Людмила Листова родилась и живёт в Иркутске. После окончания политехнического института работала по специальности электромонтёром, инженером. А потом уехала на строительство Саяно-Шушенской ГЭС, где стала литсотрудником городской газеты. Автор рассказов, повестей, романа-трилогии «Душа скорбящая». Публиковалась в «толстых» журналах, альманахах и коллективных сборниках. Редактор православной церковной газеты «Верую!». В 2009 году удостоена премии имени святителя Иннокентия Иркутского.

Ефим Честняков, «Город всеобщего благоденствия». (С сайта ru-pisateli.ru)

«Мужики!»

Нищие. Их было четверо. Грязные, всклокоченные, на чёрных плутоватых лицах – снегири носов и живописные сивушные синяки. Бодро, как-то споро-артельно приступали к приходящим.

– Мать, подай чёнить, – стенкой наехали на меня, – три дня не ели!

Я молча прорвалась.

Иду со службы одна, припозднилась. Опять атакуют. Остановилась, глянула: ух какие бравые! И вдруг свесела вырвалось громкое:

– Мужики!..

Они все враз подтянулись, приосанились: ну сейчас тётка одарит их.

– Какая бы хорошая из вас получилась бригада грузчиков!

…Немая сцена.

«Не верю»

Свободных столиков в кафе не было, и мы с дочкой подсели к двум пожилым мужчинам. Перекрестившись перед едой и осенив стол крестом, принялись за трапезу.

– Постятся… – с ухмылкой толкнул в бок соседа седой крупный старик, щедро поливая соусом изрядную лопату шницеля.

– Знаем мы этот пост, Борисыч, – отозвался сосед. Артистическим жестом он выхватил из кармашка пиджака белоснежный платок, тщательно протёр им очки в тонкой золотой оправе и вдруг напрямую обратился ко мне: – Вы вот дочку тюкаете, крестится она у вас, пустой гарнир ест. А у меня сосед по даче сторожем в церкви работал. Рассказывал, что всё это туфта: зашёл как-то к батюшке в пост, а у того на столе коньяк, курицу трескают…

Не ожидая такого, я помолчала несколько мгновений: как реагировать?.. Приходилось думать не только о том, чтобы ответить мужчине, но и о том, что рядом сидит дочь: как-то отзовутся мои слова в её душе.

– Я не верю! – сказала, и тут же в голове выстроился целый ряд аргументов: тот сторож мог что-то не знать о посте (или о постных днях), курицу мог перепутать с пирогом или ещё с чем-то, в бутылке от коньяка мог быть сок или морс, наконец, он мог просто соврать. – Но если это и правда, что ж, батюшки, увы, тоже всякие бывают.

– Во-от! – победительно крякнул седой и ткнул в нашу сторону пальцем.

Мы вышли. Дочь пытливо поглядывала на меня. Я стала перечислять ей свои «аргументы», но она как-то вяло реагировала на мои слова. И тут вспомнилась история про батюшку, который так пьянствовал, что архиерей уже вызвал его, чтобы снять с него крест. И как раз накануне ночью увидел во сне толпу людей. Они просили за «своего», ведь он ежедневно поминал их за упокой. Владыка священника им оставил, а тот после исправился.

Глаза у дочки блеснули и она добавила:

– А ещё они не знают, что когда постишься – тебе просто хорошо.

Очередь

Очередь свирепела. У кабинета доктора бабушки сидели стеной. И уже третий час: было время раскалиться.

Лидия Ивановна силилась читать молитвы, но в её сосредоточенность то и дело врезались тяжкие вздохи и не менее тяжкие разговоры очередников. Получалось, что вот «раньше» – это да! А «теперь» – всё больше нет. И врачи не те, и молодёжь пошла «не та». Друг друга же старушки жалели, сочувственно выслушивая все перипетии лечения неисчислимых болячек.

С краю очереди присели два дедка. Скоро один из них вдруг встал и молча зашёл в кабинет. О, какие булыжники зла полетели ему вслед! И терпенья-то у мужиков нет, и наглый-то он, и тихой сапой шмыгнул… Лидии Ивановне показалось: вот-вот очередь силой выволочет старика обратно. Через пару минут врач уже бежала по коридору за «скорой». Деда увезли с третьим инфарктом.

– Ему бы сразу зайти, а он постеснялся, – сокрушённо говорила доктор Лидии Ивановне.

– Сам виноват, дотянул, – гудела очередь. – А вот раньше о здоровье совсем не так заботились!..

Катя-торнадо

Иных людей начинаешь сторониться даже из-за их достоинств. Может, потому, что они как зеркало, в котором ясно видишь собственные недостатки.

Маруся побаивалась Катю-торнадо. Так она называла библиотекаршу Вознесенского храма Екатерину Бадиевну. Эта женщина удивляла не столько тем, что стоически переживала тяжёлую болезнь и инвалидность единственного сына, без конца организовывала на приходе какие-то спектакли, лекции, встречи. Она ещё ездила в хоспис ухаживать за брошенными умирающими людьми, посещала приюты, дома престарелых. Находила время вместе с мастеровым русским мужем Николаем помогать в возведении сельских храмов. Но самое удивительное – всегда была бодра и радостна.

Ухватив Марусю за пуговицу, она таращила на неё свои чёрные бурятские глаза и со скоростью 100 Мбит в секунду обрушивала на подругу торнадический вихрь положительной информации. При этом она беспокойно приплясывала на месте, мимоходом отрывала несчастную пуговицу, совала её себе в карман и жестикулировала, как грузинский торговец на сибирском базаре. Маруся практически мгновенно узнавала, что в городе открылась замечательная православная выставка; девочка, за которой ухаживали прихожанки, поправилась; деньги на ремонт церковного забора собрали, в Объединённых Арабских Эмиратах построили православный храм, диакона Василия рукоположили во священники, погода хорошая, а капуста пошла в лист.

И когда она оставляла Машу где-нибудь посреди улицы с возгласом: «Ну, я побежала!», та сначала чувствовала себя как тростниковая хижина после урагана. Но потом Маша, сказав «брр!» и встряхнувшись, отправлялась по своим делам, а пред её мысленным взором ещё долго маячили лупастые глаза, и взбудораженная радость переполняла сердце. Сама того не зная, она улыбалась.

Катя-торнадо… Больного сынишку Катерина всюду таскала с собой, в её холодильнике массово мёрли мыши, ремонт в квартире находился в хронической стадии. Наверно, только Бог видел её слёзы. И при этом  почти всегда после встреч с ней Маша чувствовала, что нет у неё таких сил, такого мотора.

«В чём же её сила?» – не раз задумывалась Маруся. И однажды поняла. У этой, принявшей православие, шаманского роду-племени женщины с детски довольным лицом, всем сердцем воспринявшей слова Спасителя «возьми крест свой и следуй за Мной…», отсутствовал зазор между Словом и делом. «Вот оно что!» – в её душе нет этой пустыни сомнений, где так часто умирает воля человеческая к добру.

….Накануне Катерина делилась с Машей рассказом о каком-то удивительном православном приюте для детей, и потому Маруся совсем не удивилась, когда Катерина привела в свой дом вшивого мальчишку, подброшенного в храм, как подбрасывают в подъезды щенков.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска