«И сейчас я пишу и о ней плачу…»
Дорогие наши читатели, мы продолжаем вместе с вами разбирать почту, что приходила в редакцию «Веры» в прошлые годы. Сегодня пришло время посланий начала 2000-х.
Помню, даже верующие с некоторой опаской приближались к дате со странным названием Миллениум. Но, хоть и называют 2000-е годы «нулевыми», мир остался на месте, не «обнулился». И в редакцию продолжали приходить тёплые поздравления от старых наших друзей и молитвенников, например из Сии, от игумена Трифона (Плотникова): «Дорогие о Господе! Примите наши самые сердечные поздравления со светоносным и всерадостным праздником Рождества Христова, с 2000-летием Пришествия в мир Господа нашего Иисуса Христа! Благослови нам, Господи, венец нового века благости Твоея!»
Началось новое тысячелетие, жизнь продолжалась. А что-то дорогое навсегда осталось в прошлом. Но людям не хотелось мириться с этим, и приходили в «Веру» вот такие печальные, но полные надежды письма: «Умирает моя малая родина, моя милая деревня. На будущий год, возможно, закроют школу, так как некого учить. Придётся семьям, имеющим школьников, куда-то ехать. И тогда наступит конец… И вот я подумала: вдруг да у кого-то из читателей вашей газеты трудное, безвыходное положение и с жильём, и с работой? Приезжайте к нам!.. Раба Божья Алефтина из деревни Чёрный Ручей Верхнетоемского района Архангельской области».
Как знать, может, кто и подался из города в ответ на этот призыв. Ведь в последние десятилетия многие решили перебираться поближе к земле-кормилице. И вот получали мы письмо, например, из деревни Нижние Прыски – а его автором оказывалась известная в московских художественных кругах искусствовед Ингрид Соловьёва-Волынская: покинув Москву, последние 25 лет жизни она проживала в этой деревне, успела закончить книгу о замечательном местном батюшке…
Из деревни приходили в «Веру» готовые «рассказы наших читателей». Их даже править не нужно было, сразу отправляли в печать. Вот одно из писем нашего постоянного «писателя-деревенщика» из Кировской области Натальи Марченко: «Здравствуйте, уважаемая редакция! Горячо желаю вашей и нашей газете всего самого хорошего. Да помогает вам Господь! Написала для “Веры” несколько рассказиков, объединив их в один цикл: “Рассказы из деревни”».
* * *
На улице сегодня тихо. Жарко. Вся живность попряталась по прохладным местам. Только мухи не переставали жужжать. Но вот залаяла одна собака, потом ещё одна, и скоро уже вся улица наполнилась разноголосным лаем. По улице бредёт виновник нарушенного спокойствия – небольшого роста молодой мужичок, весь обросший и словно какой-то помятый. Грязная рубашонка, мятые брючата, котомка через плечо… Наконец, словно решившись про себя, останавливается у одного дома и громким голосом зовёт хозяйку… Старушка появляется у калитки, мужичок что-то говорит, старушка машет руками на него, и он отходит. Идёт к другом дому – там его вовсе не пустили. Наконец, очередь доходит до моего дома. Вижу, заходит этот мужичок в мою калитку. И, увидев меня, вдруг низко-низко кланяется мне в ноги: «Хозяюшка, Христа ради, что-нибудь подайте! Или копейку какую-нибудь, или же что покушать будет…» «Садись», – говорю ему и указываю на лавочку. Мне ещё ни разу не приводилось такое видеть: сравнительно молодого ещё человека, просящего милостыню Христа ради… Сели мы оба на лавочку и хорошо так поговорили. Идёт он пешком очень издалека. Сидел. Выпустили. Смотрю я в его сумку – несколько ломтей хлеба. Догадываюсь, что это всё, что подала ему наша деревня. Все наши старушки живут даже очень зажиточно и ни в чём себе не отказывают. Огород, хозяйство плюс пенсии немаленькие. И вдруг словно ножом мне по сердцу полоснуло. Вместо этого мужичка я вдруг представила себе Господа нашего Иисуса Христа, одиноко бредущего по пыльным дорогам россиийским, нищего, голодного, с котомкой за плечами. Он идёт. Он стучится, Он просит Своим именем. Он прошёл уже много деревень, но в сумке у Него всего несколько ломтей хлеба…
* * *
А какими воспоминаниями делились с нами читатели, в прошлом сельские жители! Вот письмо В. В. Жировой из Санчурска Кировской области: «… Пишу лёжа – болею. Но, как обещала, напишу о Дунюшке из д. Люя Кикнурского района. От нашей д. Кубашево – 30 км. Все деревенские за советом к ней ходили, особенно в войну. Она всем предсказывала, что должно быть. Папа 41-42-е годы был на фронте, а в 43-м письма нет и похоронки нет. Мама нас с сестрой Ниной послала к Дунюшке. Пришли на закате, мороз, она нас встретила хорошо. С нами ещё девчонка пришла, по дороге догнала, её деревня от Дунюшкиной была в 10 км. Дунюшка говорит девчонке: “Иди домой сразу! Завтра утром с матерью придёшь”. Девчонка давай возражать, что уже вот-вот солнце скроется и она запоздает. Дунюшка настояла. Утром мы ещё не встали, а они с матерью стукают в окно, плачут. Оказалось, жених той девушки ночью замёрз. Она и говорит Дунюшке: “Почему ты мне, Дунюшка, не сказала?” – “Да ведь я тебя сразу и послала, а ты ещё упрямо не хотела идти”. Вот это при нас было. О папе сказала: “Ранен придёт”. Так и вышло. Когда родители уезжали на Волгу от самодура-председателя, лошадь Малышку продали в Татарскую республику. Никогда не видела, чтоб животное плакало. Когда лошадь со двора провожали, она встала как вкопанная у дома нашего, глядит – у нас слёзы, и у неё тоже из глаз закапали такие слёзы! И сейчас я пишу и о ней плачу…»
Последние слова будто не о лошадке сказаны, а о той русской деревне, которую мы потеряли. О сотнях деревушек, признанных кем-то «неперспективными», о больших сёлах, где многое стало на городской манер и на воскресной службе в храме лишь батюшка с одной-двумя старушками.
Время неумолимо движется вперёд, и сейчас почти перестали приходить к нам письма от деревенских жителей. Разве только крики SOS. Не выходит из памяти один из них. Социальный работник Николай Шелашский из д. Горская Архангельской области умолял помочь семье, переехавшей в их деревню из заброшенного посёлка, где последние два года они оставались единственными жителями.
В качестве подтверждающего документа к письму была приложена копия удостоверения соцработника с фотографией. Худое лицо, огромные глаза… Видно, и сам Николай Александрович несладко живёт, но не о себе печётся – о тех, кому ещё труднее. Наверно, пока на селе находятся люди, умеющие сострадать ближнему, есть надежда, что Господь сжалится над деревней и она будет жить.
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий