Картина Юлии Лучкиной из серии «Ангелы» (с сайта pinme-ru)

Началось всё с пустяка. Открыв свою страницу «ВКонтакте», Татьяна Михайловна прочитала выложенное на «стене» послание:

«О тысячелетнем споре верующих и атеистов иронично и тонко сказал писатель Дмитрий Горчев: “Первые всё кичатся своей праведностью, а вторые – своими знаниями. При этом никто из первых не умеет пройти по воде даже пятидесяти сантиметров, а никто из вторых не способен изготовить хоть сколько-нибудь жизнеспособную пиявку”. И ещё одно высказывание: “Припирать к стенке кого-то своими убеждениями – это уже эгоизм и гордыня”, – так говорил Айенгар, создатель йоги».

Автором этого послания была Нина – бывшая студентка Татьяны Михайловны, а ныне журналистка областной газеты. Ей было чуть больше тридцати, но она уже издала книгу, получившую известность, а её публикации на литературных сайтах неизменно привлекали читателей. Татьяне Михайловне нравились её первые рассказы, где Нина описывала свою родную деревню, но потом направление её творчества изменилось…

Татьяна Михайловна и не думала кого-либо припирать к стенке, просто иногда выкладывала на своей странице понравившиеся ей высказывания. Она ответила Нине так:

«Истинно верующий христианин не кичится праведностью, а считает себя грешником и кается. А цель христианской жизни – не чудеса творить, а стяжать Дух Святой».

В тот же день от Нины пришёл ответ:

«Татьяна Михайловна, конечно, истинно верующие христиане не будут навязывать свои убеждения. Да и вообще умные, воспитанные люди, независимо от их вероисповедания, так не сделают. Собственно, об этом и пишет Дмитрий Горчев».

Диалог закончился мирно, но вдруг к нему подключилась ещё одна знакомая, Антонина, коллега по работе:

«Всё это так… Но мне, например, не приходилось после школы сталкиваться с воинствующими атеистами, а вот с воинствующими верующими, припирающими своими убеждениями к стенке прямо на улице, в храме, в вузовской аудитории, – довольно часто. Вера ведь это тоже знания, только иные. Однако путь к вере у каждого свой. Нельзя торопить, подстёгивать, заставлять…»

Потом кто-то, уже незнакомый, написал:

«Вот это точно. Я знаю только одного воинствующего атеиста, и тот Невзоров. А воинствующих верующих…»

Дальше – больше. Тема почему-то волновала атеистов. Раньше, когда религия запрещалась, они были спокойны. Теперь, когда преследования верующих прекратились, атеисты раздражены. Ещё бы, это странное учение вводит понятие греха и требует сильных ограничений в жизни, причём не только в поступках, но и в мыслях. Особенно сильно негодуют телевизионщики и другие деятели массовой культуры: ведь христианство отнимает у них зрителей.

Татьяна Михайловна уже много лет была церковным человеком, но воинствующих православных христиан ей встречать не приходилось. Бывали, правда, «истинно православные», кто яростно обличал Московский Патриархат и даже уходил в раскол, но все эти разногласия не выходили за пределы внутрицерковной жизни. Она написала Антонине:

«Жаль, что вы не встречали настоящих христиан. А их много – и они никому ничего не доказывают словами. А лишь своей жизнью и смертью».

Та ответила:

«Может, ещё встречу… Надежда есть».

Татьяна Михайловна таких людей встречала. Одна из них – её тётушка Анна.

* * *

Она приезжала в гости обычно перед Пасхой. Привозила деревенские подарки: клюкву, сушёные грибы, рукавички и носочки из овечьей шерсти. Это было хорошим подспорьем в скудном послевоенном быту провинциального городка. Всю Страстную неделю, утром и вечером, проводила в церкви на службе. «Наша богомолка приехала», – подсмеивались над ней родственники. А что делать? – в деревнях храмы разрушены, лишь в городе один остался.

Татьяна хорошо помнила, как её, пятилетнюю, тётя Аня повела крестить. Уговорила священника не делать записи о крещении, чтобы у родителей ребёнка не было неприятностей. На прощание старый добрый батюшка подарил девочке пасхальное яичко и две конфетки. Какая-то незнакомая небесная радость была на душе у девочки. С тех пор она каждое лето рвалась в деревню к своей крёстной матери.

Тётя Аня одна растила дочку. Её мужа ещё до войны арестовали. Он заведовал клубом, слыл в деревне грамотеем, но кто-то из соседей донёс на него. Попав в тюрьму, он вскоре умер в заключении. Анна под предлогом болезни вышла из колхоза и жила огородом, держала кур, коз, овец. В голодные военные годы они выжили благодаря шитью на чудом уцелевшей швейной машинке.

В 60–70-е годы, когда жить стало полегче, в её гостеприимный дом каждое лето приезжали городские родственники. Удивлялись старинным иконам и толстой Библии в красном углу, однако сама хозяйка никогда не заводила разговора о религии. Даже в постные дни она пекла для них сдобные пироги, варила щи с бараниной, сама вела за столом весёлые разговоры и ничего не ела. Однажды Таня нечаянно увидела её трапезу, состоящую из варёной картошки, чёрного хлеба и чая. Молилась она ранним утром и поздним вечером, когда гости спали.

Таня не слышала, чтобы тётя Аня о ком-то говорила плохо. Даже после того страшного случая, когда учительница на уроке увидела у её дочки крестик и пыталась его сорвать. Тогда с восьмилетней Галей случилась сильная истерика. Дома она с рыданиями кричала матери: «Больше я креста носить не буду!» Так и выросла неверующей, с несчастной судьбой…

Как-то, уже студенткой приехав в гости к крёстной, Таня заметила, что хозяйка каждый вечер надолго исчезает. Она полюбопытствовала:

– Куда вы всё время уходите, тётя Аня?

– Учительница наша болеет тяжело. Лежит, бедная, ухаживать за ней некому. Вот мы, соседки, и ходим к ней по очереди.

* * *

На улице царствовала весна – ранняя, нежданная. Капало с крыш, слежавшийся грязный снег медленно таял. Татьяна Михайловна шла на работу, ступая осторожно, чтобы не поскользнуться. Навстречу шёл хмурый здоровяк, держа за поводок огромную овчарку. Татьяна Михайловна подалась в сторону. «Не бойтесь, не укусит», – мрачно буркнул мужик, укорачивая повод и проходя мимо. Ну как тут не бояться, если сердце замирает при виде такого зверя?! Она вообще была трусихой: панически боялась уличных собак, шарахалась от нетрезвых прохожих, а когда сидела дома, никому не открывала двери, если, конечно, не ждала гостей.

Впрочем, иногда она могла быть храброй. Как-то, подойдя к автобусной остановке, она увидела трёх подростков хулиганистого вида, которые возбуждённо голосили, не скупясь на нецензурные слова. Женщины и мужчины стояли потупившись – никто не хотел связываться с непредсказуемой шпаной. А Татьяна Михайловна слышать такую мерзость не могла и сразу обрушилась на парней: «А ну-ка прекратите материться!» На удивление, они тут же замолчали, будто почувствовали в этой хрупкой, невысокого роста женщине твёрдую волю строгой учительницы…

Она уже подходила к учебному зданию университета, когда увидела идущую навстречу Антонину. Вот уж кого она меньше всего хотела видеть! Они остановились, и Антонина начала скороговоркой:

– Слышали о нашем новом проекте? Мы вас приглашаем участвовать…

В это время раздался грохот: метрах в пяти от них с крыши трёхэтажного дома рухнула тяжёлая льдина. Испуганные, они отскочили и какое-то время молча глазели то на крышу, то на груду ледяных осколков на тротуаре.

– Это я вас спасла, – нервно хихикнула Антонина.

Да, это было так. Татьяна Михайловна с ужасом смотрела на то место, где она могла оказаться, не останови её Антонина. Как странно, что именно её, неверующую, послал Ангел Хранитель, чтобы спасти от внезапной смерти.

В воскресенье Татьяна Михайловна, придя в храм, заказала благодарственный молебен. И во время литургии, и во время молебна назойливые мысли не оставляли её: «Значит, я ещё нужна Господу для чего-то. А для чего?» Детей они с мужем вывели в люди, и внуки уже не маленькие. Учить студентов? Но пора уступать дорогу молодым преподавателям. В последнее время у неё были успехи в изучении народного фольклора, формировалась серьёзная научная школа, её статьи охотно публиковали в журналах. Но что все эти успехи значили в глазах Господа Бога? Что всё это даёт душе, кроме постоянных соблазнов впасть в гордость и тщеславие?

Выйдя из храма после службы, она с изумлением увидела сидевшую на скамейке Антонину.

– Здравствуйте, моя дорогая, моя спасительница! Вот уж не ожидала вас здесь встретить.

– Да вот приходила свечи поставить за упокой родителей. Вас увидела, решила подождать.

– А ведь можно ещё панихиду заказать. Ещё не поздно, – предложила Татьяна Михайловна.

– Как-нибудь в другой раз. У меня сегодня дел много: во вторник проводим вечер памяти Марины Цветаевой. Пойду домой готовиться.

Они вместе поднялись и пошли к церковным воротам. У ворот на своём обычном месте с кружкой в руках стоял мужичок. На нём была довольно приличная куртка, видно недавно подаренная кем-то из прихожан, но спутанные грязные волосы и заросшее щетиной лицо с багровым носом выдавали опустившегося человека. Татьяна Михайловна положила в кружку десятирублёвую монету. «Доброго здоровьица, доброго здоровьица», – раздалось ей вслед.

– Зачем вы ему подаёте, ведь всё равно пропьёт? – сказала Антонина.

Татьяна Михайловна вздохнула:

– А ведь когда-то он был невинным младенцем. Мать носила его на руках, любила, целовала… А вы знаете, в четверг будет большой праздник – Благовещение. Благую весть Ангел Господень принёс Деве Марии.

Они прошли через стаю воркующих голубей, клюющих пшено, рассыпанное на покрытом ледяной коркой асфальте. Антонина начала рассказывать о своих открытиях в творчестве Марины Цветаевой. Татьяне Михайловне было досадно: «Я ей о Пресвятой Богородице, а она мне о поэтессе. Да, стихи сильные. Да, судьба трагична. Но ещё трагичнее её загробная участь самоубийцы».

Она давно заметила, что разговор с неверующими оставляет на душе неприятный осадок: или слышишь восторженные речи о каком-нибудь очередном кумире, или осуждение – притом образно, со злой иронией. Совсем другое дело – разговор с православным человеком: чувствуешь во всём согласие, на душе остаётся благодатное чувство.

На прощанье Антонина сказала:

– Я ещё сегодня собираюсь навестить Зинаиду Аркадьевну. Она уже две недели в больнице… Ну, до свидания, Татьяна Михайловна. Идите осторожнее, держитесь подальше от крыш.

Коллега улыбнулась и села в подошедший автобус.

Татьяна Михайловна шла к дому с невесёлыми мыслями: «Конечно, Антонина хотела, чтобы я вместе с ней пошла в больницу. Да, надо навещать больных, тем более своих сослуживцев. Но как не хочется идти к этой заносчивой даме! Кажется, простила ей, а всё равно недоброе чувство осталось».

Когда-то Зинаида Аркадьевна опубликовала большую статью на тему, которой Татьяна Михайловна занималась давно, ни словом не упомянув её работы. На вопрос, почему так вышло, она услышала лишь пустые отговорки.

«Столько лет прошло, а обида не проходит… Тётя Аня смогла простить свою обидчицу, а я вот не могу. Может быть, для этого мне и отпущено время? Помоги, Господи!»

 ← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска