Муж силы и разума
К столетию избрания Патриарха Тихона
Ближе к десяти часам вечера Патриарх попросил келейника помочь ему умыться. Но до раковины не дошёл, пошатнулся.
– Вам нужно поспать, – предложил келейник.
Святейший ответил тоном, ему не свойственным, слишком строго и серьёзно:
– Теперь я усну… крепко и надолго. Ночь будет длинная, тёмная-тёмная.
Без четверти двенадцать он открыл глаза и начал креститься. «Слава Тебе, Боже!» – повторил он дважды и поднял руку, чтобы в третий раз осенить себя крестным знамением. Рука бессильно упала…
* * *
В начале 1992-го вспыхнула трапезная одного из храмов Донского монастыря. Зал выгорел, а во время его ремонта обнаружили мощи святителя. Через несколько лет после этого Господь привёл меня к ним. За богослужением пел прекрасный монашеский хор, а когда начали прикладываться к мощам, я неожиданно для себя обнаружил, что очередь – к мощам Патриарха Тихона, одного из моих любимых святых. Это был его подарок – он любил делать их при жизни и дарит после смерти.
Продолжается ли ночь, о которой сказал святитель, или брезжит рассвет? Одно знаю – он не наступит сам по себе. Как сказал св. Тихон, «всё чаще и чаще раздаются голоса… что “только чудо может спасти Россию”. Верно слово и всякого приятия достойно, что силён Бог спасти погибающую Родину нашу. Но достойны ли мы этой милости Божией, того, чтобы над нами было сотворено чудо?»
Он был ещё жив, когда открылось, что мир обрёл ещё одного великого святого. Это было, конечно, чудо, которое привело в Церковь или помогло удержаться в ней бесчисленному множеству людей. Ночь не могла его объять, и, даже сойдя в могилу, он вёл народ свой, словно Моисей через пустыню, сквозь тьму к свету. Вспоминаются слова его молитвы, написанной в скорбное время: «Силою Креста Твоего укрепи воинство наше и избавь его от всяких козней врагов». И Бог укрепил воинство, даровав ему Победу. «Воздвигни среди нас мужей силы и разума», – просил он, и Господь воздвигал их тысячу за тысячей, не дав погибнуть Русской земле.
«Архиерей»
Предки святого Тихона с незапамятных времён служили в Троицкой церкви погоста Борок, в сорока верстах от Великих Лук. Сам же он родился 31 января 1865 года в погосте Клин Торопецкого уезда. Отец будущего Патриарха, Иоанн Тимофеевич Беллавин, был там настоятелем, но, когда пошли дети, семья вынуждена была переехать в Торопец. Прокормиться на прежнем месте отец Иоанн не мог, хотя и был там благочинным, осыпанным церковными наградами.
То ли от бедности, то ли по другой причине глава семьи начал выпивать. Запои подчас продолжались по четыре-пять дней. Однажды, протрезвев, он взял троих своих сыновей и отправился с ними ночевать на сеновал. Там во сне ему явилась мать, уже усопшая, сказав примерно следующее: «Сын мой дорогой, что ты делаешь? Не гневи Бога, вспомни, что ты иерей, забудь о своей слабости, и Господь будет милостив к тебе». Затем, показав на мальчиков, своих внуков, кратко предсказала их судьбу. О старшем было открыто: «Этот будет у тебя недолговечен». О среднем: «А этот будет жалконький». О младшем – Василии: «А этот будет великий». Пророчество сбылось в точности. Первый сын умер, не окончив семинарии. Второй не смог завершить учения и жил потом при младшем брате-епископе. Отец же с тех пор бросил пить совершенно, настолько был потрясён.
В девять лет Василий был отдан в Торопецкое духовное училище, и было в нём что-то такое, что его товарищи однажды, размахивая кадилом, сделанным из кусочков жести, торжественно возгласили: «Вашему Святейшеству – многая лета!» Характер Василий имел самый счастливый – его любили все и всегда. Физически он был крепок, пребывал, как правило, в хорошем настроении, сочинял стихи и охотно помогал товарищам в учёбе. Этот образ может показаться слишком идеальным, но он действительно был таким. Есть редкий тип святости, когда человек обладает врождённой добротой и не только чужд греху, но согревает всех вокруг себя. Впоследствии, когда он стал Патриархом, хорошо знавшие его люди шутили: «У Святейшего есть только одна человеческая слабость – он любит чай с лимоном».
В 1878 году Василий Беллавин покинул родительский дом, поступив в Псковскую семинарию. Как рассказывает Анна Маркова, биограф Патриарха Тихона, там его прозвали Васей-архиереем. Он имел хорошую шубу. Мальчики победнее часто просили её взаймы, и, по воспоминаниям соучеников, «нередко бывало так: смотрит кто-нибудь из скучающих семинаристов в окошко и вдруг, увидав удаляющуюся фигуру в знакомой шубе, спросит в раздумье: “А куда это Вася пошёл гулять?” На что товарищи отвечали довольно равнодушно: “Никуда он не пошёл… Вон сидит, уроки учит…” – “А!.. Так это шуба его гуляет”».
Из преподавателей он ближе всех сошёлся с архимандритом Антонием (Вадковским), будущим митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским, до конца дней почитая его как своего первого учителя. Затем была Академия в Петербурге, где иные студенты принимали монашество, чтобы открыть себе путь в епископы. Но Василий словно нарочно от этого воздержался, хотя в душе, скорее всего, всё уже решил. Как вспоминал его товарищ, о. Борис Царевский, по окончании Академии Василий вернулся в Псков, чтобы преподавать в семинарии, и однажды заглянул к ним в гости. После его ухода мать о. Бориса воскликнула, обращаясь к дочери:
– Ты посмотри, какие у него глаза – чистые, ясные, как у голубя!
– От него веет таким теплом и добродушием, и он такой умный, – отозвалась дочь, которая, кажется, начала влюбляться.
Но брат, допивая стакан чая, предостерёг, что к венцу гостя подвести вряд ли выйдет:
– Его, когда он был студентом, прозвали архиереем, и дорога ему – в монахи. Вы не смотрите, что он говорун и весёлый такой.
И действительно, вскоре Василий Беллавин был пострижен в монашество с именем Тихон – в честь святителя Тихона Задонского. В течение года после этого он успел побывать инспектором Холмской духовной семинарии, ректором Казанской и вновь вернуться в Холмскую семинарию, но уже ректором. Там же, в Холмско-Варшавской епархии, он стал в 1897 году викарным епископом, сумев произвести небывалое впечатление на народ, в массе своей лишь сравнительно недавно возвращённый в православие из униатства. Митрополит Евлогий (Георгиевский) вспоминал: «Архимандрит Тихон был очень популярен и в семинарии, и среди простого народа. Местные священники приглашали его на храмовые праздники. Милый и обаятельный, он всюду был желанным гостем, всех располагал к себе, оживлял любое собрание, в его обществе всем было приятно, легко».
Как-то один из священников-галичан после посещения его прихода святителем Тихоном сделал в церковной летописи такую запись: «Первый раз в архиерее вижу человека». Когда в сентябре 1898 года владыка был неожиданно назначен епископом Алеутским и Аляскинским, то, по словам эконома Холмской семинарии диакона Владимира Очередко, «весь край пришёл в смятение и обильно проливал слёзы разлуки с любимым архипастырем». Народ перекрыл железнодорожное полотно, чтобы не отпускать любимого архипастыря, и святитель насилу уговорил людей освободить дорогу.
Америка
Некогда потерянная Россией Аляска поразила владыку. После многолюдной Псковской губернии, Петербурга и Холмщины эти колоссальные пустынные просторы напоминали первозданный мир. Но люди там всё-таки жили, но добраться до них порой бывало очень непросто. По следам Джека Лондона епископ Тихон отправился навестить селения православных, главным образом коренных обитателей этого края – алеутов, эскимосов, индейцев. На Аляску он приплыл пароходом из Сан-Франциско, после чего отправился на байдаре по реке Юкон вглубь материка. Байдара – это большая лодка, каркас которой обтянут тюленьей кожей. Исследователь истории Русской Америки Сергий Широков смог кое-что разузнать о том, как проходило это путешествие.
Вот причалили у селения Нуналеанхагмют, летней резиденции Икогмютского тоена – вождя племени. Тоен и все живущие с ним радостно вышли навстречу своему архипастырю и, благословившись, начали приносить рыбу, икру и прочие подарки. На берегу реки развели огонь и стали приготовлять закуску и чай. В это время владыка поднялся по круче на местное кладбище, находившееся на вершине холма. Помолившись об усопших, он любовался открывшимся видом. Не гнушаясь грязной обстановкой и сильным запахом рыбы, владыка посещал затем семейства туземцев в их летниках и палатках.
Далее путь его лежал вдоль притоков Юкона, где полно было диких зверей и «мириады немилосердно жалящих комаров». За 78 дней владыка преодолел расстояние более 11 тысяч километров, не страшась эпидемий и болезней, частых у аборигенов. Исповедовал, причащал, наставлял. Для местных жителей он словно сошёл с неба, как посланник Самого Господа.
* * *
Я знал одного несчастного человека, эмигрировавшего в Соединённые Штаты, который пытался перестать быть русским, всё время поносил Россию. Всё в его жизни было идеально, но что-то пожирало его изнутри. Как-то он со злостью рассказал об одной православной алеутке, живущей в штате Аляска. Как представительница малого народа, она имела право на пособие, но на вопрос о национальности упорно отвечала чиновникам: «Я – русская!»
Столь замечательные семена посеяли наши миссионеры в этих землях. Одним из них был епископ Тихон (Беллавин).
* * *
В 1900 году епархия Алеутских островов и Аляски была переименована Святейшим Синодом в епархию Алеутских островов и Северной Америки. Денег из России не присылали, решив, что православные американцы как-нибудь своего епископа прокормят.
Поначалу пришлось очень трудно, ведь в стране имелось лишь полтора десятка православных приходов и богачей в них не числилось. Но постепенно благодаря трудам святителя Тихона православная вера в Соединённых Штатах начала набирать силу. Владыка немало помог другому прекрасному миссионеру – отцу Алексию Товту, уроженцу Закарпатья. В прошлом униат, в Америке он начал обращение земляков, в основном шахтёров. Вместе с епископом Тихоном они смогли вернуть Матери-Церкви немалую часть карпатороссов. Число приходов выросло до семидесяти пяти, в том числе сербских, греческих, сирийских. Так была заложена основа Православной Церкви Америки, которую владыка Тихон замыслил разделить на пять частей:
1) архиепископия Нью-Йоркская, коей подчинены русские церкви в Соединённых Штатах и Канаде;
2) епископия Аляскинская, обнимающая церкви православных жителей Аляски (русских, алеутов, индейцев, эскимосов);
3) епископия Бруклинская (сирийская);
4) епископия Чикагская (сербская);
5) епископия Греческая.
Был основан первый в Северной Америке православный Свято-Тихоновский монастырь в Пенсильвании, при котором была открыта школа-приют для сирот. Владыка помогал ей потом уже из России вплоть до революции, присылая большие суммы денег. В Миннеаполисе открылась семинария, один из преподавателей которой вспоминал, что там «господствовало блаженство мира, согласия, дружбы и любви. Не было разрушительных ссор, озлоблений и взаимной ненависти, не было свары, не было разделений – был один архипастырь и одно стадо». В 1906 году наконец были изданы переведённые на английский язык книги «Богослужения Святой Православной Церкви». Это было великое событие, благодаря которому стало возможно открытие англоязычных приходов по всему миру. Без малейшего преувеличения можно сказать, что труды епископа Тихона в Америке были апостольскими, давшими богатейшие плоды. За десять лет из миссионерской епархии выросла новая Православная Церковь.
Епископ Ярославский
Вскоре по возвращении из Америки епископ Тихон посетил праведного Иоанна Кронштадтского, в поисках духовной поддержки. Всероссийскому батюшке оставалось жить совсем недолго. После обстоятельного разговора святой Иоанн сказал святителю Тихону: «Теперь, владыка, садитесь вы на моё место, а я пойду отдохну».
Епископ не сразу понял смысл этих слов, рассказав о встрече лишь после того, как стал Патриархом. Именно ему отец Иоанн определил быть преемником, а не сонмищу предателей Церкви – обновленцам, мнившим себя учениками кронштадтского пастыря. Случается, что недостойные люди облепляют почитаемого праведника, чтобы светить его отражённым светом. В начале 20-х они беспощадно поносили Святейшего Тихона, утверждая, что он погряз в косности, в то время как они имеют живую веру. Вот только народ их не оценил и погнал вон, прозвав «живцами».
После встречи с отцом Иоанном епископ Тихон отправился на Ярославскую кафедру, где ему определил подвизаться Синод. Владыка добился, чтобы викариями к нему были назначены его друзья, которым он всецело доверял, – бывший келейник Серафим (Самойлович) и в будущем глава катакомбного движения Иосиф (Петровых), которого Русская Зарубежная Церковь причислит к лику святых как Иосифа Петроградского. Как везде и всегда, владыка Тихон вскоре снискал в своей епархии народную любовь. Чтобы не быть голословными, скажем, что он стяжал звание почётного гражданина Ярославля – это был первый такой случай в истории Русской Церкви. Горожане не знали, как отблагодарить своего святителя, вот и пришло им в голову почтить его таким образом.
Ко времени управления епископом Тихоном Ярославской епархией относится один забавный случай. Во время посещения одной сельской церквушки в глуши, где обреталась семья молодого священника, владыку угостили чем Бог послал – пирогами с морошкой, селёдкой с луком и солёными грибами. Когда уже встали из-за стола и пришло время уезжать, матушка дрожащими руками поднесла архиерею стопку водки, стоящую на тарелке. Улыбнувшись радушию хозяев, очень ему приглянувшихся, епископ пригубил спиртное и, как пишут его жизнеописатели, воскликнул: «Горько!», имея в виду свойство напитка. Но супруга, недавно вышедшая замуж, решила, что это свадебный тост, и, радостно обняв смущённого мужа, крепко его поцеловала. «Вот так и живите», – рассмеялся владыка, поцеловав милых молодожёнов.
Дело о прославлении
Следующей была Литовская и Виленская кафедра, докуда вскоре докатилась разразившаяся в Европе Первая мировая война. Там владыке Тихону приходится оказывать духовную поддержку военным и беженцам, бывать на боевых позициях. Когда фронт подошёл совсем близко, он получил распоряжение эвакуироваться. Поселился в Даниловом монастыре, куда потянулся православный люд со всей Первопрестольной.
Время от времени приходилось посещать заседания Синода. Был он и на том, где решался вопрос с епископом Варнавой (Накропиным) – единственным архиереем Русской Церкви, не учившимся в Академии. По причине близости к Григорию Распутину и робости некоторых архиереев он добился поставления во епископы и оказался на Тобольской кафедре. На этом бы и остановиться, но, зная, как сибиряки почитают святителя Иоанна (Максимовича), еп. Варнава самовольно его прославил. Император Николай Александрович дал ему разрешение лишь на величание святителя, а не на канонизацию. Тобольский епископ, однако, проявил хитрость, и в результате Церковь и Государь оказались в двусмысленном положении. Митрополит Санкт-Петербургский Владимир и обер-прокурор Синода Александр Самарин настояли на решении о суровом наказании Варнавы, что было правильно. Но вместе с тем они объявили «яко небывшим» прославление сибирского просветителя, а это уже выглядело ещё более негоже, чем проступок Тобольского епископа. Как писал впоследствии член Синода прот. Георгий Шавельский, человек, который очень плохо относился к Тобольскому архиерею, «вместе с этим я находил совсем недопустимым, как могущее вызвать большой соблазн, синодальное послание к пастве о недействительности произведённого Варнавою прославления». Государь такое постановление, конечно же, не утвердил.
Тогда-то и догадались отрядить для следствия в Тобольск владыку Тихона. Добравшись до Сибири, он убедился, что материалы для канонизации давно собраны, а почитание Иоанна Тобольского огромно. Это предопределило его прославление уже всей полнотой Русской Церкви.
Государь был благодарен владыке Тихону чрезвычайно, написав письмо, где говорилось: «Ваши непрестанные святительские заботы о благе паствы вашей, неизменно отмечаемые духом кротости, истинно христианской благожелательности и отеческой любви к пастырям и пасомым, снискали Моё Монаршее благоволение, в изъявлении коего Всемилостивейшее жалую вам бриллиантовый крест для ношения на клобуке».
Что до Варнавы, то он после революции, оказавшись в тюрьме, начал энергично клясться в любви к советской власти. Спасая свою жизнь, высказал желание сотрудничать с ВЧК и создать «церковь, стоящую за большевистскую власть». Сверх того, выразил надежду, что все «долгогривые» епископы, вышедшие из купцов и чиновников, будут арестованы, «потому что они идут против рабочих».
Анатолий Кузнецов, известный советский юрист, не раз защищавший Церковь в судах, вспоминал, каким увидел архиепископа Тихона в то время: «Он шёл твёрдой походкой, немного склонив голову к левому плечу. Лицо его было радостным и растворялось в какой-то тонкой, едва уловимой и, пожалуй, немного застенчивой улыбке. Я знаю, такие улыбки существуют, но они рождаются не из желания улыбаться, нет – они отражают внутренний мир человека».
Это был архиерей Небесной Церкви, а не современности, словно отлучившийся из сонма святых, чтобы сделать на земле что-то очень важное.
Митрополит Московский
Революция привела к изгнанию с Московской кафедры митрополита Макария. Говорили, что за приверженность Распутину, но это было подлой ложью, на самом деле – за любовь к монарху. К этому добавлялись подозрения, что он умалишённый, так как владыке было несколько видений. Мысль, что это может быть от Духа Свята, священникам-революционерам в голову не приходила. «То-то все мы лакеи! – с горечью сказал впоследствии Патриарх Тихон, когда зашёл однажды разговор об отстранении от кафедры владыки Макария. – Веками унижений приучены к покорности». Церковь была тяжело больна, как и остальная Россия.
Вот как увидел происходящее философ Василий Розанов: «Церковь разбилась ещё ужаснее, чем царство… стали вопиять, глаголать и сочинять, что “Церковь Христова и всегда была, в сущности, социалистической” и что особенно она уж никогда не была монархической… Русь слиняла в два дня… Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска и не осталось рабочего класса. Чтo же осталось-то? Странным образом — буквально ничего».
Вот из этого «ничего» святой Тихон за несколько лет, с помощью Божией, сумел возродить Русскую Церковь, ставшую образцом стояния за веру.
Состоялись выборы на опустевшую Московскую кафедру. Часть духовенства стояла за мирянина Александра Самарина, снискавшего популярность в качестве «борца за независимость Русской Церкви от государственного гнёта». Предполагалось, что в случае победы на выборах Самарин примет монашество. Другим кандидатом стал владыка Тихон, которого так рекомендовали делегатам епархиального собрания: «Это человек широкой христианской любви, мягкий и тактичный, и в то же время неприкосновенный в своём возвышении ни к каким внецерковным силам вроде Распутина, не кланявшийся ни Раевым, ни Львовым, – прямой православный церковный иерарх». В первом туре голосования они с Самариным получили равное число голосов, по 297. Во втором – за владыку проголосовал 481 выборщик, а за Александра Дмитриевича – 303.
Святейший Тихон после случившегося не виделся с отстранённым митрополитом Макарием семь лет, пока однажды, уже в бытность Патриархом, не объявил своему иподиакону: «Еду в Угрешский монастырь к митрополиту Макарию. Поезжай и предупреди».
Анатолий Краснов-Левитин в своих «Очерках по истории русской церковной смуты» рассказал, как произошла их встреча. Как всегда в минуты волнения, движения Патриарха стали порывистыми и быстрыми. В небольшом зале навстречу ему выкатили в колясочке больного митрополита, чисто вымытого и одетого в белый клобук. Патриарх поклонился старику до земли – из глаз больного катилась слеза. Все присутствовавшие поспешили покинуть их. Полтора часа продолжалась беседа, после которой Патриарх вышел успокоенным и медленно обошёл стены древнего монастыря, построенного ещё при Дмитрии Донском.
Собор. Выборы Патриарха
Поместный Собор Русской Церкви открылся 15 августа 1917 года в Успенском храме Московского Кремля. В зале поначалу было 564 делегата, в том числе 227 — от иерархии и духовенства, 299 — от мирян.
Заседали больше года. Революционный душок, поначалу довольно сильный, выветривался по мере того, как Россия всё глубже погружалась в бездну. Это началось в конце октября. Митрополит Евлогий (Георгиевский) вспоминал: «В эти кровавые дни в Соборе произошла большая перемена. Мелкие человеческие страсти стихли, враждебные пререкания смолкли, отчуждённость изгладилась. Собор начал преображаться в подлинный Церковный Собор, в органическое церковное целое, объединённое одним волеустремлением – ко благу Церкви. Дух Божий повеял над собранием, всех утешая, всех примиряя».
Вопрос о восстановлении патриаршества встал почти сразу, на первых заседаниях. Поначалу многие недоумевали и даже протестовали. «Соборность не уживается с единовластием. Это подтверждает и история патриаршества. Единовластие несовместимо с соборностью», – заявил профессор Борис Васильевич Титлинов. Первый шаг к папизму усмотрел в этом протоиерей Александр Рождественский, словно патриаршество стало каким-то новым словом для православного мира, а не было насильственно упразднено царём Петром.
Им возражал владыка Иларион (Троицкий), заметив, что «в речах той и другой стороны одинаково слышалась одна и та же нотка: можно патриаршество восстановлять, а можно и не восстановлять, смотря по тому, что полезнее и что современнее. Для меня вопрос о восстановлении патриаршества стоит совершенно иначе. Мы не можем не восстановить патриаршества; мы должны его непременно восстановить, потому что патриаршество есть основной закон высшего управления каждой Поместной Церкви».
Довольно быстро наступил перелом в настроениях. Как выразился один делегат из селян, «у нас больше нет Царя, нет отца, которого мы любили; Синод любить невозможно, а потому мы, крестьяне, хотим Патриарха». Пока шли споры, в первых числах сентября племяннице митрополита Киевского Владимира приснился сон. «Вхожу я в Большой Кремлёвский Успенский собор, – рассказала она, – с благоговением подхожу к раке Святейшего священномученика Патриарха Ермогена и вижу: покров со святых мощей невидимою рукою снимается и Святейший Патриарх из раки поднимается: встал у своей раки в блестящем облачении и направился к тут же стоящему в таких же светлых облачениях сонму святителей и присоединился к ним. Среди сих святителей я увидела и митрополита Московского Тихона и проснулась».
– Ну, владыка, быть вам Патриархом, – шутливо поздравил митрополит Владимир Тихона, рассказав об этом сне.
Тот на это лишь пожал плечами, сказав, что не стоит особо доверяться снам. Он не принадлежал к первой очереди возможных кандидатов, была масса архиереев куда более маститых. Но Господь всё управил по-Своему.
Соборный Совет после долгих споров решил, что делегаты должны подать записки с именами кандидатов, выбрав троих из них, получивших наибольшее число голосов. Затем должно будет бросить жребий, чтобы Сам Бог избрал достойнейшего. Пока выбирали, произошла революция и начались жестокие уличные бои в Москве. Юнкера отбили Кремль у мятежных солдат. Епископ Камчатский Нестор (Анисимов) оказывал помощь раненым под перекрёстным огнём. Тем же занимался архиепископ Таврический Димитрий (Абашидзе). Затем они возвращались в Московский епархиальный дом, где проходил Собор для голосования. Наконец избраны были трое: архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий), архиепископ Новгородский Арсений и владыка Тихон.
Антоний больше других мечтал о патриаршестве, не сомневаясь, что Собор проголосует за него. Так и случилось – он предварительно получил голосов больше других. Престарелый владыка Арсений ужасался мысли, что его могут избрать.
Владыка Тихон, по воспоминаниям отца Георгия Шавельского, «к вопросу о патриаршестве относился спокойно и благодушно, полагаясь во всём на волю Божию».
Владыка Владимир, Киевский митрополит, свернул каждый из трёх жребиев в трубочку, сложив их в особый ковчежец. Началась соборная молитва в присутствии чудотворной Владимирской иконы Божией Матери. Тянуть жребий доверили старцу-затворнику Зосимовой пустыни иеромонаху Алексию. Трижды осенив себя крестным знамением, он вынул записку… Протодиакон Успенского собора Константин Розов, знаменитый своим могучим басом, возгласил:
– Господину нашему Высокопреосвященнейшему митрополиту Московскому и Коломенскому Тихону, избранному в Патриархи богоспасаемого града Москвы и всея России…
– Многая лета! – откликнулись тысячи человек под сводами Храма Христа Спасителя.
– Ваша весть об избрании меня в Патриархи, – торжественно и печально сказал Святейший Тихон, – является для меня тем свитком, на котором было написано: «Плач, и стон, и горе» — и каковой свиток должен был съесть пророк Иезекииль. Отныне на меня возлагается попечение о всех церквах российских и предстоит умирание за них во вся дни.
Спустя неделю состоялось отпевание юнкеров и офицеров, погибших во время боёв в Москве. Отпели бы и красных, но на их похоронах у Кремлёвской стены священникам места не нашлось. Так начиналась Гражданская война.
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий