(Продолжение. Начало в №№ 769-776)

Из путевых заметок Игоря Иванова:

Жёлтый чемодан

Гуляя по Донецку, мы вышли на площадь Ленина. Михаил, держа в руке диктофон и о чём-то расспрашивая, шёл рядом с Дмитрием Трибушным, а я приотстал и плёлся за ними, вертя головой по сторонам. Точно. Та самая площадь, где я оказался 5 марта 2014 года. Но как же она не походит на ту, какой я её запомнил!..

О противостояниях 2014-го сегодня на площади ничего не напоминает

* * *

Смеркалось, а мы с участниками митинга всё ещё неспешно беседовали в зале заседаний областной администрации. На стене за местом президиума висели флаги ДНР. За полчаса до этого мы все вместе, стиснутые в толпе, стояли на площади перед милицейским оцеплением, а потом вплыли, точно воронкой втянутые, в здание. Расселись группами по залу, обсуждая происходящее. Я присоединялся то к одной группе беседующих, то к другой. И едва вступал в разговор, как во мне безошибочно распознавали россиянина. И тут разговор сразу перескакивал на то, когда и каким образом Россия поддержит Донбасс в его противостоянии с Киевом. Все понимали: хотя и сидим сейчас в креслах депутатов областной власти, но ещё ничего не решено – власть местные олигархи и ставленники Киева так просто не отдадут. Когда мы ввалились в этот зал, на крыше здания развевался ещё флаг Украины, а на флагштоке перед ним – российский (украинский сняли и, кажется, отдали его милиции). И это подчёркивало всю неустойчивость сложившегося положения.

Вдруг сообщили: всем тотчас выдвигаться в сторону площади Ленина – там собрались митинговать сторонники майдана. Площадь Ленина – это недалеко, в трёх кварталах. Я сразу вспомнил, как накануне возле Преображенского собора сторонники «единой Украины» на небольшом междусобойчике, организованном больше под телекамеры, рекламировали предстоящую акцию и обещали собрать пятьдесят тысяч сторонников. Они кричали, что если власть не разгонит промосковских демонстрантов, то война с Россией неизбежна, что с губернатором-олигархом Тарутой договорённость уже есть, он поддержит… Мне сделалось тревожно.

Уже стемнело, когда мы оказались возле монумента Ленину. С разных сторон подтягивались суровые мужики, а вместе с ними тётушки-активистки с российскими флагами, какие-то молодые ребята. Появилась и милиция со щитами – она вставала к пророссийским демонстрантам лицом – ну если, конечно, можно говорить о лицах у этих «космонавтов», как их называли в толпе за каски, похожие на шлемы от скафандров. На противоположной стороне площади уже вовсю митинговали под жёлто-голубыми флагами. Там собралось, наверно, около тысячи человек. Я решил подойти поближе, посмотреть – те же это наёмные студенты-активисты, которых я видел вчера, или другая публика. Некоторых из тех, вчерашних, я узнал. Но было немало лиц за 50, некоторые пришли даже с детьми. Возможно, они действительно верили, что их поддержат горожане, ну или, по крайней мере, защитит милиция. Когда я приблизился, кто-то сунул мне в руку сразу два украинских флага на палочках. И что с ними делать? Судя по всему, организаторы неплохо подготовились: как раз в это время они развернули огромное полотнище государственного флага, закрывшее половину всех сторонников майдана.

Обстановка начала накаляться. В сторону майданщиков через головы милицейского оцепления полетели яйца. Они пытались кричать «Украина!» и «Слава нации!», но громогласное «Россия!» и «Вон из Донбасса!» заглушало их. Возле памятника Ленину реяли уже не только российские триколоры, но и флаги СССР, даже был флаг РСФСР.

Я по-прежнему не ощущал себя вправе активничать – всё-таки гость, а революция мне казалась внутренним делом донбассовцев. А поскольку пришлось стоять чуть в стороне, не имея возможности согревать себя кричалками, я продрог. Зашёл в какое-то кафе прямо здесь же, на площади, и с удивлением обнаружил, что здешнее молодёжное многолюдье живёт своей жизнью, не подозревая или же не желая знать, что за окнами решается историческая судьба их родины. Драматическое противостояние напротив драматического театра их не интересовало даже как зрелище: они, верно, были уверены, что «вне политики».

Когда я снова вышел на улицу, ситуация переменилась: толпа кричала «Беркут!», как бы призывая милицию к лояльности и одновременно напоминая, что сделали с ней на днях сторонники майдана в Киеве. А сторонники майдана под прикрытием милиции спешно покидали площадь – противостоящая сторона наседала: пророссийская толпа была раз в пять больше. На асфальте валялись украинские флажки и виднелись размазанные склизкие лужи от брошенных яиц. Группу молодых майданщиков окружили. «На колени!» – кричала толпа им. Я тогда ещё не знал про эту странную, чисто украинскую традицию ставить поверженного противника на колени. Видеть это было неприятно. Защищая от расправы, вокруг «жёлто-голубых» стеной встали милиционеры. Через толпу спасать окружённых протиснулся милицейский автобус. Майданщиков по коридору из милицейских щитов провели в автобус и увезли. Мужики возле драмтеатра (площадь к этому времени «зачистили») остывали от произошедшего, посмеиваясь, делились впечатлениями.

* * *

…А сегодня по площади мирно разгуливали мамочки с колясками да ворковали во множестве голуби. Странно было думать, что здесь было такое противостояние, а впоследствии и кровь была. Я догонял ушедших вперёд Дмитрия и Михаила, пытаясь вспомнить свои ощущения в те революционные дни Донбасса. И не мог.

Быть может, потому, что это были не собственно мои эмоции – это были чувства и энергетика толпы, которая влекла меня. О чём я говорю, наверно, отчасти смогут понять те, кому случалось находиться на фанатских трибунах во время футбольного матча. Именно так – в безличном круговороте песчинок – и происходят все революции. Какими бы благородными ни были намерения толпы, а личность в ней, или же даже рядом (как я, например), теряется на время. И потом человеку трудно бывает вспомнить, что он чувствовал, и объяснить, почему он поступил так или иначе.

По бульвару Пушкина мы дошли до здания администрации, хорошо мне знакомого.

– Вон там, справа, – показываю я Михаилу со знанием дела, – стояла синяя палатка с надписью: «Восточный Фронт», а рядом, как сейчас помню, плакат: «В России наши братья, в Европе мы рабы». А по левую сторону – красная палатка Компартии Украины с серпом, молотом и красным флагом… Дмитрий, сфоткай меня!

Но не успел я вытащить фотоаппарат из сумки, как к нам подошёл страж порядка:

– Здесь съёмка запрещена!

– Как? – растерялся я. – Совсем? А почему?

Но взгляд сотрудника службы безопасности был непреклонен. Я спрятал камеру. «Ну и ладно, – подумал. – Всё равно ничего не изменилось, только народа нет да флаг над зданием ДНРовский, а не российский. Два года назад я здесь несколько десятков снимков нащёлкал, этого достаточно…»

Мы повернулись и пошли в сторону памятника Тарасу Шевченко, и вдруг…

Навстречу шла импозантная дама в художественном клетчатом берете с помпончиком, в разноцветных клоунских ботинках и с огромным жёлтым чемоданом с наклейками в руке. Это была наша луганская знакомая Елена Заславская.

Елена Заславская со своим жёлтым чемоданом

– Вот так встреча! – изумился я. – Какими судьбами? Вы тут цирковое представление даёте?

Елена заулыбалась:

– Не совсем.

Оказалось, что она приехала накануне из Луганска, чтоб на проходящем здесь фестивале российской детской книги «Книгоморье-2016» презентовать свою новую книгу со вполне себе клоунским названием «Необыкновенные приключения Чемоданте, Чи-Беретты и Пончика». Впоследствии я с удовольствием прочитал книгу, но, признаюсь, искал между строк, есть ли хотя бы какие-то скрытые аллюзии с войной. И не нашёл. И это здорово. А тогда подумалось: «Как весело встретить в сером от напряжения воздухе прифронтового города такого человека, невольно вызывающего улыбку!»

Как рассказала Елена, её книжка вышла в Санкт-Петербурге в «Детгизе», а здесь она устроила небольшое костюмированное представление для деток, прочла стихи и отрывки из своей первой прозаической книги.

– О чём она и почему именно сказка?

– Почему? У меня двое детей, и я постоянно придумываю для них всякие истории. Одну из них, самую большую, я решила записать. Получилась книга-сказка о приключениях кота Чемоданте, который живёт в жёлтом чемодане, о его маленькой подружке – собачке Чи-Беретте. А ещё про лошадку Пончика, льва Олеговича и злого клоуна Артишока. Добро в ней, как и положено, побеждает зло.

– И давно вы её написали?

– Ещё до войны. А летом 2014-го представила её на книжной ярмарке в Одессе. Книга получила гран-при Корнейчуковского фестиваля. Луганск в те дни находился в блокаде, город обстреливали, в нём не было света и воды. На вручении премии я попыталась что-то сказать про мир, против войны, но микрофон у меня тут же отобрали…

Делаем снимок на память. На заднем фоне – сумрачное здание администрации. Такого снимка у меня ещё не было.

Из путевых заметок Михаила Сизова:

Глаза войны

Хоть издалека, да удалось заснять историческое здание. И откуда те солдаты взялись? Пустынная площадь – и раз, они уже перед нами, словно из асфальта выросли: «Здесь фотографировать нельзя!» С виду Донецк мирный город, и в отличие от Луганска ни одного военного на улицах мы не видели, но, оказывается, и тут всё под контролем. Чёткие ребята. И в глазах такое…

Однажды в Москве в книжном магазине произвольно открыл я книгу и увидел фразу: «Очи у ангела, как у волчицы». Поставил книгу на полку и потом несколько дней осмысливал прочитанное. Кто смотрел в глаза дикого зверя – тот поймёт. Зла или добра в них не усмотреть, поскольку это за гранью нашей обычной жизни. Вот и у этих симпатичных, вежливых ребят, затянутых в камуфляж, в глазах как раз такое сквозит. Холодный взгляд войны. Это я ещё на первом донецком блокпосту подметил. И когда назавтра мы окажемся в районе аэропорта, в зоне боевых действий, то даже издалека, с пятидесяти метров, почувствую этот взгляд – настолько он пронзителен. Буду снимать окрестности на видеокамеру, и тут из-за поворота выскочит потрёпанный «жигулёнок» и водитель зыркнет… Говорил же Игорю, что здесь лучше снимать на телефон, а эта его бандура сразу привлекает внимание. Водитель был в гражданском, но явно кадровый военный – широкоплечий, с жёсткими складками лица. Российский «отпускник»? Или местный офицер ДНР приехал на рекогносцировку и под прицелами с «той стороны» выдаёт себя за гражданского? Увидев нацеленный на него объектив, человек досадливо поморщился и, беззвучно ругнувшись, резанул меня знакомым уже холодным взглядом «запределья». Длилось всего две секунды. Машина, поддав газу, укатила, а я, не раздумывая, тут же стёр отснятое. Нет, не испугался. Просто холодок в душе подсказал, что этот взгляд, запечатлённый камерой, увозить с собой в мирную жизнь нельзя. Пусть он останется здесь, в запределье.

Расставшись с Еленой и Дмитрием, мы поехали на съёмную квартиру пообедать в спокойной обстановке. По пути заскочили в продуктовый магазин. Цены здесь выше, чем в Луганске. А мы ещё удивлялись, почему между ЛНР и ДНР поставлен блокпост с таможенным досмотром. Вроде делить народным республикам нечего, но одна из них более «народная», раз пытается придержать хищную руку рынка. Пообедав, сразу подключаюсь к Интернету: за время, пока были без связи, многое могло произойти. Дмитрий говорил, что квартиру мы сняли в таком районе, где слышна канонада, но пока что тихо. Военная сводка в Интернете подтверждает: да, перемирие худо-бедно соблюдается. Но в любой момент всё может измениться. Нет в Яндексе «прогноза погоды» вроде такого: к вечеру ожидаются моросящие осадки калибра до 122 миллиметров, а ночью «Град» с обложным фугасным дождём. Сколько бы жизней это спасло…

Погода за окном и впрямь разгулялась – ливень с резким порывистым ветром. К счастью, дождик прекратился, когда мы отправились в центр, где на остановке, зябко ёжась, ждал нас Дмитрий. Ещё утром предлагал он нам показать вечерний Донецк. Он явно любит свой город – даже в такую погоду готов быть гидом.

– Большой прогулки не получится, замёрзнем, – сообщил он, уместившись на переднем сиденье. – Но на «Донбасс Арену» посмотрим.

Едем по городу, Дмитрий показывает в окошко:

– Сюда тоже прилетало, в район книжного рынка. С книгами, кстати, у нас бедно, из России стали мало привозить, потому что покупательная способность у населения упала. Теперь в основном под заказ, в среднем книга в 700 рублей обходится. Я тут заказал из серии ЖЗЛ биографии философа Зиновьева, литераторов Валентина Распутина и Анпилова. Недавно вышли интересные воспоминания о поэте Рильке, который в 1899 году, когда первый раз в России побывал, написал: «Впервые в жизни мной овладело невыразимое чувство, похожее на чувство родины». Австриец, а всей душой принял Россию, много раз приезжал, язык выучил, стихи на русском писал. Вот думаю, потянет ли семейный бюджет.

– Тема диплома в университете у вас какая была? – интересуюсь у без пяти минут священнослужителя.

– «Жизнеописание российских старцев ХХ века». Давно это было, я в 1997 году защищался.

– Я вот хотел бы расспросить, как строится бюджетная семейная политика в военных условиях, – Игорь наш возвышенный разговор свёл к земному. – На что хватает или не хватает?

– У меня зарплата псаломщика в 1600 гривен. Ещё я записываю небольшие сюжеты для православной передачи, за это получаю 1200-1500 рублей. И в воскресной школе у нас есть система пожертвований. В среднем получается 500 рублей за занятие – это один поход в магазин, – начал обстоятельно рассказывать Дмитрий, и я заметил, что церковную зарплату он обозначил в гривнах, а гражданскую – в рублях. И действительно, что сейчас и связывает ДНР с Украиной, так это только Церковь.

– Жена моя – частный преподаватель английского языка, у неё два сотрудника, то есть это небольшая фирма, – продолжил Дмитрий. – В совокупности наши доходы что позволяют? Питаться и оплачивать квартиру. Откладывать деньги не можем. Болеть тоже. А до войны удавалось копить, даже купили подержанную машину – жене нужна для разъездов. Тогда я больше получал, как редактор журнала. Плюс по шесть платных лекций в неделю. И ещё не было у нас ребёнка. И тогда ещё я мог позволить себе половину зарплаты тратить на книги.

– А коммуналка какая?

– У нас однокомнатная квартира в пятиэтажке. По сравнению с Украиной коммуналка не очень высокая. Ничего не изменилось, только строже стали спрашивать задолженности.

– Общественный транспорт сколько стоит?

– В частной маршрутке 6-7 рублей, в троллейбусе – 3 рубля. Пенсионеры могут ездить бесплатно на гостранспорте. На ребёнка субсидии идут от республики тем, у кого малые доходы… Вот, кстати, здесь ребёнок чуть не погиб, – Дмитрий показал в окошко. – В Интернете есть видео с наружной камеры: стояла девочка, отошла в сторону, и через пару секунд на это место упал снаряд. Больше всего детей жалко. Первый мемориал, который у нас был установлен, посвящён их загубленным жизням… А вот краеведческий музей, в него тоже попали. Видите, не во всех окнах есть стёкла. Восстанавливают…

По сравнению с Россией здесь больше нацелены на социальную справедливость

Долго мы крутились по центральным улицам, запруженным машинами даже в такое вечернее время.

– А ещё недавно идёшь по городу – и ни одного человека навстречу. Никогда не думал, что город-миллионник будет таким вымершим. А теперь глянь, – удивляется дончанин.

Решили поставить машину и спуститься пешком к реке, где красуется суперсовременный стадион «Донбасс Арена».

За самое лучшее

При Януковиче к чемпионату по футболу Евро-2012 в Донецке было возведено два грандиозных объекта – аэропорт и стадион. Первый разрушен до основания, второй – стоит целёхонек. Местному олигарху Ринату Ахметову и бюджету Украины стадион обошёлся в 400 миллионов долларов. Заодно олигарх обустроил прилегающий к стадиону парк имени Ленинского комсомола. Дмитрий ведёт нас через музей Великой Отечественной войны под открытым небом.

Танки, пушки, мокрые от дождя. Рядом с монументом освободителям Донбасса выставочный зал. Он действующий – там проходят экспозиции, конференции. А стадион кажется «нежилым», огромные его стеклянные стены черны. Как бы частная собственность беглого олигарха.

«Донбасс Арена» – на ней всё еще огромные плакаты с игроками «Шахтёра»

– Раньше этот парк был заброшенным, – рассказывает наш гид. – А теперь посмотрите: новые насаждения, пруд с золотыми рыбками. Сюда мы не раз с дочкой приходили гулять. А потом я приходил сюда за ахметовской гумпомощью. Вот здесь её раздавали, у стен стадиона, на входе в музей футбольного клуба «Шахтёр». Фактически круглосуточно около ста волонтёров разгружали фуры, которые Ахметов присылал с Украины. Вообще его гумпомощь город спасла. Я так понимаю, что российские гумконвои обеспечивали в основном социальные объекты – детские дома, больницы. Рядовой житель её не получал. Я, например, её не видел. И мама, и бабушка тоже. Особенно мою семью выручили детское питание и памперсы, которые достать в городе было сложно, да и дорого они стоили.

– Большие средства Ахметов в это вложил?

– Очень большие. Особенно в начале, когда привозили всё дорогое и качественное. Потом поскромнее стало. Всё было хорошо организовано, очередь быстро двигалась.

– Просто так раздавали?

– Нет, надо было принести свидетельство о рождении ребёнка, паспорта родителей – их проверяли, заносили в базу данных. И когда ты получал, тебе давали бумажку, когда прийти в следующий раз.

Задрав головы, рассматриваем исполинский стадион. Спрашиваю:

– За «Шахтёр» в Донецке продолжают болеть?

– Продолжают, но меньше. Тут город разделился: одни посчитали футбольный клуб предателем за то, что он переехал во Львов, другие отнеслись с пониманием, мол, всё равно «Шахтёр» остался донецким.

– Это не вопрос. Например, команда «Монако» из одноимённого государства играет в чемпионате Франции, – прокомментировал Игорь. – Просто дело ещё в футбольных легионерах – они же деньги зарабатывают, а из-за игры в ДНР их бы лишили участия во всех международных чемпионатах.

– Да и боятся они. Представьте, на футбольное поле не файер от фаната прилетит, а снаряд системы «Град».

– Сейчас на «Арене» если не футбол, то хоть концерты проводятся? – спрашиваю.

– Понимаете, какая штука. Певцов, музыкантов к нам много приезжает, мы им благодарны. Но есть и те, кто боится, что после их нигде в Европе не пустят. Например, до войны группа «Алиса» приезжала регулярно, а когда всё началось – ни ногой. Сказали, что приедут только после того, как здесь успокоится. Странно это слышать. Так проверяется, кто есть кто. А вот Чичерина приезжала не один раз, я с женой ходил на её концерт. На площади Ленина она пела не под фанеру, а живьём.

– Музыканты «Алисы» вроде православные, – недоумеваю.

– Да, воцерковлённые, у них есть и духовник, отец Владислав Свешников. Но вот так вышло… А люди здесь ценят любую поддержку. И конечно, благодарны русским людям. Бывает, что совершенно случайно из соцсети узнаёшь, что тот собирал гуманитарку, другой помогал грузить. И таких много!

Игорь подтвердил:

– Даже наше крохотное издательство «Эском» поучаствовало. Узнали мы, что в Москве есть организация, которая постоянно фуры с гуманитаркой в Новороссию гоняет, и решили привезти к ним новоизданную литературу, сколько в багажник вместилось. Подъезжаем, а они уже закончили погрузку. Паренёк разводит руками: «Ну не знаю… Сколько у вас книг? Ладно, попробую втиснуть». И наши пачки заняли ровно столько, сколько было свободного места. Ребята удивились такому совпадению, закрыли фургон и поехали. А перед этим подарили значок «Помощь Новороссии». Хорошие ребятки.

– Да, хорошие. Русские люди пишут нам в соцсетях: «Если бы наша воля, то всё бы было по-другому». Мы прекрасно понимаем, что одно дело – воля россиян, а другое – геополитические интересы их государства.

– Вы ощущаете, что здесь решается судьба не только вашего края?

– Конечно. Это с самого начала было понятно, что здесь идёт война за Россию, а точнее, за самое лучшее в России. Потому что просто за Россию – это не разговор. Если бы у меня была возможность русским сказать во всеуслышание, я бы сказал очень простую вещь: «Не раскачивайте свою страну. Посмотрите на Украину и не повторяйте наших ошибок. Надо страну строить так, чтобы она была единой».

Удивляюсь: а ведь Дмитрий слово в слово повторил мысль, сказанную луганским ополченцем «Бородой»! Хотя люди абсолютно разные: один гуманитарий, будущий священник, а другой – прожжённый ветеран гражданской войны, бывший спортсмен-единоборец и хваткий предприниматель.

– Россия сильно изменилась, – уверяю дончанина. – Она уже не та, что была в 90-е при Ельцине, и не та, что была ещё недавно при Путине. Присоединение Крыма и ваша стойкость отразились не только в душах простых россиян, но и в головах политиков. Есть ведь закон сохранения энергии: от Украины русского убавилось, а к России – прибавилось.

Дмитрий кивнул и пригласил пройти на высокую набережную полюбоваться ночным Донецком. Море ярких огней на фоне тёмных терриконов. Огромный город, вместивший в себя и шахты, и дворцы, и заводы, и научные заведения. Огромнейший потенциал.

– Ещё до майдана по Киеву ходило присловье: «Не мочись в подъезде, ты не донецкий», – с иронией говорит Дмитрий. – Такое вот отношение было, мол, шахтёры-работяги – тёмный пролетариат. Но нет у нас в подъездах такого, напротив, горожане любят свой город. Заметьте, как чисто на улицах. Даже во время войны коммунальные службы постоянно убирали мусор. Идёт обстрел, гремит канонада, а машина мусорные баки везёт – это я не раз видел. Эх, нам бы мир и свободу – самим свою судьбу решать. Сколько бы смогли сделать…

«За просто так»

Замёрзнув на ветру, вернулись в машину. Спрашиваю Дмитрия, удастся ли дончанам построить действительно народную республику.

– Это утопия. Разве можно Царствие Небесное на земле устроить? Где человек – там его страсти, его недостатки. Хотя, по сравнению с Россией, здесь больше нацелены на социальную справедливость. Война обострила это чувство, и материальное расслоение болезненно воспринимается. Кто-то уже сумел «вписаться» в нынешнюю реальность, но не мне их осуждать. Я в Церкви нашёл не нишу, а дом, и в этом доме столько дел, что за всеми процессами не чувствую необходимости следить. При любом исходе каждый должен заниматься своим делом. Роль Церкви сейчас возросла, поскольку люди находятся у бездны на краю. Человек по-иному осмысливает свои отношения с Богом. И если сейчас Церковь не будет растить свою силу, не будет жить в полноте своего призвания, то, наверное, люди останутся со страхом смерти.

Донецк. Преображенский кафедральный собор в центре города

– Не означает ли это, что надо прийти в Церковь и ничего не видеть, что происходит: мол, не берите в голову, занимайтесь духовным спасением?

– Ни в коем разе. «Нас возвышающий обман» ни к чему не ведёт. Это не церковный путь. Церковь призывает быть трезвыми, реалистами. Она не убаюкивает и не говорит, что никто не стреляет, а говорит, зачем стреляют, почему это тебе попущено и что ты сможешь сделать в себе самом. Быть во Христе – это привнести что-то в мир, а не убежать от него, я так понимаю. Найти себя в мире, а не спрятаться от него. Открытость, а не бегство. Если ты приходишь в Церковь только за утешением, за покоем, то идёшь не ко Христу. Отношения со Христом строятся больше как крайнее доверие на краю опасности, а совсем не убаюкивание.

Вообще это рискованно – ждать от Господа тишины, покоя, мира, уюта, комфорта. Потому что разочарование от неполученного может оттолкнуть от спасения. На самом верху – те, кто пострадал за Христа. Да, всем хочется быть в Его покое и радости. А ты побудь со Христом тогда, когда кажется, что Его с тобой нет и Он тебя не поддерживает, не защищает. Это, собственно, и есть весь донецкий опыт. Люди очень напряжённо молятся о завершении войны. И возникает вопрос: почему Он не отвечает? Мы что, хуже всех? Почему именно Донецк принял на себя такой удар? Он что, собрал самых больших грешников? И как тогда жить со всем этим?

– И как вы отвечаете на этот вопрос?

– Вспоминаю Николая Сербского, который в своё время говорил: Россия не потому страдает, что она самая грешная страна, а потому что Господь доверяет, что она может этот крест понести и сделать вывод, для себя полезный. То же самое сейчас и здесь. Мы не лучше и не хуже других, просто нам дана возможность полюбить Христа «ни за что». А это трудно. Когда ощущаешь явную помощь, то верить легко. А когда у тебя проблемы с зарплатой, то начинается ропот на Бога. А ведь когда ты был ребёнком, ты разве роптал на отца своего, что он не покупает тебе шоколадных конфет? Ты же отца любишь за просто так, а не за конфеты. Отношения между личностями только так и могут строиться.

– У нас сейчас многие пишут, что беда Украины в настрое на потребительство. Майдан называют «революцией достоинства», но проводился он под лозунгом вхождения в ЕС, где большие зарплаты и пенсии, больше материального благополучия. И что такой вектор был заложен в самом начале получения Украиной независимости: мы кормили Союз, а теперь будет «табачок врозь» и вот запануем. Хотя, надо признать, россияне тоже на это купились, и даже сейчас там и сям слышно: «Хватит кормить Кавказ». Но мы прошли через беды 90-х и, надеюсь, очистились. То же самое у вас?

– Наверное, так. Есть процессы, которые пока невозможно объяснить. Вообще много вопросов без ответов. На занятиях воскресной школы меня спрашивают, когда закончится война, и я ни разу не сказал, что скоро-скоро, потерпите. Это будет ложь во успокоение. Нужна ли она нам, православным?

– То есть не терпеть надо смиренно, а что-то делать?

– Конечно. Смирение никак не мешает активной деятельности. Церковь призывает не только копаться в себе и жить своими духовными проблемами. Не нравится мир – переделай его к лучшему, как можешь. Но тут важно найти своё место и правильное сочетание внутреннего и внешнего. Чтобы всё не уходило либо в социальную деятельность, без внутреннего наполнения, либо, наоборот, в замыкание в самом себе, мол, я люблю свой приход, своего батюшку, и этого достаточно.

– А если для переделки мира к лучшему потребуется взять в руки оружие? Тут как быть? – задаю провокационный вопрос.

– Тут поступай по совести. Ко мне подходили, спрашивали: что делать? И ни одному человеку за время гражданской войны я не сказал: иди убивать украинцев. Как могу я, церковнослужитель, к этому призывать? Да и чисто по-человечески получится, что зову людей на смертельный риск, а сам тут отсиживаюсь.

– Но люди, наверное, ждут конкретных ответов.

– Живи по совести – это разве не конкретно? Более определённо можно будет ответить, когда эта определённость наступит, всё структурируется и станет понятно, что происходит. У нас не принято на проповедях говорить о политике, мы говорим только о Христе. И это отличает нас от униатов. Я знаю ситуацию, когда человек ушёл из Украинской Греко-Католической Церкви потому, что там была одна политинформация.

– Это точно! – припомнил Игорь. – В 2014-м мы слышали такую политпроповедь в униатском соборе во Львове.

– А тем, кто уже взял в руки оружие, вы что говорите? – спрашиваю.

– Ко мне не раз подходили ополченцы разного возраста с одним и тем же вопросом: «Можно я покончу с собой, если попаду в плен?» Как сейчас помню юношу, совсем ещё мальчика, из уст которого страшно было такое слышать. Вот здесь всё ясно: из плена есть дорога назад, а из самоубийства – лишь в один конец, в ад. Что меня радует: наши люди задаются такими вопросами, а не тупо идут воевать с «укропами». Происходит как бы очищение души народа. Есть борение, есть пост. И будет Пасха.

Дмитрия мы подвезли к его дому и поспешили к себе на квартиру, пока не наступил комендантский час. Да и выспаться надо, завтра напряжённый день.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска