Путешествие в Филиппо-Ирапскую пустынь спустя 17 лет

Утишитель зла

За годы поездок собрался у меня внушительный синодик северных святых. Раз уж Бог привёл к месту их подвигов, то надо поминать. И вот перечисляю скороговоркой: «Преподобных отцов наших… Филиппа». Промелькивает в сознании картинка: над низенькими каменными стенами крепостцы-пустыни кружатся невесомые снежные пушинки, торчит чёрная труба из церквушки, превращённой в кочегарку. Других святых я как-то вижу, художественно их представляю, а Филиппа Ирапского – никак, только пустынь его. Наверное, он и по жизни был такой, скромный и невидный. Образ смирения, до которого ох как далеко нам!

Преподобный Филипп Ирапский

О Филиппе мало что известно. Сирота, родителей своих он не помнил, отроком в двенадцать лет просил милостыню у Комельской обители, где его заметил преподобный Корнилий и принял в братию. «Кроткий, смиренный и трудолюбивый» – так его характеризует житие. Затем он, ища уединения, испросил благословения на пустынничество и поселился при впадении ручья Малый Ирап в реку Андога, где срубил часовню во имя Пресвятой Троицы. Спустя время местные жители, видя «миролюбие и утишение зла» отшельника, помогли ему построить и одноимённую церковь. Умер преподобный в возрасте 45 лет 14 ноября 1537 года – в день памяти своего небесного покровителя апостола Филиппа. На месте его тихого подвига образовалась Красноборская Троице-Филиппо-Ирапская пустынь. Как писал историк Василий Ключевский, местное почитание преподобного началось ещё в XVI веке. Собственно, после своего преставления пред Господом он и явил земную славу – в многочисленных чудотворениях.

Весть о чудесах от него и привела меня в Ирапскую пустынь. Было это семнадцать лет назад. Шёл я по одной из улочек Череповца и набрёл на часовню, в которой почивали мощи преподобного Филиппа. Смотрительница Юлия показала толстый журнал, куда записывались сведения об исцелениях. Ничего «выдающегося» я в нём не нашёл – прошла зубная боль, глухота, безболезненно вышли камни из почек. И множество таких незамысловатых чудес: «пропала тяжесть на душе», «успокоилась после смерти матери» и так далее. Просто утешитель души. Мои мысли подтвердила и смотрительница часовни: «А наш батюшка Филипп сам такой, немудрящий». Узнав у неё адрес пустыни: Кадуйский район, посёлок Зелёный Берег, отправился туда («Филипп, утешитель души», «Вера», № 418, июль – август 2002 г.).

В статье я тогда не написал, а сейчас уже не помню, как нашёл смотрителя пустыни Виталия Тонкова, у которого и заночевал. Жил он не в самом Зелёном Берегу, а в соседнем селе Никольское, занимая с семьёй половину барака, в котором находилась и местная амбулатория. Сам Тонков медик. Родом из Череповца, в 1989 году после института его направили в психинтернат, который располагался в Зелёном Берегу, в стенах Филиппо-Ирапской пустыни. «Когда я приехал, там проживало полторы сотни психбольных, за которыми присматривала лишь одна медсестра», – вспоминал он.

Виталий был тогда некрещёным, историей монастыря мало интересовался, но куда же от этого уйдёшь, работая в святом месте. «Одна пожилая учительница рассказала мне, как она в 20-е годы ещё девчонкой приехала сюда создавать коммуну. К тому времени половина прежней братии, 20 человек, ещё жила в обители. К этой учительнице монахи обращались по каждому поводу: “Матушка, благослови за сеном ехать… Благослови лодки смолить”. Она смеялась: “Какая я вам матушка!” А они: “Мы так привыкли”. Их настоятеля-то самым первым увезли и, скорее всего, расстреляли. Потом увезли и остальных. И колокол с колокольни сняли, да тот не дался в руки – упал с лодки, по сию пору лежит на дне Андоги, аккурат напротив монастырских ворот». После коммуны в монастырских стенах поочерёдно были госпиталь, интернат для инвалидов войны, а с 74-го года – интернат для психбольных. Поэтому монастырские постройки не запустели и довольно хорошо сохранились, в чём я смог убедиться, когда Виталий, вручив сапоги, повёл меня пешком в обитель.

Действительно, внешне монастырь как монастырь, на одной из крепостных башен даже крест был виден.

– Это наш местный Вася Горбухин самочинно поставил, когда я попросил его крышу отремонтировать. А ещё у нас здесь, в единственном обитаемом помещении, жил Божий странник Николай Живушкин, очень богомольный старичок. Всю Россию ножками исходил, а помирать почему-то к нам подался, у нас и почил. Вот такие здесь первые восстановители православия.

– А сами вы верующий? – спросил я Виталия.

– Крестился в 94-м, за несколько дней до закрытия психинтерната. Теперь он пустой стоит, а я за ним приглядываю.

Весь вечер мы проговорили о Дарвине и его теории эволюции. Виталий горячился: «Эволюционируя, существо должно накапливать всё большую генетическую информацию. Но что мы видим на самом деле? У человека генетический код состоит из 46 хромосом. У шимпанзе их 48, то есть на две больше. Значит, обезьяна произошла от человека? А у рака, представь, хромосом около 100 штук…» К Богу сельский врач пришёл через такие вот логические рассуждения, а не через святыню, рядом с которой прожил столько лет. Может, и ошибался я тогда. Расставались мы как бы навсегда – не думал я, что ещё раз окажусь в этом глухом уголке Вологодской области.

Ангел вострубивший

Нынешним летом были мы проездом в Череповце. У игумена восстанавливаемого Филиппо-Ирапского монастыря Иова (Чернышёва) взяли благословение посетить обитель. Человек он учёный – в миру окончил химфак МГУ, затем стал кандидатом богословия, поэтому в Череповецкой епархии у него много послушаний и в обители бывает не так часто. А постоянно там живёт и стройкой занимается иеромонах Геронтий (Чудневич). Фамилия запоминающаяся… Да мы же о нём сколько раз писали в своих информационных подборках! О том, как он восстанавливал самый северный в России монастырь, Трифонов Печенгский, и был настоятелем подворья. Как же он в Зелёном Береге оказался?

В пути шерстю Интернет и натыкаюсь на публикацию в «Комсомольской правде»: «Настоятель Свято-Троицкого Трифонова Печенгского мужского монастыря отец Геронтий покинул Мурманскую область летом 2015 года. Оказалось, что отец Геронтий взялся за большой и сложный проект – восстановление Филиппо-Ирапской пустыни. Находится она в глухом местечке Вологодской области…» Теперь понятно. За два года до этого Печенгский монастырь оказался в ведении новообразованной Североморской епархии, после чего, наверное, возникли кадровые изменения.

Дорога в монастырь ведёт мимо Никольского. Остановиться бы, поискать Виталия Тонкова. Но где? Тот ветхий барак, где он жил с семьёй, поди, рассыпался уже и они съехали. Тут звонит отец Иов: «Как у вас там с погодой?» Отвечаем, что нормально, солнышко светит. «А в Череповце дождь проливной и ветер, штормит. До вас докатится, будьте осторожны». Волнуется за нас или просто контролирует? Наверное, и то и другое. Едем дальше. По дремучему лесу. Навстречу по обочине лиса мелко трусит, машины не чурается. Глушь…

Вот и Зелёный Берег. Неподалёку от монастырских врат притулилась скамейка с урной, на которой два мужика сигаретами смолят. Икономия монастырского эконома – уж лучше курилку для трудников построить за пределами обители, чем будут они по углам шариться и окурки бросать. Знакомлюсь с мужиками. Говорят, что большинство трудников мурманские, а они как бы местные. Николай из Шексны, тракторист и шофёр. После того как 50 лет стукнуло, работу по профессии не смог найти, а сторожем не хочет. Сейчас на послушании, заготавливает дрова. Сетует: «Работать некогда – службы долгие, два раза в день. В храм по желанию, не заставляют, но я всё же хожу». Как попал сюда? Брат здесь трудился и порекомендовал. Второму труднику – Олегу из Череповца – также брат посоветовал в монастырь устроиться. Олег работает на кухне, «в храм ходить некогда, еду готовить надо».

Спрашиваю Николая, раз он тракторист, почему на монастырской земле не работает.

– Земли-то у нас много, – отвечает, – батюшка за ручьём дом купил, так ещё больше прибавилось. Да только нет времени землю вспахивать – строительства много, ещё живность всякую, кур держим. Так что на поле деревца растут, зимой волки бегают.

– А где сейчас батюшка?

– Так в доме своём.

Поднимаюсь на высокий взгорок за ручьём Ирап, где стоит двухэтажный деревянный дом. На стук никто не отвечает. Возвращаюсь, беру Николая в проводники – и снова к дому. На мостике через ручей он останавливается, говорит мечтательно: «А вот сюда батюшка белых лебедей запустит».

Оказалось, я не в ту дверь стучался. Выходит кряжистый эконом-строитель, которого трудники уже отрекомендовали как «батьку строгого, но справедливого». Отец Геронтий смотрит испытующе, мол, кто таков. Говорю, что из газеты, по благословению игумена. Ведёт меня к монастырю.

Отец Геронтий (Чудневич)

– А правда, что вы лебедей собираетесь заводить? – киваю на узенький ручей.

– Сначала надо с большой экспедицией в верховья съездить, – отвечает. – Малый Ирап хоть речка и бурная, но в болотах начало имеет, а там лесорубы болота дорогами загатили, вот она и пересохла, расчищать надо. И посмотреть ещё, где лесорубы-бобры свои запруды понаставили.

– А тот дом, который вы купили, – он же не на монастырской территории?

– Нет, раньше здесь всё монастырю принадлежало, а в доме гостиница для паломников была. Выкупил я его, чтобы местных жителей поуспокоить. Они-то мой приезд встретили агрессивно, думали, временщик какой. А теперь вот с собственником дело имеют – уже другой коленкор.

– Говорят, вы и землицы для монастыря прикупили?

– Это нам Ленин помог.

– Какой?

– Да Владимир Ильич. Тут перед домом памятник ему стоял, а в 2017 году монастырю 500 лет исполнялось, народ должен был приехать – нехорошо, что Ленин-то на взгорке маячит. Сначала решил его похоронить, глубоко закопать, уже и с экскаваторщиком договорился, а потом пришла идея объявление дать: «Продаю Ленина». Приехали коммунисты из Москвы, купили за 250 тысяч, причём всё официально, с уплатой налога. Вот этими деньгами и рассчитался за землю.

– Справедливо, – удивляюсь, – кто отнял монастырское, тот и возместил.

– Ну да, хоть шерсти клок.

– А мне рассказывали семнадцать лет назад, что этот дом сектанты покупали, американская церковь «Добрая Весть». У них тут летний лагерь был. Они больше не появлялись?

– Так они ж люди не глупые, прежде чем заявиться, наведут справки, что здесь за люди новые. А я вон как бурно заехал, основательно. Будем жить, строить…

Входим под арку монастырских врат, крестясь: на стене изображён крест-голгофа над Адамовым черепом с костями – оставь земное, суетное, всяк сюда входящий. А справа на крепостной башенке, на высоком позолоченном шпице, – ангел, вострубивший в горн. Как в Оптиной пустыни. Спрашиваю батюшку, бывал ли он там.

«На стене – крест-голгофа над Адамовым черепом с костями, а на позолоченном шпице башенки – ангел, вострубивший в горн». У монастырских ворот свалены доски: в обители идёт строительство

– С Оптиной я начинал. В 30 лет пришёл в пустынь, затем меня благословили в Заполярье поехать, Печенгский монастырь восстанавливать. Бог дал поднять его фактически с нуля, и в Мурманске Феодорито-Кольский монастырь тоже с чистого листа строил. Потом Господь вот так взял за пучок и оттуда вытянул, а сюда пересадил. Чтобы на лаврах не почивал.

– А почему именно сюда?

– Не знаю. Несколько раз по пути в Вологду я сворачивал сюда, на обитель перекреститься. Не думал, что Филипп Ирапский насовсем призовёт.

Три года в пустыни

Отец Геронтий ведёт по монастырю, показывает, что сделано.

– Когда приехали сюда, с чего начали? – спрашиваю.

– С молитвы. Домовой храм сразу устроили, во имя преподобномученика Леонида (Молчанова). Он был одним из последних игуменов Филиппо-Ирапской пустыни, подвизался здесь с 1911 года. 8 ноября 1917 года его перевели в Сольвычегодск настоятелем Введенского монастыря. Когда в 18-м году богоборцы потребовали опись монастырского имущества, он написал им отповедь: «Богоотступникам и врагам Церкви Христовой. Опомнитесь, осатанелые. Сами пишете, что Церковь отделена, так не дерзайте касаться священного. Вам мало того, осатанелые, что грабите и убиваете невинных людей, ещё восстаёте против Самого Бога…» Этот документ, кстати, сохранился.

Преподобномученик Леонид (Молчанов), игумен

– Расстреляли?

– Да, причём отец Леонид знал о своей участи, когда его вызвали на допрос в ЧК. После утреннего богослужения простился с братией и отправился на голгофу. 13 ноября приговор привели в исполнение. Вот у нас ещё и такой молитвенник есть… Владыка Флавиан благословил нам антиминс, так что с самого начала в этом храме служим литургию. Ещё нам повезло – печка нормальная была, мы же в морозы приехали, в феврале.

– Монастырь-то хорошо сохранился, – озираюсь.

– Это только с виду. В советское время вторые этажи надстроили, а они давят на стены. Сейчас разбираем эти клети. А игуменский корпус и Троицкая церковь – одни развалины, заново поднимать надо. С крышами была беда – местные-то железо уже растаскивать начали. Кроем заново. Что ещё сделали? Часовню построили, большую трапезную, келейный корпус полностью – с горячей водой из крана, нормальной канализацией, как в городе. Свою котельную заимели.

Троицкая часовня на месте явления ангела прп. Филиппу, построенная в 2017 г. в честь 500-летия монастыря

– А вон из того храма, – показываю, – раньше чёрная труба торчала, кочегарка была.

– Так в Казанском храме и водонапорка находилась, еле выволокли оттуда огромный резервуар.

Входим в бывшую кочегарку. Всё благолепно, ладаном пахнет.

– Иконостас где заказывали? – спрашиваю.

– Сами сделали. И окна фигурные, и аналои. И вот эти лампады из капа вырезаны в нашей мастерской. И рака для мощей преподобного Филиппа.

– Так они же в часовне в Череповце?

– Даст Бог, в следующем году будем переносить сюда. Как владыка благословит.

– Мне рассказывали, что мощи, которые были здесь под спудом, не сразу смогли найти, – вспоминаю. – Копали у стены алтаря, а их там не было. Обнаружились совсем в стороне, за монастырской оградой. Люди говорили, что преподобный так из поруганного монастыря ушёл. Но, наверное, это из-за подземных смещений?

– Какие ещё смещения? Никуда преподобный не уходил. Дело в том, что под спуд его положили, когда храм был деревянным. А когда каменный строили, то пришлось его перенести подальше от речного берега во избежание оползней. А мощи остались на своём месте.

Стоило ли их увозить отсюда? Без преподобного монастырь-то совсем опустел. А лучше бы наоборот – чтобы к мощам приезжали. Часовню поставить, сторожа определить, чтобы паломникам её открывал. Потом братию постепенно образовывать. В 90-е годы с этим было проще. Люди массово шли Богу служить. Это сейчас монаха средь бела дня с фонариком не сыщешь.

– А у вас сейчас братия большая?

– Восемь человек: игумен и иеромонахи, уже монах есть, иноки. Даст Бог, года за три-четыре мы окрепнем.

– Место здесь уединённое. Наверное, идеальное для монашеской жизни?

– Я вам скажу так: человека, который хочет молиться, никакое многолюдство не будет смущать, а можно находиться здесь, в пустыни, и находить себе проблемы.

В храм стали заходить монахи. «Сейчас будет правило», – отец Геронтий кивнул мне на выход.

Когда вышли из храма, спросил эконома-строителя про Виталия Тонкова, знаком ли с ним. Тот односложно ответил:

– Когда я приехал, он жил здесь. Договорились с ним, дали денег, и он ушёл. Больше не встречаемся.

Ответ монаха несколько огорошил. Думаю, что бы ещё спросить…

– В Череповце когда-то видел я книгу с записанными чудотворениями от преподобного Филиппа. А для вас лично здесь чудо какое-то было?

– Было. Приехал я сюда, первый раз обхожу монастырь кругом, вижу: из стены башни тонкая железячка торчит. Как увидел её, не знаю. Ребром торчит меж кирпичей, в белой извёстке. Вытягиваю – а это монета времён императора Павла I. Как понимаю, она закладная – по обычаю в начале строительства в кладку монеты закладывали.

– Это знак вам? Первые строители эстафету передали?

– Ну, это личное. А вообще здесь место хорошее, намоленное. Когда в монастыре жили психбольные, то буйных среди них не было. Завозят буйного через ворота – и всё, он успокаивается.

– Это вам Тонков рассказывал?

– Сами больные. Они же приезжают. Уже бабушки и дедушки.

– А зачем приезжают? Ностальгия? Но у них же здесь тюрьма была.

– Да какая тюрьма! Трудились на огородах, жили для себя. В комнатах было как дома – занавесочки, цветы. Я же говорю, место здесь доброе, притягивает людей.

– Для вас время здесь замедляется или быстро бежит?

– Три года я в этой пустыни. Кажется, малый срок, но он значительный, потому что сейчас время ускоренное, и мы привыкли видеть результаты быстро, даже сразу. Ещё лет десять назад такого не было. А сейчас всё быстро, и мы многое успели, хотя Вологодчина – бедный край, спонсоров не найти. Но мы, не имея больших средств, жертвователей, всё же строимся. За счёт чего? Веры. Бог даёт.

– Так рядом с вами газопровод проходит! Богатая же организация.

– Именно «проходит», такой экстерриториальный объект. Здешние люди без газа сидят.

Батюшка поглядывает в сторону храма – на правило идти надо. Другой бы, человек обходительный, вежливо прервал разговор и ушёл. А есть люди с жестковатым характером, не «вежливые», но искренние – такие, как ни странно, более терпимы. Задаю последний вопрос – о том, можно ли остаться в монастыре на ночёвку. Мол, игумен звонил, что грозовой фронт надвигается, не хотелось бы в ливень ехать.

– Какой ещё дождь? – удивился эконом-строитель. – Мы три дня как разобрали крышу над восточным корпусом, и все дожди разом прекратились. Не должно, мы ещё крышу полностью не закрыли… Но, конечно, поселяйтесь и в трапезную сходите.

* * *

В келье керамический пол и горячая вода в кране. Чисто, красиво и аскетично. В трапезной, где заправляет трудник Олег, тоже всё блистает. Кто сказал, что монахи должны жить как бомжи? От молитвы ничто не должно отвлекать, в том числе и бытовая неустроенность.

И на монастырском птичьем дворе – полный порядок

Пока не смерклось, пошёл прогуляться. Всякие резные штучки, какие видел в храме, обнаружились и на монастырском дворе. Кто-то сделал детские качели на украшенных резьбой столбах и на сидушку водрузил куклу. Просто для красоты. За воротами иду вдоль крепостной стены к реке. Вот и крест над могилой преподобного Филиппа. Она пуста, но преподобный всё равно отсюда не уходил, и где ставить помянный крест, как не здесь. Рядом – большой плоский камень, «щера» по-местному. В древности он лежал у входа в храм, и когда конь местного князька, приехавшего изгонять Филиппа, резко затормозил перед щерой, тот кубарем слетел с коня и убился. Так гласит легенда. Почему хотел изгнать? Да старая как мир история – наветы и клевета. Но преткнулись дела неправые.

Ближе к ночи небо прочертило белым, словно бледная худая пятерня попыталась сверху сграбастать землю и сжать её до смертного крика. Грохнула гроза, аж стёкла в келье зазвенели. И начался ливень, нескончаемый потоп. Не обманул игумен! В келье потух свет, но спустя секунду где-то перещёлкнуло и электроснабжение восстановилось. Помолившись, засыпаю под громовую канонаду с чувством ограждённости от всяческих бед.

Под алыми парусами

Поутру выехали мы рано и вскорости были уже в Никольском. Спрашиваю прохожего, знает ли он врача Тонкова. «Виталия? Так он сейчас в гараже давление шофёрам меряет, выпускает их на линию». Отправляемся в гараж совхоза «Андога». Мужики разводят руками: «Уехал уже».

– А какая у него машина? – справляюсь. – Марка, цвет? Может, догоним?

– Машина у него двухколёсная, велосипед называется, – иронизируют мужики. – Вы лучше к нему домой загляните, чем по селу рассекать.

Как доехать, объяснили на пальцах: «Как на ту улицу въедете, сразу его дом увидите. Он необычный такой… недоделанный». И верно. Деревянный дом с островерхой крышей и встроенным гаражом, красиво выложенным булыжником. Но если присмотреться, это дерево так вырезано под булыжник и окрашено разноцветно. На заднем дворе куры бегают. Возвышается флюгер, на шпице которого – парусный кораблик.

Красиво, но действительно как-то недоделано. Окна полиэтиленовой плёнкой затянуты, двери гаража ржавчиной подёрнулись, на петлях паутина. Стучу долго и упорно в парадную дверь. Тишина. Возвращаюсь к машине. «Ну что ж, – думаю, – из этой неудачи можно сделать красивую концовку. Дом отражает личность хозяина, так что, можно сказать, с Виталием я всё же встретился. Жаль только, у дома руки нет, чтобы пожать её на прощание». Сажусь в машину – провожая, дом словно смотрит на меня. Что в его взгляде? На ум приходит: «Вот жил человек в монастырских стенах, ушёл оттуда, стал свой дом строить – и никак не завершит. А монастырь между тем строится». Мысль красивая, как этот дом, но, чувствую, тоже «недоделанная».

Мы уже собрались тронуться с места, как рядышком притормозил «Жигулёнок». Водитель высунулся в окошко:

– Вы к Тонковым?

– Да, только никого дома нет.

– Как же нету, когда у них скотина во двор выпущена. Вы стучите сильнее.

Вот что значит городские – про скотину-то мы не подумали! На настоятельный стук открыла супруга Виталия, сказала, что он в магазине. Поехали туда. У входа в магазин – прислонённая «двухколёсная машина». В очереди стоит человек с бородкой. Точнее, это прежде у него была бородка, как у Чехова, а сейчас – борода. Здороваемся. Виталий почему-то не удивился, увидев меня. Где поговорить? Идём к нашей машине. Он садится на переднее сиденье, поставив сумку с продуктами на колени, как пассажир в переполненном автобусе. Семнадцать лет назад говорили с ним о теории Дарвина, хромосомах и слонопотаме. А сейчас о чём?

– Много времени прошло, – говорю.

– Много.

– Вы так с Филипповой пустынью и не расставались, до последнего за ней надзирали?

– Да, пока не приехал Геронтий. С ним мы, так сказать, не сошлись характерами.

– Командовал?

Виталий тяжело вздохнул:

– Он отличается от образа тех монахов, которых я представлял, о которых можно прочитать в литературе.

– Чем? Слишком практичный? Так он же строитель.

– Ну, поначалу всё нормально было, помогал я им устроиться. Я ведь с семьёй в монастыре тогда жил. У нас как получилось. Когда супруга в 91-м мединститут закончила, ей в амбулатории квартиру дали – жильё и приёмное отделение под одной крышей. Ну, вы помните. Спустя год после нашей встречи пол в том бараке совсем провалился, и мы временно в пустынь переехали. Ремонт барака затянулся, и мы в монастыре совсем уж обустроились, там и скотину удобно держать. В епархии меня даже на ставку сторожа поставили в 2010 году. Крыши и печки ремонтировал. Прожили там тринадцать лет… Конечно, пытались меня убрать, но у них ничего не получилось.

– У кого?

– У американских сектантов, «Доброй Вести» этой.

– Так вы ж мне рассказывали про них ещё в 2002 году! – удивляюсь.

– История продолжение имела. В 2005-м из Москвы приехали некие люди, якобы монастырь восстанавливать. Показали мне проект реабилитационного духовного центра для онкологических больных. Дали 50 тысяч рублей на ремонт и попросили ничего не сообщать в епархию, пока они свои вопросы не утрясут. Я нанял людей, и на эти деньги мы одну келью восстановили. Тут вдруг приезжает благочинный отец Алексий с полицией – штурмом монастырь брать. Я выхожу: «Благословите, батюшка». Он удивился: «А нам сказали, что вы монастырь захватили». Думаю, те московские сектанты и сказали. У них ведь тактика – задурить всех: одним одно говорят, другим другое. Меня бы выгнали, а они предложили свои услуги – открыть реабилитационный центр. Поэтому и деньги вложили, чтобы я для них ещё одну келью отремонтировал. Но после нашего разговора с благочинным они исчезли.

– Может, это не сектанты были? – сомневаюсь.

– Они документов не предъявляют, флагов не поднимают, войны не объявляют, но боевые действия ведут против тебя. Доходило до того, что я Путину каждый год писал, что монастырь пытаются захватить. Властям, наверное, это надоело, и решили прислать Геронтия вместо меня.

– Так он, можно сказать, случайно сюда приехал, – удивляюсь изощрённой логике. – Могли бы вместе монастырь восстанавливать.

– Так у нас сразу непонятки начались. Приехал он в феврале, а в марте у меня сено почти закончилось, скотину надо на травку выводить срочно. А он запретил.

– Выпас прямо в монастырской ограде?

– Ну, в позаоградье. Можно, конечно, на поле вывести, лошадей на цепи посадить, а коз куда? Разбредутся же. Потом спрашивает меня: «Почему ты на причастие не приходишь?» Отвечаю, что я с раннего утра чай пью, потому что скотину выгонять надо. Мы-то с супругой по старинке в Кадуй на службы ездили. А какая служба у него? Храмик маленький, почти в алтаре стоишь, а он ещё там в алтаре плачет, грехи свои замаливает. Он же в тюрьме сидел.

– С чего вы взяли?

– Так сам в интервью говорил, когда ещё в Печенге служил, что «у меня всё было», мол, сам находился в положении своих монастырских трудников, бомжей и отсидевших в тюрьме. Приехал однажды благочинный из Череповца, говорю ему: «Пускай он тут живёт, а я уеду, свой дом буду доделывать, да и у меня есть дела». И уехал. А он взял железки мои, которые я оставил: обрезки труб, старинный плуг, конные грабли, – и на металлолом сдал. Хорошие же вещи! Я в суд подал, но пошли на мировую – он отступные выплатил.

Слушал я Виталия и поражался: не мир у них, а «мировая». Православные люди, а всё по-разному понимают. Один – сельский интеллигент, другой – монах-строитель. И где раздор-то! – в обители Филиппа Ирапского, утешителя душ.

– Сейчас монастырь уже более-менее обустроился, – говорю примирительно, – и службы уже в большом благолепном храме совершаются. Зачем вам в Кадуй ездить? Всё-таки тридцать лет с этим монастырём…

– Да я часто об этом думал. Ненормально как-то. Да ладно, обо всём всё равно не рассказать, каждый человек – вселенная.

«Ну да, – думаю, – сталкиваются две вселенные, и спор между ними выходит банальный». Хоть и силён враг рода человеческого, но все его попытки внести раздор, слава Богу, обращаются вот в такие незначительные коллизии. Кто прав – врач или монах-строитель? Но почему мы должны искать во всём правоту, судить людей? Бог рассудит на небесах, а нам лишь остаётся пока «утишать зло». Жизнь продолжается, и не делится она на чёрное и белое.

– Красивый у вас дом, – перевожу разговор на другую тему.

– Поэтому и строю его уже десять лет. Хочется покрасивее сделать, чтобы было что детям оставить.

– А «булыжную кладку» из дерева сами придумали?

– Так не от хорошей жизни! Не было материала для веранды, один горбыль, вот из него и вырезал – пришлось под камень выкаблучиваться.

– А на флюгере у вас ленинградский кораблик?

– На ленинградской эмблеме у корабля три мачты, а у меня двухмачтовик, бригантина.

– И что означает бригантина?

– Это символ странствий. С детства хотел я путешествовать, но так Господь устроил, что на одном месте сижу. Вот и Филиппова пустынь как бы к себе приковала, долгие годы берёг это место. Наверное, во всём есть смысл, который во всей полноте знает один Бог.

* * *

Спустя две недели, 24 июля, в Филиппо-Ирапской пустыни был большой праздник – день обретения мощей преподобного Филиппа. Владыка Флавиан совершил великое освящение возрождённого Казанского храма. Как сообщают, несмотря на будний день, в храме стояло несколько сотен человек. Надеюсь, был среди них и Виталий. Может, и к старцу Илию, приехавшему из Оптиной в Череповецкую епархию, подходил под благословение. Как он мне говорил об отце экономе-строителе? «Отличается от образа тех монахов, о которых можно прочитать в литературе». Но вот перед ним схиархимандрит – духовник отца Геронтия, благословивший его сначала отправиться на край света возрождать Печенгский монастырь, а затем и в вологодскую глубинку, в Филиппо-Ирапскую пустынь. Верно сказано: каждый человек вселенная. И что мы знаем о ней?

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска