Леушинская Пасха
Дорога в Мяксу
Грозовой фронт мы, кажется, обгоняли. Чёрный наволок над нами лишь временами вырывался вперёд и обрушивался на крышу машины дробным ливнем, так что елозящие по ветровому стеклу дворники едва справлялись. Сущий потоп!
– Представь, стоишь на берегу водохранилища и молишься в такую погоду, – словно бы пугает меня мой спутник.
– Потому Леушинское стояние и называется «стоянием». Даст Бог, выстоим, – отвечаю. – Да и пятьсот километров ещё до Мяксы, тучи должны поотстать.
Оживает телефон. Матушка Кирилла спрашивает, где мы едем. В ответ интересуемся, дождливо ли в Мяксе. Нет, там пока вёдро.
Эти Леушинские стояния юбилейные, уже двадцатые по счёту, но мы едем туда впервые. Даже странно как-то – столько лет о них писали и вообще тема потопленной под водами Рыбинского водохранилища Леушинской Иоанно-Предтеченской обители у нас сквозная. С незапамятных времён писала о ней давний друг и автор нашей газеты монахиня Кирилла (Червова), ныне игуменья. И мы не раз пытались туда приехать. Помню, однажды почти удалось…
Приехал я в Череповец и, прежде чем купить билет на автобус до Мяксы, решил пособирать материал о монастыре («После потопа», № 410, апрель 2002 г.). В краеведческом музее научный сотрудник Михаил Хрусталёв всё обстоятельно рассказал, и разговор так затянулся, что пришлось заночевать в городе – у семейной пары череповецких журналистов, старых друзей, с которыми учился на одном курсе журфака. За застольем выяснилось, что Женя, сокурсница моя, родом из Мяксы, а род её из соседней с Леушино деревни. «У Николы во селе дали плюху, дали две. А дали оплеушину, так улетел в Леушино, – пропела она. – Вот так близко к Леушино жили». Затем принесла толстую папку: «Давно собиралась о затоплении написать, материал собрала…» Вынула из папки карту междуречья Мологи и Шексны: «Вот крестиками отмечены затопленные деревенские церкви в Ольхово, в Любецах… сотни церквей. А вот затопленные монастыри. Настоящий Китеж-град. Затопление шло постепенно, но фактически оно началось, когда были опущены заслонки Рыбинской плотины. Произошло это за два месяца до начала войны…» Что меня поразило: дед её имел близ Леушинского монастыря большой крепкий дом, а когда перед затоплением перевёз его на высокое место, в Мяксу, то вместо хором собрал скромную избу – может, брёвна не составились, а может, не захотел выделяться среди других колхозников. Подумалось: если вдруг Леушинский монастырь заново отстраивать станут, хотя бы в той же Мяксе, то точно так же получится «избёнка», а не «хоромы» – былое величие уже не повторить. Хотя что за странные мечтания? Кому в голову придёт этот утопленный монастырь возрождать? И почему именно его? Вон сколько на дне водохранилища святых обителей… Рассказ Евгении, как и в музее, затянулся надолго, продолжившись утром. Так и не успел я поехать в Мяксу.
В следующий раз мы с Игорем были там проездом. Спешили из командировки выпускать в Сыктывкаре газету, так что остановились ненадолго, встретив близ дороги на огороде Галину Борисовну Тихову – зампредседателя общины строившегося в Мяксе храма («По пророчеству игуменьи», № 492, июнь 2005 г.). Лишь в третий раз поездка удалась. Жили в доме давней читательницы и друга нашей газеты Иды Александровны Климиной, всё посмотрели и разузнали («Крест на берегу», №№ 729–730, апрель 2015 г.). Даже тогда, всего лишь четыре года назад, мы и представить не могли, что здесь возродится потопленная в водах Леушинская обитель.
* * *
Вот и знакомое нам село. Вместо начатого сруба, запечатлевшегося в памяти, возвышается бревенчатая церковь-красавица с колокольней. Во дворе у монастырского дома множество машин, даже на обочине стоят, так что Игорю приходится высматривать место, где припарковаться, – невиданное дело, как в городе! Заходим в храм, затем одна из сестёр ведёт нас к игуменье. Волнуюсь: с матушкой Кириллой за все эти годы ни разу вживую не встречался, хотя человек мне дорогой – давно переписываемся, да и землячка, родом из города Беломорска. Встречает нас на пороге… Ну, такой её и представлял! За линзами очков умные, добрые глаза.
Приглашает отобедать. Трапезная полна народу, поём общие гласные молитвы, усаживаемся. Мы с Игорем оказались рядом со священником, который и построил в Мяксе храм Рождества Иоанна Предтечи. Как потом выяснилось, он же, протоиерей Владимир Беляев, сыграл большую роль и в открытии Ново-Леушинского монастыря.
Смысл жизни
– Батюшка, вы местный или приезжий? – спрашиваю отца Владимира.
– Можно сказать, местный, вологодский, – отвечает, – из деревни Калинино Никольского района.
– В Никольске мы бывали, – поддерживает разговор Игорь. – Район удалённый и народ там коренной.
– Долгое время не было нормальной дороги в областной центр, поэтому у нас многое из старого сохранилось, люди такие самостоятельные. Их и в Череповецком районе можно встретить – активно бизнесом занимаются, на руководящие должности попадают. Но никольский я только по рождению, потому что в 15 лет уехал в Москву, учился там в цирковом училище.
– Цирковом?! – удивляемся.
– А что такого? Учили меня на воздушного гимнаста. Ребята на моём курсе были очень интересные, все в духовном поиске. Перепробовали, наверное, всё, начиная от мистицизма и медитаций всяких. Не знаю, как связано это с цирком, наверное, он так заряжает на поиск нового. Лично я, в конце концов, остановился на учении Порфирия Иванова – ходил зимой босиком, обливался, держал суровый пост. Но только этот пост был не наш, не православный. Искали мы тогда смысл жизни, и казалось мне, что через физические упражнения можно прийти к духовному, система Иванова ведь так и называлась – «оздоровительно-духовная». Что-то понимать начал, лишь прочитав «Братьев Карамазовых» и «Бесов» Достоевского. Но один из сокурсников говорит: «Чего ты романы читаешь? Берись сразу за Новый Завет». Ну, взялся я – и всё, произошёл переворот. В 91-м году это было…
Батюшка замолчал, продолжив трапезу, – сёстры подали чай.
– И что, вы ушли из училища? – интересуюсь.
– Нет, закончил, как положено. Работал в фольклорном коллективе «Масленица», удачно выступал. Мы раскачивались на трапеции и с неё срывались, делали трюки – двойные и тройные сальто с винтом, приземляясь на маты. Без страховки. Инспектора по технике безопасности от нас отказывались, и тренер подписывал бумагу, что он берёт ответственность на себя. Мне это нравилось, тем более что были гастроли и за границей. Но в один прекрасный день понял всю бессмысленность этого занятия. Акробатические номера были доведены до предела человеческих возможностей, и я задался вопросом: а куда дальше расти? что за этим? Оставил Москву, поселился в Череповце. Одно время пытался работать фермером в деревеньке под Белозерском и молиться. Читал Библию, ходил в храм, с местными детишками занимался, которых много на каникулы приезжало. Время было удивительное, райское. Распорядок такой: утром ферма, днём в лес по грибы, затем снова ферма, вечером с детьми.
– Показывали детишкам цирковые номера? Как в мультфильме «Каникулы Бонифация»? – шучу.
– Всевозможные игры придумывал. Своей семьи у меня тогда не было, вот и возился с ребятнёй. Потом меня в армию забрали, служил в военном госпитале – тоже прекрасное время. А после сразу поступил в Вологодское духовное училище при Спасо-Прилуцком монастыре. Там были два года глубокой монастырской жизни, которые показались посерьёзней армии. Нагрузки колоссальные, даже мне тяжеловато было, хотя я спортсмен в прошлом и никогда не ленился. В последующие годы, став священником, служил в Череповце с отцом Георгием Трубицыным, который многому научил.
– В Леушинских стояниях вы с какого года участвуете? – спрашивает Игорь.
– Двадцать лет назад мы мало знали о Леушинском монастыре. Первыми молиться сюда на престольный праздник, в день Иоанна Предтечи, приехало четверо мирян из Петербурга. Они и крест на берегу поставили. В 1999 году это было. На следующий год на стояния приехали два автобуса с петербургскими и рыбинскими паломниками во главе с отцом Геннадием Беловоловым. А на третий уже и я здесь был. В 2001 году меня назначили в Мяксу строить храм. Сразу заложили фундамент, на дальнейшее денег не хватило, но потихоньку добрые люди стали помогать, в том числе пенсионеры, – всем миром строили. Тут главное – терпение. Перед глазами был пример самой матушки Таисии, Леушинской игуменьи, о которой я много читал. Таисия говорила: всё, что было построено в Леушино, это она выплакала, выстрадала.
– Вы ведь теперь в Череповце храм строите. Приезжаете сюда часто?
– Ещё не так давно ездил три раза в неделю – служил и здесь, и в другой стороне, а также местный психоневрологический интернат посещал. Но однажды владыка Флавиан приехал на нашу стройку в Северном микрорайоне Череповца, увидел, сколько работы, и благословил заниматься только этим. Там будет большой комплекс из двух храмов, воскресной школы и, даст Бог, построим ещё кризисный центр для беременных мам. Один из храмов – во имя Иоанна Кронштадтского, который благословил матушку Таисию поднимать Иоанно-Предтеченскую обитель в Леушино. Так что всё промыслительно продолжается…
Газета и монастырь
После трапезы было достаточно времени до начала всенощного бдения, за которым должны последовать Божественная литургия, крестный ход и молитвенное стояние пред крестом на берегу водохранилища. Когда все ушли из трапезной и сёстры занялись уборкой посуды, удалось поговорить с игуменьей. Не выдержал и начал с личных вопросов:
– Матушка, а вы в Беломорске в какой школе учились?
– В первой.
– И я тоже!
– Но потом я уехала в Петрозаводск, продолжила там учёбу, работала в молодёжной газете. Вы ведь, Михаил, у нас в «Комсомольце», кажется, практику проходили?
– Да-а, – отвечаю растерянно, – две последних журналистских практики, и распределяться в «Комсомолец» собирался. А вы там кем были?
– Завотделом спорта и военно-патриотического воспитания, потом в социальном отделе работала.
Вот ведь совпадение! Так значит, это матушка правила то моё смешное интервью со шведом, чемпионом Европы по бегу? Мы тогда сидели с ним на трибуне петрозаводского стадиона, был какой-то праздник, и на поле выступали бойцы ВДВ, показывая рукопашку и приёмы захвата машины с террористами. Имитируя гранату, они грохнули петардой, и мой швед, что-то рассказывавший на ломаном английском, вдруг дёрнулся бежать. Над этим эпизодом завотделом спорта посмеялась и, кажется, его не вычеркнула из статьи. Когда это было? В 1986-м?
– А ведь одну статью мою вы так и не напечатали, – решил пожаловаться спустя тридцать лет. – Я на Валааме двое суток, как Пинкертон, землю рыл. Власти собирались построить там огромный причал, аэродром и канатную дорогу для туристов – фактически обезобразив остров. Надо было спасать Валаам…
– Наверное, обком комсомола вмешался и редактор не пропустил, – предположила матушка. – Но так-то редакция была боевая, поднимала жизненные вопросы. Лично мне газета странным образом помогла прийти в Церковь. К нам в социальный отдел люди приходили обиженные, мы сочувствовали им, помогали. Столкнувшись с горою человеческими проблем, подчас возникавших из ничего, я поняла тогда, что есть правда человеческая и есть правда Божия. Да не только я-то поняла. Редактор наш, Андрей Фарутин, Царствие ему Небесное, ведь после ухода из газеты работал трудником в монастыре.
– Почему он ушёл?
– Все ушли. В 90-м году поставили вопрос об отделении газеты от обкома комсомола, и борьбу эту проиграли. Туда набрали новый коллектив, из прежних остался лишь 70-летний пенсионер. Помню, последний мой материал был про пудожского священника. К тому времени у меня уже было благословение архимандрита Ермогена (Муртазова), ныне поминаемого в схиме Тихона, и я уехала в монастырь («Духовник», № 808, июль 2018 г.).
– Вы ведь познакомились с ним в Пюхтицах? – вспоминаю статью матушки в нашей газете.
– Да, в 90-м году, когда во время отпуска поехала туда помолиться и потрудиться. Он был там духовником, оттуда и направил первых сестёр к праведному Иоанну Кронштадтскому – возрождать его монастырь на Карповке. Там в 1992 году отец Ермоген вместе с настоятельницей игуменией Серафимой одели нас, первых восьмерых сестёр, в послушнические одежды. Спустя шесть лет он же с благословения владыки Евсевия постриг меня в Снетогорском монастыре в монахини.
– О Леушинской обители вы уже тогда знали?
– Ещё послушницей прочитала книжку в мягком переплёте «Записки игуменьи Таисии». Тут связь с Иоанном Кронштадтским, создавшим и наш монастырь Иоанна Рыльского на Карповке, была прямая, и, знаете, возникли такие мечтания духовные, образ подвижницы Таисии встал перед глазами. Конечно, для меня это была сказка, просто мечты. А в то время моя знакомая, московская поэтесса и вологодская уроженка Полина Рожнова, хлопотала об открытии женской Горицкой обители, что неподалёку от Кирилло-Белозерского монастыря. Во время отпуска съездила я туда, как-то сердце откликнулось – и в 95-м с сестрой Николаей, тогда ещё мирянкой, и с семьёй моей школьной подруги отправились в Горицы. Благословили нас отец Гермоген, а также Любушка Сусанинская и отец Николай с острова Залит. И ведь как промыслительно – Горицы тоже с Леушино связаны, поскольку второй настоятельницей леушинской общины была горицкая монахиня Леонтия (Коврова).
…Матушку Кириллу прерывает послушница, сообщившая, что печенья должно хватить на трапезу после молитвенного стояния. Поняв, что отвлекаю (тут и хозяйственные заботы, и к причастию надо готовиться), прошу продолжить рассказ завтра. «Не забыть бы спросить про сапоги леушинской монахини, сохранившиеся на чердаке и подаренные матушке, которые как бы и привели её сюда», – отмечаю себе.
Стояние у Креста
В пять часов вечера 6 июля началось всенощное бдение, которое возглавил епископ Череповецкий и Белозерский Флавиан. Храм был полон.
С полуночи служба продолжилась литургией, в ходе которой по запричастном стихе отец Геннадий Беловолов сказал проповедь. Приятно было, что владыка благословил именно его на проповедь, хотя он из другой епархии и по чину ниже. Но священник был у истоков Леушинского стояния, ему и слово:
«Сегодня Рождество Иоанна Предтечи, престольный праздник и Леушинской, и Ново-Леушинской обителей. И мы сегодня с вами совершаем как бы паломничество в затопленную обитель, которая проявила собою весь Русский Север. Которая явила благодать, сияющую поныне. Сегодня будет особая служба, которая уже двадцать лет совершается на этой земле и получила такое удивительно название – Леушинские стояния. Слово “стояние” подразумевает пребывание в одной точке, недвижимость, несгибаемость, верность. Удивительно, что сегодня совпало воскресенье с Рождеством Иоанна Предтечи, и здесь это стояние совершается ночным служением Божественной литургии. Мы знаем, что ночные службы есть на Рождество Христово, на Пасху, и невольно хочется сказать, что сегодня у нас праздник – Леушинская Пасха. И мы сегодня радуемся, ликуем, что видим таинство воскресения – воскресения обители, Русской земли, нашего сирого многострадального народа, воскресения нас самих. И поэтому я хочу вас поздравить с этой Леушинской Пасхой: Христос воскресе!»
– Воистину воскресе! – отвечаем хором. Только тут понимаю, почему отец Геннадий служил в фелонях разного цвета, то в белой, то в красной, – так меняют облачения на Пасху. Вынесли хоругви, крест. Все, во главе с епископом Флавианом, двинулись крестным ходом к Поклонному кресту, на берег Рыбинского водохранилища. Шли довольно долго: по шоссе, потом по просёлку.
Подошли к огромному Кресту, поставленному недавно. За ним, на мыску, видится поменьше – тот самый, «исторический», напротив затопленной обители. Колонна растянулась, и народ всё прибывает. Слышу женский голос: «Как хорошо, даже ветра нет!» Действительно, тихо. И дождя нет, хотя над нами нависают едва видные в ночном небе тучи. Природа словно замерла, и в тишине чётко раздавались слова акафиста Божией Матери.
Только к трём часам утра, когда начало рассветать, с водохранилища донеслись крики чаек и стрёкот первой рыбацкой моторки. Вдали на горизонте беззвучно плыл белый пароход.
После молебна владыка в проповеди также сказал о пасхальной радости: «Для нас этот день очень важен – мы продолжаем добрую традицию молитвенного Леушинского стояния. Прилагаем все усилия, чтобы возродить традиции леушинских монахинь, монашеское молитвенное делание здесь, на новом месте, в Ново-Леушинской обители… Благодать Божия и заступничество Таисии небесной и святого пророка Предтечи Крестителя Господня Иоанна пребывает со всеми вами».
Было холодно, даже пар изо ртов шёл, сыростью тянуло с водохранилища. Но архиерей с нами!
К возвращению крестного хода в обители был готов горячий чай. Потрапезничав, выхожу на крыльцо. Четыре утра, совсем рассвело. И в небе… радуга. Откуда она? Ведь дождя-то не было. Ищу Игоря, чтобы сфотографировал на профессиональную камеру. Тогда ещё не знал я, что днём после литургии прямо над храмом мы узрим более удивительное явление. Хотя что значат природные чудеса перед теми светлыми встречами, что ждали нас в тот день?
(Окончание в следующем номере)
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий