повесть

Сергей Васильев

ОБ АВТОРЕ: Сергей Васильевич Ожегин (литературный псевдоним – Сергей Васильев) родился в г. Бийске на Алтае в 1961 году. Окончил Томский мединститут и ординатуру по специальности «Врач-терапевт». Последние 33 года живёт и работает врачом в Подмосковье. Является помощником настоятеля строящегося Ильинского храма в д. Чапаевка. Очерки, рассказы и статьи публикует в интернет-журнале «Правкруг».

Окончание (начало в №№ 835-837).

Глава 9

Я лежал с открытыми глазами, вспоминая прошедший день. Впереди – два выходных. И оставался вопрос, который, как глубокая заноза, не давал мне покоя:

«Неужели я не скажу правду: кто я есть, зачем приехал и отчего умер Александр Иванович? Неужели обману этих, уже близких мне, людей, которые были так искренни, так откровенны? А то, что я не сказал правды священнику, – это как?

Ну ладно, скажу, что я доктор, расскажу, зачем приехал. А дальше? Выложу, что у нашего дорогого Александра Ивановича не было никакого рака, что он умер из чувства глубокого раскаяния и огромной любви к вам всем? Бред какой-то. Да меня примут за ненормального! И что это изменит – воскресит Мишина? Или ладно, пусть будет как будет, потом покаюсь? Нет, Господь мудр, Он послал мне это испытание, знал, что я не подведу…»

Понятное дело, я не мог уснуть. Наконец, более-менее определился в своём решении, но сон не приходил. Посмотрел на часы в телефоне – 23 часа 40 минут. Встал, пошёл в туалет, заглянул на кухню – там горел свет. За столом сидела Валентина Петровна, читала молитвослов.

– Извините, думал, никого нет, хотел выключить свет.

– Ничего-ничего. Я вижу, вам не спится. Садитесь, Николай Сергеевич. Давайте чай пить.

– Да, что-то не спится. От чая не откажусь.

– Знаете, со смертью Александра Ивановича какая-то пустота и одиночество навалились. Ещё две недели назад мы с ним пили чай, беседовали. А теперь вот… Как-то незаметно, естественно возникла наша духовная близость. Александр Иванович по обыкновению заходил вечером справиться о нашей жизни, спрашивал, чем помочь, приносил продукты, какие-то гостинцы. Я, конечно, усаживала его за стол, и мы пили чай. Разговор о его переселении в дом уже не поднимала. Говорили о жизни, о своих семьях, о пути к Богу. Александр Иванович к началу февраля закончил работать и поехал к сыну. Дней десять, наверное, был в гостях. Приехал такой счастливый – похвастался, что внуку уже шесть лет, а скоро ещё и внучка будет.

Много рассказывал Александр Иванович о своих ошибках, неправильных поступках, заблуждениях. Он, конечно, всё это грехами называл. Мне запомнился его рассказ о том, что раньше он считал себя достойным гражданином: двадцать пять лет безупречной службы в армии, затем такой груз ответственности – развил производство, обеспечил людей работой, исправно платил налоги. Но когда его жизнь вышла на финишную прямую, понял, к чему пришёл: разрушил свою семью, порвал отношения с сыном, со своим родным братом жили как враги, а на работе – одни боялись, другие ненавидели, третьи завидовали и единицы, может, уважали. И никто не любил. А за что любить? Он-то любил кого? И для чего жил? Что в этой жизни оставит, кроме этого дома и своего производства?

Александр Иванович рассказал, в конце концов, что у него рак. Я его отругала за то, что не лечится, и врача вызвала без его ведома. Очень сожалел, что не смог поехать к жене Ирине и тёще попросить прощения. Рассказывал, что больше двадцати пяти лет они прожили вместе, а только сейчас он понял, какого замечательного человека, какое любящее сердце потерял. Помотала жизнь их семью по дальним гарнизонам, и все армейские тяготы Ирина делила с мужем – какая там работа! Но при возможности она устраивалась то учителем труда и рисования, то руководителем какого-либо кружка. Старалась обустраивать дом – и шила, и вязала.

Денис, их сын, рос болезненным – ни детских садов не было, ни врачей. Отец рассчитывал, что сын пойдёт по его стопам, как настоящий мужчина выберет профессию военного. Но женское воспитание, творческие наклонности определили другой путь. Денис бросил военное училище, куда с большим трудом устроил его Александр Иванович, – выбрал профессию модельера-дизайнера. Ирина металась между двух огней, пыталась примирить мужа с выбором сына. Тщетно.

Когда Мишин уволился из армии, Ирина надеялась, что они, наконец, обоснуются в городе, рядом с её больной матерью. Но вышло всё по-другому – они оказались в Соколово. Ирина рассчитывала, что после увольнения мужа она будет чаще его видеть, что они станут ближе друг к другу, что ей удастся растопить сердце Мишина и он вновь обретёт сына, а Денис – отца. Но Александр Иванович с головой погрузился в работу, а семья отошла на второй план.

Когда у тёщи случился инсульт, Ирина в один день собралась и уехала к ней. Вот уже полтора года живёт с матерью. Александр Иванович, достроив дом, позвал Ирину вместе с тёщей. Но, во-первых, та лежачая больная и вряд ли смогла бы перенести переезд, а во-вторых, сама Ирина не хотела возвращаться.

Мишин говорил: «Я построил дом, вложил столько сил. Надеялся, что сын со своей семьёй будет здесь гостить, внуки будут оставаться на лето. А вышло как?.. С сыном ведь давно мог помириться, признать свои ошибки, так нет же, гордыня обуяла. А с женой, с Ирой? Она же всю свою жизнь мне посвятила…»

Такое впечатление у меня сложилось, что он намеренно бередил свои незаживающие душевные раны. Я пыталась успокоить его, говорила, что сын простил его, понял и жена поймёт и простит.

«Они-то, может, и простят, но имею ли я право себя простить?» – отвечал на это Александр Иванович.

Примерно за неделю до смерти Александр Иванович пришёл ко мне: «Валентина Петровна, ради Бога, не беспокойтесь. Когда я умру, оставайтесь в нашем доме – одна половина ваша, в другой будут жить Володя, мой брат, и мама. Скоро приедут. Они в курсе и нисколько не против…»

Шла Страстная неделя, Александру Ивановичу уже тяжело было ходить, он последний раз посетил храм. Приехал на машине, а до этого всё время ходил пешком. Он был спокойным, умиротворённым, просиявшим. Я не знала, что это, как внешне это выглядит, а когда увидела Александра Ивановича – поняла. Он тогда попросил отца Владимира прийти исповедовать его и причастить, пояснил, что потом отец Владимир будет занят – в канун Пасхи и на Пасху священнику не до него. Эту неделю Александр Иванович почти не общался ни с кем, много молился. Создавалось впечатление, что он готовится к торжественному, ответственному событию, главному экзамену. В таких случаях человека не беспокоят, не отвлекают.

Накануне вечером Александр Иванович не выглядел умирающим. Он позвал меня к себе, попросил прощения, пожелал в нашей жизни любви к Богу, друг к другу. И говорил об этом как-то буднично, очень спокойно – я и не поняла, что он прощается с нами.

На следующий день Александра Ивановича не стало. Я заглянула к нему утром около десяти, и мне показалось странным, что в это время он ещё спит. Подошла поближе и поняла.

Я малоискушённый человек, многого не могу объяснить, делаю только первые шаги на пути к Богу, но мне кажется… да нет, я уверена, что Александру Ивановичу был дан знак. Господь призвал его к Себе, иначе и быть не может.

Знаете, а на следующий день у Александра Ивановича родилась внучка…

Мы выпили целый чайник. Спать ушли, наверное, часа в два ночи, благо следующий день был выходным.

Глава 10

Я встал около девяти с намерением объясниться, ведь вчера вечером принял решение, нужно исполнять. Валентина Петровна уже хлопотала по дому.

– Как спалось, Николай Сергеевич?

– Спасибо, хорошо.

– Замучила вас поздними разговорами.

– Вовсе нет. Я думаю, этот разговор был важен для нас обоих. Не с каждым можно обсудить такие темы.

– Конечно, вы правы. Хочу вас попросить съездить с Володей в город. Нужно закупить продукты, завтра девять дней. Заодно встретите Дениса. Только покушайте сначала, Володя уже позавтракал.

– Привет, Сергеич, – зашёл на кухню Володя. – Петровна, списочек составила? Прикинула хрен к носу?

– Володь, ты брось свои лагерные шуточки-прибауточки. Тебе сорок лет с лишним, не мальчик. Дети в доме.

– Прости, Петровна, виноват.

– Вот деньги, список, что непонятно – звони.

Мы поехали на моей «Ниве». Володя был в своём репертуаре, не давал мне сосредоточиться на своих мыслях, впрочем, тема, которую он затронул, стоила того.

– Однажды в детстве мы с пацанами пошли купаться на речку. Мне, наверное, годков семь было. Я тогда плавать не умел почти. Течением меня отнесло на глубину, в самый омут закрутило. Я кричу, уже нахлебался, тонуть начал, а Сашка с большими пацанами с мостика нырял, не слышал. Когда я уже на дно пошёл, кто-то увидел, крикнул брата. Сашка кинулся, спас меня. Ну, все пацаны: «Сашка герой, брата спас». А Сашка: «Молчите, дураки, никому не говорите». Куда там! Малышня проболталась. Ну, вечером братану досталось отцовским ремнём по жопе. Я ещё встрял: «За что? Он герой!» А мать: «Разгильдяй он, не усмотрел, оба могли утонуть. Поручили же смотреть за братом!»

Когда я напомнил брату эту историю, он мне говорит: «Вот и сейчас тоже люди толкуют – во какой герой, какой хороший, какой праведный. Не верь, брат. Не хвалить и славить меня нужно, а пороть, как мать тогда. Вот чего я достоин! По своему эгоизму, себялюбию сколько грехов совершил. А теперь кинулся спасаться, что-то исправлять, что-то сделать пытаюсь. Но жизнь заново не проживёшь. Героем был бы, если бы за чужие ошибки, чужие грехи отрабатывал. А я со своими не разберусь».

Вот так мне братан растолковал. Ну а я про себя сметкую: если Сашка такой грешный, так с меня надо по три шкуры сдирать кажный Божий день.

– А кто не грешный, Вов? Найди! Ты думаешь, я такой белый и пушистый? Нас, таких серьёзных, положительных, добропорядочных, только копни, развороти – столько дерьма польётся…

– Эт точно.

– Настоящий подвиг – жизнь без греха.

– Хорошо рассуждать, когда ты в шоколаде: бабки есть, квартира, работа. Живи, радуйся и не греши – незачем. А возьми мужиков наших, меня возьми… Да по нашей жизни шага не ступишь не согрешивши. Не приворует мужичонка – семью голодной оставит. И во всём так. Я, может, Сергеич, нагрешил и за себя, и за ещё пятерых, гладеньких и сытеньких от греха избавил, чтобы у них было всё тип-топ, совесть чистая.

– У каждого свои искушения и страсти. Грешить всегда проще, чем не грешить. И сытые, благополучные люди в столичных городах грешат так, что бедному дяде Васе из деревни Гадюкино и не снилось. А то, что каждый за каждого в ответе – это ты прав, Достоевский с тобой согласен.

– Эт тебе не хрен собачий.

Мы не заметили, как доехали. Быстро справились и со своим заданием – накупили продуктов. А потом встретили Дениса. Он не был похож на своего отца – стройный, почти хрупкого телосложения. Одет был просто и стильно – угадывался хороший вкус. В общем, Денис был само обаяние.

– Здравствуй, дядь Володь.

Он обнялся с дядей. Со мной поздоровался за руку.

Мы сели в машину. Младший Мишин оказался общительным.

– Я не похож на папу, – начал свой рассказ Денис. – Сам в маму, а глаза отцовы. Да и по характеру тоже в маму. Хотел художником стать и попробовал шитьё с мамой – увлекло. Отец на это смотрел с раздражением, мол, что это за бабские штучки. По этому поводу мама с отцом постоянно спорили, до скандала доходило.

Когда я окончил школу, отец отправил меня в военное училище по радиоэлектронике. Год я мучился – ну не моё это, какой из меня военный?! Бросил. Отец узнал – очень разозлился. Ну, я домой и не поехал, остался в Питере, устроился в салон портным. Работал, учился, совершенствовался. Потом другой салон нашёл, покруче. Стал специализироваться на вечернем и на свадебном платье. Отец узнал о моей работе. Сколько мне пришлось выслушать: мужик я или баба, юбку ещё не надел ли, да офицерам на службе стыдно в глаза смотреть и в этом роде. Чуть ли не «пидаром» обзывал. Ну я и перестал с ним общаться. Мама мне говорила: «Ты не переживай, отец горячится, со временем всё уладится».

Поступил я в институт на вечернее отделение, через год женился на Насте, ещё через год родился Димка, ему сейчас шесть лет. С отцом так и не общались. С Настей решили собственный салон открыть. Она – организатор, менеджер, бухгалтер, а я всю творческую работу осуществляю. Вот такое у нас разделение труда. Три коллекции уже создал! Первая, конечно, сыровата, а за последнюю, ей-богу, не стыдно. Я этим живу. Творить, дарить людям радость – не каждому дано.

Я вёл машину и краем глаза глядел на Владимира, сидевшего рядом. Для него, как и для меня, жизнь Дениса и его семьи была неизвестна. А мир моды, о котором он говорил, для Владимира был вообще другой планетой.

– Денис, – решился задать вопрос Владимир, – ты в этой каше варишься, а говорят, у вас там мужики сплошь петухи.

Понятия о такте старший Мишин явно не имел и ляпнул прямо в лоб.

– Что значит?

– Ну, голубые, по-вашему.

– А я с этой публикой не тусуюсь. Но, думаю, таких не больше, чем на зоне.

Владимир оценил ответ племянника:

– Ну, тебе, парень, палец в рот не клади! Держи краба!

Я понял, что за внешней обаятельностью, открытостью Дениса стоит характер, иначе бы в этой жёсткой среде, не имея поддержки, он не смог бы реализовать себя, не смог бы выжить.

– Ну а как насчёт бабок? – Володя перевёл свои вопросы в практическую плоскость.

– Когда имя себе сделал, брэнд, тогда деньги пошли. У меня одевается состоятельная публика, не каждому по карману. Но до этого пахать пришлось как проклятому.

– Ладно, племяш, я в этом не смыслю. Я человек конкретный. Не хочешь говорить, твоё дело.

– Да нет, секрета никакого нет. У меня продаются платья по цене, скажем, этой машины, бывают и подороже.

– Сергеич, сколько твоя стоит?

– Ну, тысяч пятьдесят-семьдесят, наверное.

– Ни хрена себе! – вырвалось у Володи.

С минуту-другую ехали молча.

Я решил разрядить ситуацию, направив разговор в более важное для всех русло:

– Денис, расскажите про приезд к вам Александра Ивановича. Вы предполагали, что он протянет вам руку?

К чести молодого человека, сначала он коснулся предыдущей темы:

– Вы извините, меня иногда заносит, расхвастался. Николай Сергеевич, обращайтесь, пожалуйста, ко мне на «ты», неловко себя чувствую. Вы ведь ровесник, вернее, друг моего отца…

– Я надеялся, чувствовал, – продолжил рассказ Денис, – что папа позвонит, пригласит в гости или сам приедет, что он, наконец, поймёт меня. Обида как-то постепенно прошла. Напротив, я даже думаю, что если бы у меня было всё ладно, то ничего бы не получилось. А так приходилось всё время доказывать, в первую очередь себе, во вторую – отцу, а в третью – всем остальным.

Я ждал отца, но его звонок оказался неожиданным. Он сказал всего несколько слов: «Денис, я хочу приехать к вам. Мне так много нужно сказать тебе. Ты не против?» Я ответил: «Приезжай, папа, конечно. Приезжай». Какое-то волнение, беспокойство овладело мной. Может, что-то случилось такое, что он мне должен сказать лично? Папу, разумеется, узнал, но не представлял, что он так изменится. И седина, и тёплый взгляд серых глаз – такой просветлённый образ отпечатался в моей памяти. «Здравствуй, сын», – отец обнял меня. Глаза его увлажнились, но он быстро совладал с волнением и продолжил: «Денис, я очень виноват перед тобой, был несправедлив к тебе, вёл себя как последний эгоист. Я не достоин никакого прощения, и ты можешь развернуть меня прямо сейчас – пойму, заслужил… Мне очень нужно увидеть тебя, своего внука, свою невестку. Ты разрешишь?» Разве я мог ответить «нет»?

Неделю у нас гостил папа. Я обратил внимание, что отец верит в Бога, молится. Вопросов на этот счёт задавать не стал. Много времени он провёл с Димкой, с Настей. Утром отводил внука в детский сад. Димка буквально не отлипал от деда. Вечера он уже мне посвящал, ведь работаю я допоздна. Раз даже приехал ко мне на работу в салон – вот уж не ожидал. Посмотрел, чем я занимаюсь, попросил показать что-нибудь из моей коллекции. Сказал, что ему понравилось.

Ужинали все вместе, а затем папа на ночь Диме охотничью историю рассказывал или про рыбалку. Потом уже мы с ним на кухне сидели, чай пили, общались до самой ночи. Папа предложил вместе встретиться у мамы, спросил, могу ли я на день-два вырваться. Но на это я не смог сказать ему ничего определённого. От отца исходили такое тепло, сердечность, смирение, что в нашем доме стало так уютно и комфортно.

Настя меня как-то спросила: «Какой у тебя отец добрый, с чего бы это?» – «Вот так человек изменился, в Бога поверил». – «Может, ему что-нибудь нужно? Может, он попал на большие деньги и готовит почву? Посмотрел наши возможности, наладил отношения для того, чтобы рассчитывать на тебя?» – «Нет, Настя, не думаю. Успокойся».

А у самого червячок такой нехороший завёлся в душе. Мы только-только, можно сказать, на ноги встали, вздохнули, квартиру купили, с кредитами ещё не разобрались.

В субботу, когда отец уже заканчивал гостить, покрестили Димку. Папа всё организовал. Короче, в субботу у нас состоялся такой семейный праздник, отмечали крещение и проводы. Вечером поехали на вокзал. Ехать минут двадцать. Чувствую, что отец хочет сказать о чём-то важном, но не решается начать.

«Папа, не томи душу, что-то хочешь сказать – говори», – решил ему помочь. «Да, сынок. Знаешь, мы уже с тобой не увидимся». – «Как не увидимся?» – «У меня рак, осталось от силы два месяца».

От неожиданности я дал по тормозам. Прижался к обочине и остановился: «Ты уверен в этом, ошибки быть не может?» – «Нет». – «Почему ты сразу не сказал?» – «Эти счастливые для меня семь дней превратились бы тогда в пытку для всех. Да и когда я повинился перед тобой, не хотел давить на сочувствие, ссылаться на болезнь, близкую смерть. Ну, ты понимаешь. Да это ведь и не главное, сынок». – «А что главное, папа?» – «А главное, что я снова обрёл сына, нашёл тебя, что мы снова вместе. Милостью Божьей я снова почувствовал, как хорошо, какое счастье быть отцом, и узнал, как здорово быть дедом. И ещё, я горжусь тобой, Денис. Береги Настю. Не повторяй моих ошибок. Сын, да на тебе лица нет! Брось, не завтра же я помираю».

Вот так мы расстались с отцом. Потом созванивались, общались. На мои вопросы или отшучивался, или отвечал, что вполне терпимо. Накануне своей смерти папа позвонил сам, поговорили как обычно: он поинтересовался, как дела, передал, что о нас молится ежедневно, что всё будет хорошо.

– Денис, а мать твоя знала о его болезни? – поинтересовался Володя.

– Отец просил не говорить ей об этом. Может, сам хотел сказать, но так и не сказал. Папа очень переживал, что у него не получилось приехать к маме. Ведь они так и не увиделись, не простились.

Да, красивой истории со справедливым концом не получается. Как было бы здорово: кающийся грешник встал на праведный путь и перед смертью все его простили, простились – и ушёл он из этой жизни с миром и спокойствием в душе, в окружении родных и близких.

Что чувствовал Мишин в последние часы своей земной жизни, о чём думал?.. И умер он в одиночестве. И никто его не поддержал, не выслушал, не закрыл ему глаза.

– Сергеич, притормози у чипка, сигареты забыл взять, – попросил Володя.

Мы уже въехали в Соколово.

Глава 11

Мы с Володей занесли сумки с продуктами. Женщины стали разбирать их, воцарилась деловая такая суета. У меня возник соблазн захватить свою сумку, ведь все заняты делом и им не до меня. И отправиться восвояси.

– Николай Сергеевич, вы далеко? Сейчас обедать будем, – сказала Валентина Петровна, увидев меня с сумкой.

– Я, собственно, хотел попрощаться, а перед этим прошу уделить мне две минуты.

Все были рядом, на кухне и в коридоре, и слышали моё обращение. Разговоры прекратились – всё внимание было обращено ко мне. Я продолжил:

– Валентина Петровна, Сергей Иванович, Владимир Иванович, Денис, я виноват перед вами. Я обманывал вас. Я не друг Александра Ивановича, а врач районной больницы, поставивший диагноз Александру Ивановичу. Я не был даже знаком с ним, единственный и последний раз он был у меня на консультации в начале ноября. А самое главное – у него не было никакого рака. Рентгенлаборанты перепутали снимки двух пациентов. Приехал я затем, чтобы разобраться, от чего он умер. Я проявил малодушие или трусость, как хотите, не сказав с самого начала всю правду. Как ни крути, сложилось так, что я оказался причастен к его смерти, и в этом тоже виноват – перед всеми вами, перед своей совестью.

Я закончил, воцарилась тишина. Тишина бывает разной. Есть зловещая, трагическая тишина. Есть тишина ожидания, театральная тишина, тишина природы. И много других. Физическое явление одно, а суть совершенно разная. Здесь же была тишина, наполненная глубокой мыслью, и все присутствующие понимали значение этой тишины и старались соответствовать её духу. Может быть, близость души самого Александра Ивановича придала этому объяснению, этому разговору такой характер, которого я не ожидал. Никто не накинулся на меня с вопросами, обвинениями. Напротив, я ощутил понимание людей, став шими за эти три дня мне близкими.

– Если не от рака, то отчего же умер мой отец? – Денис, наконец, разрядил тишину, озвучив тот вопрос, который каждый держал в себе.

– Я делился по поводу смерти Александра Ивановича своими мыслями и сомнениями с отцом Владимиром. Он говорил, что воспринимает кончину Александра Ивановича как духовное явление, связанное с тем, что его душа обретала Бога. Валентина Петровна была свидетелем этого разговора. Отец Владимир тоже не знал, что у Александра Ивановича не было рака или другой смертельной болезни. Мы никогда не узнаем, как ощущал он свой уход из жизни, его сокровенный опыт общения с Богом – тайна. Но мне кажется, что Александр Иванович полностью прошёл предназначенный Господом земной путь. Он отдал свою душу на суд Божий, и Господь принял её.

– Если бы я не знала Александра Ивановича, не видела его, не общалась с ним почти каждый день, наверное, не могла бы поверить, что такое возможно, – поддержала меня Валентина Петровна.

Все прошли в зал. Было о чём поговорить, у каждого, наверное, было в душе то, что требовало выхода. Какая всё-таки мудрая женщина Валентина Петровна…

– Насколько я знаю, брат сам выбрал себе дорожку, он мог поехать на обследование. Так что, Сергеич, не казни себя, – высказал свою позицию Владимир.

– Знаете, я не могу себе представить, чтобы Александр Иванович узнал, что у него нет рака, что он не умрёт. У меня в голове не укладывается эта картина. Это примерно как жених готовится к свадьбе, ждёт этого заветного часа, а ему накануне свадьбы сообщают, что её не будет и нет у него никакой невесты, он её выдумал, – сказал Сергей Иванович.

– Николай Сергеевич, оставайтесь на девятый день. Думаю, не нужно вам никуда сегодня ехать, – Валентина Петровна, как хозяйка, решила проявить настойчивость.

– Да, действительно, Николай Сергеевич, оставайтесь, – поддержал Сергей Иванович.

– Вы меня все поражаете! Развели дискуссию… я сижу и удивляюсь, просто спектакль какой-то! Умер человек, который должен был жить, умер из-за нашего разгильдяйства, равнодушия, – Денис в порыве чувств соскочил с кресла. – Молодой ещё, крепкий мужик. Сколько он мог в жизни сделать, сколько всего совершить! Теперь на него молиться будете, в святые определите! А мне нужен не святой, мне нужен живой!

Денис ходил по комнате, размахивая руками. Он покраснел, глаза увлажнились.

– Денис, что ты лепишь? Ты восемь лет жил без отца, а я – почти тридцать без брата! И мы только сейчас нашли друг друга, поняли. Да мне эти три с половиной месяца с братом дороже всей моей жизни! Да Сашка умер, чтобы человеком меня сделать. Я ему слово дал, да я грызть землю буду…

Володя вдруг засмущался, застыдился своей открытости. Опустился на своё место. Денис его уже не слышал. Он выбежал из комнаты в порыве чувств, чтобы не расплакаться на людях. Хлопнула входная дверь. Валентина Петровна пошла за ним. Снова воцарилась тишина. Молчали долго.

Но вот вошла Валентина Петровна:

– Всё нормально. Тяжело ему.

Следом появился Денис, глаза ещё блестели от слёз, но лицо его уже было спокойно.

– Вы извините, извините, пожалуйста, – Денис опустил голову, как школьник, встал среди комнаты.

Володя быстро разобрался в ситуации, приобнял его и буквально посадил парня на стул.

– Ну ладно, народ, давайте пообедаем и за дело – столько успеть нужно, – опустила всех на землю Валентина Петровна.

Глава 12

Мы пообедали, заодно обсудили завтрашний день. Общее руководство на себя взяла Валентина Петровна, распределяя обязанности. Задействовали и меня. Вопрос уезжать – не уезжать отпал сам собой. После такого разговора разве я мог уехать!

Я отпросился у Валентины Петровны на час, чтобы дойти до церкви и встретиться с отцом Владимиром. До начала службы оставалось время, храм был открыт, и священник оказался на месте – он как будто ждал меня.

– Отец Владимир, мне очень нужно с вами поговорить. Хочу извиниться перед вами. Я обманул вас, я не был другом Александра Ивановича…

Я рассказал всю мою историю и сегодняшний разговор, стараясь не затягивать. Отец Владимир, кажется, понял меня.

– Николай Сергеевич, в мудрости Промысла Божьего сомневаться не приходится. Господь всеблаг, и ваша встреча с Александром Ивановичем была ниспослана во спасение, как пример. Мы как-то спокойно стали относиться к тому, что ради нашего спасения Иисус Христос принял мученическую смерть и пошёл на неё сознательно. Очерствели наши сердца… Господь послал нам в лице Александра Ивановича пример глубокого, деятельного, сердечного покаяния. Александр Иванович все службы стоял на входе в храм, исповедовался часто, а принял святое причастие только два или три раза, последний раз перед смертью – считал себя недостойным.

В последние недели жизни Александра Ивановича мы много общались – и в процессе исповеди, и просто беседовали. Меня притягивали его мудрость, смирение, доброта и сердечность.

– Отец Владимир, я бы хотел приехать к вам на исповедь.

– Конечно, конечно. Запишите мой телефон. Готовьтесь, мы выберем время.

Да, времени действительно нужно будет много, есть в чём каяться. И о скандале в клинике и на кафедре, и о врачебной ошибке, прикрытой мной, и о моём сыне-наркомане, которого я упустил, и о распавшейся по моей вине семье. Всё это вместе стало причиной бегства. Но от себя не убежишь. Вот такая штука.

* * *

Девятый день выдался удивительно тёплым для конца апреля. На кладбище побывала чуть ли не половина жителей Соколово. Люди вспоминали, делились впечатлениями об Александре Ивановиче – сколько открылось его добрых дел, сколько благодарности высказывали люди. Отец Владимир сказал так сердечно и искренне об Александре Ивановиче, что многие всплакнули.

До самого вечера люди приходили к дому Александра Ивановича, всех усаживали помянуть по нашему православному обычаю. Когда народ разошёлся, мы тесным нашим кругом, уже таких близких и родных людей, долго говорили об Александре Ивановиче, о судьбе человека, о смысле жизни, о Боге, о любви. А могли ли быть другие разговоры, когда вспоминали Александра Ивановича?!

Я уезжал из Соколово ранним утром в понедельник. Только-только светало, стояла удивительная тишина, прерываемая щебетом птиц. Я вдохнул полной грудью свежий утренний воздух и сел в машину. Меня не было в городе несколько дней, а казалось, прошла целая вечность. Может быть, оттого, что уехал из города одним человеком, а вернулся другим… Жизнь покажет.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска