Ушёл от погони, но сильно испугался: могли и застрелить.

Утром следующего дня Андрей положил в корзинку хлеб с салом и пошёл к болоту в условленное место, там его уже ожидал тот человек. Крестьянин передал ему записку от «директора», еду и листовки, все восемь штук. Тот очень обрадовался и поблагодарил связного. Это было первое задание Андрея Довбыша в его подпольной борьбе с фашистами.

Когда партизаны убедились, что Андрею можно доверять, он стал у них постоянным связным. Жил он в этой местности с рождения, прекрасно знал все окрестности, поля, болота, леса, а главное – был свой среди жителей окрестных деревень.

* * *

Когда пришли немцы и стали устанавливать свой порядок, вдруг обнаружилось, что рядом живут очень разные люди. Одни сразу стали думать, как дать отпор захватчикам, а другие – как приспособиться и услужить новой власти. Пришлось опасаться С-ка, назначенного немцами старостой деревни. Он сам пришёл к фашистам и признался, что ненавидит советскую власть и желает служить у них. Этот крестьянин затаил глубокую обиду на коммунистов за то, что их семья была раскулачена.

Староста стал исправно служить своим хозяевам: забирал у крестьян продукты питания, зерно, шубы, валенки для немецкой армии. Как местный житель, он хорошо знал, кто как живёт. Он почти всегда был пьяным, ходил по дворам и требовал самогон. Если его не было, то угрожал: «Делай к назначенному времени, а то плохо будет!» У старосты были помощники. Один из них, Ахрем (по-русски Ефрем), жил по соседству с домом Андрея. Он доложил старосте, что сосед часто ходит на болото с корзиной. Староста пришёл к Андрею в хату и сказал мрачно: «У тебя сын и дочь в Красной Армии, воюют против немцев. Донесу коменданту – висеть тебе на перекладине!»

Андрей испугался, даже убрал фотографии Марии и Николая, висевшие в рамке на стене. В тот вечер он лежал на печи и думал, как ему избавиться от этого предателя. В начале войны он подобрал брошенную винтовку и надёжно её спрятал на всякий случай. И вот такой случай наступил. Андрей надеялся, что односельчане только обрадуются, если он убьёт старосту.

Довбыш достал из тайника винтовку и тёмным пасмурным вечером незаметно подошёл к дому старосты. Моросил дождик. Андрей стоял у окна и смотрел внутрь через небольшой просвет, образовавшийся от загнувшегося уголка занавески. Керосиновая лампа освещала хату. Староста сидел за столом, опустив хмельную голову, а кругом за этим же столом сидели его дети, один другого меньше. Всего их было пятеро – невинных малышей, у которых вся жизнь впереди! У Андрея защемило сердце: «Убивать отца при детях? Как я могу оставить их сиротами, всё-таки он им отец… Может, проснётся в нём совесть». Он повернулся и в смятении пошёл домой.

Андрей пожалел старосту, но тот от него не отстал. При каждой встрече угрожал расправой, постоянно преследовал его. Но никаких фактов и доказательств его подпольной деятельности у старосты пока не было.

* * *

Андрею и его сыну Ивану много раз приходилось быть связными между подпольной организацией и партизанским отрядом, который располагался в урочище Тёмный Лес. Туда шла грунтовая дорога, по которой раньше колхозники ездили за дровами на лошадях. В двадцати километрах на север от этой дороги и находилась лесная партизанская стоянка. Партизаны приходили на связь к деревне Новая Земля, от которой не осталось ни одного дома – все были сожжены немцами. На пепелище торчали обугленные остовы печей и трубы. Десяток оставшихся в живых семей ютились в землянках, между которыми были вырыты траншеи для сообщения. Теперь здесь была партизанская зона, где немцы боялись появляться.

Чтобы попасть в это место для встречи с партизанами, нужно было пройти через обширное Щербинское болото, на котором только низкорослые берёзы да лоза, торфяная вода по колено, а местами опасная топь. Однако Иван знал места безопасного перехода и не раз ходил здесь с поручениями от подпольщиков. Недалеко от деревни Новая Земля его обычно встречал партизан по кличке Володя Золотой Зуб. Он выходил из укрытия, когда Иван давал условленный свист.

На болоте существовал небольшой остров твёрдой земли, поросший лесом. На нём с начала войны образовался перевалочный пункт, где жили скрывавшиеся от немцев семьи партизан, бежавшие из плена красноармейцы и спасающаяся от отправки в Германию деревенская молодёжь. Из этих людей после проверки формировали группы для отправления в партизанский отряд. Однако избежать беды не удалось. Вместе с семьями партизан на остров проник засланный предатель. Всё разузнав, он исчез, и вскоре по его наводке немецкая авиация разбомбила остров.

* * *

С начала войны по дорогам шли люди, оторванные от своих очагов, растерянные до отчаяния: женщины, дети, старики. Несли с собой самый необходимый скарб. Они искали спасения, но везде были фашисты, вся Белоруссия была захвачена немцами. Красноармейцы, бежавшие из плена или отставшие от своих частей, раненые, голодные, оборванные, пробирались в одиночку или небольшими группами по лесам и болотам. Им нужна была помощь. Местные крестьяне, решившиеся на такую помощь, подвергали себя большой опасности. Были случаи, когда ночью тихо постучат в окно под видом партизан и попросят хлеба и сала, а утром они же придут в хату и арестуют. Однако дух сопротивления захватчикам нарастал и был сильнее страха.

Как-то ночью во дворе Демьяна Шашуты залаяла собака. Живший по соседству с ним полицай услышал и тут же бросился к старосте сообщить о пришедших в деревню партизанах. Нагрянула облава. Партизаны, отстреливаясь, скрылись – полицаи побоялись их преследовать. На следующий день, утром, на автомобиле приехала группа карателей в чёрных шинелях. Всю семью Демьяна – жену и детей – арестовали и расстреляли. А дом сожгли.

Для семьи Андрея Павловича посещение одного партизана тоже чуть не закончилось так же страшно. Гостя покормили, передали сообщения, и он уже собрался уходить. Вдруг в дверь постучали. Партизан схватил топор и встал около дверей. Все в ужасе замерли. Андрей отпер дверь и распахнул её так, чтобы она прикрыла собой партизана. На пороге стоял полупьяный полицай, он мутным взглядом окинул хату и, убедившись, что никого постороннего нет, потребовал от хозяина самогона. Тот вывел его в сени и достал небольшую бутыль, приготовленную на такой случай. Довольный полицай ушёл. Семья была спасена. Этот случай в семье долго вспоминали и после окончания войны.

* * *

Спаслась также семья бывшего председателя колхоза Архипа Кубракова. У него была большая и тихая семья. Все в деревне его уважали. Когда пришли немцы, староста, желая выслужиться, сразу же донёс на Кубракова. В его хате произвели обыск, хозяина арестовали, допросили и, продержав некоторое время в комендатуре, отпустили, так как никаких улик о его подпольной деятельности не обнаружили.

За ним был установлен постоянный надзор, староста и полицаи старались всячески унизить Архипа Ильича, его положение было очень опасным. Партизаны трижды передавали через Андрея Павловича и Ивана свои послания, в которых звали его в свой отряд. Но он им отвечал: «Выполнить ваш приказ не могу. За мной следят полицаи и немцы. Если уйду к вам, то всю семью и родственников уничтожат».

Тогда было решено выкрасть Архипа Ильича, обманув его преследователей. Однажды ночью к его хате подошла группа «немцев» с автоматами. Громко постучали в окно. Тревожно залаяла собака, её лай подхватили в соседних дворах. Когда им открыли двери, вся группа ввалилась в дом и «арестовала» хозяина. Его вывели на улицу, шум всё усиливался: раздались беспорядочные выстрелы и громкий плач жены Архипа, которая ничего не подозревала и думала, что её мужа действительно арестовали.

Староста и полицаи поверили в разыгранный спектакль, решив, что немцы всё-таки расправились с коммунистом. Таким образом эта семья избежала смерти. А сам Архип Ильич погиб от немецкой пули, сражаясь в партизанском отряде.

* * *

Староста С-к боялся партизан и подпольщиков, с подозрением относился к тем, кто держался независимо и не лебезил перед ним. Ахрем опять доложил старосте, что Довбыш часто ходит в лес, на болото, то есть ведёт себя подозрительно. Тогда староста донёс о нём в немецкую комендатуру.

На следующее утро к хате Андрея подъехала машина с немцами, их сопровождал староста. Начался обыск, но ничего компрометирующего не нашли. Однако Довбыша арестовали и увезли в комендатуру. Кузьменков, бургомистр волости, как только узнал об аресте, поехал в комендатуру и освободил Андрея. Он убедил немцев в невиновности крестьянина, а они доверяли своему бургомистру. Довбыш был знаком с Кузьменковым ещё до войны, когда тот работал на электростанции Белгрэс, но не знал, что он пошёл служить немцам по заданию подпольного райкома партии.

Между тем партизаны всё более досаждали захватчикам. 5 декабря 1942 года они устроили диверсию: пустили под откос железнодорожный состав с военной техникой на перегоне Осиновка – Шеховцы. Два дня рвались снаряды, погибло много немецких солдат и офицеров. На три дня железная дорога вышла из строя.

Немцы были страшно озлоблены. Вдоль железной дороги срочно вырубили все кусты и деревья. Через каждые 300-400 метров стали дежурить полицаи. Однако некоторые из них, мобилизованные фашистами насильно, бросали свой пост и уходили вместе с подрывниками в лес к партизанам. Тогда немецкие каратели обрушились на мирное население: прежде всех были арестованы семьи ушедших в лес полицаев. Детей и стариков они расстреливали, а взрослое трудоспособное население угоняли на работу в Германию.

5 декабря, в день взрыва на железной дороге, второй раз был арестован Андрей Павлович. Староста сразу решил, что Довбыш причастен к диверсии. Хутор, где он жил, был недалеко от места взрыва. Староста ворвался в хату вместе с немцами, начался обыск, но опять безрезультатно. Андрея снова увезли в комендатуру.

И в этот раз Кузьменков пришёл на помощь. Он не побоялся лично прийти в комендатуру и свидетельствовать, что Довбыш невиновен.

Через несколько дней в Старой Тухини появились двое военнопленных, якобы бежавших из лагеря. Они обратились к Андрею Павловичу и другим подпольщикам за помощью. Просили выдать паспорта и проводить к партизанам в Тёмный Лес. Им поверили, так как подобные люди и раньше появлялись в деревне. Подпольщики всегда им помогали.

Провокаторы прожили в деревне более недели, всё разузнали. Кузьменков и писарь Иван Минаевич Савкин по их просьбе выдали им паспорта, чтобы они могли свободно перемещаться по оккупированной территории. Затем они направились в лес к партизанам. Так думали подпольщики, однако на следующий день, 14 декабря 1942 года, немцы арестовали почти всех подпольщиков. К хате Андрея Павловича утром подъехала машина с немецкими солдатами и переводчиком. Начался обыск. Довбыш незаметно кивнул сыну Ивану, и тот, выскочив из хаты, бросился искать хромую лошадь, оставленную нашими отступающими войсками. Других лошадей тогда на хуторе не было. Он понимал, что надо срочно предупредить Кузьменкова, который жил в деревне Новая Тухинь. Когда Иван стал подъезжать к его хате, то увидел, что во дворе стоит машина с пулемётом, много немцев, слышна брань. Сквозь настежь распахнутую дверь Иван увидел Кузьменкова, сидевшего на скамейке с опущенной головой.

Иван бросился назад домой. Там уже обыск был закончен, отец стоял во дворе со связанными руками. Мать собрала узелок еды и протянула мужу. Переводчик подскочил, выхватил этот узелок, бросил на землю и крикнул: «Ему еда больше не нужна!»

Андрей молча окинул скорбным взглядом хату, своих родных. Он понимал, что прощается навсегда.

После войны народная молва донесла до Акулины Даниловны весть о последних минутах жизни её мужа, Андрея Павловича, от полицая:

– В праздник, на Николу, в пять часов утра привели нас расстреливать группу подпольщиков. Увидел я среди них Андрея Довбыша из Старой Тухини. Когда его подводили к яме, он как-то удивлённо посмотрел на меня. До сих пор я не могу забыть этот взгляд. И простить себе не могу, что участвовал в расстреле земляков…

* * *

После ареста Андрея Павловича его семью выгнали из хаты, её заняли немцы. Акулину Даниловну с дочерями-подростками Аней и Верой увезли в Оршу, а оттуда осенью 1943 года в товарном вагоне отправили на работу в Германию вместе с другими белорусскими женщинами и детьми. В нечеловеческих условиях, голодные, оборванные и униженные, они провели в концлагере более года. Когда наша армия стала приближаться к Берлину, немцы погнали заключённых на Запад. Охранники шли с собаками и очень спешили: ударами и бранью подгоняли измождённых людей.

– Мы шли и тряслись от страха, думали, на смерть нас ведут, – вспоминала Акулина Даниловна. – Вдруг все увидели, что навстречу идут танки. Немецкая охрана тут же разбежалась, танки-то были американские. Вышел из танка офицер и стал показывать руками, мол, расходитесь, вы все свободны.

Среди заключённых были люди самых разных национальностей, и каждому хотелось скорее попасть на свою родину. Но сделать это было очень трудно в общей военной сумятице. Акулина с дочерями устремилась на восток через немецкие селения, в которых было много брошенных домов и хозяйств: коровы мычали в хлевах, лошади и свиньи бегали около построек. А хозяева, испуганные приближением советских войск, прятались, боясь отмщения. Акулина по крестьянской скромности опасалась заходить в эти брошенные дома. Однако она и девочки так устали и изнемогли от голода, что, наконец, она решилась всё-таки зайти во двор одного дома. Навстречу им вышел мужчина, по всей видимости работник. Он оказался поляком. Увидев перед собой белорусскую крестьянку с детьми, которые чуть не валились с ног, он дал им продукты на дорогу и даже предложил лошадь. Акулина обрадовалась и одновременно смутилась: она никогда не брала чужое.

Поляк запряг лошадь, беженцы положили продукты на телегу и поехали далее на восток. Однако чем дальше они ехали в этом направлении, тем больше дорога переполнялась подводами и пешими беженцами. По дорогам Румынии они шли уже сплошной длинной колонной.

У небольшого леса колонна вдруг остановилась, послышались выстрелы, крики. Люди с автоматами, вышедшие из леса, стали грубо отгонять людей от повозок, всё ценное и продукты забирали. Это была банда румынских националистов, лихих и безжалостных людей. Так шла Акулина с дочерьми домой, встречая на своём пути как добрых, так и злых людей.

Наконец-то родные с детства места. Подошли к месту, где стояла их деревня Старая Тухинь, и остановились в немом ужасе: везде только обгорелые печные трубы… Испуганные жители деревни ютились в землянках. Акулина нашла на окраине деревни заброшенную полуразрушенную землянку. Стала её приводить в порядок…

Так начиналась мирная жизнь в обожжённой войной Витебской области.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска