Новая жизнь древней обители

История и сегодняшний день возрождённого монастыря под Вологдой

Монахи, ссыльные, лётчики и дети

Зимний короткий день. Рейсовым автобусом – до большого села Дубровского. Далее пешком: ищешь нужную тропинку и – по прямому просёлку. По сторонам тянутся самые разные сельские домики – от новых, ухоженных до совсем запущенных. Деревенька Обухово. Дома заканчиваются, далее лишь заснеженное поле, кусты и всё то же безлюдье: ни одной машины и ни души. Вскоре за указателем «Лучниково» показались полуразрушенные монастырские башни – вот она, возрождаемая обитель, Заоникиевская Богородице-Владимирская пустынь.

Вот она, возрождаемая обитель, Заоникиевская Богородице-Владимирская пустынь.

Сегодняшний её статус – архиерейское подворье. Ни звука и никого в монастырском дворе. Обойду, пожалуй, вокруг. Порушенные толстые стены, покосившиеся каменные башни, непонятно как ещё держащие сами себя. И конечно, совсем потерявший свой изначальный облик собор Владимирской иконы Божией Матери.

Порушенные толстые стены, покосившиеся каменные башни…

 

Богородицкий храм сегодня

Ещё летом здесь располагалась коррекционная школа-интернат для умственно отсталых детей. Об этом напоминают покрытые снегом разноцветные клумбы и скамеечки. Но такая разруха вокруг! И здесь жили и учились дети!

Монастырская гостиница. Здесь ещё недавно располагалась школа

– Я и сам не представляю, как дети жили в таких условиях, – говорит отец Амвросий. – Когда мы приняли эти помещения, стены и потолки были облупленные, окна не заклеены. Мышей немеряно, мы до сих пор не можем от них толком избавиться, как ни стараемся. Но для монаха здесь самое место.

Насельник обители иеродиакон Амвросий встретил меня спустя некоторое время после того, как я уже отчаялся кого-то здесь найти. Братия в трудах, кто где, вот меня и не заметили. Наместника игумена Никандра сегодня в обители нет, у него много должностей в епархии, поэтому он сегодня в Вологде. Отец Амвросий трудится в столярной мастерской. Оторвавшись от работы, приглашает сначала попить чаю, а уже потом приступить к осмотру монастырского хозяйства.

В конце XVI века, при царе Фёдоре Иоанновиче, крестьянину Иллариону из села Лучниково, будущему преподобному Иосифу, явилась икона Божией Матери Владимирская. Слепой крестьянин увидел её в буквальном смысле этого слова, то есть прозрел, и в благодарность Богородице решил посвятить жизнь Господу. Илларион поставил на месте явления иконы крест и устроил часовню, где поместил новоявленный образ. От иконы стали совершаться чудеса. Когда епископ Вологодский и Великопермский Антоний повелел устроить в этом месте монастырь, Илларион постригся в монашество с именем Иосиф, но начальствовать в пустыни отказался. Первым игуменом стал старец Силуан. Так в пятнадцати верстах от Вологды возник мужской монастырь. Местечко располагалось за лесом, у которого была дурная слава – в нём некогда прятался разбойник Оника, нападавший на обозы и путников с большой Кирилловской дороги. Лес был Оникиевым, и монастырь стали называть Заоникиевым. В 1720 году был построен каменный Троицкий храм с приделами в честь Алексия, человека Божия, и преподобного Иосифа Заоникиевского. В 70-х годах позапрошлого века всю обитель отстроили в камне, на месте захоронения прп. Иосифа возвели главный собор – в честь Владимирской иконы Божией Матери.

Владимирская Заоникиева пустынь. Вологодский район, д. Лучниково. Фото начала XX в.

После установления советской власти некогда богатый монастырь был разорён и в 1921 году закрыт. На его территории расположилось спецподразделение НКВД, а позже – воинская часть.

Вологодский журналист и писатель Дмитрий Ермаков интересовался историей Заоникиевой пустыни ещё до её возрождения и нашёл любопытные сведения о том, что было здесь в богоборческие времена. Он пишет: «В 1930-х годах в монастырских стенах располагалось спецпоселение, где жили крестьяне, сосланные с западнорусских земель, которых местное население называло “крестоватики”. С питанием было очень плохо, “крестоватики” пухли от голода и тихо умирали, находя покой в общей могиле, в “веретье”, неподалёку от пустыни. На родину никто из них не вернулся. Местные жители, которые пытались помочь несчастным, сами подвергались репрессиям.

А вот сведения из исследовательской работы учеников Дубровской школы: “С началом Великой Отечественной войны на территории монастыря расположилась воинская часть, 740-й лётный отряд. Рядом было построено лётное поле, сооружена железнодорожная ветка. Здесь ремонтировали, собирали и обкатывали самолёты для отправки на фронт. В 1944 году во время испытания разбился самолёт, погибли пять лётчиков… Их могила находится около дороги Дубровское–Фетинино”.

В 1964 году было решено организовать на территории монастыря вспомогательную школу для детей-сирот и умственно отсталых ребят. Первым её директором стал Алфей Дмитриевич Смирнов. Сын позолотчика куполов, он внёс вклад в восстановление и благоустройство территории. Его заботами ремонтировались заброшенные полуразрушенные здания, были пристроены переход и столовая, проведён водопровод. Смирнов заложил сад и огород, подсобное хозяйство, но с его безвременной смертью закончились золотые дни в жизни школы. Директора сменялись один за другим. Постепенно разрушался Владимирский храм, где находились кочегарка и гараж. Завален был шлаком и углём алтарь, безвозвратно утрачена роспись купола. Лишь редкие службы, которые проводили в последние десятилетия монахи Спасо-Прилуцкого монастыря, напоминали о славной истории».

Среди порушенных башен

Но с лета 2018 года службы проходят каждые выходные. Идём осматривать обитель. Здесь несколько каменных зданий, а в центре видны руины храма.

Отец Амвросий рассказывает:

– С отцом Никандром мы начали заниматься монастырским хозяйством, когда ещё здесь не жили, то есть приезжали каждый день из города. В июне ещё тут была школа, но территория уже переходила Вологодской митрополии, и мы разбили огород. Посадили картофель, капусту, другие овощи. Вскоре потянулись помощники из города и ближних сёл. Как только все помещения освободились, мы въехали. Первым делом взялись не быт устраивать, а храм, чтобы сразу же можно было начать служить литургию.

Входим в разрушенный храм Владимирской иконы. Огромные сводчатые стены, шикарнейшая кладка потолков в виде нескольких рядов арок. Но всё порушено, в огромные дыры стен и крыши видно небо, в храм задувает снег.

 

В разрушенном храме

Пока нет речи о восстановлении этого храма, даже службы тут проводить невозможно. Но по прибытии сюда в июле насельники взялись разбирать котельную, поскольку она находилась в Иосифовом приделе, где под спудом лежат мощи преподобных Иосифа Заоникиевского и его сподвижников Антония и Аникия. Лишь чёрная труба теперь напоминает, что было здесь до прихода новых насельников. Заходим в эту более-менее уцелевшую часть храма, уже освобождённую от кочегарки. Отец Амвросий говорит:

– Есть исторические сведения, согласно которым место захоронения преподобных отцов располагается под этой колонной у левого клироса придела Преподобного Иосифа. А мощи преподобных Антония и Аникия предположительно располагаются где-то в районе второго окна от алтаря. Мы думали законсервировать крышу от дальнейшего разрушения, но, возможно, легче и дешевле будет разобрать храм до основания и построить новый. Такую кладку нам в точности уже не повторить.

Идём в следующее здание. В нём расположен храм Александра Невского, сегодня только там проходят службы. Из-под пола дует тёплый воздух – храм отапливается отдельной печью. Во времена интерната здесь располагался спортзал, служивший и актовым залом. В алтаре была сцена высотой по пояс. Её разобрали, вынесли всё лишнее. Незадолго до этого в Вологду приезжал Патриарх, и с патриаршей службы пожертвовали обители престол, жертвенник и баннеры с иконами. Баннеры большие, их разрезали и сделали временный иконостас. Главные святыни храма – сохранившиеся списки чудотворной Заоникиевской иконы Богородицы и иконы прп. Иосифа Заоникиевского.

– Богослужения у нас проходят на одном дыхании, – рассказывает о. Амвросий. – На клирос специально приезжают двое семинаристов, вместе с ними у нас получается всё слаженно и красиво. Но клирос не сцена. Здесь мы не показываем, как красиво поём. Здесь именно духовное пение, и по прихожанам видно, как передаётся им молитвенный настрой. Стараемся петь знаменным пением. Я раньше на гитаре-то исполнял всякую ерунду, а в семинарии появилось огромное желание петь в хоре. Господь сподобил, меня научили петь, и я попал в архиерейский хор. Потом ещё долго доставал ребят с регентского отделения, постоянно ездил туда, чтобы со мной кто-то попел хоть пять минут. Ольга Борисовна Пьянкова, преподаватель регентского отделения, много занималась со мной и поставила мне голос.

Проходим мимо внешней стены. Отец Амвросий показывает на заложенную арку в стене: «Это старое здание скита, здесь только братия молилась, под ним были въездные ворота в обитель. Паломники входили в эту арку, проходили по мосту через пруд и попадали ко входу во Владимирский храм». Пруд сейчас заметён снегом, но на летних фотографиях выглядит украшением территории.

Мы в братском корпусе. Суровая монашеская обстановка. Ещё раз вспоминаю, что здесь до появления насельников жили дети. Отец Амвросий показывает столярную мастерскую. На деревообрабатывающих станках братия делает изделия пока лишь для своих нужд, со временем хотят наладить изготовление на заказ, что принесёт дополнительные средства на восстановление обители. После вынужденного разбора котельной храм лишился отопления. Приближалась зима, пришло время решать и бытовые вопросы. Отец Амвросий вспоминает:

– Мы взялись за братский корпус, потом переключились на трапезную. По воскресеньям традиция такая уже сложилась – всем приходом после службы и труда обедаем и пьём чай. Летом прямо на улице трапезничали, в тени деревьев. В храме всё сыпалось: и потолок, и стены. Вшестером сделали что смогли. С братией с первого дня работает трудник Александр – он ремонтами занимался, ездил по монастырям, лет шесть жил в Прилуцком монастыре, теперь вот к нам перебрался, помогает. Прихожан у нас много, летом полный храм. Уже через несколько литургий одних лишь причастников около сорока было. Всех собрать – человек 150 получится, восьмерых уже здесь окрестили. Видно, что люди хотят именно сюда, нравится им, чувствуют благодать. Богородица-то не оставляет обитель – чудес столько! Зима на подходе была, а отопления нет. Появились люди с деньгами, и сейчас у нас хороший котёл обогревает братский корпус и печь попроще стоит под храмом Александра Невского. Кто-то жертвует, кто-то помогает трудами по благоустройству. Все накопления, что у меня были, тоже сюда ушли полностью.

 «Понимаю,  зачем мы здесь»

– Вы недавно в монашестве? – спрашиваю я отца Амвросия.

– 13 августа у меня был постриг. К этому дню ко мне приехали гости – мама с бабушкой. Для них мы тоже подготовили келью. В миру я Максим Кузьмин. Сам из Кандалакши Мурманской области. Меня бабушка притянула к вере. Будучи школьником, по её настоянию я ходил в воскресную школу, хотя и не особо любил. Но мне очень нравилось ездить в паломнические поездки. Закончил школу, поступил в железнодорожное училище на специальность «Машинист электровозов» и год отработал помощником машиниста. Всё было: и любимая девушка, и клубы, и развлечения, однако вот наскучила жизненная рутина. Стал менять места работы, но нигде не мог чего-то добиться. А тут друг детства из армии вернулся. Погуляли недельки три, и решил я всё бросить и пойти в армию, а до этого как-то избегал её. Шёл 2011 год, мне тогда 20 лет было. Отслужил, затем подписал контракт. Попал на крейсер «Адмирал Кузнецов». Мы заправляли боевые самолёты кислородом, которым дышат пилоты, и азотом, на котором работают механизмы самолёта. Пять лет пожил такой морской жизнью, по полгода в море, в Сирию несколько раз ходили. Но и в морской службе я не нашёл себя. Ближе к концу срока контракта меня за провинность перевели на другой корабль, стоячий, так что большую часть времени я стал проводить на суше в Североморске. Отстою вахту – и в загул, так и проходила служба. Денег – полные карманы. Живи, казалось бы, в удовольствие. Но с родителями по месяцу не созвонивался, а однажды проснулся в чужой квартире с едва знакомыми людьми, смотрю в зеркало – и узнать себя не могу. Вышел на улицу подышать – тогда-то и посетил меня Господь. Не бедой, не случаем – просто внезапно снизошла мысль, что так жить нельзя, Господу это не угодно. Боязнь-то перед Богом у меня всегда была, но так, как в тот момент, я никогда прежде не мыслил. Так что это чудо, не иначе. Ну и бабушкины молитвы, конечно. Бабушка с мамой день и ночь молились за меня, я это знаю. После этого я позвонил настоятелю нашего храма Иоанна Предтечи в Кандалакше отцу Силуану, поговорил с ним и попросил благословения поступать в семинарию.

Благословение получил и летом 2017-го, дослужив последние дни контракта, поехал в Санкт-Петербург. Начал сдавать вступительные экзамены, и тут понимаю, что здесь совершенно другой, незнакомый мир, а я совершенно не знаю свою веру. Помнил лишь самые общие сюжеты из Библии, «Отче наш» да умел крестное знамение накладывать, и это всё. Конечно, не поступил. Да что там я, среди непоступивших были такие, кто знал несколько языков. Мне подсказали, что в августе будет набор в Вологодскую семинарию. Отлично, думаю, есть время на подготовку, и решил попробовать ещё раз.

В поезде, подъезжая к Вологде, почувствовал, что уже не уеду отсюда – останусь. Поступил. В первые дни учёбы мне подсказали: «Есть здесь такой отец Никандр – очень сложный человек, стороной его обходи». Я не прислушался к совету, всё сложное мне всегда по душе было. Познакомился с иеромонахом Никандром, побывал у него на исповеди. Побеседовали, и как-то сразу я почувствовал духовную близость с ним. Подружились, и большую часть свободного времени я проводил с ним, воспитываясь и наполняясь его оптинским духом. Жизнь с тех пор, как я выбрал духовную стезю, пошла вдруг настолько ровно, что не уставал удивляться – никогда так не было. Так я почувствовал, что нахожусь там, где должен находиться. Сам не узнаю себя, прошлого, и мама с бабушкой тоже сказали, когда приезжали, мол,совсем другой человек.. Но родители для меня всегда были в почёте, мог не звонить, но всё равно за них переживал…

На этом месте рассказа иеродьякона к нам подошёл парнишка лет тринадцати: «Отец Амвросий, я всё сделал. Что дальше?» – «Сходи, может, отцу Мартиниану нужно помочь. Если не надо – отдыхай». Мальчишка ушёл.

Отец Амвросий поясняет:

– Это Георгий, знакомый наш, ездит по выходным постоянно, не гуляется ему во дворе с ребятами. Мама его приехала сюда, говорит: хочу своими глазами увидеть, почему его так тянет сюда. Теперь сама иногда приезжает помогать.

– А в том здании что было? – показываю на самое ухоженное здание.

– Там школа находилась. В монастырское время это был дом для паломников, и мы тоже будем его воссоздавать.

Проходим мимо сложенной поленницы – топят здесь дровами. Интересная поленница – круглая. Не нужно делать подпорок или искусно складывать края. Такой способ кладки дров привёз из Оптиной пустыни наместник отец Никандр.

Круглая поленница хороша тем, что ей не нужны подпорки

В небольшом сарайчике оборудован курятник с одиннадцатью курами и петухом – тоже пожертвование прихожан. За воротами, у заброшенной советской постройки, картофельное поле в снегу. Как рассказал отец иеродиакон, собирали урожай всем приходом, а одно из хозяйств безвозмездно выделило трактор. Управились быстро, за день. Вот, собственно, и всё здешнее хозяйство, пока что небольшое.

В сарайчике оборудован небольшой курятник

 

Иеродиакон Амвросий и монастырская кошка

Отец Амвросий говорит:

– Как-то разговаривали с отцом Никандром о том, что на Вологодчине много разрушенных обителей, вот бы взять одну и с нуля восстановить. Проходят буквально три месяца, он вызывает к себе в кабинет, показывает указ о назначении, заочно пока, настоятелем Заоникиева монастыря. Летом начали заниматься картошкой. Потом владыка благословил сюда иеромонаха Мартиниана, иеромонаха Сергия, меня постригли во иеродиакона, и послушник Дионисий, третьекурсник, к нам присоединился. Всего пять человек братии и два трудника. Мы понимаем, зачем мы здесь. То есть братия идёт прямо к Господу, пообщайтесь с людьми, всё поймёте. Господь дал мне возможность пройти через многое, в том числе не очень хорошее. И если какой-нибудь молодой человек обратится за помощью, я, возможно, смогу чем-нибудь помочь. Друзья у меня были разные: и запойные, и наркоманы – всякие. Но я всегда находил в них хорошие черты. Большинство меня не понимало, просто вытирали ноги. Там, в жёстком холодном мире, сочувствие не ценилось, а в монастыре совсем не то. Ни с кем из друзей прошлой жизни почти не созваниваюсь, даже с лучшим другом Димой. С родителями только общаюсь, с бабушкой, дедушкой и родными. Но вот брат двоюродный, когда видимся с ним, не понимает того, чем я сейчас живу, и каждый раз колко говорит на эту тему. Стараюсь уйти от этих разговоров: нет столько сил и не так много я знаю, чтобы что-то ему доказывать. Сейчас наблюдаю, что молодые ребята перестали мыслить адекватно – во всём видят только плохое, а хорошего просто не замечают. Патриарх, священники да и просто на улице девушка на хорошей машине – все для них плохие. И во мне остались крупицы той испорченности, признаю, и пока что мне с этим жить. Но Господь столько сил даёт – Он буквально несёт на руках.

Огненная дорога к монашеству

За обеденной трапезой я успел немного побеседовать и с другим насельником, отцом Мартинианом. Его рассказ тоже очень трогателен.

Иеромонах Мартиниан

– В 19 лет я пришёл в Церковь, стал ходить постоянно. Прошёл катехизаторские курсы, чтобы узнать свою веру, – рассказывает иеромонах. – В 21 год стал подумывать о монашестве. Полгода жил трудником в Прилуцком монастыре, который тогда только начинал восстанавливаться. Но родители мои были против, да и помощник им нужен был, пришлось вернуться в город. Так и прожил с ними двадцать лет и, выбирая между женитьбой и монашеством, более склонялся к монашеству – не отпускала мысль уйти в монастырь. Но не оставить же родителей одних управляться с хозяйством, да и неудобно в город ездить учиться. И так уж вышло, что разрешился вопрос после случившейся беды.

В деревне у нас было своё фермерское хозяйство. Не очень большое: две коровы, телята, куры, на жизнь хватало. В 2013 году всё сгорело – детская шалость. Племянник взял спички на летней кухне, где варили еду скотине. Зажёг, руке горячо стало, так и бросил на пол. А там газеты для растопки лежали, вспыхнуло всё разом. Я в тот момент корову доил, вдруг слышу запах дыма. Выбежал – уже всё полыхает. Воду из вёдер льём – без толку. Так и погорело всё. Потом летний домик поставили, сейчас родители на лето туда приезжают, а живут в городе, где у нас квартира. Сдавали её, пока пытались заниматься сельским хозяйством. В селе Сяме, где мы жили до пожара, когда-то стоял Богородице-Рождественский монастырь. Пять лет назад его начали возрождать, уже восстановили церковь. Настоятель её, отец Иларион, и дал мне от прихода рекомендацию в семинарию. В итоге в декабре 2017-го я поступил в семинарию, встав на духовный путь, а на втором курсе принял монашество. Летом был мантийный постриг в иеродиаконы, а в сентябре уже в иеромонахи рукоположили. А ведь хотел обычным монахом жить, но Господь иначе устроил.

* * *

Отец Амвросий выходит встречать гостей, приехавших на джипе, потом идёт с ними куда-то, и вскоре у братского корпуса заработала пила – это семья прихожан приехала потрудиться во славу Божию, найдя на это время. Прощаюсь с братией – автобус ждать не будет. Возвращаюсь той же тихой дорогой, но совсем с другими мыслями, ощутив дух святого места. Кругом заснеженные заросли, которым недолго осталось здесь царствовать – братия намерена их расчистить. Толку от поросли мало, а вот обитель, пусть и полуразрушенную, скоро будет видно издалека.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

2 комментариев

  1. Дмитрий:

    Отец Амвросий Твой оказался двуликим. Увёл мою жену и оставил детей без семьи. Найти его пока не могу…Не отпускайте к нему своих жён. Он не благонадёжный. Под юбку целится.

Добавить комментарий