Над Лидой и Бичико не подшучивали, хотя она была высокой, в придачу носила шляпы и каблуки, а он был мелким, полненьким и едва доставал супруге до плеча. Их уважали ученики, чтили коллеги, обожали друзья. Было в этой паре нечто, заставляющее людей говорить в их присутствии тише, прислушиваться и присматриваться, стараясь понять: откуда берётся в людях эта врождённая интеллигентность?

Бичико вырастила тётя. Жили в бедности. Да и что могла заработать одинокая бухгалтер колхоза в имеретинской деревне? Но Бичико усвоил с детства, что жить надо так, чтобы можно было людям в глаза смотреть открыто и спокойно, не позоря память родителей. Он рвался к науке, как младенец к груди матери, и приложил все силы, чтобы поступить в университет. В Тбилиси заявился пешком, эдакий грузинский Ломоносов, с котомкой на плече, и, успешно сдав экзамены, был зачислен на мехмат. Он попал и… пропал: среди однокурсниц встретилась ему «хорошая девушка Лида» из стихотворения. Голубоглазая красавица, ещё и умница, серьёзная девушка, целеустремлённо записывавшая лекции, а после спешившая домой.

Простое, математически элегантное решение по пересечению двух параллельных прямых – их судеб – пришло к Бичико ближе к новому году: он попросил у Лиды помощи в подготовке к сессии. Девушка согласилась помочь, а заниматься они решили у неё дома. Когда занятие завершилось, мама Лиды позвала его выпить чайку с домашним хачапури. Вечно голодный, он просто утратил дар речи от такого приёма. Лида оказалась совсем простой девушкой, только чересчур молчаливой и строгой – наверно, из-за его слабого русского, думал Бичико, и дал себе слово выучить язык. Вечером, скрипя пружинами железной кровати, он всё думал о ней, о её семье, о том, какое простое это счастье – иметь родителей и детей.

На следующем этапе Бичико, не спрашивая, стал провожать девушку, они общались, и время шло для них по иным законам, совсем не физическим. Наступила весна, однако Лида оставалась такой же сдержанной, как и прежде. Однажды, прощаясь, Бичико коснулся её ладони, но девушка быстро отдёрнула руку, сильно покраснела и, как-то вся смявшись, заскочила в подъезд. Так что подруга по-прежнему оставалась загадочно далёкой для него, прятала взгляд и избегала любых разговоров о чём-то большем, чем простая дружба. Это его смущало и заставляло по многу раз взвешивать каждое слово и жест.

На каникулы он поехал домой навестить тётю и обсудить с ней свои новости. Странным показался ему родной дом, пока поднимался он на пригорок. Не лаяла собака, не было куриной возни во дворе… Дверь была, как всегда, открыта, но дома никого не оказалось. На стене висел в чёрной рамочке небольшой портрет тёти Гулико… Вошла соседка тётя Машо и стала гладить парня по голове, как маленького. Оказалось, что тётя умерла давно, ещё в начале весны, но ему сообщать не стали, чтобы парень не бросил учёбу: опасались, как бы не сломило его горе. Соседи похоронили её и справили келех.

На сороковины, сидя за столом, он внезапно получил ответ сразу на несколько вопросов. Тосты, которые говорятся в этот день, дают надежду. Вспоминая покойного и желая ему вечной памяти, принято у грузин напутствовать его родных, желая им достижений и дел, которые бы порадовали души ушедших.

Вернувшись в Тбилиси, Бичико уже знал, что он женится на Лиде. Пришлось трястись в разбитом автобусе на Манглиси, чтобы увидеть любимую, которая отправилась работать вожатой в детский лагерь отдыха. Он не мог и слова сказать, увидев её, горло сжало от волнения, стоял как чурбан. Лида радостно щебетала, рассказывая о последних событиях, и стоило ей сделать паузу, он выпалил: «Лида, ты согласна стать моей женой?» Впервые девушка посмотрела на него, не отводя взгляда, и согласилась.

Дальше было всё, как у всех молодых влюблённых: заявление в загс, студенческая свадьба и переезд Лиды в общежитие. Всё, чего Бичико ожидал от избранницы, сбывалось: она научила его изящным русским оборотам, сама также освоив имеретинский диалект грузинского, делила с ним все радости и трудности жизни в общаге. Она ладила с соседками и созывала гостей отмечать все их маленькие достижения. Помогала мужу – была его коллегой, секретарём и подругой в одном лице. Бичико тоже оказался достойным супругом и хорошим учёным: уже на четвёртом курсе взялся за научную работу. Обоих оставили «в науке» – работать в институте математики, где они начали потихоньку зарабатывать научный авторитет.

Они рассуждали, как и многие: вот станем на ноги, тогда и подумаем о детишках, а пока куда нам! Кто-то шепнул молодой жене, что пить чай с ромашкой помогает, чтобы детей не было до времени, и она фанатично поглощала напиток. Эффект был удивительным – дети «не заводились», по крайней мере так говорили друзьям и родным.

Минули годы. Оба супруга получили повышения: Бичико защитил кандидатскую, а Лида стала заведующей лабораторией. Родители Лиды состарились, и наши герои теперь жили у них. Тема внуков у стариков начала переживать свою «эпоху возрождения» в виде периодических напоминаний: мы не доживём – за чем дело стало? Супруги отшучивались и отмалчивались ещё несколько лет.

В один из летних вечеров, когда вовсю стрекотали сверчки, глава семьи поставил вопрос ребром: пришло время подумать о потомстве!

Лида замолчала и, как когда-то, замкнулась в себе, выйдя на кухню. Удивлённый таким поворотом, Бичико последовал за женой и нашёл её беззвучно рыдающей на кухонной табуретке. Очки, которые она носила с недавних пор, запотели…

– Скажи, что, что не так? Чем обидел я тебя, родная моя? – в отчаянии вскричал Бичико. – Ты не хочешь ребёнка? Я люблю тебя и думал, ты тоже, но если так… не надо! Только не плачь!

– Нет, Бичико, не будет у нас ребёнка, никогда не будет! – рыдала Лида, захлёбываясь слезами. – Не может у нас его быть! До того как встретить тебя, я ошиблась в жизни, оступилась и позволила парню то, чего достойная девушка не позволит, а порядочный парень и не потребует… Думала, что у нас любовь, а он просто погулял и уехал, даже адреса не оставил. Как я могла сказать родителям, что беременна, как?! Мама бы не вынесла, папа бы нашёл его и пристрелил! Я сходила к одной бабке на Авлабар и сделала тайно аборт… Как же это было страшно, как больно! Не описать словами, какую горечь я испытала тогда. Но всё закончилось легко: я отлежалась и никто о случившемся не узнал, кроме той подруги, которая дала адрес бабки. Но душа моя… Душа тогда умерла почти.

Как громом поражённый, слушал Бичико, не понимая, что же хочет донести до него жена. Впервые он не понимал её. Он слышал, что, бывает, девушки убивают дитя, но представить себе не мог, что его Лида – из таких. Не знал, получается, он её – вот оно как!

– Постой, а почему ты так уверена, что мы больше не сможем иметь детей, ведь мы здоровы? – выдавил он из себя, стараясь не добивать её.

– Потому, что это – наказание за убийство, Бичико! Когда мы поженились, поначалу я пила ромашковый чай, помнишь ведь, мы тогда не хотели детей? – продолжала Лида, утирая слёзы. – Где-то лет через пять, когда мы с тобой уже работали, тайком от тебя я сбегала к доктору, спросить, почему у меня не получается забеременеть, хотя уже год как перестала пить ромашковый настой. Докторша, немолодая была, войну прошла, суровая такая, спросила меня сразу: «Аборты были?» Я сказала, что был один и что потом предохранялись ромашкой. Она ответила: «Ромашка просто очень хороший цветок, имеющий другие лечебные свойства. А вот аборт, в особенности первый, грозит как раз бездетностью! Не можете вы больше иметь детей, детка, я вам сочувствую…»

Бичико обнял жену, плечи его затряслись. Впервые в жизни он не смог сдержаться и оплакивал всё: своих родителей, которых едва помнил, тётю, с которой так и не попрощался, и своё нерождённое дитя. Он вспомнил, как тётя всё ходила церковь, ставила свечи и тихо о чём-то просила у иконы. Плакал он и о том, что оба они с женой виноваты, раз так сильно наказаны… Одно точно – её он никогда не оставит: жену выбирают раз и навсегда, как бы там ни было.

В ближайшую после этого разговора субботу по пути на базар Бичико вдруг потянуло зайти в Кашветскую церковь, поставить свечку. Постоял он у каменного столба, прохладного и спокойного. По телу прокатилась тёплая волна, будто кто-то погладил его, как дитя. И он понял, что уходить не хочет. Тихо горела пара свечек, людей не было, один священник молился в углу у иконы какого-то святого… И стало стыдно, что не знает он ни имён этих святых, ни слов, какими к ним обращаться, да и не умеет просить. Он смотрел на икону Божией Матери с Младенцем – вроде бы видел он когда-то подобный лик. Печально глядели Её глаза, нежно обнимала Она дитя одной рукой. Вдруг точно молния сверкнула в его голове, будто Она с иконы шепнула ему: «Будет у тебя ребёнок, хочешь – пойди и возьми!»

Выйдя из храма, Бичико уже знал, как надо поступить: просто пойти и взять дитя у того, кто его не принял, кто готов отказался от дара Божия. И с этой мыслью пришло к нему долгожданное умиротворение. Да, он рос сиротой, но мама у него была. Ею была та женщина, которая его вырастила, вложив в него душу, здоровье, силы – всё, что было у неё! А значит, сирота тоже может иметь семью.

Из летнего отпуска супруги вернулись в Тбилиси с маленькой девочкой, блондинкой, как и мама…

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска