В апрельском выпуске газеты, № 754, мы опубликовали материалы встречи нашей редакции с православными читателями Сосногорска. Побывали мы там в гостях у замечательного, очень дружного прихода церкви Преподобного Серафима Саровского. Следующая наша встреча состоялась в Центральной библиотеке города Ухты. Люди больше хотели услышать о газете, чем высказаться, так что мы в четвертьвековой юбилей «Веры» вновь обратились к истории её становления. Мы – это Игорь Иванов, Григорий Спичак и Владимир Григорян.

Григорий Спичак: Вы помните, как российские писатели Юрий Бондарев, Василий Белов, Валентин Распутин выступили со «Словом к народу» в 1991 году? Напомнив, что Отечество в опасности, своим прямым обращением ко всем, кому дорога страна, они как бы предложили писателям и поэтам оставить на время литературное творчество и взяться за публицистику. Трудно сказать, многие ли откликнулись. Но как и о чём говорить с людьми теперь – об этом пришлось много размышлять. Не все смогли ответить на этот вопрос, но коллектив «Веры» выбрал не громкие правильные слова, а разговор о том, как остаться людьми. Газета начала рассказывать о тех, кто смог сохранить силу духа в тяжелейших условиях. Ведь в Гражданской войне победили не белые и не красные, а те, кто любил свою землю, сберёг веру, культуру, человечность, пусть на донышке, но как самую большую драгоценность. И двадцать пять лет «Вера» пишет об этих людях, по крупицам собирая сведения… Я, вообще, о том говорю?

Владимир Григорян: О том. Коротко говоря, мы писали о живых.

Игорь Иванов: Я не сразу понял это, однако Господь благословил нам появиться в то самое время, когда уходило последнее поколение, помнившее о традициях старой, дореволюционной, России. Большинство из них родились после революции, но воспитывались в ту пору, когда прежняя культура, коренная вера ещё сохраняли свою силу. Через них мы смогли прикоснуться к духу ушедшей России.

В. Григорян: Можно я проиллюстрирую? Это история одного из многих праведников, на которых держалась Россия. В середине 90-х у меня произошла встреча в Сольвычегодске с замечательной бабушкой – Александрой Васильевной Родзевич. Её наставницей была монахиня Анна, изгнанная богоборцами из монастыря и, можно сказать, тайно возглавившая православных сольвычегодцев. А отец Александры Васильевны несколько десятилетий был старостой храма, и когда шёл в храм, в него бросали камнями, его материли, оскорбляли. Однажды Александра Васильевна пришла домой и почувствовала какой-то праздничный аромат в доме. Она не сразу поняла, что это умер её отец. Спустя какое-то время мужу Александры Васильевны приснился тесть. Сказал: «Слушай, у меня там в пальто осталось десять рублей, ты отнеси в храм, за внуков подай записки». Муж слез с печи, нашёл в старом пальто деньги, отнёс в церковь… Мы застали последних людей, через которых Дух Святой дышал столь открыто. Нам придётся долго трудиться, может, не одно десятилетие, чтобы вернуться к этому.

И. Иванов: Мне вспоминается одна история, связанная с традицией. Коми, как вы знаете, это ещё и старообрядческий край. В одной из командировок на Печору я узнал, что в деревне Скаляп ещё живут скрытники. Это своего рода ветвь беспоповцев – в реках не крестятся, документов не имеют, живут в отдельных избушках. В основном это были местные крестьянки, «жиловые» скрытницы, они прятали от чужих в голубце, подполе, своего наставника. Чтоб побеседовать с ним, а ведь для журналиста это главное, мне надо было сначала пройти своего рода проверку. Достали из-за загородки, где у них лежали старинные толстые книги, какой-то старинный фолиант с пожелтелыми листами и предложили: «Ты почитай нам». И смотрят выжидающе. Я начал читать по-церковнославянски, наблюдая, как меняются лица людей. Ещё несколько минут назад я был для них чужаком, сомнительной личностью, но постепенно испуг и отторжение стали проходить. Старик слушал моё чтение внимательно и вдруг заплакал. Я не сразу понял – почему. А дело было в том, что сам он по зрению читать не мог уже, а старушки церковнославянский язык не знали. Вот беда: у этих верующих людей есть традиции, книги, но нет среди них никого, кто бы почитал их, нет учителей, нет и молодой смены. Самых грамотных советская власть когда-то пересажала, а большинство осталось без настоящего наставничества. Потом ветхий деньми старец признался, что грамоту плохо разбирает. При этом он очень много помнил, знал большие фрагменты Священного Писания, молитвы – уважаемый был начётчик… И вот тогда пришла мне в голову мысль: что толку, что я умею читать по-церковнославянски, да только написанное не разумею, далёк от Церкви. Я богат знаниями, а этот человек, который всю жизнь посвятил молитве, подвизался, измождён постом, – он лишён этой радости. И тогда я понял, что просто знать мало, нужно по крупицам собирать – вот уйдут эти люди, мы останемся с книгами, но лишённые даже начатков духовного опыта.

А старики уходили стремительно. Помню, как зашёл к одной старушке в местечке Кочпон, дочери репрессированного священника, бывшего офицера царской армии Фёдора Андреевича Веселкова. Я записал рассказ Надежды Фёдоровны об отце, опубликовал. Через какое-то время хотел зайти ещё, что-то уточнить, но оказалось, что она уже умерла. Слава Богу, успел… Поразительно, что спустя много лет в Подмосковье мы разговаривали с внучатым племянником отца Фёдора… иноком Владимиром Веселковым!

В. Григорян: Большинства тех, о ком я писал, больше нет. И наши авторы тоже уходят. Среди них один из лучших православных журналистов, которых я когда-либо знал, – Анатолий Петрович Саков. Осенью не стало нашего автора, замечательной писательницы, моего доброго друга Нины Павловой. Многие, наверное, знают её книгу «Пасха Красная». Для нас она тоже немало написала, смогла издать на основе этих историй ещё одну книгу. Последнюю.

И. Иванов: Два года назад мы с заместителем редактора Михаилом Сизовым ездили на Украину. И в городе Львове нам посчастливилось побывать в первом и единственном там монастыре Русской Православной Церкви. В 90-е в Галиции были разгромлены целые епархии, отняты почти все храмы, хотя православию там больше тысячи лет. Но вдруг бывшая униатская монахиня создаёт Преображенскую обитель, по сути катакомбную, на квартире, потому что землю власти не дали. В одной комнате сёстры спят на нарах, в другой – храм. Есть ещё кухня. Там мы и познакомились с игуменьей Варварой (Щурат-Глухой).

Если кто встречался с отцом Кириллом (Павловым), возможно, запомнил это чувство: когда к нему подходишь под благословение, тебя как бы окатывает такой волной… словами трудно выразить. Может быть, это и есть святость. С матушкой Варварой было так же. В униатстве у неё всё складывалось прекрасно. Жизнь очень комфортная, полная культурных событий, власти относятся уважительно, люди суют деньги, подчас большие суммы, можно объездить весь мир, устроено всё просто идеально.

От всего этого матушка Варвара отказалась, выбрав подлинную веру и отправившись к своим нарам. Она везде ходила в православной монашеской одежде. В неё плевали, её оскорбляли. Настоящее исповедничество. Именно на таких людях, как она, как архимандрит Кирилл, как на сваях, держится наша Церковь, наша вера, наша жизнь. Не на архиереях, не на известных богословах, а на праведниках. Это то, на чём я держусь, вопреки всяким нестроениям. Когда мы с Михаилом Сизовым вышли от матушки, то выдохнули одновременно: «Вот это да, вот это человек!» Не хотелось ни о чём больше говорить. А недавно я узнал, что матушка, приняв схиму, скончалась через полгода после нашего визита. Господь нас привёл к ней, чтобы мы успели узнать о ней, рассказать вам – нашим читателям.

…Если у вас есть какие-то вопросы, задавайте.

Людмила Васильевна Плешивцева, педагог: У вас в Сыктывкаре ходят местные девушки в хиджабах? У нас уже несколько ходят. Я разговаривала – отвечают, что хотят выйти замуж за мусульман, чтоб чувствовать себя защищёнными.

Г. Спичак: И что это значит, на ваш взгляд?

Л. Плешивцева: Это наша недоработка.

И. Иванов: В фашистской Германии был закон, позволяющий уничтожать психически больных. Гитлер думал таким образом оздоровить нацию. И действительно, поначалу рождалось меньше детей с отклонениями. Но сейчас процент психических больных в Германии такой же, какой был раньше. К чему это я? В любом обществе есть некоторый процент людей с отклонениями в поведении. Всегда найдутся девушки, которые будут носить хиджабы или, например, попытаются сплясать на амвоне. При агрессивном воздействии СМИ, исламистской пропаганде в сетях их число может возрасти, однако в конечном итоге всё придёт в норму.

Участник встречи: Но сейчас они умножаются.

И. Иванов: Помните, Белое братство у нас было популярно, протестанты на улицах приставали… А ещё готы, эмо были какие-то. Все опасались, что это будет расти как эпидемия. И что? Куда они подевались?

Г. Спичак: Как говорил митрополит Иларион, нужно бояться не сильного ислама, а слабого христианства.

В. Григорян: Я знаю случай, когда в секту ушла православная девушка из православной семьи, хотя рядом были воцерковлённые люди…

Участница встречи: Может быть, они давали ей мало любви?

В. Григорян: Нет, любовь была. Не смогли дать другого, что есть в исламе, в сектах: жёсткой системы. Возможности не думать, не сомневаться. Православие – это религия свободных людей.

Евгения Петровна Филиппова, педагог: У нас, в отличие, например, от Украины, православная традиция была жёстко прервана на много десятилетий. Потом, когда к нам понаехали сектанты, они с лёгкостью поделили между собой учебные заведения. Горно-нефтяной техникум «взяли» евангелисты, лесной колледж – Свидетели Иеговы. И так далее.

Участница встречи: Я в прошлом году хотела пригласить в свою санаторную школу Николая Лудникова. Он готов был прийти рассказать о своей книге, о крестном ходе на реку Великую. Но мне категорически запретили: «А что на это скажут родители? Нужно у каждого спросить разрешение». Что с этим делать?

И. Иванов: У нас в республике очень мало родителей выбирает уроки православной культуры. Но есть другой опыт – Белгородской области, там выбирают 75 процентов. Почему? С родителями нужно работать. Другого пути не вижу.

Ольга Фалина: Духовенство миссионерствует, газета «Вера» – тоже, и каждый из нас должен это делать. Если человек верует, живёт честно, он, как свеча, зажжёт другие свечи. Мой муж Владимир, Царствие ему Небесное, был именно таким человеком. Обращался к студентам и прямо говорил о целомудрии, любви к Отечеству. Каждый из нас должен на своём месте проповедовать Христа. На тех же родительских собраниях. Если не хватает опыта – предлагать приглашать священников, не молчать. Мы стали забитыми, боимся сказать о Христе, о нравственности христианской. Не надо бояться.

Валентин Олешкевич: Не факт, что, если православный придёт в школу, ребёнок его услышит. В школе идёт реклама совсем других вещей. Вот в Сосногорске есть кадетская школа, ориентированная на православие, это другое дело. Там отец Сергий Филиппов часто выступает, ребята молятся. Здесь, в Ухте, руководитель местных кадетов, я и другие люди –  тоже стараемся что-то делать в этом направлении, и кое-что получается. Но я хотел спросить о другом: вы как-то взаимодействуете с армией, тюрьмами, домами престарелых, где нужно слово веры?

И. Иванов: От заключённых получаем письма регулярно. Им часто нужно просто выговориться, засвидетельствовать свою веру. Читатели помогают нам подписывать колонии, так что в колониях по всей России «Веру» знают. И всё же православного духовного слова там дефицит.

В. Григорян: Вы хотите узнать, бывают ли у нас такие же вот творческие встречи в воинских частях, в тюрьмах?.. Нет. Ведь нас всего несколько человек в редакции, а газету надо регулярно выпускать. Помогите нам там, куда мы не успеваем или не можем добраться. Подпишите верующих стариков в домах престарелых, библиотеку воинской части, тех, кому, по вашему мнению, газета нужна…

Священник вдохновляет нас личным примером, подаёт Бога через причастие. Но в храме люди, как правило, мало говорят друг с другом. И «Вера» может восполнить недостаток общения, с вашей помощью сможет донести ваши же рассказы о себе, о тех чудесных встречах, которые случаются в жизни каждого христианина. Газета делает это уже четверть века. Кстати, Григорий Спичак внёс большой вклад в это своим очерком… Как он назывался, «Путешествие на Афон и обратно»?

Г. Спичак (смеётся): Нет, это не про хоббитов. «Святой Афон для одного и для всех».

И. Иванов: Это был один из первых, а может, и первый очерк про Афон в российской прессе с дореволюционной поры. Он вышел в нескольких номерах, произвёл большое впечатление на наших читателей.

Г. Спичак: Я вспомнил сейчас о другом своём паломничестве, в монастырь Святого Антония Великого в Египте. Нас в этой поездке было шестнадцать – с Украины, с Волги, из Питера. Мы поначалу считали друг друга туристами, так же думал наш гид Мина, копт по национальности, у которого был духовник в этой обители. Когда мы уверяли его, что православие у нас возрождается, он реагировал как-то вяло: мол, да, слышал про золотые купола, но разве это православие? Потом мы встретились с его духовником. Очень колоритный человек: борода седая, глаза-сливы. И главное – чувствуется, что человек служит Богу. Он повёл нас по монастырю и возле одной из фресок безнадёжным таким голосом сказал: «Если хотите, можете прочесть молитву». Он сомневался, что мы знаем молитвы, и предложил скорее из вежливости. А мы вдруг грянули: «Отче наш». Потом ещё молитву и ещё. Когда монах обернулся, в глазах у него стояли слёзы. «Вы первая русская группа, которая помолилась вместе», – сказал он.

Это ведь чудо. По расчётам безбожников, вполне разумным, статистически православие в 80-е начало уходить из русской жизни. Полностью оно не исчезло бы никогда, но… Игорь, Володя рассказали о последних стариках-христианах, которых застали. Расскажу свою историю. У меня мама родом из деревни Козловка, близ Онежья, где стоит большой храм. Конечно, в те годы он не действовал. Перед армией (это был 1978 год) мы с парнями загуляли, не зная, что это канун Преображения. И тут я вижу, идут старухи, всем далеко за восемьдесят, идут помянуть родных на кладбище. Шли с молитвой, и что меня, тогда неверующего, просто пригвоздило к земле: я увидел, как они преодолевают овраг. На четвереньках, конечно, ноги слабенькие, но молились на спуске и на подъёме, когда съезжали вниз и карабкались вверх. Молитва не прерывалась. Когда я через два года вернулся со службы, никого из этих старушек уже не было в живых… А тогда… стройность и даже грозность, торжественность были в той немощи – это и потрясло.

И. Иванов: Да, и вот сознаёшь свою личную мизерабельность по отношению к старушкам, о которых рассказал Григорий. Если же о газете, то понятно, какая на нас ответственность лежит, чтобы держать планку наших предков. Спрашивают: почему я должен любить Россию или Церковь, что они нам дали? Они дали нам эту высоту, которой мы пока не достойны.

В. Григорян: И планку эту мы не держим. Но Господь нас терпит и помогает, потому что других нет. Я замечаю, как растёт в стране непонимание, что такое Церковь. Как только произносят это слово, многим вспоминаются какие-то гадости, сплетни, скандалы. Но кому это докажешь? Даже с неглупым человеком подчас говоришь и вдруг сознаёшь, что между вами пропасть. Церковь для него коммерческая или политическая организация, из какого-то информационного мусора он складывает какую-то картину. В советское время мы были атеистами, но не испытывали враждебности к Церкви. Священник воспринимался как странный человек, Дон Кихот, в общем-то свой, но запутавшийся человек, которого можно переубедить, уговорить вместе с нами строить светлое будущее. Такая наивность. Поэтому моему поколению было проще. С тех пор всё изменилось, враг оправился от поражения, научился заражать людей ненавистью к Церкви.

Г. Спичак: Вот мы недооцениваем неоязычество, а ведь это российский вариант «Правого сектора». И неслучайно едут эти новые язычники на Украину, вступают в нацистские группировки. Они выдумали свою историю, целиком состоящую из мифов и фальшивок. Но масса молодёжи покупается.

И. Иванов: В начале 90-х годов патриотическая тема была дорожкой в православие. Когда пробуждалась любовь к Родине, человек начинал изучать историю, узнавал, что значила для России Церковь, на чём стоит Русь, он приходил в православие. Сейчас патриотизм зачастую ведёт к родноверческому оккультизму. Либеральный проект уничтожения России провалился, будут раскручивать «патриотический», как на Украине.

Участник встречи: У меня есть друг, хороший парень. Вдруг начал участвовать в группах типа «Я – атеист», где выступают против веры. Там целые бригады работают против Церкви, которые на этом зарабатывают. Я спрашиваю друга: «Ты понимаешь, в чём участвуешь?» Отвечает, что нравится общаться.

И. Иванов: Есть ядро, которое всё это делает не бесплатно, но большинство ничего за это не получают. Так работает современная пропаганда. Когда в 90-х мне говорили, что распад нашего общества и страны – плановый процесс, я это воспринимал как нелепую конспирологию, полагал, что на самом же деле идут стихийные процессы. Но с того времени через меня прошло много фактов, я достаточно прочитал литературы, поразился «математичности» некоторых процессов – теперь, как мне кажется, я стал лучше отличать манипуляции индивидом или обществом. Запусти в толпу самую сумасшедшую идею – и часть поверит. Потом вторую, третью. Если делать это, опираясь на исследования психологов, социологов, политтехнологов, на грубую провокацию, в конце концов, можно общество если и не уничтожить, то серьёзно изменить, переформатировать. Мы видим, какие чудовищные результаты достигнуты в этом на Украине.

В. Григорян: Переоценивать всё же не нужно, ибо с нами Бог.

И. Иванов: Да, я тоже хотел об этом сказать. И в этом наша надежда. Мы не прошли пик кризиса в 90-е, как многим кажется, многое продолжает разваливаться. Наши силы удержать мир невелики. Но вот мы ездили этим летом в экспедицию на Верхнюю Печору, а потом через водораздел попали в бассейн Камы. Там огромные территории мало населены, но среди жителей много было тех, кто бежал от мира, – старообрядцы разных толков, отшельники. Советская власть пришла, понастроила лагерей, и в них отправила в том числе спасавшихся в этом глухом краю православных. Прошлое было стёрто подчистую, выжжено. И вот сейчас я с удивлением обнаружил, что каким-то таинственным образом всё восстанавливается. Вновь в тех же самых местах появились отшельники, строятся скиты. Люди XXI века возвращаются к традиционной патриархальной жизни… Спрашиваешь монахов-отшельников: может, вы сюда приехали потому, что и раньше на этом месте такие же отшельники жили? Оказывается, они даже не слышали об этом, просто пришли и живут. И я понял, что у Бога есть замысел об этой земле. Людям неисповедимы пути Божии, но они идут ими.

А если экстраполировать это на всю историю нашего Отечества? Раз у Бога есть замысел об одном конкретном месте, он, конечно же, есть и обо всех нас, обо всей нашей стране. У Бога Своя карта; если у Него отмечено, что здесь святая земля, она вновь станет святой, сколько её ни оскверняй. Очень многое разрушено, но мы снова возвращаемся к той точке, где прервались созидательные труды наших предков, и продолжаем строить то, что было Господом задумано. Потому что на Его карте так. Да, мы слабы, не думаю, что мы своими силами можем восстановить православие, – но Господь восстановит.

Г. Спичак: На святом Афоне между первым и вторым этажами храма Пресвятой Богородицы в Свято-Пантелеимовом монастыре можно увидеть громадный портрет старца Силуана Афонского со свитком. Что в нём написано, в храме, где монахи молятся сотни лет? Написано: «Братия, молю вас, веруйте в Господа Бога нашего». Это старец не кому-нибудь, а монахам говорит. Понимаете? Наша жизнь как колодец, внутри которого есть любовь и вера. Или пусто. Смысл жизни в том, чтобы постоянно этот колодец наполнять… А Россия стоять будет. Вот и афонцы говорят, что будет стоять, до последнего часа.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска