(Окончание. Начало в № 832)

Первые стояния

После крестного хода и молитвенного Леушинского стояния на берегу Рыбинского водохранилища, закончившегося в три часа утра, владыка Флавиан и, кажется, ещё несколько священников уехали в Череповец. Но остальные участники, прибывшие из разных городов, остались на литургию. Так что в праздничном людском коловращении удалось мне найти людей, с которыми хотелось поговорить.

– Петров Юрий Александрович, крещён Георгием, – представился петербуржец, на которого указали как на зачинателя Леушинских стояний. – Только я не один, нас четверо было…

– А с чего всё началось? – прерываю его. – Как пришла идея Леушинских стояний?

– В 1989 году в Санкт-Петербурге мы организовали приход и стали возрождать храм Иоанна Богослова на бывшем Леушинском подворье. Конечно, сразу потянуло к корням – откуда что началось. Это сейчас в Интернете, если забить в поиск «Леушинский монастырь», выскочит сорок тысяч ссылок, а тогда не было никаких сведений. Пошли в Публичную библиотеку, нашли дореволюционное историческое описание. Потом поехали в Мяксу, в ближайшее к затопленному монастырю селение. На полдороге, ещё в Ленинградской области, остановились в селе Сомино, которое некоторые называют «малым Петербургом». Там колокольня Петропавловского храма – точная уменьшенная копия петербургского Петропавловского собора – и на шпиле такая же фигура ангела. Дальше поехали уже вместе с настоятелем храма отцом Геннадием Беловоловым, который очень заинтересовался Леушинским монастырём. Ещё остановку сделали в Череповце, где познакомились с краеведом Михаилом Юрьевичем Хрусталёвым. Он рассказал, как закрывали обитель и про остров, который иногда поднимается из глубин водохранилища. Лето было засушливое, вода спала, и в Мяксе нам показали на этот остров. Сплавали туда, посмотрели на обломки кирпичей, оставшихся от какой-то монастырской постройки, отец Геннадий отслужил там литию. Он уехал, а мы выбрали место на берегу, срубили крест, прочитали акафист и другие молитвословия. Вот так 15 июля 1999 года и начались ежегодные Леушинские стояния. Только саму идею стояний придумали не мы, а отец Геннадий – в следующем году он привёз на двух автобусах паломников, и было стояние в известном вам формате, а мы просто помолились тогда.

– Мы – это кто? – снова прерываю рассказчика.

– Председатель приходского совета Александр Миахайлович Русанов, я, его помощник, и ещё два члена общины – Вячеслав и Лариса.

– Но всё равно вы же зачинатели – и место для стояний нашли, и крест поставили.

– Тот мысок мы выбрали случайно, просто красивый вид оттуда открывается. А потом нам сказали, что это самое ближнее место к затопленному монастырю. Крест тоже появился как бы наобум – взяли вывороченное с корнем деревце, и даже корень не стали отпиливать, он стал основанием креста. Спустя годы крест обветшал, местные прихожане заменили его на другой. Вообще же, говорю, без отца Геннадия ничего бы не было. Он ведь стал нашим настоятелем – после того как с Леушинского подворья забрали священника и служить стало некому. Батюшка согласился, потому что почитает Иоанна Кронштадтского, а Леушинское подворье с ним очень связано.

– Отец Геннадий уже полтора года не ваш настоятель. С чем это связано?

– На Иоанно-Богословском приходе многое изменилось, стоит вопрос об открытии монастыря. Кадровое решении митрополита обсуждать не хочется, тем более об этом много разного в Интернете понаписано. Кстати, прежде о Леушинском стоянии тоже домыслы распространяли, будто паломники, например, записочки с именами привязывают к плотикам и отправляют по воде в затопленный монастырь. Но время прошло, шелуха спала, и стояния официально признаны.

Строитель, художник, поэт…

Матушка Кирилла, игуменья Ново-Леушинской обители, была занята гостями и, когда я подошёл к ней, перенаправила к подвернувшемуся молодому улыбчивому человеку:

– Вот, пока с Колей поговорите. Он здесь с 2006 года. Бессменный строитель храма, директор воскресной школы имени игуменьи Таисии, алтарник, звонарь, иконы пишет. Только мы его ругаем – исчезнет и не доискаться. Берите интервью, пока не убежал.

Николай Смирнов

– Матушка, хотите я песню спою по этому поводу? – заулыбался Николай Смирнов.

– Потом споёшь, – ответила, уходя по делам, игуменья. – Да, он ещё стихи и песни о монастыре пишет, прошу любить и жаловать.

– А вы откуда родом? – начинаю расспросы.

– Из Череповца.

– Значит, в 2006-м первый раз сюда приехали?

– Да, на крещенский праздник. Настоятелем строящегося в Мяксе храма был тогда отец Владимир Краев, и он дал объявление о празднике. Приехали мы, значит. На водохранилище у иордани здоровый ледяной крест возвышается, и мы туда всей толпой. Лёд из-за тяжести просел, вода под ногами появилась, и все ломанулись обратно на берег. А батюшка стоит один у креста по колено в воде, освящает. Потихоньку стали подходить, набирать освящённую воду. А рядом была прорубь для купания. Смотрю, мужики полезли. Окунулся и я. Большая очередь к проруби образовалась, стоят уже синие от холода, с полотенчиками на плечах. Достаю термос с чаем, раздаю. А сам-то даже сланцев с собой не взял, босиком по льду. В общем, одевался я полчаса, потому что рук-ног не чувствовал. Оттаял лишь в автобусе, когда к Череповцу подъезжали. Вот так я с Мяксой познакомился.

– Красивая картина, – показываю на стену трапезной, где мы с Николаем уединились. – Вы рисовали?

– Да, балуюсь немного. После художественной школы хотел я поступить в питерское художественно-реставрационное училище, а там высокие баллы нужны, не с моим аттестатом. Вернулся, в газету пальцем ткнул и по объявлению пошёл учиться на автослесаря. После армии тепловозы ремонтировал, столярничал. Одновременно художественными работами по металлу и по дереву занимался. Однажды, кажется, в том же 2006 году, мой друг-художник пошёл к отцу Владимиру и меня с собой зацепил. Батюшка дал нам листы ДВП, чтобы иконы написать. Восемь месяцев я после работы над тремя иконами сидел. Принёс – он говорит, что иконы в Абаканово предназначены. «Батюшка, я писал-то для Мяксы, так думал». Он согласился: «Ну, давай в Мяксу отвезём». И вот стал с ним сотрудничать. По мелочи сначала: то аналойки сделать, то копие даст отреставрировать, дарохранительницу. Потом я сюда, в храм, сделал престол, жертвенник и стол для облачений, Голгофу, киоты. А потом батюшка позвал в Мяксу жить и работать.

– Получается, вы и храм строили? – спрашиваю.

– Фундамент местные мужики заложили, сруб приглашённая бригада поставила, за деньги. Когда я приехал, на храме восьмерик только наполовину был сделан, а на колокольне восьмигранника не было. Батюшка говорит: «Строй». А я никогда в жизни не строил, только столярничал и евроремонтом занимался. Но с чего-то надо начинать! Первым делом окна подвала щитами закрыл – строители так и бросили, потом лестницы сколотил, чтобы на верхотуру лазить. Дали мне помощника. Покрыли все крыши, полы, потолки, сделали обвязку на колокольне и так далее.

– Сразу научились, что ли?

– Так батюшка ж меня на «курсы» отправлял в Волокославинское. Это старинное село за Кирилло-Белозерским монастырём, там есть огромный храм Благовещения-на-Волоку, в котором при советской власти фабрика баянов находилась. Потом был пожар, от храма одни стены остались. И вот рядом в бывшей маслобойне отец Алексий Фомичёв устроил деревообрабатывающую мастерскую, в которой его ребята делают всё: бани, колодцы, часовни, храмы. За один вечер они мне объяснили, как строить храм. Рядом с цехом стояла осина, мы её завалили, распилили – и я посмотрел, как купол с лемехами делать. В машину уже надо садиться, меня спрашивают: «А в чашу-то рубить умеешь?» За пять минут показали, как в чашу рубить, и я поехал. Ещё книгу дали о древесине: как хранить, подсушивать, брёвна соединять. Да только сгорела эта книга, прямо в машине.

– Как сгорела? – не понимаю.

– А из Мяксы поехал я в Череповец. Очнулся в больнице. Думаю: что со мной произошло? Пытаюсь вспомнить, и вдруг перед глазами такая картина: за ветровым стеклом лось в прыжке, отчётливо так виден в свете фар. Картину можно было разглядывать: вот волосинки на его подбородке, вот бугрящиеся мускулы под шкурой, пятно на боку. Только потом всё выяснилось. На полпути в Череповец встречная машина ослепила меня фарами, и я не заметил лося, который дорогу перебегал. От удара потерял я сознание, машину в кювет увело. Там искры из выхлопной трубы подожгли траву, начался пожар. Хорошо, меня успели вытащить, а машина-то сгорела. Ещё находясь в больнице, попросил я батюшку поехать лося поискать. Он нашёл его – умершего, без одной ноги – в десяти метрах от места аварии. Если бы не нашёл, то никто бы и не поверил моей картинке в голове, что авария из-за лося случилась.

– А что батюшка сказал о происшествии, какой-то смысл вывел, наверное? – предполагаю. – Мол, не уезжай из Мяксы в город?

– Да какой уж смысл, ездить надо медленней, – предложил своё толкование подошедший к нам бородач со смешинками в глазах. – Ты, Коля, с какой скоростью по дорогам гоняешь? То-то и оно.

«Бей по стене!»

Знакомимся. Бородача зовут Александр Гудков. «Пенсионер», как назвал он себя, а прежде был предпринимателем.

Александр Гудков

– Чем занимался? – отвечает. – Стройкой в основном, на «Северстали» имел подряды, ещё рыбзавод да по мелочи разное. Раньше было как-то проще, по-дружески мог с начальниками договориться, а сейчас никто никому не верит. Те, кто остался в бизнесе, со старыми кнопочными телефонами ходят – боятся подслушиваний и подглядываний. Смешно, честное слово.

– Вы местный, раз много друзей было?

– Родился в Череповце, но детство провёл в двенадцати километрах отсюда, у дедушки с бабушкой в деревне Юги. Бывало, корья с деревьев надеру, сдам для обувной промышленности – её как дубитель кожи использовали – и, денег заработав, еду сюда на велосипеде что-нибудь купить. А вырос – стал хорошо зарабатывать. И захотелось что-то для малой родины сделать, храм восстановить. С этого всё и началось.

– Сан Саныч много чего в округе восстановил, – поясняет Николай. – Ещё иконы для нашего храма заказал и 12-метровый крест на месте Леушинских стояний поставил.

– Тот, что при входе на мысок? Огромный крест! – искренне восхищаюсь. – Как его ветрами не валит?

Большой крест на мысу

– Мои знакомые ребята – предприниматели, строившие в Череповце каркасные дома, – придумали сделать его из склеенных брусьев, вроде клеёных лыж. Так что он лёгкий и упругий. Пятнадцать лет стоит – не ломается.

– И что же, церковь в родной деревне долго восстанавливали? – возвращаю к началу рассказа.

– Не в деревне, а в трёх километрах от неё – в селе Козохта. Тамошняя Богоявленская церковь по ведомости 1921 года объединяла в один приход шестнадцать деревень, самая дальняя отстояла в четырёх верстах. Всего же в приходе было более трёх тысяч человек. А вообще история этого храма в самую древность уходит, ведь в Козохте было одно из первых подворий Кирилло-Белозерского монастыря. До сих пор рядом «чешуйки» находят, древние монетки. И погост старинный. Помню, меня, маленького, водили на могилу прабабушки. В самой же церкви склад был, оттуда магазинные работники мешки с мукой выдавали. Потом и магазинов не стало, забросили храм совсем – крыша провалилась, стены осыпаться начали. Поехал я в Вологду к епископу Максимилиану, мол, хочу церковь восстановить. Он говорит: «Вы ведь бизнесом занимаетесь? Если вам невыгодно какое-то дело, вы же не будете им заниматься? Вот и нам невыгодно в Козохте храм восстанавливать, там почти не живут». Не понял я: при чём здесь бизнес? Или он мне, предпринимателю, так на пальцах объяснял, на моём языке? Всё же взялся я за дело – как храм бросить, ведь его мои предки строили?..

Двадцать лет назад с экспертизами было проще, неформально привезли мы специалиста, он всё осмотрел, дал заключение. И без какого-либо проекта начали мы работы. Сдолбили обветшавшую кладку, вывезли десятки тонн боя и завезли примерно двадцать тысяч тонн нового кирпича. Там, где вынуть кирпич не удавалось, промазали стены специальным укрепляющим составом – дорогущим, но тогда деньги у меня имелись. Всем предлагал проверить, давал кувалду: «Бей по стене!» Кувалда только отскакивала. Фундамент по периметру вырыли на два метра в глубину, трещины заделали, насыпали шлакопемзы, которая влагу убирает, и стяжку армированную сделали, бетоном залили. Для окон решётки выковали один в один, как было. А купол я в Волгодонске заказал, где умели нитридом титана покрывать, под золото. Проблема была его установить – купол-то с крестом семь метров высотой, весит три с половиной тонны и обычным краном не поднять, он перевернётся. Придумали поднимать двумя кранами, с перецепками.

Богоявленский храм в Козохте

– Службы там бывают?

– Редко. Но обязательно приглашаю народ с батюшкой на престольный праздник. В храме три престола, и мы празднуем по тому, который освящён во имя преподобного Кирилла Белозерского. Это 22 июня – день, когда и война началась. Позже к нам прикрепили священника, а поначалу мне сообщали, что владыка Максимилиан не дал мне благословения на восстановление храмов, поэтому священникам не разрешено приезжать в эти храмы и служить. Но всё равно вопрос как-то решался, батюшки служили.

У нас раньше церкви стояли через каждые три километра. Как понимаю, так строили в память о победе над Наполеоном, чтобы колокольный звон по всей России был слышен, от колокольни до колокольни. В советское время многие храмы разрушили, но остались те, которые ещё можно было спасти. Здесь неподалёку, в Конечном и в других деревнях, занимались мы консервированием – крыши ставили, окна, стяжки. Что могли, то сделали.

Кресты на куполах и водах

– Сан Саныч, ты расскажи, как Парфёново поднимал, ведь это как раз леушинская тема, – предлагает Николай.

– Там только один храм и остался, – вздыхает Александр, – а раньше монастырь был. Это за Череповцом, в полусотне километров отсюда. История такая. В 1898 году череповецкая помещица Евдокия Силантьева-Поливанова решила своё поместье отдать под монашескую обитель и самой принять постриг. Синод дал разрешение и поручил леушинской игуменье Таисии всё там организовать. Матушка Таисия пожертвовала туда церковную утварь, послала своих монахинь подвизаться, а в 1902 году по её приглашению приезжал отец Иоанн Кронштадтский и освятил один из храмов. До нашего времени сохранился храм в честь иконы «Нечаянная радость», построенный в 1912 году. Сто лет спустя, в 2011-м, местные и череповчане прошли крестным ходом от Степановской до бывшего Парфёновского монастыря. Теперь каждый год на Симеона и Анну ходят эти 13 километров. Говорят, что после него разные исцеления случаются, бесплодные женщины беременеют и так далее. В крестном ходе участвуют владыка Флавиан и наша матушка Кирилла, в храме «Нечаянная радость» молятся о благополучии семейной жизни и леушинских святынях. Вот этот храм мы и обустраивали.

Сначала клич кинул в нашем университете, и более полусотни студентов за один день вытащили из него закаменевшие удобрения, разный мусор. Рухнувшую крышу заменили, а когда купол поднимали, вся округа собралась, глядела. Ещё колодец нашли. Как-то отец Геннадий Беловолов проезжал мимо с известным православным доктором из Петербурга, к нам на стройку заглянули. Батюшка говорит: «Я читал, что здесь святой источник был. Давайте поищем». А там кругом трава по пояс. Ходили, искали, ничего не нашли. «Ладно, мы поехали», – махнул рукой батюшка. За рулём доктор был, он стал сдавать машиной, чтобы развернуться, и не в ту сторону повернул, прямо в поле. Хрясь! – колёсами куда-то провалился. Глядим – вот он, старый прогнивший сруб колодца! А ведь ходили рядом и не видели.

– Вы с отцом Геннадием давно знакомы? – спрашиваю.

– С 2004 года, как в Леушинских стояниях начал участвовать. Мы много с ним поездили. Есть фото, как мы по лесу на плечах Поклонный крест тащим от деревеньки Пустынь на место бывшей Синозерской пустыни, где преподобный Евфросин Синозерский подвизался. Это место также с матушкой Таисией связано. Когда в 1912 году Евфросина канонизировали, она была в комиссии по проведению Синозерских торжеств, в которых участвовало 35 тысяч паломников, своих певчих туда отправляла, церковную утварь для храма. Туда мы каждый ход ходили, молились и что-то по силам обустраивали, ведь всё там разрушено. Сейчас на месте пустыни стоит одна лишь колокольня, новопостроенная, и часовня над святым источником. Интересно, что колокол, подаренный пустыни царём Алексеем Михайловичем, в наше время нашёлся в Покровском храме на острове Сахалин. А до этого использовался на тамошнем маяке, на мысу Жонкьер, куда сквозь скалу каторжниками прорублен тоннель. Как он туда попал, неведомо.

– А как главная Леушинская икона на Украину попала? И ведь не отдадут обратно, – посетовал Николай.

– Точно не отдадут, – согласился Александр. – Там в честь Леушинской Богородицы праздник учредили – на пятую субботу Великого поста, написали ей тропарь и кондак. От иконы чудотворения идут, толстую книгу издали с их описанием. Кто ж вернёт-то?

– Почему она там оказалась?

– А вы разве эту историю не знаете? Леушинская иконописица Алипия написала список иконы «Похвала Божией Матери», на обратной стороне которого игуменья Кирилла написала: «Аз есмь с вами и никтоже на вы». Теперь так икону и называют. Пишут, что Иоанн Кронштадтский, которому матушка подарила икону, называл её «Спасительницей России». Затем, как рассказывает схиархимандрит Херувим, Иоанн Кронштадтский передал иконы будущему подвижнику Серафиму Вырицкому, после смерти которого духовные дети увезли икону на Украину, и там она досталась отцу Херувиму. Мы не раз с ним встречались, ездили и в Черниговскую епархию, в Козелецкий женский Свято-Георгиевский монастырь, куда отец Херувим икону передал. Там сказали: пишите список. Ну, заказал я список в Москве, в Академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова. Забрал её, когда краски ещё сырые были, – надо было срочно в Череповец везти, потому что туда уже ехала из Питера большая группа паломников. Привёз. Здесь, в Мяксе, сели мы на катер, по навигатору нашли место затопленной Леушинской обители, и там отец Геннадий икону «Аз есмь с вами и никтоже на вы» освятил. Сейчас она здесь, в храме, стоит.

– Это было после или до плота? – уточняет Николай.

– А что за плот? – интересуюсь.

– Заказал я ребятам плот с крестом, чтобы на якорях установить его над монастырём, – объясняет Александр. – С Питера приехал кинорежиссёр Николай Макаров, чтобы всё это заснять. Он, кстати, первым в советское время поднял эту запрещённую тему – уничтожение деревень и церквей Рыбинским водохранилищем, в 1986-м вышел его документальный фильм «Раскинулось море широко». Плотик мы спустили, а весной его сорвало и унесло. Тогда пришла идея построить большой плот, чтобы на нём ещё одни Леушинские стояния проводить, да и вообще молиться там, на месте Леушино. Особые якоря придумали – на цепях четыре железных плиты, которые донным песком занесёт, и будут держать как милые.

Начало буксировки первого плота с крестом на место Леушинской обители

– И что, якоря выдержали ледоход?

– Слушай. Плот и вправду получился большим – шесть на шесть метров, и крест на нём здоровый, тоже в шесть метров. Со своего рыбзавода пригнал я пароход, мы на него погрузились и плот за собой поволокли. До Леушино отсюда по воде 17 километров. Пока плыли, мимо нас какой-то корабль прошёл. Пересекаем фарватер, гляжу: волна от корабля поднимается. Настоятель, с которым мы рядом стояли, как-то странно смотрит на меня. «Чего?» – спрашиваю. Он: «Ну ты авантюрист!» На суше плот был как монолит, а на Рыбинском море на волне стал изгибаться как картонка. Один трос сразу лопнул. Думаю, позор будет, если он сейчас здесь развалится. Говорю, давай молиться. А что ещё делать?

Слава Богу, дотащили плот до Леушино, заякорили. Мы, тридцать человек, сошли на него, батюшка молебен начал. Ещё там звонницу устроили, и поплыл колокольный звон по Рыбинскому морю. В общем, водрузили мы крест над затопленным Леушино. Есть фото, как рыбаки к нему приставали, тоже там, наверное, молились.

Плот простоял с июля до августа или сентября, а потом исчез. Как раз начались шторма, вода прибыла. Звоню знакомым рыбаками и в рыбинспекцию: «Помогите найти! Должны же быть хоть обломки какие, куски пенопласта – они меж досок были вложены. И главное, сам крест – он крепкий, не должен был сломаться». Отвечают: «Искали вниз по течению, ничего нет». Звоню в Брейтово – может, туда, в Ярославскую область, унесло. Тоже ничего. Зима прошла, знакомый мне звонит: «Я нашёл твой плот с крестом!» Он гнал на своём катерке, у которого моторы очень мощные, и решил пролететь меж двух островков, по мели. Задрал моторы, взвился вверх и сбоку, за кустами и деревьями, увидел крест. Так и пролетел мимо. Я чего-то подумал, что эти островки – бывший скит леушинский, который на возвышенности находился, мол, туда крест уплыл. Но оказалось, что совсем в другой стороне – вверх по течению от Леушино. Как он туда попал, не понять. Штормом занесло? Сразу навестить крест я не смог, поскольку начались разные перемены в жизни, закрутился. А когда освободился, приятель мой говорит: «Извини, я уже забыл, где плыл, искать надо». Думаю: а стоит ли искать? Главное, крест стоит. Остальное же в Божьей воле.

Леушинские сапоги

Жизнь, бывает, штормит и забрасывает в непонятное место. И вдруг видишь: а ведь сюда я и стремился, только не понимал этого. Многие, с кем я общался на Леушинской Пасхе, прошли через это. Собственно, и Леушинские стояния так возникли – как бы случайно, после «экспедиции» четырёх петербуржцев, которые вдруг захотели помолиться на берегу водохранилища. И люди так же «случайно» в возрождение обители включались – как Николай, с юмором рассказавший о своём первом «холоднющем» приезде в Мяксу. Но был во всём этом удивительный промысл. Что подтвердила и беседа с игуменьей Кириллой, с которой удалось ещё раз поговорить после литургии и трапезы, когда все собирались в сельский дом культуры на праздничный концерт и официальные чествования.

– Давайте я вам наши святыни покажу, – предложила матушка.

Мы пошли в храм, и по дороге я напомнил, на чём её рассказ вчера прервали: о переезде из Петербурга в Горицы.

– Да, промыслительно получилось, – начала она вспоминать, – ведь Горицкий монастырь, как потом выяснилось, духовно связан с Леушино. Уже в Иоанновском монастыре в Петербурге матушку Таисию я поминала в молитвах, почитала, ведь она была ближайшим духовным чадом отца Иоанна Кронштадтского. За год до отъезда Великим постом появилась у нас хорошо известная вам Елена Романовна Стрельникова (автор нашей газеты, ныне приснопамятная монахиня Ново-Леушинской обители м. Есфирь, † 19 июня 2019 г. – Ред.). Спрашиваю её про Горицы, она: «Да ты что, какие Горицы, вот у нас Ферапонтово, только туда!» Месяца через два получаю от неё письмо: «Знаешь, была в Горицах, постаралась посмотреть на них твоими глазами, и мне пришла мысль, что здесь что-то, может, и можно сделать». Из Иоанновского монастыря меня, послушницу, не очень-то отпускали, но духовник обители отец Гермоген благословил – батюшка знал мои тайные желания сердца и не просто так решения принимал, а всегда молился, чтобы это было по Божьей воле. Осенью 1995 года я списалась с владыкой Максимилианом, он тоже благословил. И вот с матушкой Николаей (тогда она ещё в миру была) и ещё одной женщиной, моей землячкой и давней подругой, приезжаем в Горицы. Там лопухи выше моего роста, всё заросло, такая разруха и тоска…

Почти сразу стали одолевать мрачные мысли, что я умру и не успею ничего сделать для восстановления монастыря. Это, конечно, было нападение вражье, два месяца оно продолжалось. Поехала я к отцу Гермогену во Псков, он направил к старцу Николаю на остров Залита. Помню хорошо, это было 8 февраля, день мирского ангела игуменьи Таисии. Холодно на лодке, ветер, плыву и думаю: что же я батюшке скажу, я же знаю, что умру, какой смысл? Входим в келью, он сразу мне: «А ты о смерти-то не думай, тебе ещё рано. После 80-ти». Вот так сразу! Потом говорит: «Вы из какого монастыря?» Отвечаю: «Батюшка, да у нас ещё нет монастыря, начинается только». Мы ведь только стали обживать приходской храм, который восстанавливала семья Осмокеску – да вы знаете о них, ваш корреспондент ночевал в их доме (см. «Горицы» в № 361, май 2000 г.). Тут старец говорит: «А кто у вас игуменья?» – «Батюшка, у нас вообще ничего нет: ни общины, ни монастыря». Он: «А ты будешь, я тебя благословлю». Взял крест и благословил. И представьте, это благословение через двадцать лет сбылось, но уже здесь, в Ново-Леушинском монастыре. Вот так исполняется воля Божия, но мы не знаем весь Промысл Его.

В Горицах мы прожили двадцать лет. Были болезни, разные искушения, не раз собирались оттуда уезжать. Но старец Николай не благословлял покидать Горицы. Сейчас понимаешь почему, а мы тогда не знали, переживали и скорбели.

В монахини меня постриг отец Гермоген в 1997 году с благословения владыки Псковского Евсевия. Духовник всё меня жалел, хотел, чтобы мы с сестрой Николаей находились поближе к его Снетогорскому монастырю. Последняя попытка была в 2010 году, когда умерла игумения Елисавета (Беляева), первая настоятельница возрождённого Псковского Спасо-Елеазаровского монастыря, – батюшка звал меня туда, говорил с владыкой Евсевием. Но у меня был путь в Леушино, как сейчас понимаю.

В своё время помещица Глафира Каргопольцева перед тем, как строить в Леушино первый храм, брала в Кирилло-Белозерском монастыре благословение и молилась у раки преподобного. И тут вдруг одна кирилловская бабушка дарит мне сапоги своей тёти, леушинской монахини Варвары (Батьковой). Сапоги хромовые, хорошо сохранились, хотя пролежали на повети сорок лет. Что интересно, мне они пришлись впору, как раз по ноге. Это был знак! К тому времени я как раз познакомилась с отцом Геннадием Беловоловым, который только-только стал настоятелем на Леушинском подворье в Петербурге и к нам в Горицы заехал с паломниками.

– Матушка, а сапоги-то вы носите? – прерываю я рассказ.

– Я их берегу, только на несколько леушинских праздников надеваю, в том числе в Великий пост на Похвалу Богородицы. Образно говоря, они привели меня в Леушино. С начала 2000-х годов мы много сотрудничали с отцом Геннадием, были в разных поездках, обживали домик игуменьи Таисии в Боровичах, который нашли по архивным документам. И, конечно, не пропускали Леушинские молитвенные стояния, начиная с третьего. Одна из наших сестёр продала квартиру в Петербурге, часть денег на Леушинское подворье пожертвовала, а другую вложила в покупку домика в Гаютино – деревни на берегу Рыбинского водохранилища. Она не в Череповецком, а в Пошехонском районе, в Ярославской области, но не так далеко от Мяксы. Взяли у владыки Вениамина благословение на устройство там Леушинской общинки, и вдруг через полгода перемены на Вологодчине – образовались Череповецкая епархия. 11 сентября 2014 года меня пригласили в Череповец. Никто не разбирал тогда, но так совпало, что это был день Усекновения главы Иоанна Предтечи, которому и был посвящён Леушинский монастырь. Мы с сестрой Николаей приехали в Кирилло-Белозерский монастырь, в храм Усекновения головы Иоанна Предтечи, чтобы причаститься. Там давняя знакомая, москвичка Тамара, вдруг подаёт мне какую-то книжку. Беру в руки. А это книга матушки Таисии, её поэма о Суре. Понятно, что она не знала о моём приглашении в Череповец. Тут же в 11 часов за мной приехала машина, и повезли меня на встречу с владыкой Флавианом, который был ещё архимандритом, и священниками Георгием Трубицыным и Александром Краевым. За чаем мы поговорили, они спросили меня, готова ли я взяться за создание Ново-Леушинской общины. Но отец Александр предварительно меня уже подготовил, я всё успела обдумать и сразу дала согласие. Вот так Господь и привёл сюда.

Круг Божий

– С самого начала вас, сестёр, было трое?

– Да, мы с сестрой Николаей и наша будущая схимница монахиня Параскева (Олейникова), ей 82 года сейчас. Поначалу жили в Чайном домике, который перед затоплением Леушино был вывезен сюда, в Мяксу. Потом мы выкупили дом, в котором теперь келейный корпус. Но там едва помещаемся – сестёр в монастыре уже двенадцать, и ещё одна вернулась с родины, куда ездила ухаживать за престарелыми родителями. Много сил занял ремонт этого дома. Посылали мы письма с просьбами о помощи, на которые мало кто откликался, беспокоила я своих знакомых из Питера и Петрозаводска – и они поддерживали небольшими суммами. Сама удивляюсь, как по Божьей милости и молитвам к матушке Таисии всё устроилось.

Администрация поначалу тоже не помогала. Глава Мяксинского муниципального образования была неверующей, говорила: «Зачем сюда приехали? Вот едьте в Ершово, там разрушенный храм, там ваше место». А с новой главой Леониллой Геннадьевной Киселёвой, слава Богу, добрые отношения. Передали нам участок земли через дорогу – для странноприимного дома. Мэр нашего района Елена Осиповна Авдеева нашла ребят, которые занимаются каркасным домостроением по финской технологии и согласились построить нам двухэтажный дом благотворительно. В нём и паломники поместятся, и, наверное, часть сестёр туда переселим.

* * *

В храме матушка Кирилла подводит к небольшой иконе Божией Матери «Троеручица»:

– Она из Леушинского монастыря. Когда Ольга четыре года назад принесла её, совсем тёмная была, даже лики не просматривались. Помнишь, Олечка? – игуменья обращается к одной из женщин и предлагает ей самой рассказать.

– Эта икона принадлежала леушинской иконописице монахине Маргарите, которая прожила в монастыре сорок пять лет и была родной сестрой моего прадеда, – начинает Ольга Соболева. – Когда Леушинский монастырь закрыли и затопили, матушка Маргарита вернулась на родину под Череповцом и жила в домике на краю деревни. Думаю, то, что на краю, было удобно для богослужений.

– То есть туда как бы переместился кусочек монастыря?

– Получается, что так. У неё в доме было как в храме: крест Голгофский от пола до потолка и много леушинских икон. Наверное, их потом передали в череповецкий храм, потому что осталась только одна эта икона. Маргарита умерла в 1944 году, а прадед мой, который хранил иконы, умер в 60-х. Поэтому, видите, очень много времени прошло, пока мне дальние родственники дали этот образ. И это была совсем чёрная доска.

– А когда мы подали документы на открытие монастыря, – продолжила игуменья, – заметили, что икона как-то изменилась, засияла. И с того времени всё больше и больше светлеет, обновляется, хотя мы к ней и не притрагивались. Но пойдёмте дальше…

Икона Божией Матери «Троеручица» в Ново-Леушинском монастыре стала обновляться (икона – слева, а справа – портрет игумении Таисии)

Матушка Кирилла показала ещё одну икону из Леушино, которая хранилась в деревне неподалёку. Спереди выведено: «Св. Иоанн Крест». А сзади каллиграфическим почерком: «Благословение от Игумении Таисии на пострижение послушницы Клавдии в монашество […] 1912 г. февраля 12-го дня». Рядом на аналое лежала изогнутая трубочка – гаситель свечей, найденный, как я понял, среди кирпичей на поднявшемся из вод леушинском острове.

Икона Иоанна Крестителя, подарок игумении Таисии, найденная на «леушинском» острове

Подходим к образу «Аз есмь с вами и никтоже на вы» – тому самому списку, заказанному Александром Гудковым. В своё время её почитание в Вологодской епархии не приветствовалось, но вот образ снова в храме.

– А где она всё это время находилась? – спрашиваю матушку.

– Здесь, в Мяксе, в интернате, в комнатке Галины Борисовны Тиховой, где она с детьми уроки православия проводит. Восемь лет там была, а в 2015 году по благословению владыки Флавиана мы её крестным входом в храм внесли.

«Аз есьмь с вами и никтоже на вы»

– А первоначальный образ с Украины не вернуть?

– Мы два раза в Черниговскую епархию ездили. Икона, знаете, удивительная, от неё просто не отойти. Даже не объяснить словами, насколько она притягательна и благодатна. Но, наверное, она сейчас на Украине нужнее, чем здесь.

Пока матушка водила меня по храму (там я приложился и к частицам мощей, которых более тридцати, – «как-то само собой они к нам пришли»), слышал я говор паломников: «Радуга… радуга…» Выхожу на улицу, задираю голову. Прямо над храмом – чётко видимый нимб, сверкающим кольцом охвативший купола. Солнечное гало, если по-научному. А ведь правду говорят, что солнце на Пасху играет…

* * *

Ещё до этого явления и разговора с матушкой Кириллой была у меня одна встреча, дорогая сердцу. Выхожу после праздничной трапезы, а в прихожей две женщины сидят, смотрят на меня.

– Узнали нас? – спрашивают. Как же не узнать! Галина Борисовна Тихова – зампредседателя мяксинской православной общины и первый человек, с которым познакомились, проезжая через Мяксу в 2015 году. И Ида Александровна Климина – давний и верный читатель «Веры», у которой мы ночевали в Мяксе в 2015-м.

– А я вас и не видел на трапезе, – говорю.

– Так мы же здешние, дома покушаем.

Разговорились. Между прочим спросил о парнишке, который в 2015-м в школьном музее проводил для нас экскурсию и так интересно, даже профессионально, рассказывал о православных традициях.

– Дима Марченков? В институте учится, робототехнику изучает.

– В храм не перестал ходить? Дети часто, войдя в юношеский перелом, веру забывают.

– Нет, почему же, – улыбается Галина Борисовна, – он десять лет у нас учился, русским духом пропитан. На каникулах видела его в храме.

– А я сегодня, знаете, после стояний в четыре утра радугу видел! – говорю зачем-то. – Хотя дождя-то не было.

– Да?! Мы спали уже, не видели. А в 2005-м на Леушинском стоянии вот радуга была так радуга! Круговая. Шли мы на Леушинские стояния на берег, полторы тысячи человек набралось – первые уже до креста дошли, а хвост колонны был ещё на шоссе. Начался молебен, вдруг кто-то говорит: «Смотрите, радуга!» Мы оборачиваемся. Прямо над будущим храмом светится даже не радуга, а лучезарное кольцо. Такие вот чудеса.

Спустя час мы стояли у храма Рождества Иоанна Предтечи и точно так же смотрели в небо. Вроде бы просто атмосферное явление, но сердце подсказывало, что Господь нас обнимает, заключая в Свой круг, в котором все мы братья и сёстры.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска