(Окончание. Начало в № 802)

«В молитвенном порыве»

В сумраке, освещаемом только свечами, фрески на стенах храма кажутся живыми. Стою пред огромным Михаилом Архангелом – прекрасным юношей в длинном плаще, со свитком и мечом, прижатым к кольчужной груди. Смотрит на меня светло. Воин света.

– А вы знаете, что в Михайлов день он спускается в ад, к огненному озеру? – спрашивает меня свечница, благообразная женщина в высоком платке, заколотом под подбородком. – Он распахивает свои большие крылья – и сколько людей под ними поместится, столько выводит из огненного озера. Так что это благословение вам, что родились в Михайлов день.

С матушкой мы уже успели познакомиться и поговорить за жизнь, пока я ждал священника. Настоятель архимандрит Иринарх в отъезде по делам, но мы заранее договорились встретиться с протоиереем Евгением Саранчой. Он здесь «зампонауке», работает с архивами, выпустил несколько книг, в том числе фундаментальную работу «Единоверческий храм Архангела Михаила села Михайловская Слобода». И в ней не только об этом сельском приходе в Московской области. В новейшие времена такую серьёзную, обстоятельную книгу о единоверии никто, кроме него, пока не написал.

В единоверческом храме Архангела Михаила с. Михайловская Слобода

Вот и батюшка. В руках его пакет с увесистой книгой – той самой. Подарок для нашей редакции. Благословив, он предлагает для начала провести по храму. Экскурс в историю единоверия начинается прямо от входа, где на стене среди росписей есть изображение свитка – резолюции, в которой написано:

«Всякую Божественную службу благословляем отправлять по старопечатным книгам, также и требы в домах, уповая, что через сие отделяющиеся от единения Церкви Христовой соединятся с оною и будут общники вечери Христовой во спасение свое и в живот вечный… Преосвященный Августин, 4 июля 1817 года».

– Получается, в прошлом году 200-летие праздновали? – спрашиваю.

– Да, здесь были большие торжества. Патриарший наместник Московской епархии митрополит Ювеналий совершил литургию по древнерусскому чину, ему сослужил епископ Каракасский и Южно-Американский Иоанн, который окормляет также единоверческий приход в Пенсильвании. Приезжало много священства.

– Ваш храм насколько древний?

– Впервые церковь Архангела Михаила в Слободе упоминается в 1627 году. Когда она сгорела, на её месте к 1689 году выстроили каменную «тщанием и радением всечестныя инокини тогда бывшия игумении Пелагеи Константиновны». Так написано на закладной доске, которая вмурована в южную стену нашего храма.

– Игуменья откуда-то приезжала?

– У меня написано об этом в книге. Село Михайловское и Слободка при нём с тридцатью одним двором входили в вотчину Георгиевской девичьей обители на Дмитровке. Сейчас этого, основанного в XV веке, монастыря уже нет – сгорел, когда Наполеон вошёл в Москву.

Кстати, в это самое время, в сентябре 1812-го, штаб фельдмаршала Кутузова расположился в деревне Кулаково, которая входит в наш приход. Из крестьян была создана «дружина воинов-земледельцев», которая встала заградительным кордоном на Рязанской дороге у переправы через Москву-реку. Фактически дружина состояла из прихожан Кулаково, Чулково, Дурнихи. Эти деревни существуют и поныне, жители их ходят в наш храм на службы. О подвиге местных партизан газета «Северная почта» писала так: «Наибольшую смелость оказали крестьяне Михайловской Слободы и…» – далее перечисляются все наши деревни. «Часть из них для вящего устрашения врагов одевалась в казацкое платье и вооружалась пиками. Они многократно поражали и прогоняли неприятеля. 22 сентября был замечен многочисленный отряд, двигавшийся к селу Мячково, и дружины воинов-земледельцев, переправляясь вброд через Москву-реку, напали стремительно, разбили неприятеля, взяли 46 человек в плен, 11 человек были убиты, остальные спаслись бегством». Крестьян потом наградили медалями, и двое из них – Яков Кондратьев и Владимир Афанасьев – были в числе тех первых старообрядцев Михайловской Слободы, которые ходатайствовали об учреждении единоверческого богослужения в нашем храме. За всех их мы, конечно, молимся.

Первое прошение митрополиту Московскому о возвращении службы по старому чину в храме Михаила Архангела было подано общиной ещё в 1810 году. Спустя год его удовлетворили, так что те крестьяне, которые прославились на переправе через Москву, были уже единоверцами. Но пойдёмте дальше…

– А эта икона у вас давно? – останавливаю батюшку, показывая на образ преподобной Анны Кашинской – супруги благоверного князя Михаила Ярославича Тверского, замученного в Золотой Орде. После церковного раскола преподобную деканонизировали за то, что старообрядцы в спорах ссылались на её святые мощи: в гробу княгиня лежала, сложив пальцы правой руки двуперстно.

– Эту икону с частицей мощей преподобной привезли после того, как её вновь канонизировали, – поясняет отец Евгений. – Настоятель храма отец Стефан Смирнов в 1909 году ездил в Кашин на торжества повторного прославления, в которых участвовала Великая княгиня Елисавета, будущая преподобномученица. Она, кстати, присутствовала и при освящении трёх икон преподобной Анны, которые были специально написаны для нашего прихода и двух Никольских храмов – на Рогожском кладбище в Москве и на Николаевской улице в Санкт-Петербурге. Тогда же в столице империи была освящена церковь Преподобной Анны Кашинской. Вообще это было грандиозное событие, казалось, что вся Россия возвращается к своим истокам.

Отец Евгений взял книгу, стал листать:

– Вот здесь есть о том, что происходило в столице. Первый единоверческий епископ Симон Охтенский (Шлеёв) писал: «Получилось пятого и шестого сентября в городе Санкт-Петербурге такое торжество, какого Петербург давно не переживал, а по братскому в нём участию и православных, и единоверцев переживал впервые.

Люди смотрели как будто роднее. Подходя к Никольскому храму, что на Николаевской улице, мы видели, как со всех сторон собирались православные русские люди…

Не поддаётся описанию та картина, какая открылась взору при выходе соединённого крестного хода из храма. Громадная площадь и все смежные с ней улицы до тесноты были запружены народной волной. Движение экипажей и трамваев прекратилось. Могучий унисонный напев далёко разносился в тихом вечере. Невский проспект и Знаменская площадь представляли одно сплошное море голов… Крестный ход подошёл к Николаевскому вокзалу, куда через несколько минут прибыл поезд с драгоценною святынею. Что дальше случилось – затрудняюсь писать. Все и всё смешались в молитвенном порыве. Слёзы радости у одних, молитвенные рыдания у других показались и огласили воздух. Жутко и сладостно…»

А представьте, сколько радости духовной было, когда образ преподобной Анны Кашинской доставили сюда!

Связь времён

Идём дальше. Храм благолепный, украшен с любовью.

– До революции приход насчитывал около двух тысяч людей и каждый вносил лепту – и купец, и крестьянин, – замечает отец Евгений. – Колокольню нашу построил купец Василий Ильич Кузнецов, вложив свои 15 тысяч рублей. А другой купец, Фёдор Никифорович Горшков, построил здание для приходской школы. И в ней, и в трёх земских школах в ближних деревнях Закон Божий преподавали по старым книгам.

«Храм благолепный, украшен с любовью»

– Церковные власти не препятствовали?

– Мы же единая Церковь. Перед революцией сюда и архиереи приезжали. Нравилось им, что у нас совершается полный богослужебный круг. Приезжали епископ Дмитровский Трифон (Туркестанов) – будущий митрополит, епископы Серпуховские Анастасий (Грибановский) и Арсений (Жадановский).

– Община была сплочённая?

– Была как одна семья. Иногда и в прямом смысле. В начале ХХ века церковными старостами последовательно были Дмитрий Феодорович Субботин и его сын Иоанн, а старшинами единоверческого общества – Стефан Никитич Жагин и его сын Павел, который принял должность от умершего отца в 1914 году. Я потом покажу их дом, он здесь под горой… Павел Стефанович, как и его отец, занимался добычей камня, арендовал каменоломню. Артель его состояла из пятнадцати человек, то есть богачом он не был, просто умный трудолюбивый хозяин. И самоотверженный. В 1918 году, когда уже шла Гражданская война, он пригласил в Слободу для архиерейского служения первого единоверческого епископа, будущего священномученика Симона (Шлеёва). И в последующие годы гонений продолжал благоукрашать храм. Почил он в 1921 году, о чём священник Стефан Смирнов записал в дневник: «Сретение. Вечером помер Павел Степанович Жагин. Жаль ревнителя Церкви…» Кратко, но по сути. Дневник священника мы издали, я вам его тоже подарю (впоследствии мы представим выдержки из этих «Записок сельского священника». – М.С.).

– Таких простых подвижников в общине, наверное, было много?

– Все имена долго перечислять, скажу об Евдокии Жагиной. Отец её, Михаил Петрович, однофамилец тех Жагиных, которых упоминал. Жили они, кстати, по соседству. И вот захотел он дочь выдать замуж за выбранного им человека, а она сказала, что посвятит себя Богу. И всю жизнь пела в нашем храме на левом клиросе, совмещая обязанности головщицы и уставщицы.

ФОТО: Евдокия Михайловна Жагина в молодости. Фото начала ХХ в.

Была строгой постницей, возможно, и в монастырь бы пошла, но надо было ухаживать за больной сестрой. Когда в 1961 году закрыли наш храм, это стало для неё, конечно, страшным ударом. До последних лет жизни Евдокия исполняла келейно суточный круг богослужения, а исповедоваться, причащаться и на праздники ездила в Москву на Рогожское кладбище.

Интересна судьба одного из последних священников, протоиерея Иоанна Григорьевича Судакова. Ветеран Первой мировой, он побывал в немецком плену, а в 20-е годы служил в родном селе в Самарской области при старообрядческой церкви, пока богоборцы не казнили его с братом: пытали, а потом закопали живыми в землю. Брат погиб, а отца Иоанна Господь чудесным образом спас. Служил затем в Самаре, в Москве. У столичной Древлеправославной общины своего храма не было, и богослужение они совершали в одном из приделов единоверческого храма на Рогожском кладбище. В 1948 году отца Иоанна вместе с двумя другими священниками ДПЦ приняли в РПЦ на правах единоверия. Сразу после этого его и направили в Михайловскую Слободу, где он прослужил семь лет, дольше всех из послевоенных наших священников. При нём был выполнен капитальный ремонт храма – для 1950-х годов явление редкое. Выйдя за штат по старости, жил на другом берегу Москвы, в деревне Колонец. Когда деревню сносили и выселяли жителей, батюшку отвезли на новое место на «скорой помощи», поскольку сам передвигаться уже не мог…

Подходим к иконостасу. В деисусном ряду большей частью старинные иконы, а два верхних ряда пока пусты – образа пишутся.

– Храм в 1989 году общине передали в страшном состоянии, – рассказывает отец Евгений. – В последние годы здесь располагалась Всесоюзная книжная палата, кругом стояли многоярусные стеллажи, и под это храм перепланировали. Так что всё, что здесь видите, – это труды отца Иринарха и прихода. В 2006-м купол перестраивали. Да всего не перечислить.

– В 90-м году на Рогожском кладбище мне сказали, что единственный единоверческий священник уехал сюда, в Михайловку. Почему именно сюда?

– Так исторически сложилось, что первым храмом, который передали единоверцам, был наш. Поэтому возрождение здесь раньше началось. В 90-м появилось ещё несколько единоверческих храмов, в Петербурге например, но приходы там маленькие. А главное – сказалась роль личности. На Рогожском кладбище Игорь Денисов, будущий архимандрит Иринарх, был просто чтецом. Когда встал вопрос, кому служить в Михайловской Слободе, тогда выбор и пал на него. В апреле 89-го, будучи 23-летним юношей, он принял постриг и священнический сан. Приехал сюда в полную разруху. Бабушки очень радовались, что дождались своего священника.

– А почему чтеца вдруг в священники? Не было других кандидатур?

– Единоверческих священников на тот момент вообще не было. А он коренной единоверец. Благочестию его бабушка научила, которая сама с юных лет держалась старого обряда. Кроме того, Игоря Денисова хорошо знали, поскольку он бывал здесь – в домах молитвенная жизнь тут продолжалась, совершались панихиды. Фактически был им родным человеком. А это важно для общины.

Углаженная дорога

– Я вас на общую трапезу пригласить хочу, – говорит батюшка. – И никаких отговорок, всё!

Времени до обеда достаточно, и мы продолжаем разговор об истории единоверия.

– В энциклопедиях пишут, что первыми просьбу о присоединении к Матери-Церкви подали старообрядцы из брянского Стародубья.

– Нет, ещё раньше такое прошение подали из слободы Знаменка, и в 1780 году там появился первый единоверческий приход. Это на территории нынешней Кировоградской области Украины. Кстати, из села Злынка в тех же местах, из единоверческой семьи родом известный в Санкт-Петербурге священник протоиерей Владимир Сорокин, настоятель Князь-Владимирского собора. Там и поныне есть единоверческая община. А вообще старообрядцы были и в Одесской области, и в Киевской.

– Получается, из Петербурга пришёл указ и в какой-то Знаменке появились единоверцы?

– Не было никакого указа. Приход был создан с благословения правящего архиерея, архиепископа Никифора (Феотоки). По факту он доложил в Синод, и было целое разбирательство. Владыка Никифор даже повесть написал, которая стала апологией этого его поступка. Он о старообрядцах много писал: «Ответы на Соловецкую челобитную раскольников», «Окружное послание к старообрядцам Херсонской епархии» и другие произведения.

– Старообрядцам проще переходить в единоверие, они старообрядную службу знают. А вы, наверное, не сразу вошли в её особенности?

– Да, пока не стал уставщиком.

– Уставщик – это вроде псаломщика?

– Не совсем. Ещё в Древней Руси в храмах были люди, которые отвечали за благолепие богослужения. Священник же не может всё контролировать, находясь в алтаре. Уставщик ежеминутно следит за тем, что происходит на клиросе, что и как читают чтецы и так далее.

– Вам здесь благолепие службы понравилось?

– Точнее так: полнота. Здесь всенощная длится пять-шесть часов, а в обычном храме полтора-два.

– Современный человек, наверное, такую долгую службы не выдержит.

– Здесь выдерживают. А если у мирянина нет возможности на всю службу прийти – что ж, может помолиться вечерню или утреню. Но вопрос-то не только в этом. Есть ещё клирос и священник, которые служат не людям в храме, а Богу.

– Если сократить часы, разве суть богослужения изменится?

– Не только часы. Кафизмы вырезаны, каноны читаются сокращённо и прочее. Вот скажите: если хирург сократит операцию наполовину, то разве это дело? А здесь речь о том, что написано боговдохновенными отцами Церкви. Возьмите почитайте самые известные толкования на богослужения. Скажем, святителя Симеона Солунского или праведного Николая Кавасилы. Вы же ничего не поймёте. Они пишут о том, что уже не исполняется в храме.

– Сравнение с хирургом мне кажется уж слишком сильным, – возражаю батюшке. – В Церкви ведь не только богослужением спасаются.

– А я не к тому, чтобы вас укорить. Вы спросили, почему я здесь, вот и ответ. Хочется быть причастником тому, что действительно является, с точки зрения богослужения, цельным процессом. Когда, например, на всенощной поётся предначинательный псалом, то, осуществляя каждение, словно созерцаешь процесс сотворения мира. Если он поётся целиком, без сокращений, то всё это и происходит – Господь последовательно творит мир. Продолжается псалом минут пятнадцать, и ты всё это время кадишь и переживаешь… Думаю, молящиеся в храме переживают то же самое. И наверное, от того, как ты через службу выражаешь свою любовь к Богу – глубоко, цельно, с пониманием или спустя рукава, – от этого в какой-то степени тоже зависит наше спасение.

Епископ Симон (Шлеёв) говорил единоверцам: «Вы стоите на более углаженной дороге, и ваша посильная задача не сворачивать с этого пути». Углаженная потому, что есть слова Спасителя: «От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берётся, и употребляющие усилие приобретают его» (Мф. 11, 12). В церковнославянском тексте употреблено слово «нудится». Человек помолился на более полноценной службе и тем самым больше себя понудил. И через это, через понуждение себя, он в какой-то степени получает спасение. Если, конечно, при этом не превозносится над другими и не фарисействует.

* * *

Беседу нашу прервал вошедший в кабинет староста:

– Отец Евгений, тут бабушка спрашивает, когда вы можете её причастить. Сын обещал привезти её в храм, но не факт.

– А где она живёт?

– В Чулково, напротив рынка. Дверь всегда на запоре, нужно постучать в окно и подождать, когда откроет.

Батюшка вздохнул:

– Следующая неделя – это могилы будут сплошные, после Радоницы навещу.

Когда староста ушёл, спрашиваю:

– «Могилы сплошные» – это что?

– В Радоницу мы по кладбищам ходим, всю неделю фактически. Здесь много погостов, за которыми наши прихожане ухаживают.

– Местных прихожан больше, чем приезжих?

– Сейчас примерно напополам. Несколько поколений коренных единоверцев на наших глазах ушло, а дети их в большинстве своём по городам разъехались. Так что пополнение приходит из тех же самых городов.

– Из Москвы приезжают?

– В основном из подмосковных районов: Мытищ, Балашихи, Лобни, Бронниц, Жуковского, Раменского. Ну, из Москвы тоже.

– Старообрядцы к вам присоединяются?

– Их мало осталось, коренных-то. В начале 90-х к нам пришло немало неокружников – из тех, кто не принял Окружного послания Белокринницкой иерархии. Из ближайших деревень фактически все неокружники присоединились. Также пришло несколько беспоповцев.

– Это поморцы, федосеевцы, филипповцы?

– А люди часто себя идентифицировать не могут. Они знают, что их дедушки-бабушки молились по-старому, что у них не было священника – и всё. Приходится догадываться, кем были его предки, по местности, где они проживали.

– У вас в храме три священника. Справляетесь?

– Двое наших ребят заочно учатся в семинарии. Оба поют, читают, один из них сейчас уставщик. Станут ли они священниками? Время покажет.

– Они могли бы поехать на другие единоверческие приходы.

– Сложный вопрос. Священников нет на приходах в Симбирске, Вятке, Рыбинске, Ярославле и в других местах. Но у нас принято, что батюшка должен быть «своим». Как отца Иринарха рукополагали? Община написала прошение владыке Ювеналию с просьбой прислать служить именно его, поскольку его хорошо знали. И мы с отцом Валерием стали священниками лишь после того, как влились в общину. А ехать в незнакомый приход, где другие обычаи…

В идеале священник обручается с Церковью, да? Но в определённой степени это обручение происходит и со своей общиной. Пастырь должен знать и любить прихожан, а они отвечать взаимностью. Иначе какая это община?

Белый град на холме

Подошло время идти на трапезу, а мне, честно говоря, неловко – там же молиться надо. Высказываю сомнения отцу Евгению, начав издалека:

– Знаете, двадцать восемь лет назад, когда не нашёл единоверцев на Рогожском кладбище, поехал я на Преображенское кладбище и зашёл в храм старообрядцев-федосеевцев. Подношу три пальца ко лбу, и тут подбегает дюжий парень в косоворотке и сообщает: «Вам можно здесь не креститься».

Батюшка рассмеялся:

– У нас за троеперстие не бьют. Вы же знаете, оба крестных знамения в Русской Православной Церкви признаны равночестными – в обычных храмах можно креститься двуперстием и наоборот. Но обычно те, кто к нам постоянно ходит, переходит на двуперстие. Если принимать старый обряд, то уж целиком.

По пути в трапезную отец Евгений рассказал об особенностях их общины. На храмовой территории постоянно живёт человек пятнадцать-двадцать. Есть огород рядом с храмом, но живности не держат, не считая кур, с которыми возится один из прихожан.

На храмовой территории постоянно живёт человек пятнадцать…

– Люди наши заняты в трапезной, обслуживают здания, которых здесь много, ухаживают за кладбищами. И конечно, богослужение, – объясняет священник. – Оно ежедневное, двухразовое, поэтому все люди, которые здесь проживают, читают и поют…

В трапезной был уже народ. Всё чинно, опрятно. Зазвучало стройное: «Христос воскресе из мертвых, смертию на смерть наступи и гробным живот дарова». Затем обедали под чтение из святых отцов, как заведено в монастырях.

Перед тем как проститься, отец Евгений показал мне на одноэтажную хибарку:

– Этот домик и поруганный храм – вот и всё, что стояло здесь на холме, когда сюда приехал отец Иринарх. А теперь посмотрите…

Отец Евгений Саранча у домика, который был здесь единственным в 1989 году

Да, красота! Белый град на холме. Чем-то напоминает Иерусалим. Может, тем, что кругом много стенных перегородок, арок, за которыми видны каменные могильные кресты. Погост находится прямо на храмовой территории.

«Белый град на холме»

– А давайте я покажу вам маршрут нашего крестного хода, – предлагает отец Евгений.

История его такова. В 1864 году холера стала косить здесь людей. Община обратилась в Москву с просьбой доставить им чудотворную Иверскую икону, но святитель Филарет предложил: «Возьмите чудотворную икону Богоматери Иерусалимскую из Бронницкого собора, и Она, Владычица, избавит от постигшей болезни». Святой образ носили по домам, и болезнь отступила. С той поры ежегодно стали совершать многокилометровый ход в Бронницы, неся огромную эту икону.

Идём через кладбище к дверке в крепостной ограде. По пути батюшка показывает часовенку Всемилостивого Спаса, под которой лежат старшины – отец и сын Жагины. Таких часовенок отец Иринарх с общиной выстроили много – великая память благочестивым людям.

Часовенок отец Иринарх с общиной выстроили много – великая память благочестивым людям

За стеной выходим на дорогу, которая ведёт вниз в село. На середине спуска стоит часовня над святым источником.

– Здесь первая остановка крестного хода, как раз на шестой песни канона Пресвятой Богородице, который поём в пути. Читаем здесь Евангелие, кропим святой водой.

У источника на пути крестного хода

Даже отсюда, с середины склона, глазам открывается широчайшая панорама лесов и лугов, разрезанных синей полоской Москвы-реки.

– А вон там дом Жагиных, – показывает батюшка. – В прежние времена весной Москва на несколько километров разливалась, подступала прямо к дому, так что на лодке подплывали. На старых фотографиях он красивый, с резным забором, с коваными дымниками на трубах. Ничего этого уже нет, не блюдут люди красоту.

Дальше, внизу, крестный ход сворачивает к Дурнихе. Но до неё мы уже не доходим, потому что застроено всё. Поворачиваем назад и движемся через Михайловскую Слободу, Кулаково, которое заканчивается у моста через Москву-реку, пересекаем Новорязанское шоссе и направляемся к Чулково. За ним поднимаемся на Боровской Курган. Это высшая точка окрестностей, зимой там на горных лыжах катаются. Служим молебен Пресвятой Богородицы. И тем самым освящается вся эта земля.

Пора возвращаться. Взбираемся обратно на холм, на котором возвышается храм. Спрашиваю:

– Вы на Севере где бывали?

– Только в Александро-Свирском монастыре. Служили там молебен по старому чину, который организовал отец Сергий Чиж из Тихвинской епархии.

– Говорят, что единоверие угасает.

– Не согласен. Представьте, на территории бывшего Советского Союза оставалось всего три прихода – в Злынке, в Малом Мурашкино на Нижегородчине и на Рогожке. Да и те были полуживые, священники то служили, то нет. А совсем недавно в Москве проводился пятидневный семинар для единоверческих священнослужителей, и на нём было уже двадцать батюшек. Причём это не все, некоторые не смогли приехать. Интерес к единоверию растёт. На Рождественских чтениях у нас есть своя секция, участники которой прежде умещались в небольшой аудитории в гостинице «Университетская», а сейчас собираемся в Красном зале Храма Христа Спасителя, более ста человек. Думаю, старый обряд в нашей Церкви никогда не исчезнет. Это же наши корни.

Батюшка показал мне ещё воскресную школу, в которой учатся взрослые и три группы детей. Отвёл к месту, с которого открывается наилучший вид с холма.

Огромное небо и бескрайний горизонт. Хорошо видны города Жуковский и Раменское. Москва-река как на ладони. А вон там была переправа, где единоверцы не пустили басурман разорять Русскую землю. И ведь история продолжается…

Когда-то я хотел стать исследователем старины, архивариусом во Всероссийском историко-этнографическом музее. Жалею, что не получилось? Наверное, нет. Быть частью живой, непреходящей истории, оставаясь просто русским, православным, разве недостаточно для счастья?

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска