Знакомый незнакомый

Три беседы с архимандритом Трифоном (Плотниковым)

Беседа третья

(Окончание. Начало в № 818)

Сегодняшняя беседа с архимандритом Трифоном (Плотниковым) – окончание разговора о годах служения его настоятелем Антониево-Сийского монастыря. Она завершает цикл из трёх интервью с духовным попечителем нашей газеты.

Новое в старом

– Разглядывая как-то на стенах игуменского корпуса картины художников с видами Сийской обители, я подумал, что ведь ещё долго после того, как у вас была возобновлена жизнь, монастырь, по сути, оставался внешне неизменным. Не было средств на восстановление или это не значилось в приоритетах?

– Да, всё выглядело достаточно, что называется, убогенько. Первые лет десять как-то так получилось, что мы не особо обращали внимание на то, насколько меняется вид монастыря. Может быть, потому, что архитектура XVI-XVII веков не может не выглядеть монументально, даже в таком запущенном состоянии. Да и особых возможностей менять что-то не было. Но вместе с тем был порядок. Главное тогда было – формирование братии, отношений, укладности. И как казалось, сама скудость возможностей помогала тому. Хотя иногда было и достаточно трудно. Один раз, в первый год по-моему, чуть было не остались без хлеба – мука закончилась, подвезти не успели. Думаю, не без пользы это. Ан нет. Неожиданно кто-то из добрых людей привёз, без хлеба не пришлось сидеть. Нам всё-таки проще было начинать, чем преподобному Антонию с братией, – ныне и дороги, и машины.

А лет через десять стала назойливо беспокоить мысль: надо же хоть как-то монастырь обустраивать и внешне – главки, купола, фасады. Но как – где деньги? И тут нам Господь посылает одного благотворителя, второго. Вячеслав Альбертович Киселёв, Царство ему Небесное, нам помог храм-колокольню восстановить, построить новый братский корпус, гостиницу. Алексей Баринов, бывший губернатор Ненецкого округа, помог нам с Сергиевским храмом. Так и стал внешний вид монастыря меняться.

– То есть всё зависело от внутреннего настроя настоятеля?

– Возможно, так, или, как молодёжь говорит, «типа того». Я просто болеть душой начал об этом. И вроде пошло. А возможно, просто время пришло.

– А что должно быть сделано в монастыре в идеале?

– Восстановить нужно те корпуса, которые были разрушены, но в соответствии с современными требованиями. Было бы замечательно, если бы получилось провести водопровод и сделать очистные. Отопление упорядочить. Вот мы оборудовали храм Всех Сийских святых, а там влажно. Надо довести до ума.

– Мне всегда было любопытно, как это происходит – привлечение благотворителей к церковным проектам…

– Было так. Владыка привёз в монастырь своего помощника, Вячеслава Альбертовича Киселёва. Он, когда знакомили его с обителью, при входе в полуразрушенную колокольню со всей силы ударился головой о толстую деревянную перекладину, отскочил и сел в лужу. Штаны мокрые, а надо на трапезу – в подрясник его облачили и пошли. И после этого Вячеслав Альбертович решил помочь нам колокольню восстановить. Мы не без юмора посчитали, что это хороший знак – мол, после удара осенило. Потом головой стукнулся об эту же балку-перекладину его брат, но уже полегче. Позже он тоже помогал, но поменьше. При реставрации эту перекладину мы вынули и поместили в историческую экспозицию, а на её месте восстановили кирпичную кладку. Я потом гостям рассказывал, мол, благодаря этой деревяхе вы сейчас видите наш храм-колокольню восстановленным. Владыка Вологодский Максимилиан, помню, шутя попросил: «Дайте мне на время эту балку, благотворителей искать!»

Вячеслав Киселёв для удешевления предложил колокольню снести и построить заново. Но архитектор-реставратор Галина Ивановна Анисимова восстала против этого категорически, ведь не было обмеров, проекта. Я выслушал её доводы и поддержал: «Как хотите, хоть убирайте меня с настоятелей, но я против сноса колокольни». Именно наличие сохранившейся нижней части сооружения позволяло иметь чёткий образец кладки, архитектурных деталей. Исходя из этого Галина Ивановна практически «на коленке» выдавала бригаде чертежи – то есть благодаря её профессионализму как раз и сэкономили колоссальные деньги. На кое-какие отличия мы сознательно шли, но если бы всё разрушили и строили с нуля, это был бы только красивый макет.

– В чём особенность сийской архитектуры?

– Это вообще отличие архитектуры древнерусской от более ранней и более поздней, классической и прочей – очень условная симметрия, архиметрия (термин шведского профессора Турильда). То есть вроде и симметрия, но если начинаешь чётко высчитывать, то её нет. Например, на крыльце трапезной палаты две колонны с гранями. У нас один человек в целях выработки навыка оштукатурил часть одной из них. Взял на то у меня благословение, а я, конечно, не ожидал такого эффекта. Штукатур решил «исправить» неровности – применил к древней негладкой поверхности современное представление, вывел прямую линию ребра колонны и вытянул идеально гладкую поверхность. Сразу в облике монументального крыльца всё неровное «вылезло», колонны оказались разными даже по толщине, стало крыльцо словно бы кривым. Я как увидел: «Немедленно сбивай всё это!» В древнерусской архитектуре, как я для себя вывел, понятия прямой линии не существует, там оно всё вроде кривое-косое, но за счёт этого – живое. А вместо «оштукатурить» существует термин «сделать обмазку».

Строительство храма-колокольни

– Будучи настоятелем, вы сделали церковку в подклете Благовещенского храма. Об этом мало кто знает. Помню, меня поразил её аскетичный вид, тоже такой ассиметричный, с нишами, напоминающий пещерные храмы Печерского монастыря. Я заметил, что там есть как бы крипта. Вы для себя её готовили, чтоб вас там похоронили?

– Для себя? Ну если получится, было бы хорошо. Но это как Бог управит. Я владыке Тихону в шутку предлагал, но эта мысль его, как мне показалось, не задела. А Вячеслав Альбертович, который присутствовал при том разговоре, мне и говорит: «А я?» – «Ну, вам-то мы уступим!» Смотря кто первый. Оба уже упокоились, кто где… Как раз вот там, в подклете, Галине Ивановне удалось обустроить храм в традициях XVII века. Сейчас в нём, может, раз в год служат. Там сыровато, пришлось даже иконы оттуда убрать. А когда копали, сухо было. Стены впитывают влагу, которая из земли поступает. Я сам рыл канавки когда-то, чтобы отводить воду.

– Ещё одна монастырская новина «под старину» – внутренняя стена с мостиком. Раньше-то не было разделения монастыря на зоны.

– Раньше монастырь имел ворота и не имел туристических набегов. А тут сама жизнь вынудила. В некоторых монастырях, например в Валдайском, часть территории общедоступна для всех, затем чисто монашеская территория, а потом ещё и схимническая, куда даже монахи не все заходят. В Оптиной пустыни тоже так, только скит на некотором отдалении, вынесен за монастырь. У нас также третья зона получается на отдалении – за озером. Там скит Иверской Божией Матери.

Монахи и отшельники

– У монастыря были и другие отшельнические келии. Для чего они понадобились?

– Есть разные монахи по складу и дарованиям. Кому-то надо общаться, кому-то поучать, окормлять, кому-то служить, кому-то больше отшельничать-постничать. Для тех, кто любит уединение, тоже должны быть место и возможность. У нас таков Иверский скит – где кладбище неподалёку. Он и к берегу близок, и к монастырю. При этом не видно и не слышно там ничего, место прикрыто лесом, туда нет дороги, болото преграждает, только на лодке приплыть можно. Когда в скиту службы нет, вечером в субботу и воскресенье живущий там монах молится за богослужением в монастыре, причащается.

Прежде был ещё один скит – на озере Дудницы, на острове, называемом Преподобный. Там святой Антоний в своё время отшельничал, церковка была и его келейка. Мы думали, там место безлюдное и его достаточно. Но на остров постоянно приезжали рыбаки с выпивкой. И наш инок не выдержал – полтора года прожил и ушёл.

– Отшельник – это не всегда монах?

– Некоторые люди в миру, ни про Церковь, ни про монашество ничего не зная, походят на отшельников. Бобыли по характеру. К отшельничеству должно быть призвание.

– В чём тогда особенность монашеского отшельничества?

– Монах-отшельник борется, как говорят отцы, с бесами. Идёт суровая духовная брань. Мужество при этом необходимо иметь и стойкость. Но в отдалении от людей – хочешь не хочешь – ты всё время руководствуешься своей волей. Что сегодня делать: спать, вставать, молиться? – сам решаешь. Это непросто. А в монастыре человеческие отношения – и оно безопаснее. Есть кому тебе подсказать, поправить. Там и послушание, за тебя всё решают. И оно, освобождая от целого вороха забот и хлопот, спасает.

Монастыркие проводы в последний путь

 

Монастырский крестый ход в Пасхальную неделю 2003 года

– Получается так, если из этого исходить: обычный мирянин, молясь и стараясь жить по-христиански вне монастырских стен, тоже всё время борется с самим сатаной.

– С духами злобы поднебесной. Борьба есть в жизни каждого. Существуют заповеди Божии, есть духовник, есть Евангелие – вот у них ты на послушании. Но на монаха всё-таки нападки больше, сильнее, и проявление своей воли всё же в отшельничестве ярче, да и и больше поводов.

– Приходилось ли вам ощущать беса или встречаться с ним?

– Нет, и у меня никогда не было такого желания. Ведь порой человек, сам того не разумея, ждёт встречи. Знавал людей, которые воочию боролись с бесом. Воочию – это вот как ты и я: бес нападает, давит, душит, человек видит его и с ним борется. Только молитва: «Господи, помоги!» – и бес исчезает. Но, судя по рассказам таких людей, как трудно бывает её произнести!

А был случай такой. Молодой человек легкомысленно относился к вере, существованию бесов, преисподней: «Да ничего такого нет!» И ему было явлено. Находясь дома, он вдруг что-то такое увидел в окне, что судорожно схватил икону с божницы, прижал к себе и стал горячо молиться, своими словами. Пока не пришли и не увидели, что он уже чуть не в исступлении. И человек рассказал, каков он, бес. На заре своего воцерковления я испытал некое ощущение как бы бездны. Достаточно было этого одного, чтобы понять: такое существует. И других свидетельств мне больше не надо. А некоторым для того, чтоб убедиться, видимо, нужно больше.

Неистребимое

– Вот мы говорили о трудниках, а у меня всё перед глазами мой родной брат Сергей, который подвизался у вас на Сие в 2004–2005 годах. Я ему предложил пожить в монастыре, исправить как-то жизнь, которая пошла наперекосяк, в том числе из-за алкоголя. Он довольно легко согласился. Ну а потом что… Когда возвращался домой из монастыря, в районе Обозерской его сняла с поезда бригада «скорой помощи» – ему сделалось плохо. Ещё бы! Столько месяцев не пил, а тут дорвался. Неделю пролежал в больнице. Вот думаю, почему так: у одних получается, они даже монахами становятся, а у других – нет?

– Был у нас в монастыре такой Саша, интересный человек, в прошлом водитель-дальнобойщик, одно время был моим водителем, талантливый, можно сказать, в своём деле: мог 15 часов за рулём сидеть – и хоть бы хны. А у него – брат, Владимир, человек тихий, спокойный. Толковый мужик, при этом ещё и рукодельный – из дерева хотел сделать макет Сийского монастыря. Дай Бог, чтобы получилось. Так вот, Саша несколько лет у нас подвизался. Но сидело глубоко в душе у него какое-то сопротивление, гордыня. И как выпьет, она у него просыпалась – все вокруг оказывались у него виноваты, а он один только хороший. Сколько ему ни объясняй, что все причины в себе и что себя надо менять, а он будто не слышит: в ответ включается одна и та же пластинка. Это было неистребимо в нём. Сколько раз Володя пытался его куда-то пристроить, и что? Спился и бомжем закончил. В результате брат только потом узнал, что он умер, выкопал, получив разрешение, его из общей могилы и перезахоронил…

Нередко так, что у бездомных гордыня зашкаливает. Они ничего не говорят, даже улыбаются мило. А внутри не смиряются, абсолютно непрошибаемая упёртость. Понятно, что они несут через это на себе крест большой, приходится претерпевать стужу, голод и побои – всё что угодно. С ними сколько ни говори, а они как абсолютные глухари. Это их вина? Или их особенность?

Понимаешь, у Серёжи то же самое было: гордыня, внутри такая пружина несжимаемая. Он был очень хороший человек – добрый, умный, рассудительный. Два высших образования, но…

– Думаю, я плохо знал брата. Только в детстве мы вместе жили, а потом жизнь шла отдельно. Помню, посылал ему книгу Сенеки, когда он в армии служил, и он мне замечательные заметки по поводу текстов присылал. Мне казалось: Боже мой, пишет такие умные вещи! А в отношении себя понимания не было. И где тот рубикон, который Серёжа не смог перешагнуть, духовное препятствие, которое оказалось свыше сил?

– Рождаемся мы не из стерильной пробирки. Родители, предки закладывают что-то в человека, передают какие-то особенности – как цвет волос. Конечно, свобода воли человека присутствует, волен человек преодолеть какое-то зло в себе. Но предопределённость может возобладать над ним, если он не приложит достаточных усилий.

У меня вот многое папино, что-то – мамино. А там же ещё предки были… Может быть, я отца даже превзошёл, и не только возрастом – он 53 прожил, а мне уже 64, – во мне и весу больше (тут батюшка иронизирует). За шесть лет до смерти у него правая сторона отнялась: инсульт. Молился в последнее время, причащался. Накануне смерти говорить не мог, мама позвала меня к нему, поняла, что он сына зовёт. Он одной рукой меня прижал к себе, приласкал. А у нас не было с ним никогда телячьих нежностей. Я ещё подумал: прощается, что ли? И на следующий день я служил литургию – прибегают и говорят: отходит, сукровица изо рта вышла! Я им: «Читайте Канон на исход души». Прочитали канон, и он отошёл. За той же литургией я его поминал уже за упокой. Это было в январе, стояли ядрёные морозы. У меня был гроб приготовлен для себя, красивый! Я его укоротил для папы, и вот на санях повезли в мороз на кладбище. Возницей была Светлана. С мужем жила. Простые деревенские люди. А через пять дней по пьяному делу они что-то повздорили и он её убил. Вот что это? Но я отвлёкся…

– …С другой стороны, думаю, я недостаточно за брата молился. Тут единственно недоумеваешь: в чём Промысл Божий о человеке, если он уходит внезапно, от сердечного приступа, так и не успев осмыслить свою жизнь?

– Господь откроет. Своей любовью Он выводил из ада не только праведников. Вспомнился рассказ старца, который поведал, как один человек стал молиться за одного самоубийцу по большой к нему любви. Так сильно и так сердечно, что ему Господь явился и сказал: «Что ты за него молишься, когда он от Меня отрёкся?» Что бы, например, я сделал, если бы Господь так сказал мне? – хорошо, не буду молиться. А тот продолжал. Да так, что ему Господь явился во второй раз и сказал: «Своей любовью ты уподобился Мне». То есть вот любовь! Она была такая крепкая, что такого грешника старец вымолил.

Надо очень сильно и сердечно молиться за таких людей, как Серёжа, чтобы Господь вразумил их, чтобы они что-то восприняли. В Коми крае знал одну женщину, которая вымолила своего сына от пьянки. Почему у нас не получается за больших, да и за малых, грешников молиться продуктивно? Потому что они в лапах дьявола, а любви у нас мало. Кто-то отваживается, но приходят искушения большие. Духовная осторожность должна быть, брать на себя подвиги стоит по силам.

Иконописная мастерская

– Одно из замечательных явлений православной жизни Поморья – это иконописная мастерская Сийского монастыря. Расскажите о ней.

– Преподобный Антоний был научен писанию икон – «навычен бе» – ещё в детстве. Вроде бы крестьянский сын, но на Севере этому учили, пусть не всех – крестьянство на Севере было особым, грамотным, свободным. При Антонии мастерская появилась, в монастыре очень серьёзно занимались иконописью. Известен Сийский иконописный подлинник, памятник мирового значения, с прорисями икон. Второго такого я просто не знаю. Были у преподобного и продолжатели.

Ещё в самом начале мне как-то подумалось: хорошо бы традицию преподобного восстановить – писать иконы для монастыря в собственной мастерской. Мысль пришла – и тут является архангельский художник-модернист Сергей Егоров: «Батюшка, давайте будем писать иконы!» Из-за того, что он тянулся к религиозной тематике, ангелов рисовал, кресты, коллеги его обзывали «пископопом», писали на его дверях по-дружески всякие «молитвенные безобразия». А я к тому времени насмотрелся на новоиспечённых богомазов – все, кому не лень, брались писать иконы, и это было ужасно. Вот тут я и думаю: «Господи, и этот туда же!» Не успел подумать, а он уже приносит небольшую первую иконку – написал Божию Матерь: «Ну как, батюшка?!» Сразу обрубать доброе желание человека вроде негоже, ведь старался. «Хорошо», – говорю. И добавляю: «Только модернизмом попахивает». – «Где модернизм? Где?» Это мне напомнило Прохора, у которого, когда в колокола звонил-трезвонил, чётко прорисовывались какие-то чуть ли не джазовые мелодии. Думаю: «Что же мне с ним делать, сейчас начнёт писать – и не остановишь. А где учить, у кого ему учиться?» Но вскоре после этого на Соловках я встретился с иконописцем-реставратором из Центра Грабаря Мариной Васильевной Наумовой. Она говорит: «Присылайте этого модерниста к нам в Москву». Сергея мы отправили в Центр Грабаря, и он, вернувшись, согласно наказу наставников, два года не писал иконы, а только делал кальки – ставил руку.

Сформировавшемуся художнику стать иконописцем крайне сложно. Совершенно разный подход к творчеству. Это как и специфика дирижирования хором церковным и хором светским – совершенно разная, и дирижёру хора непросто стать регентом. Художник самовыражается, а иконописец – проводник к Богу. Хорошо, что у нас были дружеские отношения с архангельскими архивами и музеями, благодаря этому Сергея стали пускать в запасники. Могли даже снять с экспозиции древнюю икону, чтоб он сделал с неё кальку. Он рассказывал, что только уже потом, когда руку на древних иконах, что называется, набил, стал понимать, почему линия так идёт, а не иначе, – а когда-то хотелось исправить. Такие вот тонкости.

Следом за Сергием пришёл Игорь Лапин. У него не было художественного образования – чистый лист, tabula rasa, но он имел тягу к живописи. Теми красками, что пол красят, морские пейзажи писал. Его обучение пошло довольно стремительно. Ему было проще, чем Сергию, ведь тому приходилось в чём-то себя ломать. Постепенно они вышли на очень хороший уровень. Где бы я ни был, кто знает, те хвалят работы сийских иконописцев.

– Сергей с Игорем вдвоём расписали Успенский храм в Архангельске, который, как предполагалось, станет подворьем монастыря. Но не стал. Расписан же он просто великолепно.

– Да, когда о работах наших иконописцев узнали на Афоне, их пригласили в Ватопед. Они расписывали там палату для духовных бесед – в стиле книжных иллюстраций. Очень хорошо сделали. Сейчас у них в Минске большой заказ… Потом в нашу мастерскую пришли ещё Тамара и Сергей Кудрявцевы.

– В Сийском монастыре храмы пока не расписаны, а вот в Успенском храме проявилась такая проблема: иконопись стала коптиться от использования свечей. В старинных греческих храмах, например, используют свечи только снаружи – ставят при входе в храм в специальный подсвечник с крышкой. Жалеют росписи мастеров…

– Тут никуда не денешься. Немалое значение имеют архитектура храма, вентиляция и прочее, куда копоть летит, как вылетает. Кстати, в Успенский храм были изготовлены специальные подсвечники с накрытиями, чтобы копоть на них оседала. Это хоть немного, но помогает.

– Получается, усилия по украшению храма не ценятся: просто побели, это гораздо дешевле, а закоптится – снова побели…

– Пожалуйста, тебя никто не заставляет расписывать, тем более роспись очень дорого стоит и на это уходит много времени.

– Мастерская приносила денежки монастырю?

– У нас как было? Мы в своей мастерской заказывали иконы дешевле на треть. Нигде за такую цену не смогли бы найти. Но художникам нужно на что-то жить. Коммуналка за мастерскую и всё остальное. Но самое главное – мы заказывали у них то, что хотели.

Не скажу, что создание такой мастерской – это универсальный опыт, но что он удачный – однозначно. В том смысле, что наши помощники-иконописцы состоялись как личности, как иконописцы, двое из них – члены Союза художников. И для монастыря это было значимо. Слава Богу, что они не стали отрываться от нас. Им предлагали стать просто архангельскими иконописцами. Но они связаны с Сийским монастырём корнями и по духу.

Книжное наследие

– В монастыре вы активно собирали библиотеку, ныне более 10 тысяч книг на полках. Ведь это трудно, дорого, в конце концов. В чём был смысл этого?

– Преподобный Антоний, как известно, библиотеку формировал изначально, в монастыре существовала своя школа писцов, появилась одна из первых типографий в России. Ну и я по примеру преподобного тоже сразу начал. Причём собирал книги и в игуменскую отдельную библиотеку, и в собственно монастырскую.

Смысл библиотеки в том, чтобы она назидала, помогала духовному становлению братии. Недаром и Феофан Затворник, и Игнатий (Брянчанинов) велели обращаться к книгам. Говорили: духовных отцов редко будете находить, их место займут книги. Как раз на такие книги я и делал упор: святоотеческую, современную монашескую, какую-то справочную, богослужебную.  Мы и с трудниками много читали, у нас с ними занятия были. Плюс ещё я старался, чтобы монахи наши учились в высших богословских учебных заведениях, а для обучения нужна литература. А как пост начинался, мы нередко сидели в игуменской трапезной с кем-то из братии и вслух читали, часто про афонитов. Когда спрашивали: «Где отец Трифон?» – «Да он на Афоне». Действительно, читая святогорских отцов, мы мысленно пребывали на Афоне. И я впитывал, сравнивал, чтобы в управлении обителью поступать не «наобум царя небесного».

– А книги из знаменитой сийской библиотеки к вам возвращались?

– Был такой случай. У одного московского офицера МЧС тесть был страстным собирателем древних книг, и однажды, в экспедиции на Север, он приобрёл большую рукописную книгу, принадлежавшую некогда библиотеке Сийского монастыря. Там в конце книги было указано имя монаха, писца Даниила, с припиской: аще кто украдёт, продаст или вывезет из стен монастыря эту книгу, тому будет то-то и то-то – в общем, не поздоровится. И вот эта семья офицера убоялась, решила, что надо что-то с книгой делать. Музей предложил им хорошие деньги, но нет. Они решили найти, где этот монастырь, и, если он закрыт, просто закопать книгу на его территории в землю. Пусть таким образом, но вернуть книгу. И вдруг узнали, что монастырь действующий. Обрадовались, приехали к нам и торжественно передали это сокровище – Евангелие учительное. Потом к нам вернулось ещё несколько старинных изданий из сийской библиотеки. В основном сийские книги ныне находятся в библиотеке Академии наук в Санкт-Петербурге, несколько осталось в Архангельской областной научной библиотеке.

– В 2007 году вы совместно с областной библиотекой создали сайт «Явить миру Сийское сокровище». Меня это в своё время удивило, потому что у большинства монастырей и приходов всё-таки свои сайты. С чем было связано?

– С одной стороны, нам не до того было, чтобы своим отдельным сайтом заниматься. Это теперь святое дело, чтобы у каждого монастыря было своё представительство в сети. И у Сийского монастыря есть сейчас свой сайт. А тогда всё это ещё не пользовалось таким спросом. Несмотря на все пожары и революции, к ХХ веку сохранилось только рукописных сийских уникальных книг более трёхсот. Они были вывезены и спасены. Описанные книги осели в разных хранилищах. Одной из главных задач для сайта была поставлена такая: древние книги Сийского монастыря в оцифрованном виде выкладывать в Интернет, то есть сделать их более доступными, не повреждая их самих. И самое главное, почему именно областная научная библиотека занималась сайтом: библиотека получила средства и технику, необходимую для оцифровки, и у них были специалисты. Помню, тогда у нас был семинар с участием нескольких российских библиотек и представителя ЮНЕСКО – он был, с его слов, просто потрясён, что монах из русской глубинки такой продвинутый и знает слово «оцифровка».

НЕСВЯТЫЕ НАСЕЛЬНИКИ

– Такой, может быть, неожиданный вопрос: как вы относитесь к собакам? Нередко в монастырях категорически против собак. Дескать, она осквернить обитель может.

– Мы собак никогда не заводили, и кошек тоже. Но у нас всегда были и кошки, и собаки. Сами приходили. А приходящих «не изжену вон». Они у нас в сторожке при гостинице от мороза спасались. Кошки и собаки вместе, дружили и, естественно, друг друга не трогали.

Я к себе на второй этаж не пускал кошек долгое время. Потом одна мудрая кошечка нашла подход – я увидел, как она смиренно себя ведёт, и разрешил. Собаки при гостинице за монастырём поживут год-два и уходят, но одна дворняга жила очень долго. Мудрый был пёс, знал, к кому как подойти. К туристам подходил прихрамывая: подайте Христа ради, а на кого-то тявкал. Он уже состарился, еле ходил, и тут однажды прибегают молодые псы из соседней деревни и начинают его третировать. А пёс беспомощный, ответить не может. И тут кошки наши: «Что?! На нашу собаку!?» И как погнали этих псов молодых – те прямо вприпрыжку убежали.

Ещё раньше был у нас другой пёс, который себе подружку нашёл в деревне за озером, туда вели мостки плавучие, метров шестьдесят. Дело было в самые первые месяцы восстановления обители. И вот, когда ему накладывали еду в банку из-под краски, он брал в зубы проволоку, что служила вместо ручки в этой банке, и нёс по мосткам своей подруге.

Весна 2005 года в монастыре. На снимке отец Трифон кормит приблудного пса, рядом – стоит автор этого интервью, а в телеге его брат Сергей

– Такая трогательная любовь. Ещё помню, в традиционном вечернем крестном ходе после службы любили коты участвовать…

– Да, когда с фонарём и небольшой иконой Божией Матери «Достойно есть» мы шли вокруг храмов, каждый раз с нами кто-то из котов или кошек ходил – причём проходили весь крестный ход. Такое обхождение мы совершали каждый вечер после служб. А был как-то в пасхальный период настоящий богослужебный крестный ход. После литургии мы вышли нарядные, в ризах, с хоругвями, под колокольный звон, с песнопениями. И вдруг слышу вой. Думаю: «Господи, кажется, собака кошку задирает!» А выяснилось, наоборот, кошка гонит собаку с крестного хода – тебе не положено!

МОНАСТЫРЬ И СУДЬБА

– Бывало ли у вас так, что реально удавалось повторить истории из «Луга духовного»?..

– Да, краткие монашеские истории мы читали-перечитывали с братией по многу раз. У меня был первым послушником отец Леонтий, в миру Леонид. Он умничать немножко любил. Ну вот как-то раз я решил применить к нему наказание, про которое читали: дал ему дырявое ведро, чтоб он в дырявую бочку носил воду из озера. На берегу это было. Так потом он меня даже поблагодарил, чего я не ожидал. Говорил, что вынес из этого хороший духовный опыт.

А вот такое было уже в Лебяжьей пустыни на Кубани, когда одно время мне поручили ею заниматься. Один отец ко мне обратился, пожаловался на страсти: что делать? От обители практически ничего не осталось, передали здание клуба с огороженным участком земли. Физических работ почти не было. Говорю ему: «Вот возьми лопату, копай яму метр на метр и с рост глубиной. Потом закопай эту яму. Потом опять выкопай и снова закопай. Работай».

– И он копал яму? Похоже на советскую армию.

– Да. Сколько мог, копал. С пользой. Какая армия? Когда человек без нагрузок, у него страсти развиваются. А когда человек физически работает, с нагрузкой, то меньше всяких нападений…

– То есть духовная польза была?

– Когда трудишься по послушанию, даже если вроде дело и бесполезное, тут – и смирение, и борьба с помыслами, со страстями. Послушание в монастыре не должно иметь характера человекоугодия, подобострастия, своего рода лизоблюдства, желания угодить. Но если оно чистосердечное, если человек не выгоду ищет, а пытается искать волю Божию в отношении себя, оно поможет ему научиться отрекаться от своей воли. И если такое происходит, тогда человек меняется и достаточно быстро растёт духовно, в отличие от многих других.

Конечно, как и в чём воля Божия проявляется, как её исполнять конкретно – поди разберись. Жизнь – сложная штука. Часто уже много позже соображаешь: вот же ситуация была, можно было так поступить, а я поступил иначе. Но и в том, что я именно так поступил, пусть и ошибочно, тоже польза какая-то есть. Надо уметь извлечь эту «отрицательную» пользу. Так происходит становление.

– Верно ли, что послушание паче поста и молитвы?

– Отцы говорят – да. Вот пример. В одной обители был послушник, который мыл посуду. Всех постригали, а его всё нет и нет. И как-то он несёт гору посуды монастырской, а навстречу игумен: «Ты почему благословение не берёшь?» Послушник отпускает посуду – она падает и разбивается – и подходит под благословение. После этого его постригают. Это как пример, который характеризует значение послушания.

– В монастыре вы одно время пытались внедрять практику восточных монастырей – откровение помыслов. Получилось?

– Такое впечатление, что у нас далеко не во всех монастырях знают об откровении помыслов. Вот сегодня студентам семинарии о нём говорил. Откровение, или исповедь помыслов, может принимать монах и не в священном сане, в отличие от исповеди как Таинства. То есть кому благословят. Когда ты, доверяя, рассказываешь, что у тебя на душе, – ты совершаешь открытие помыслов. А раскрытые помыслы уже не такие действенные, не так достают. Кстати, на Афоне считается одним из признаков духовной прелести, если монах не открывает духовнику свои помыслы. Отцы говорят, что по эффективности это делание выше, чем исповедь. Вот вопрос: от чего больше отдача – от профилактики или лечения? Можно спросить любого врача. Профилактика предотвращает необходимость лечения. В данном случае откровение помыслов – это своего рода профилактика. То есть ещё на уровне помыслов, когда дело не стало приобретать греховную окраску, есть возможность худые помыслы отсечь. А исповедь – это уже лечение греха. Я с самого начала обратил на это внимание и старался, может неуклюже, прививать откровение помыслов нашей братии.

– На памяти ещё та эпоха, когда нас заставляли «стучать» на ближнего и даже на самих себя. У нас народ скептический очень…

– Да я уж вижу, особенно скептический главный редактор. Всегда бывает, что кто-то сопротивляется. Некоторые у нас в монастыре тоже говорили: я что же это, буду «стучать»? Отвечал: ты не только можешь, но ты должен «стучать», но – на самого себя. А не на кого-то другого. Никого не надо поминать, а только то, что беспокоит тебя лично. И были так нередко, что человек сначала упирался всем, чем мог, против этого откровения помыслов, а потом, когда проникался и понимал, что это помогает, – прямо бежал сам.

– Девятнадцать лет ваша жизнь была связана с монастырём. Что за путь прошли лично вы?

– Без Промысла Божиего ничего не бывает. У любого человека возникают какие-то в жизни вопросы, и Господь отвечает человеку, давая ему возможность потрудиться: ты хотел узнать, как и что, – бери, делай и смотри. А в личном плане ещё и познание самого себя происходило. И столько дерьма в себе нашёл… И не думал, что до такой степени… Помнишь, из известного фильма: «Житие мое…» – «Какое житие твое, пёс смердячий?!» Это самое важное – познавать самого себя, познать свою немощь.

Братия монастыря, 2002 год

– Хорошо, вот познана немощь. А дальше что?

– Когда ты познаёшь какую-то свою слабость, тогда ты – хочешь не хочешь – учитываешь это. Ну или игнорируешь – и тогда опять спотыкаешься. Познав свою немощь, человек больше открывается Богу, надеясь на Его помощь, он в большей степени даёт Богу действовать в своей судьбе. Как апостол Павел, которому Господь сказал: сила Моя в немощи совершается. А ещё сказано, что Царство Божие внутри нас.

– И если сопоставить себя того, 1992 года, и сегодняшнего…

– Как-то в первые годы дошёл до меня ропот: «Вот если бы у нас был настоятель другой, было бы лучше». Это звучало косвенно, не напрямую, но я понимал, что они думают: «Был бы у нас хороший настоятель, мы бы стали святыми». Наверное, они были правы. А мне-то что делать? Я тоже грешный, такой, какой есть. Что им на это было ответить – только в шутку: «Был я хороший, а с вами связался и стал плохим! Была бы у меня братия хорошая, был бы я хорошим игуменом». И ещё добавить: «Вы и виноваты в этом!» Но вот отцами же верно сказано, что самооправдание – мерзость пред Богом. Сейчас чем дальше, тем всё явственнее понимаешь: раньше действительно воспринимал себя более «хорошим», а ныне стал совсем плохой – и хорошо, что я увидел это, наконец. Вот, пожалуй, такой результат. Одним словом, слава Богу за всё!

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

7 комментариев

  1. Валерий:

    “Послушание выше поста и молитвы”. Молитва – это общение с Богом. Получается, что послушание человеку (нередко самодуру) выше общения с Богом. Однако.

    • Алексей Иванович:

      “Получается, что послушание человеку (нередко самодуру) выше общения с Богом. Однако.” – Валерий:15.02.2019 в 10:43
      ———————————-
      Послушание выше поста и молитвы?!
      Послушание выше поста и молитвы” – эта фраза известна,наверное, всем, кто стремясь к молитвенным правилам, воздержанию и подвижничеству, останавливался, ввиду необходимости исполнять житейские обязанности, церковные послушания или уступить просьбам ближним. Этой же фразой обычно смиряют новоначальных, желающих большей молитвы и поста, не всегда по разуму ревнующих. Но русский язык настолько многозначен, насколько каждый пытается приспособить к своим нуждам и понятиям те или иные высказывания, часто по протестантски выбирая фразы из контекста и лишая их смысловой окрашенности. Человек старается найти оправдание всему: и плохому и хорошему.
      Наша задача не подстраивать фразы под ситуацию и искать истину, открывающуюся за святоотеческими словами.
      Так вот в книге о молитве Иисусовой, издания Оптиной пустыни( репринт издания 1914 года),говорится о том, как правильно понимать цитируемое выше высказывание. Послушание должно быть фундаментом молитвы, т.е. без умения слышать и смиряться не будет правильной угодной Богу молитвы и достойного поста. Вот, почему, оно выше: не в том смысле , что ради него можно пренебречь остальным, а в том, что оно дает основу правильного духовного настроя и особенно молитвы. Если человек вынужден прервать чтение молитв, ради служения другим, то он вполне может, если будет стремиться к этому, сохранить внутреннее расположение и молитвенный настрой, в частности пользуясь молитвой Иисусовой. Равно как и нарушение внешнего подвига поста, может сопровождаться смиренным внутренним рассуждением, о своем недостоинстве, неспособности строгого воздержания, и как итог послушанием условиям общежития. Ибо смысл подвижничества и проявления любви к Богу не в форме, хотя она и задает рамки, но в содержании и во внутреннем осмыслении происходящего.
      Никогда свв отцы не приветствовали многого труда в ущерб молитве, легкого оставления поста в угоду ближним.
      Многий труд должен быть следствием многой молитвы, а смиренное принятие или видимость принятия пищи, следствием внутреннего воздержания и мысленного уничижения.
      Свт. Филарет, будучи приглашенным в постное время на обед к знатной особе, потихоньку разрезал и размазал по тарелке, все непостное, так, что сложилось впечатление о вкушении пищи. Он не выставлял своего постничества, но и не пустился есть все, что предложено. Другие подвижники, если и вкушали что лишнего за послушание ближним, то восполняли сугубым воздержанием в следующие дни.
      Равно как и труд должен быть внешней формой молитвы. Молитва- стержень, а труд – веревка, на этот стержень наматываемая по кругу. Только при таком устроении можно научиться правильному духовному пути.

  2. Аноним:

    Ведь что такое “Вера”? По сути – это искусство не задавать вопросов. Не искать на них ответов.

    • Алексей Иванович:

      Ве́ра – 1) добровольный союз между Богом и человеком; 2) христианская добродетель, внутренняя убеждённость человека в существовании Бога, сопряженная с высшей степенью доверия к Нему как Благому и Мудрому Вседержителю, с желанием и готовностью следовать Его благой воле. На древнееврейском языке слово «вера» звучит как «эмуна» – от слова «аман», верность. «Вера» – понятие очень близкое к понятию «верность, преданность».

  3. Аноним:

    Вам не приходило в голову, Игорь, что этот двуликий Янус требует от человека только одного – отречения от самого себя? И в обмен на это предательство он предлагает либо материальные блага либо иллюзию счастья другого плана.
    И отца Трифона растворила в себе Система…

    • И.Иванов:

      Мне не раз приходило в голову, что серьезная беда нашего времени – анонимность. Это позволяет человеку не выставлять аргументы, не додумывать свои мысли, не трудиться над внятным их выражением чистым русским языком – но под воздействием эмоции писать первое, что придет в голову. В былые времена положил человек перед собой лист бумаги, очинил перо, разбавил чернила… И пока все это он делал, уже обдумывал будущий текст. Сейчас, увы, ткнул несколько раз пальчиком в клавиатуру – а через минуту уже и не вспомнит, о чем написал.

    • Алексей Иванович:

      “И в обмен на это предательство он предлагает либо материальные блага либо иллюзию счастья другого плана.” – Аноним:09.02.2019 в 10:41
      —————————————
      А что можете предложить Вы – дьявольский обман?

Добавить комментарий