Есть в жизни страны события, которые неприметны и вроде бы малозначимы, но кардинально меняют реальность. Этакие невидимые тектонические сдвиги. Ну кто, кроме узких специалистов в своей области, посчитал важным защиту кандидатской диссертации «Разрешение проблем русского богословия XVIII века в синтезе святителя Филарета, митрополита Московского» священником Павлом Хондзинским? Было это в прошлом году, информация о защите промелькнула и забылась. А между тем в нынешний год мы, как общество, вошли уже другими. Потому что это была первая у нас признанная на государственном уровне диссертация по теологии.

Что это значит? Общественная жизнь руководствуется нормами, полученными через образование. В свою очередь образование формируется научной средой, которая имеет негласную идеологию. В советское время такой идеологией были материализм и научный атеизм, а в постсоветское атеизм заменили «светским характером», что редьки не слаще – всё связанное с религией категорически отделяли от образования и тем более от науки, возводя в ранг «мракобесия». И вот теперь «теология» уже научная дисциплина, ей присвоен и шифр специальности: 26.00.01.

Как это восприняли в самой научной среде? На минувших Рождественских чтениях довелось нам познакомиться с доктором физико-математических наук, академиком РАН Алексеем Николаевичем Паршиным. Ещё с советских времён Паршин известен в мире как выдающийся математик, оказавший сильное влияние на развитие теории чисел и алгебраической геометрии. Он ответил на наши вопросы.

Академик Алексей Николаевич Паршин (фото с сайта mathnet.ru)

За семью печатями

– Алексей Николаевич, что вы думаете о появлении теологии среди научных дисциплин?

– За рубежом теология преподаётся в университетах, там это считается нормальным. А у нас такие традиции утрачены. Когда была объявлена защита первой кандидатской по теологии, я заглянул на сайт, где публиковались отзывы на диссертацию. Много было положительных, но хватало и недоброжелательных, причём критиковали не по делу. Удивил отзыв Юрия Валентиновича Панчина, известного биолога, который работает в Институте проблем передачи информации РАН. Он взял и стал перечислять то, чего в диссертации нет. Такое впечатление, что человек поставил пред собой цель раскритиковать работу, даже не вникнув в неё. Да и как специалист в своей области – нейрофизиологии животных – может объективно оценить работу о богословских взглядах митрополита Московского Филарета? А работа, кстати, интересная. Диссертант вступает в полемику с известными историками Церкви, которые, как он аргументирует, недооценили вклад митрополита в богословие, описывая его как церковного бюрократа. И далее – об особом синтетическом подходе митрополита Филарета к осмыслению святоотеческих мнений. То есть тема глубокая и специфическая, без должной подготовки в ней сложно разобраться.

– 88-летний академик Жорес Алфёров, подписавший известное антиклерикальное «Письмо десяти академиков», иногда говорит порази тельные вещи о Церкви, на уровне «попы Коперника сожгли». Почему, когда речь заходит о религии, умнейшие люди вдруг теряют рассудительность?

– Если человек добился выдающихся успехов в какой-то своей области, это не значит, что он имеет серьёзные познания во всех других областях. Тем более что наука довольно резко разделяется на естественное и гуманитарное направления. Вот вам простой пример. Однажды на общем собрании в Академии наук слышал я выступление одного учёного, где были такие слова: «До чего мы докатились: мы уже за какие-то берестяные грамоты даём государственные премии!» Он бы понял, если бы ускоритель частиц построили и за это премию дали, а тут какая-то филькина грамота, выкопанная из земли, да ещё не что-то стоящее на ней накарябано, а бытовые записки, вроде «здесь был Вася». То, что такие записки – кладезь для историков, изучающих быт и нравы прошлых эпох, для него тайна за семью печатями. И таких ведь много.

Большинство физиков вообще не то что религию, а и философию на дух не переносят. Но есть и те, кто интересуется осмыслением научных данных, – и это не значит, что они делают что-то ненаучное. Тут есть разные уровни понимания. Это зависит от культуры, от образовательной широты конкретных людей. От веры, наконец. Есть же верующие и неверующие. Вот вы упомянули «Письмо десяти академиков», а ведь спустя месяц после его появления было распространено письмо академиков РАН Г. С. Голицына, Г. А. Заварзина и Т. М. Энеева и членов-корреспондентов РАН Г. В. Мальцева и Ф. Ф. Кузнецова, в котором эти авторитетные учёные поддержали Церковь. Почему-то этот факт у нас замалчивается.

– Вера в Бога мешает или помогает научному познанию? Здесь, на Чтениях, был доклад о католическом аббате и учёном Жорже Леметре, который совершил переворот в нашем представлении о вселенной (см. «Академия веры и знания», № 797, февраль 2018 г.). Из уравнений Эйнштейна он вывел, что наша вселенная имеет начало своего существования. Сам Эйнштейн никак не мог с этим согласиться: «Ваши вычисления правильны, но ваше понимание физики отвратительно!» Между тем физические наблюдения подтвердили открытие священника, и сейчас общепринята «теория Большого взрыва». Получается, сделать это открытие священнику помогла вера в Творца, Который одномоментно создал наш мир?

– Да, это очень интересно. А вы знаете, что за несколько лет до Леметра к тому же самому пришёл наш российский учёный Александр Фридман? И вся эта история с Эйнштейном, который не хотел признавать результаты, случилась ещё с ним до Леметра? Если заглянете в энциклопедию, то прочитаете о Фридмане: «Основоположник современной физической космологии, автор исторически первой нестационарной модели вселенной (Вселенная Фридмана)».

– То есть к тому же самому, что и Леметр, пришёл человек, не верующий в Творца. Вы это хотите сказать?

– Нет, как раз удивительно то, что в своей книге, которая стала первым на русском языке популярным изложением теории относительности, Фридман недвусмысленно упоминает Бога. Это очень интересный, разносторонний человек, которого у нас, к сожалению, редко вспоминают. Он, кстати, был учеником великого математика Владимира Стеклова, чьё имя носит институт, где я работаю. В прошлом году на семинаре «Православие и наука: история, современность, будущее» в храме Мученицы Татианы при МГУ я рассказывал о Фридмане. Пытаюсь по возможности популяризировать его наследие.

«Тебе числа и меры нет!»

– Родился Александр Александрович Фридман в 1888 году в Санкт-Петербурге. И ещё в ту пору, когда учился в гимназии при университете, отправил свою первую математическую работу в авторитетный научный журнал Mathematische Annalen, издававшийся в Германии. По окончании Петербургского университета был оставлен на кафедре чистой и прикладной математики для подготовки к профессорскому званию. Также он работал в Аэрологической обсерватории в Павловске. Человек удивительной энергии, помимо своих прикладных занятий, он сразу изучил и освоил общую теорию относительности, которую в 1916 году опубликовал Альберт Эйнштейн. Причём в ту пору он был на военной службе – в первый же день войны Фридман вступил добровольцем в авиационный отряд и не снимал погон вплоть до революции 17-го года.

Прапорщик А. А. Фридман, преподаватель Киевской военной школы лётчиков-наблюдателей. Август 1916 г.

Участвовал в боевых вылетах, был лётчиком-испытателем, организовывал аэронавигационную службу на разных фронтах. За свои подвиги получил два Георгиевских креста и наградное золотое оружие. И при этом, представьте, разбирался в только что опубликованной Эйнштейном теории относительности, для чего требовалось овладеть особым разделом математики, делал свои математические расчёты.

– То есть кабинетным учёным он не был?

– Это был цельный человек – и теоретик, и организатор. В 1917 году Александр Александрович создал первый авиаприборостроительный завод в России, а в 18-м, оказавшись на Урале, создал на физико-математическом факультете Пермского университета три отделения и два института, геофизический и механический. В 20-м вернулся в Петроград, одновременно преподавал, работал в Главной физической обсерватории и в Атомной комиссии Государственного оптического института, где рассчитал модели многоэлектронных атомов. В 25-м с научными целями на аэростате поднялся на рекордную для СССР высоту – 7 400 метров. Он бы многое успел в разных областях, если бы не умер в том же 25-м году, заразившись тифом на Юге во время свадебного путешествия.

Что же он открыл применительно к теории относительности? Автор её, Альберт Эйнштейн, исходил из того, что космос во времени не имеет ни начала, ни конца и пространство бесконечно. Такой взгляд на мир сформировался ещё в век Просвещения, когда возник современный атеизм и был общепринятым. Поэтому Эйнштейн целенаправленно искал решения своих уравнений, в которых космос не зависит от времени. И тут вдруг в 1922 году в главном журнале по физике Zeitschrift fur Physik выходит статья какого-то русского, чьи математические расчёты опровергают его картину мира.

Представьте, что вселенная – это не наш трёхмерный мир, а мы живём на плоскости. Но эта плоскость ограничена, она конечна и представляет собой поверхность сферы. У сферы есть радиус. Как думал Эйнштейн, это сфера фиксированного радиуса, который всегда таким был и всегда таким будет. А решение, которое нашёл Фридман, показало, что радиус зависит от времени и что из какой-то точки, до которой ничего не было, эта сфера начинает расширяться, раздуваться, становится всё больше и больше.

Прочитав статью Фридмана, Эйнштейн сказал, что такого быть не может. В тот же журнал он послал коротенькую заметку, буквально в абзац, что «работа господина Фридмана неверна, потому что в ней есть ошибка». И указал место, где ошибка. Фридман прочитал, удивился, потому что он хорошо проверял свою работу, и написал письмо Эйнштейну. В России шла Гражданская война, по почте не отправить, но, к счастью, его коллега ехал в Германию, он и передал это послание. Эйнштейн прочитал, перепроверил расчёты и послал опровержение в тот же журнал: «Как я понял, там нет никакой математической ошибки, хотя, конечно, смысл этих решений остаётся подозрительным». А спустя несколько лет то же самое повторилось с Леметром – вновь Эйнштейну пришлось соглашаться, что вселенная может иметь начало, хотя для него такое «понимание физики» было «отвратительно».

– Вы сказали, что Фридман в своей работе упоминал Бога. Он, как и Леметр, был верующим?

– Упоминал не впрямую. Его книга «Мир как пространство и время» вышла в Петрограде уже при советской власти. Переиздана была в 1965 году в издательстве Академии наук. В этой своей работе он использовал эпиграфы из Ломоносова и Книги Премудрости Соломона. А в конце написал:

«Наши потомки, без сомнения, узнают характер вселенной, в которой мы обречены жить. И всё же думается, что…

Измерить океан глубокий,
Сочесть пески, лучи планет
Хотя и мог бы ум высокий, –
Тебе числа и меры нет!»

«Тебе» – это о Боге Творце, а цитата взята из поэмы Державина «Бог». В той же книге Фридман приводит обширную цитату из «Исповеди» блаженного Августина и называет этот богословский текст первым ясным и чётким описанием того факта, что время относительно. То есть Фридман показывает, что задолго до Эйнштейна верующие видели всё это.

Книга А.Фридмана, которая впервые на русском языке объясняет Теорию относительности и в которой упоминается Бог (фото с сайта mail.litfund.ru)

Блаженный Августин приводит пример чуда, описанного в Книге Иисуса Навина: участники битвы молились о том, чтобы Господь дал им победу, и Господь остановил солнце. То есть солнце остановилось, был день, и битва шла, и молящиеся победили. Так вот, с точки зрения современного образованного человека, это чудо противоречит законам природы. Но как это интерпретирует Августин? Он спрашивает: «Ну как же так? Солнце остановилось. Мы же меряем время по появлению солнца. Значит, времени нет?» И сам же отвечает: «Да. Но если кто-то будет крутить гончарный круг, можно по нему мерить время. Значит, есть время, которое мы меряем по солнцу, и есть время, которое мы меряем по гончарному кругу, ну и по многому другому, что можно мерить».

«Иисус Навин останавливает Солнце». Иллюстрация из «Библейских историй» Ч. Фостера

Другими словами, одно время могло перестать существовать, а другое – продолжалось. Если мы посмотрим на это с чисто научной точки зрения, то увидим здесь представление, что времён много и они разные. Это именно то, что внесла в понимание времени теория относительности! Фридман счёл возможным не просто об этом говорить, а написать в своей книге.

Читая святых отцов

– Можно ли из этого сделать вывод, что поскольку религиозные представления учёных помогали им совершать перевороты в науке, то теология, которая изучает религию, вполне научна?

– Я бы сформулировал иначе. Есть некие аргументы в пользу того, что движение из богословия в науку не только возможно, но и оно уже было в науке. И дело тут не только в вере самих учёных. Например, выдающийся математик Георг Кантор, насколько знаю, не отличался религиозностью, но при этом изучал схоластику средневековых богословов, что, как думаю, и помогло ему совершить революцию в математике.

Георг Кантор, создатель теории множеств (фото с сайта taday.ru)

Он, кстати, как и Фридман, родился в Петербурге, но в одиннадцать лет вместе с родителями переехал в Германию. Там создал такую науку, которая называется теорией множеств. О чём тут речь? Все мы знаем обычные множества, когда можно что-то пересчитать. А есть бесконечные множества. Скажем, совокупность всех натуральных чисел или совокупность вещественных чисел, возникающих из потребности измерения геометрических и физических величин окружающего мира. И так далее. Так вот Кантор придумал теорию, которая позволяла обращаться с бесконечными множествами. Большинство математиков встретили её в штыки. Им было непросто воспринять представления об актуальной бесконечности – не такой бесконечности, где 1, 2, 3, 4 и так далее (это называется потенциальной бесконечностью, то есть конечностью, которая может стать всё больше и больше), а актуальной бесконечности, где вы в руки можете взять все числа и подержать, где они перед вами лежат целиком. Почему другие математики не могли это представить, а он смог? Думаю, потому, что он читал отцов Церкви, читал и патристику, и схоластику. То, что многие свои мысли он взял именно оттуда, это совершенно достоверно, поскольку он сам делал ссылки на богословов.

Кантором были открыты так называемые трансфинитные числа – это бесконечные числа. У них есть свои особенности. Например, действие сложения их сильно отличается от сложения обычных чисел. До Кантора математики не могли это представить, как и то, что бесконечностей существует много разных. И это тоже мысль, которая была подсказана ему отцами Церкви. Здесь он приводит огромный кусок цитаты из блаженного Августина, из книги «О граде Божием», в которой говорится о том, как сосчитать все числа и что это только Бог может. То есть актуальная бесконечность связывается с Богом. Для Кантора это было источником, который он приводит в чисто научной статье. Дальше имеются ссылки на Оригена, Фому Аквинского и других богословов.

И ведь он был не одинок! Вот Феликс Клейн, представитель гёттингенской школы, где была создана современная математическая физика и квантовая теория. Я никогда не слышал про его религиозные взгляды, но в своих «Лекциях об истории развития математики в XIX веке» он писал: «Глубоко несправедливым является общераспространённый презрительный взгляд на схоластику как на бесплодное умствование». И дальше замечает, что если убрать некий мистический флёр из рассуждений богословов, то «окажется, что они, в сущности, являются вполне безупречными подходами к проблемам, составляющим в настоящее время содержание того, что мы называем теорией множеств». И далее: «Недаром Кантор, творец теории множеств, учился у схоластиков».

– Всё-таки необычно для того времени. Наука же была атеистична.

– Лично меня удивляет вот что. Переворот Кантора в математике – это вторая половина XIX века, когда умами завладевал Дарвин и дарвинизм как основа современного атеизма. То есть одно и другое принималось и отвергалось в жестокой борьбе примерно в одно и то же время. И Фридман, его переворот в космологии, тоже произошёл на переломе – в 20-е годы ХХ века, когда в России начались беспрецедентные гонения на Церковь. Не знаю, случайны ли эти совпадения.

– Может быть, это знак, что Бог поругаем не бывает? Многие считают, что религия и наука никак не пересекаются друг с другом. В лучшем случае, могут дополнять друг друга: религия в роли идеологии, а наука – чистая практика. Но ваши примеры это опровергают.

– Да, религия не есть наука, но всё же это опытное действие. В религии есть опыт, например молитвенный. Люди, когда молятся, не просто же тексты повторяют. И то, что в богословии принимается за истину, проходит через этот опыт. Не просто собрались, обсудили и решили на Вселенском Соборе – нет, этому предшествует борьба мнений, основанных на конкретном опыте.

– Тогда получается, что между религией и наукой действительно имеется противоречие. И в науке опыт, и в вере опыт, и они могут не согласоваться.

– Естественно. В этом-то и проблема. Например, с точки зрения научной медицины, плод в чреве матери есть биологический организм, душа здесь не рассматривается. Поэтому аборты не видятся как преступление. А с точки зрения веры, это убийство. Более того, даже выкидыш убийство. Вроде бы никто не виноват, но с древних времён священник читал молитву над женщиной: «Сущу во гресех, во убийство впадшую волею или неволею и зачатое в ней извергшую», принимал покаяние и назначал епитимью. А учёный медик рассматривает это просто как дефект в организме.

Понимаете, опыт может быть разный. Но, конечно, где-то он сходится. В советское время мы ничего не знали о богословии, но можно было достать, хоть и с трудом, книги Владимира Николаевича Лосского. В своё время меня впечатлили его слова о разделении мира на две части, материальную и духовную, и связи между ними. Там Лосский подчёркивает «удивительное сближение, с одной стороны, между музыкой и математикой… и с ангельскими мирами, с другой стороны».

Что нам даст введение теологии в число научных дисциплин? Спровоцирует ли это неприятие, борьбу или возникнет какое-то единство? Время покажет.

 ← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска