Иоанновская семья

25 лет канонизации св. праведного Иоанна Кронштадтского

(Окончание. Начало в №№ 735, 736)

0_Пинега

На крылечке

Дом на улице Иоанна Кронштадтского, где живёт внучатая племянница Всероссийского Батюшки, учительница мне показала. Да не сказала, с какой стороны заходить. В левой части дома дверь палкой подперта, а в правой – собака караулит, эка из будки-то сторожко поглядывает. Иду к соседям за справкой.

На крылечке сидит пожилой мужик, краску в ведре размешивает.

– Скажите, Любовь Алексеевна Кычева в какой части дома живёт? – спрашиваю.

– Так справа заходи. Собака мирная, не тронет.

– А хозяйка находится дома?

– Тётя Люба? А где ж ей быть, – удивляется вопросу мужик. – Почитай, ей уж скоро 95 лет стукнет, дома и сидит. А сын её, священник, в храм ушёл. Он во второй половине дома живёт.

– Витя, с кем это ты разговариваешь? – показалось старушечье лицо в окошке.

– С кем нужно, с тем и говорю, – отрезал мужик и пояснил: – Это сестра моя, тоже свой век коротает, 87 лет ей.

Спрашиваю Виктора Михайловича Кучина, сколько ему годков. Оказалось, аж на 27 лет он моложе сестры. Прежде такое было не в диковину, в больших-то семьях.

– Как народ воспринял, что монастырь восстановился? – завязываю разговор.

– Так мы сами его и восстанавливали. Когда отец Владимир с монахинями сюда из Казахстана приехали в начале 90-х, мы тут начали всё поднимать. А потом он с главной монахиней в чём-то не сошёлся и в Лешуконское переехал.

– А чем помогали?

– В клубе простенки рушили, в Успенском соборе-то. Всё там убирали. Года четыре это длилось.

– Вы тогда кем работали?

– Так никем, по безработице сидел. Работы другой нету, вот у него и работал.

– Священник платил?

– Так естественно.

– А после него кто приехал?

– А не знаю. Владимир уехал, работы вообще не стало, и я под Северодвинск подался, потом в Архангельск, устроился там мастером по ремонту автомобилей. Сюда вернулся, потому что дом кому-то надо тянуть.

– Дети не помогают дом поддерживать?

– Разъехались они. Так-то всё на мне, Галя ничего не видит, зрения нету. Вот видишь, не успел докрасить…

Оглядываюсь: ограда, наличники на окнах сверкают новой краской, вокруг дома обкошено. Порядок.

– Это я к празднику Кронштадтского. На праздник и Ольга приехала из Архангельска, вторая моя сестра. Да не одна, а со своим ансамблем, руководит им, хором-то. Я ей дом двухэтажный в Заручье поставил, могли бы туда, да поселились в палаточном городке. Не знаю, как они там.

– А к себе не пригласили?

– Просила меня. Так куда их всех в дом-то, весь ансамбль? У меня Галя больная, да на фига мне это надо!

Мужик стал сердито мешать краску в банке, и я с ним простился.

Миновав собаку, прохожу в сени, стучу. Откликается женский голос. Открываю дверь. В горнице на диване сидит древняя старушка, а перед ней с диктофоном в руке какая-то женщина. «Ну, журналисты, обскакали меня!» – удивляюсь. В Суру на праздник приехало не так много журналистов, в основном из Москвы, и всех их я знаю в лицо. А эту корреспондентку первый раз вижу. Присматриваюсь: у неё не профессиональный диктофон, а просто сотовый телефон.

– Тётя Люба, к вам ещё гости пожаловали! – громко, разделяя слова, говорит женщина старушке и улыбается мне.

Родословие

«Корреспондентка» оказалась бывшей соседкой Любови Алексеевны. Получив образование, Надежда Сергеевна Кордумова уехала в Карпогоры и сорок лет работала там на метеостанции. Выйдя на пенсию, полностью посвятила себя краеведению, ведёт в социальной сети «ВКонтакте» сразу несколько групп – «Мы пинежане», «Карпогоры», «Сура» и «Иоанн Кронштадтский». Ещё в советское время она записала воспоминания внучатой племянницы Иоанна Кронштадтского, а в 2002 году вместе с дочерью Таней, тогда ещё школьницей, подготовила исследовательскую работу. Как я понял, до сих пор это единственная работа об истории рода св. праведного Иоанна Кронштадтского, напечатана она маленьким тиражом, найти её можно только в библиотеках Пинежского района.

Вкратце история выглядит так. Отец Иоанна Сергиева, Илья Михайлович Сергиев, был псаломщиком сурской церкви, а дед – священником. Большинство предков по линии отца также были священниками, по крайней мере на протяжении 350 лет. Сам о. Иоанн потомков не оставил. Он был женат на Елизавете Константиновне Несвицкой, осиротевшей дочери кронштадтского священника, но жил с ней как брат с сестрой. Всё потомство рода Сергиевых пошло от сестёр о. Иоанна – Анны и Дарьи.

2_Отец Иоанн Кронштадтский с сестрами Анной и Дарьей

Анна, выйдя замуж за священника, переехала в Холмогоры, и её потомки до сих пор там живут. Дарья же осталась в Суре, здесь и вышла замуж за крестьянина Семёна Прокофьевича Малкина. Было у них шестеро детей. Самый младший, Алексей, отец Любови Алексеевны, родился, когда у Семёна и Анны появились уже внуки. То, что он был таким поздним ребёнком, и дало возможность сидеть ныне (в XXI веке!) рядом с близкой родственницей Иоанна Кронштадтского и слушать её рассказ.

– А у дяди моего Евдокима были дочери Мария да Анна, – продолжает Любовь Алексеевна прерванную мной беседу с бывшей соседкой. – Я уж забыла всех. Раньше помнила. Другой дядя, Михаил, рано умер, и отцу моему дом этот остался. Он обделал его, большие рамы поставил.

– Да, оконные рамы у вас большие, необычные, – подтверждает Надежда Сергеевна.

– Стали в этом доме жить. Вот как было девятеро детей, от первой жены четверо да от той пятеро. Большая семья была. Вот так и жили.

– Самый старший-то кто у отца был?

– Фёдор, что на войне погиб. Он в Ленинграде в госпитале умер от ран. Да Михаил, да Анна, да Александра… Анна молода умерла, у неё только двое остались, Сашка да Колька… А у отца-то моего пятеро. Я первая сама. И всё ещё живу.

– Дай вам Бог здоровья, тётя Люба!

– А ребята – те все умерли. Ваня тоже на войне погиб, а Борька дома умер, Коля тоже дома, а Вася в Верколе жил, так там умер. Все умерли.

– У Василия-то жену, Раису Прокопьевну, так хвалят в Верколе! – замечает Надежда Сергеевна. – Она работала в детском саду, и так хорошо о ней отзываются люди, на удивление!

– А ты корреспондент будешь? – спрашивает меня хозяйка.

Знакомимся. Дарю внучатой племяннице св. праведного Иоанна несколько номеров газеты «Вера». Тут выясняется, что Любовь Алексеевна давняя, ещё с начала 90-х годов, подписчица нашей газеты. Подшивка до сих пор где-то в доме лежит.

– Я-то уж газеты не могу читать, – вздыхает старушка, – мелко очень.

– Она Евангелие теперь читает, – поясняет Надежда Сергеевна.

– Да и то в очках только, мне же 1 октября девяносто пять лет будет, – кивает Любовь Алексеевна и обращается ко мне: – Чего бы тебе рассказать-то? Ну, бывальщину скажу…

Ночная молитва

 Любовь Алексеевна Кычева (Малкина)

Внучатая племянница Иоанна Кронштадтского Любовь Алексеевна Кычева (Малкина)

– Про Иоанна Кронштадтского расскажите, – предлагаю.

– Сама я его не видела, – начинает свой сказ Любовь Алексеевна, – о батюшке Кронштадтском мне только мама рассказывала. Как вода-то поднимется в Пинеге, он на своём пароходе «Николай Чудотворец» сюда в Суру и приезжает, каждый год ездил. Вот приехал в Суру-то, поехал в Рошчу. У нас там была церковь деревянная построена, монашки жили с коровами, и усадьбы там у них были. И он поедет в Рошчу-то по деревням – сначала Филимоново, Прилук, Горушка, Слуда, Гoра…

– А на чём он ездил?

– На дрогах, на телёге такой. Поехал по Прилуку, а там народ услышал, ему молятся, благословения просят, а он им денежки кидает, мелочь таку. Жили раньше плохо, все на своём: чего насеят, насадят да в лесу насобирают, на том и живут. Производства-то никакого не было. Вот он бросает денежку-то, мама моя подняла двадцать копеек и на двадцать-то копеек купила себе на сарафан. Ситцу. Ситец стоил пять копеек метр. А ходили все в домотканом, сеяли лён да коноплё, вырабатывали, ткали, а потом шили. И вот потом, взять, приехал на другой год, стал он у батюшки Макковеева ночевать.

Дом свящ Георгия Макковеева

Дом священника Георгия Макковеева, где останавливался о. Иоанн. Теперь узнать трудно, дом обшит сайдингом.

Вышел на балкон и народу-то говорит: «Хоть и построите большу церковь, а в ней службы долго не будет». Народ думает: а чего службы долго не будет? сгорит иль чего? А он говорит: «Нет, церкви будут закрывать, священников будут убивать». Вот так через двадцать годов и получилось. Потом опять приехал на следующий год. Ночевать стал у того батюшки, где двухэтажный дом-то был.

– У другого уже священника?

– У другого. Батюшка тот служил в Никольском храме. А мама-то тут в няньках жила. Их-то в одну комнату повалили спать. Он всю ночь молился, молился. Это батюшка-то никольский подошёл к нему и сказал: «У нас нету житья от крыс, да скота на пастбище зверь задирает». Вот он и молился… А мама-то всё слушает, не спит тоже. И он отмолил, что с того время у нас не стало крыс – начиная от Верколы до конца района, до Кучкаса, крыс нету. А привозили крыс-то на барже да на пароходах, оставят их, они поживут-поживут, и, как пароходам уходить, они обратно убегают на пароход. А которая останется крыса-то, умирает, не живёт здесь.

– Тётя Люба, ещё расскажи, как Батюшка объезжал поскотины, – подсказывает Надежда Сергеевна.

– Потом его посадили на тележку, и он объехал все поскотины – выше Гoры, выше Суйги, куда гоняли коров-то. Гоняли без пастухов. Сгонят, да и всё. И с того времени зверь скота у нас не трогает, хотя волки ходят, медведи ходят, а скота не задирают. Вот таки молитвы доходчивы были у Батюшки, да.

– А как ваша мама в няньки ко священнику попала?

– Отец её умер молодой, она осталась, и её воспитывал брат Василий. И вот Василий-то говорит: «Иди в няньки, чем я тебя кормить буду, на тебя земли не отрезано». И увёз её в няньки.

– А откуда увёз, где они жили?

– Мама-то из Прилука, это тут, рядышком с Сурой. Фамилия её Аверина была, Павла Григорьевна.

И вот были таки законы неправедны – ребята служили 25 лет. И была песня создана: «Во солдатушки, ребятушки, дорога широка. Вы гуляйте, наши девушки, годов до сорока». И вот приехал мой будущий отец с войны. Его отпустили – у него умерла жена, осталось четверо детей. А он в рабочей роте служил, его и отпустили. Приехал, стал к самому-то Батюшку ходить, просить благословения да совету, как ростить детей. А он ему посоветовал: «Бери Павлу Григорьевну, она у тебя детей выростит. Она всё умеет делать, моя матушка её всему научила». – «Я ведь ей не знаю». – «Да бери лошадь и поезжай на Прилук, сватайся». Он приехал, говорит: «Я приехал за невестой, мне надо жениться». Дядя Вася сразу: «Павла, иди давай жениху руку да молись Богу, пойдёшь замуж». – «Нет, я замуж не пойду». – «Как не пойдёшь? Если ты замуж не пойдёшь, ты мне не сестра, я тебе не брат, и сейчас же уходи из моего дому». Вот как строго. Ну, она дала жениху руку, помолилась, в этот дом отец мой её и привёз, здесь они и жили. А теперь я с дочкой живу.

Сильней грозы

Село Сура в начале ХХ века

Село Сура в начале ХХ века

– Кто-нибудь ещё вам об Иоанне Кронштадтском рассказывал? – спрашиваю Любовь Алексеевну.

– Нет, только мама рассказывала. Она не боялась говорить про Кронштадтского, что родственница ему. Иконы не прятала, были на стенах. И вот наши девушки мне предложили: «Люба, пиши заявление, пойдём в комсомол, в комсомоле так хорошо, будем на воскресники ходить да на сцене выступать». Я у мамы спрашиваю: «Мама, я пойду в комсомол?» – «Твоей воли не отнимаю, хошь, да пойди». Я написала заявление, подала. Потом собрали собрание, на собрание-то выделили коммуниста, Гришу Панфилова, чтобы присутствовал. Вот я зачитала заявление да рассказала свою автобиографию. Сказали, кто «за», поднимайте руку. А Гриша-то выступил: «Можно ли её в комсомол принять, она ведь родня Кронштадтскому!» А комсомольцы-то все подняли руку, все до одного, и меня приняли. Было это в 37-м году, мне только 17 годов исполнилось.

– Сами, получается, тогда не молились?

– Я в уме-то всё Бога-то чувствовала, только вслух не молилась.

– А где потом работали?

– Работала на почте, сопровождающей ездила до Нюхчи. Потом перевели в Явзору, начальником почты работала. Во время-то войны была в Архангельске. Когда бомбили канатную фабрику, по всему Архангельску эти канатики валялись. Но не страшно было, Бог берёг.

– Внуков у вас много?

– У меня одна дочка, Нина, у неё дети Алексей да Наталья. Алексей-то служит здесь, в Никольском храме. Его позвали строить церковь, он отстроил церковь-то и вот к этому делу приучился. И уж года три, наверное, как священником стал.

– Вы рады этому?

– Рада. Алёша приходит, меня причащает да благословляет, я его и дожидаю. Молюсь. «Отче наш» читаю на кажду ночь и всех благословляю своих, родных. Как всех благословлю, так тогда и усну.

Старушка помолчала и продолжила:

– А на войне-то у меня всех ребят убило, с которыми дружила. Под Ленинградом Петька, потом Володька в танке сгорел. С ним дружила три года, он всё письма писал мне. Письма те я отдала в музей в Архангельск. Цело дело у меня пошито писем-то было. И братья тоже на войне погибли. Михаил вернулся, пальцы у него были отстрелены, а на гармони-то хорошо играл.

– Без пальцев играл?

– Хорошо играл. Вот такие дела у нас. Прожила я всю жизнь, девяносто четыре года.

– Бог вас хранил, получается.

– Да. Мама за меня молилась, я сама потом молилась. Хоть и в комсомоле была, а молилась, всё равно Богу-то верила.

Старушка снова замолчала. Сидим, думаем о своём. Любовь Алексеевна посмотрела в окно:

– Чай, баню топят. Суббота сегодня.

– Да, суббота сегодня, – откликнулась Надежда Сергеевна.

– Завтра воскресенье. Завтра праздник, – заключила старушка.

– Сегодня тоже служба была, – оживилась Надежда Сергеевна. – Тёть Люб, представляете, как только начался молебен в Успенском храме, в ту же минуту вдруг как загремит гроза! Я смотрю: небо такое чёрное-чёрное, и уносит, уносит туда, на север, тучу эту чёрную. И потом шли крестным ходом к Никольскому храму без дождя, погода отличная. Вот это же надо, как по заказу!

– Да, да… Молитва-то грозы сильнее. Молитва доходит до Бога-то.

– Тётя Люба, не замерзла? Холодновато.

– Я тепло оделась, кофта у меня. Нина-то ушла с утра, я её дожидаюсь. Посижу на веранде да дома посижу.Полежу да. Вот так и проходит время. Почитаю Евангелие да, только в очках читаю-то. Немножко почитаю, одну главу… А сейчас прилягу я, устала говорить.

Прощаемся. Обнимаю старушку, она пожимает руку. Дай Бог ей здоровья!

Хранители

Выходим с Надеждой Сергеевной на улицу. Спрашиваю про её сотовый телефон, много ли успела записать.

– Да я по родословию немного уточнила, – отвечает. – А заходила, вообще-то, за советом – стоит ли всех родственников собирать. В 2003 году организовывала я встречу потомков Дарьи Ильиничны, сестры Иоанна Кронштадтского. Не всех тогда удалось пригласить. А сейчас проще стало, у многих Интернет есть, можно быстро связаться. Но мне неудобно на себя всё брать, я же не родня, а просто соседка бывшая тёти Любы. Вот с этим и заходила к ней, чтобы она мне поручение такое дала.

– Трудно было всех родственников найти?

– Некоторые и не знали о родстве. С этим мы сразу же столкнулись, когда с дочерью взялись разыскивать родственников. В советское время Иоанн Кронштадтский считался «злейшим реакционером», власти боялись его, потому что он был Всенародным Батюшкой и при этом накануне революции обличал не только либеральную буржуазию, но и социалистов, а коммуну называл нелепой. Он предсказал гонения на Церковь, мученичество и возрождение Руси после безбожной власти. Как же было не бояться родства с ним?

Ну вот пример. Тётя Люба рассказала, что в Карпогорах, где я живу, есть такая же внучатая племянница Кронштадтского, как и она, Александра Андреевна Поликарпова. Она внучка Андрея Малкина, старшего сына Дарьи Ильиничны. В 2002 году я пришла в эту семью, но Александру Андреевну уже не застала, она умерла. Но был жив её брат Борис Андреевич. Так вот, ни он, ни его дочь с внучками не ведали про родство со Всероссийским Батюшкой. Знали только, что среди их предков есть какой-то священник. Почему так? А потому что Андрей Андреевич, их отец и дед, был ярым коммунистом, организовывал здесь колхозы. И он сознательно скрывал от детей своё родословие. Сейчас-то вдруг много объявилось родственников, а раньше только тётя Люба и её мама были верны имени Иоанна Кронштадтского. Во всяком случае, других случаев такой верности я не знаю.

И немудрено. Однажды мы уже писали о родственнице отца Иоанна – его правнучатой племяннице Александре Васильевне Спасенниковой («Из рода Иоанна Кронштадтского», «Вера», № 601, декабрь 2009 г.).

Она известный человек в Архангельске, врач с полувековым стажем, глава ветеранской организации. И тоже сетовала: в детстве ей говорили про «дядюшку», который священником был, а имени его не называли. Воспитывались ведь коммунистами, и сама потом стала партийной.

Мы стоим с Надеждой Сергеевной у калитки дома, а по улице имени Иоанна Кронштадтского валит празднично одетый народ, с двух концов, «успенского» и «никольского», слышатся русские народные песни.

3Надежда Кордумова и Татьяна Белоусова

Надежда Кордумова и Татьяна Белоусова – родственница св. прав. Иоанна

– А вон Таня с Валерой идут… Таня-а! – машет рукой Надежда.

Подходят мужчина и женщина, чем-то схожие друг с другом. Брат и сестра. Валерий держит в руке два пакета с какими-то бумагами. Оказалось… родословная. Носили на презентацию. Тоже родственники Дарьи Ильиничны.

– Если считать от Иоанна Кронштадтского, то вы в каком колене? – спрашиваю Валерия.

– Бабушка моя – его внучатая племянница. А так… не знаю.

Татьяна приходит на помощь брату:

– Ну, давайте считать. Дарья, сестра Батюшки. У Дарьи сын Андрей. У этого Андрея дочь Евфимия. Потом наша мама – и дальше мы. То есть мы четвёртые.

– Таня, представляешь, я фотографию вашей бабушки Евфимии нашла! – сообщает Надежда. – А помог найти мальчик, который живёт в Сыктывкаре.

– В Сыктывкаре? – удивляюсь.

– Зовут его Алексей, учится в 8-м классе. Он внук Анатолия Варзумова, который, в свою очередь, внук Андрея, старшего сына Дарьи Ильиничны. Взрослые не очень в соцсетях ориентируются, а мальчик в этом разбирается, вот я через него контакт и наладила. А вообще, кто из родственников больше всех родословием интересуются, так это Валера и Таня. Главные наши хранители памяти. Валера даже внешностью на Иоанна Кронштадтского похож, это многие отмечают.

Валерий внешне похож на о. Иоанна

Многие отмечают, что Валерий Чемакин внешне похож на о. Иоанна, своего родственника в 5-м поколении

– А почему вы родословием занялись? – снова обращаюсь к Валерию.

– Стало интересно, откуда мои корни, – односложно отвечает он. – Родители-то ничего не рассказали. Мама рано умерла, да и не было принято, чтобы об Иоанне Кронштадтском что-то говорили, это было под секретом.

– Вообще его имени не упоминали?

– Так конечно! У нас иконы-то дома все были спрятаны, нельзя было молиться. И вообще ничего нельзя, даже крестить детей. Я в 70-м родился, и тайно бабушку приглашали, чтобы окрестила. А потом ещё раз крестился. В 92-м работал я в администрации Пинежского района водителем, самого Исакова, главу, возил. И однажды директор «Гандвик-банка» арендовал у администрации машину, чтобы отвезти дочь в церковь крестить. Заодно и я на всякий случай второй раз крестился – неведомо же, как бабушка меня крестила. Жена директора стала моей крёстной. Вот тогда православие стало интересно, и пошёл дальше… Родословие святого Иоанна Кронштадтского проследил как вниз, так и вверх по древу. По одной линии дошёл до его прадедушки и прабабушки, через архив установил имена.

– Времени на это хватает? Кем работаете?

– Сейчас я индивидуальный предприниматель, а до этого в армии был. После срочной в Германии вернулся домой и у нас здесь стал кадровым военным, служил начальником караула в батальоне охраны исправительной колонии. Других-то частей у нас нет. Отслужив 16 лет, вышел на льготную пенсию и открыл своё дело.

– Родословие продолжается?

– У меня пока двое детей, Ксения и Даниил, – улыбается Валерий.

Прощаемся, рукопожатие у Валеры твёрдое, армейское.

Надежда говорит Тане: «Знаешь, а ведь ещё одна родственница нашлась! Она откуда-то с юга приехала. Её в садике поселили. Сходим, повидаемся с ней?»

Оказывается, эта родственница – по линии Анны Ильиничны, второй сестры Иоанна Кронштадтского, – обнаружилась в Крыму и приехала в Суру на праздник. И возможно, я её видел, меня ведь тоже на постой определили в детский сад. Но не пошёл я «повидаться» – другие дела звали, столько встреч, батюшки со всего света, и у каждого своя история, связанная со Всероссийским Батюшкой. Впрочем, как позже узнал, Надежде с Таней и Валерой также не удалось тогда с новой родственницей встретиться, не нашли они её в праздничной круговерти.

Прощание

Перед отъездом успел сбегать за село, на реку Пинегу ополоснуться. Идею подсказал один московский священник: «Ноги в речке помыл и словно заново родился!» Издали село видится таким, каким было при Иоанне Кронштадтском, когда он подплывал к берегу на своём пароходе. Деревянные дома, колоколенка Никольской церкви и огромное небо над головой.

Собираем сумки. Скоро к детсадику подадут автобус – и прощай Сура. Девочка лет пятнадцати – такая ладная, в платочке и переднике – осматривает комнату: «А кто зарядку забыл? И поручи священнические…» Это наша хозяйка, которая два дня обеспечивала нам бытовые условия. По приезде как её увидел, так сразу сфотографировал – ну вылитая Настенька из фильма «Морозко»! Такие вот поморские типажи на Севере встречаются. Выходим с сумками во двор. «Настенька» берёт благословение у батюшки, тот спрашивает:

– А ты разве не с нами в Петербург едешь?

– Не, я с родителями, на машине.

Вот тебе и поморка! Интересуюсь у девочки, как её зовут.

5_волонтер_Лизавета

Лизавета Фролова. Родители её выходцы из Орловской и Донецкой областей, а сама уже в Питере родилась. Рассказывает:

– Я уже лет десять в Иоанновский монастырь хожу. Была там в «ангелах» – это сопровождение батюшек. Но в волонтёры меня не взяли, по возрасту. И мы с родителями на праздник просто паломниками поехали, поселились в палаточном лагере. И тут Батюшка Иоанн помог – здесь уже взяли в волонтёры! Так здорово!

Лицо у девочки светится – искренне рада, что внесла лепту в праздник своего Батюшки Иоанна. Собственно, такие как она, прихожане Свято-Иоанновского монастыря на Карповке, и устроили этот праздник.

В поезде на обратном пути по громкой связи звучало стихотворение «Возрождение Суры». Его написала одна из волонтёров, Елена Державина. Стихи простые, но искренние – видно, что чувства переполняли, и девушка написала их прямо в Суре, ещё до возвращения домой.

И последний штрих… На Финляндский вокзал приехали ранним утром. Кто-то сразу пересел на арендованные автобусы, другие остались дожидаться открытия метро. Сидим в зале ожидания, уже чуточку чужие, каждый со своими «городскими» мыслями и планами в голове. Задвигались эскалаторы, и метрополитен поглотил всех нас, рассеял по разным веткам – кому на «красную», кому на «синюю», «зелёную»… Грустно. Пересаживаюсь на «Техноложке», вхожу в вагон и вижу… нашего волонтёра в красной куртке с эмблемой храма на спине. Так он сжился с этой форменной одеждой, что забыл переодеться в «цивильное». Стоит с закрытыми глазам, держась за поручень. Видно, ночь не спал, был проводником в поезде. На следующей станции он вышел, подхватив две сумки у какой-то женщины. Та семенила за ним вослед. Потеплело на сердце – Иоанновская семья никуда не делась. Жизнь продолжается.

Вот говорят: церковный народ. А из чего народ состоит? Из семей. Есть семьи большие, есть маленькие – это уж какой приход. Но главное, что в них родные люди. Наверное, это самое незабываемое, что осталось со мной после праздника 25-летия прославления св. праведного Иоанна Кронштадтского.

Фото автора и из архива редакции


← Предыдущая публикация     Следующая публикация
Оглавление выпуска

1 комментарий

  1. Ника:

    Мда…Меня переполняют эмоции от рассказа=)
    Замечательная идея сделать такой жд крестный ход на родину отца Иоанна.
    Представляю сколько эмоций…
    Хотелось бы принять участие)
    А Владимир и правда похож на отца Иоанна!!!

Добавить комментарий