На берегу озера

Этот монастырь в лесо-болотистой местности на берегу небольшого озера всегда был окутан для меня тайной. Само название – Дымский, производное от туманов, «дымей», стоявших над озером, – уже придавало ему некую загадочность.

Антониево-Дымский Троицкий мужской монастырь. Фото: sobory.ru

В советское время на страже этой тайны стоял другой топоним – Красный Броневик. Так именовался посёлок на месте монастыря. По легенде, в революционные годы сюда на броневике приехали большевики, монахов Антониево-Дымского монастыря изгнали, а мощи самого преподобного будто бы сожгли на костре. Красный Броневик до сих пор присутствует на картах, хотя с 2002 года в нём проживает всего один человек. В 2014-м из-за малонаселённости посёлку придали статус деревни, и административная единица сохранилась. Так что «броневик» остался на страже и после возвращения сюда монахов.

Что странно: по данным 1933 года, ни посёлка Красный Броневик, ни деревни Дымской (якобы прежде существовавшей) в составе Тихвинского района не значилось. Словно бы власти раздумывали, как поступить с древним монастырём, который, страшно представить, так долго существовал – с 1242 года, со времён Ледового побоища на Чудском озере. Именно в том году, согласно житию, преподобный Антоний пришёл сюда и построил себе шалаш на берегу лесного озера. В 1920-е годы новые власти разместили в бывшем монастыре приют для калек и престарелых, а собор ещё продолжал действовать. Последним священником был в нём иеромонах Иов (Измайлов), умерший в 1937-м. Затем там размещались военный госпиталь, школа трактористов, психбольница.

В последние годы остатки строений использовались под санаторий-профилакторий Бокситогорского глинозёмного комбината. Остатки – это бывший монастырский странноприимный дом, келейный корпус и колокольня, оставшаяся от соборного храма. Всё остальное исчезло после деятельности «коммуны по производству кирпича», которая в 20-х годах занималась разбором монастырских стен и башен и продажей кирпичей. Именовалась коммуна «Красный броневик». Вот отсюда и пошло название.

После 1997 года, когда строения передали возрождённому Тихвинскому Богородичному Успенскому монастырю и здесь образовался его скит, мы не раз заезжали сюда и видели, как постепенно всё преображается. К полуразрушенной колокольне монахи пристроили стены, и в соборе Пресвятой Троицы начались службы. К началу 2000-х корпус котельной, оставшейся от советских времён, переоборудовали в церковь в честь преподобного Варлаама Хутынского, духовного учителя преподобного Антония Дымского (храм Антония на водах). На берегу озера выстроили красивую часовню преподобного Антония Дымского. Будучи проездом, мы всегда заходили в неё поставить свечку, а потом посидеть на берегу, послушать тишину озера, среди вод которого возвышается крест. Его установили в озере рядом с камнем, на котором молился преподобный, ещё в 1997-м. По сложившейся с тех пор традиции купальщикам надо оплыть вокруг него три раза – будто бы преподобный завещал, что каждый посетитель обители первым делом должен омыть себя в освящённых водах.

Часовня возле озера

Крест в Дымском монастыре на озере

Икона преподобного Антония Дымского с крестом на озере

В 2001 году были обретены мощи преподобного Антония, и в 2008-м, когда скит получил статус самостоятельного монастыря, мощи перенесли в Троицкий собор. Побывать у них нам никак не получалось, поскольку проездом не могли попасть на время службы в храме. Вот и нынче заехали, сходили в часовню, пообщались с двумя послушниками, которые лазили по столбам, меняя электропроводку, – вот и всё наше паломничество. Будучи в Тихвине, посетовали на это матушке Евфросинии, она и предложила: «Сейчас я позвоню иеромонаху Паисию и поедем помолимся у мощей преподобного». Собралась небольшая группа: помимо матушки, отправились с нами отец Игорь и Раиса Михайловна, бывшая келейница отца Сергия Гарклавса, который привёз из Америки в Тихвин икону Божией Матери «Тихвинская» («Великая святыня вернулась на Русский Север», № 469, июль 2004 г.). Напомним, что, переехав в Россию, отец Сергий жил в Дымском монастыре, где для него был построен домик.

Пока ехали, расспросил матушек о дымских монахах. Игумен отец Адриан (Дементьев) одновременно возглавляет монастырское благочиние в епархии, много ездит по обителям, поэтому встретиться с ним сложно. А иеромонах Паисий более доступен, хотя тоже бывает в отъездах – посещает зону СВО и духовно окормляет наших бойцов.

– Фамилия его Бурянин, он и сам как буря. Ну, вы увидите, – смеётся Раиса Михайловна. – Детство у него было трудное. В пять лет стал сиротой и вместе с четырьмя братьями и сёстрами воспитывался в интернате, пока старшей сестре Нине не исполнилось 18 лет – тогда она забрала всех к себе и сама заботилась. Учился в ПТУ, после армии служил в милиции: сначала в ОМОНе, а потом перешёл в детскую комнату милиции. Очень переживал за неустроенных детей. В отставку вышел в чине майора и с травмой: разыскивал какого-то маньяка и ему ногу сломали, протез потом ставил. Одновременно он окончил Педагогический институт имени Герцена и в Тихвине организовал из подростков баскетбольную команду, которая при нём двадцать лет призовые места брала. Возил ребят в паломничества, на море, в театры водил – они в нём, как в отце родном, души не чаяли. К нему до сих пор выпускники едут, аж с Дальнего Востока. И с военными он дружил, и с суворовцами. Я, бывало, снег в монастыре чищу, а на мне бушлатик с погонами суворовского училища, как раз мне впору.

Баскетбольная команда Бурянина

– А когда он монахом стал? – спрашиваю матушку.

– В 2017-м. Но детьми до сих пор занимается. Вот недавно в Шугозеро ездил – это далёкий посёлок в лесу, между двумя озёрами. Рассказывал школьникам о Церкви и о том, как Бог помогает нашим воинам на СВО. Сам-то он уже двести тысяч километров намотал на своей машине по фронтовым дорогам.

…Вот и знакомый шлагбаум, перекрывающий въезд в монастырь. Обычно мы машину на стоянке оставляли, а тут матушка набрала на телефоне номер и мы въехали на узкую улочку, где не разъехаться двум машинам. «Входите тесными вратами…» – процитировал отец Игорь, доселе всю дорогу дремавший.

Монастырское лекарство

Иеромонах Паисий и вправду оказался энергичным, порывистым человеком. «Ну что, отче, братья и сестры, помолимся?» – без предисловий предложил он, входя в храм. И раскрыл мощи преподобного Антония. Нам повезло – перед открытыми мощами молебен будет!

Рака с мощами преподобного Антония

Изображения на раке

Во время службы иеромонах помянул «воина Александра, воина Дмитрия, воина Михаила, воина Вадима, воина Алексея…». Список показался мне бесконечным – здравствующих, болящих, погибших, пропавших без вести. Потом прикладывались к мощам. Описывать ощущение не буду – не передать словами. Словно меня встряхнуло, такая ясность в голове…

После службы иеромонах занялся монастырскими делами, а мы прошли в домик отца Сергия Гарклавса († 2015). «Хорошо здесь, всё из дерева, даже мебель, – отметил отец Игорь. – Вот не понимаю я: уличные заборы у нас делают из толстых досок, а столы, за которыми кушаем, из трухи, из прессованных опилок, а должно ведь наоборот?» Осматриваюсь. Нельзя сказать, что у «американского батюшки» была роскошная обстановка, но явно всё это не монахами сделано. Условием возвращения из Америки Тихвинской иконы было восстановление Тихвинского монастыря, и тогда к этому подключились богатые спонсоры при участии государства. Вот они заодно этот домик и построили. По кончине отца Сергия на втором этаже сделали как бы музейную келью, сохранив всё, как было при нём, а сам домик стал использоваться как гостевой.

Монастырский гостевой дом, построенный для о. Сергия Гарклавса

– Для почётных гостей, видать. Ну, сегодня мы по-чётные, а по нечётным послушничать будем, рыбу ловить, – шутит отец Игорь и спрашивает вошедшего послушника: – У вас в озере-то что ловится?

– Щука, окуни, – односложно отвечает он.

– А звери заходят?

– Медведя видели. Сам-то я не сталкивался.

– А правда, что над Дымским озером дымка часто бывает? – это уже я спрашиваю.

– И дымка, и густые туманы. По-разному.

Раиса Михайловна с матушкой Евфросинией накрывают стол чем Бог послал, приходит отец Паисий, молимся, приступаем к трапезе. Беру со стола баночку с надписью: «Лекарство», в которой лежит горчица монастырского производства, намазываю на хлеб. Отец Паисий историю рассказывает:

– Один студент увидел наше лекарство, целую ложку съел и заплакал. Второй студент спрашивает: «Ты чего плачешь?» Он: «Жалко, мой дедушка умер и такое не попробовал!» Второй тоже ложку – хлоп! – и тоже заплакал, говорит: «Жалко, что твой дедушка, когда помирал, это с собой не забрал!»

Смеёмся, матушка Евфросиния замечает мне:

– А вы чего так тонко намазываете? Не бойтесь, можете сверху маслом намазать – и сильно жечь не будет.

– Так лекарство же, – отвечаю, – как понимаю, от жадности.

– Это у нас деликатес, – не согласился отец Паисий, – горчица ядрёная дымская на мёде. А есть ещё варенье из красного перца. Оно не острое, потому что без семечек. Простые макароны в тарелку положил, варенья добавил – и вкусно.

– Батюшка, вам оливки положить? – заботится матушка.

– На Афоне, помню, кормили нас оливками, так мы уж их не ели.

– Так то на Афоне…

За шутливыми разговорами постепенно перешли к серьёзному: спросил я батюшку, кто все те люди, чьи имена мы поминали на молебне.

Отец Паисий. Начался серьёзный разговор…

– Всех этих воинов я знаю лично, – ответил он. – Скажем, приезжаю в госпиталь в Северодонецк. Спрашиваю бойцов: «Ребята, за кого вы хотите, чтобы помолились?» Вместе молимся. Исповедую, причащаю. Другие смотрят, просят покрестить. Крещу, имена в синодик записываю – вот и набирается. За месяц поездки во многих местах бываю, так что и людей много встречается.

– А вы давно на СВО ездите?

– С самого начала. Тогда это было не очень организованно, каждый ехал на свой страх и риск «в отпуск». А потом наш Патриарх обратился с просьбой: на фронте не хватает воинских священников, помогите. И теперь всё оформляется как командировки от епархий.

– Вас и на передовую пускают – на линию боестолкновений, на «ноль»? Или как там называется?

– В сегодняшних условиях линия боевого соприкосновения совсем не линия, а полоса вдоль фронта шириной в 15-20 километров от передка. Помню, базировались мы под Сватово, над нашим блиндажом снаряды туда-сюда летали, боевая такая обстановка. Потом фронт двинулся вперёд на двадцать километров – и ничего не изменилось. И снаряды летают, и дроны. Даже опасней стало, к Сватово уж не подъехать – прям по гражданским машинам бомбят. «Отче, помоги РЭБ на гражданке закупить, – просил меня командир. – Этих дронов-камикадзе теперь как пчёл на пасеке, пять машин на въезде в Сватово потеряли». А ракеты ещё дальше летят. Туда к нему пять ATACMS запустили. Каждая делится на двадцать шаров, они падают, подпрыгивают и разлетаются тысячами осколков – никак не спрятаться. Ребята на свой тягач КамАЗ стальные пластины поставили – так их прошило. Они под машиной спрятались, за колёсами, пятеро друг на дружке. Тот, кто сверху, за периметром колеса не поместился, и ему руки-ноги посекло. Такая нынче война.

Молебен со «штурмами». 11 ноября 2024 г.

– А у вас самого машина бронированная? – спрашивает мой друг-водитель, который нас в монастырь и привёз.

– Конечно, бронированная! Освящённая, – батюшка смеётся и называет марку легковушки.

«Бронированная» машина батюшки

– Полноприводная, по бездорожью может, – понимает друг-водитель. – И как вас на передовую пропускают, по пропуску?

– Бороду показываю, и пропускают, – продолжает шутить иеромонах. – Перед этим, конечно, документы проверяют, да ещё звонят кому надо, сверяются. Допустим, в одной из армий, не буду номер называть, помощник командующего отец Михаил. Он, кстати, сам бывший военный, попросился добровольцем. И знает всех священников, меня в том числе, и удостоверяет по телефону: «Этот наш».

– А бывают «не наши»?

– Был случай. Под Донецком взяли диверсионную группу, переодетую в монашеское облачение. А за Кременной тормознули машину со священником, который оказался вовсе не священником.

– Какая-то бесовщина, – удивляюсь. – Зачем церковное-то в войну вворачивать?

– Так и война непростая. По православным храмам с той стороны целенаправленно стреляют. Спрашивается, зачем?

Война со злом

– Литургии вы служите там с запасными Дарами? – спрашиваю иеромонаха.

Причастники

– Да, как правило. Но бывают исключения. Недалеко от Камышевахи есть храм замечательный, а там местный батюшка, который в своё время ещё ополченцев духовно окормлял. Пришли бойцы, и мы с ним полную литургию отслужили.

– Вы там всё время в монашеском облачении?

– Иногда приходится переодеваться в камуфляж, например на позициях в лесополосе. Она жидкая, снарядами посечённая, и чёрная ряса хорошо видна. А снайперы за полтора километра прицельно видят. И у них премия – сколько-то тысяч евро – за убитого священника. Так что лучше не искушать. Но даже не это главное. Появление священника демаскирует позиции: раз приехал поп, значит, там, в окопах, не два-три человека, а минимум взвод. Так что по позициям ходишь в камуфляже, только перед службой в блиндаже переоблачаешься. А каска, броник – с этим вообще не расстаёшься.

– Неужели там за убийство священника платят?

– Пленные так говорят. За волонтёра, который также военным не является, платят пять тысяч долларов. За врача, медика – ещё больше. На Женевскую конвенцию никто там не смотрит. Так что ребята постоянно меня охраняют. Иду по освобождённому селу с иконой Тихвинской Божией Матери – спереди и сзади бойцы, в небо смотрят. Для дроноводов икона-то чёткая цель. Но мы стараемся искать такую погоду, чтобы дождь, снег или туман, чтобы не видели нас.

Крестный ход о. Паисия с защитниками от дронов

– Всё-таки непонятно…

– Поймите простую вещь. Сейчас люди не могут двухсотых вытащить. Раньше договаривались – поднимали флаг и выносили раненых и убитых. А теперь баксы платят. В том числе за уничтожение эвакуационных групп. И на своих раненых им наплевать, лишь бы кого подстрелить и деньги получить. Цинизм полный. Вот был я в одном подразделении у «штурмов», то есть у штурмовиков, которые всегда впереди идут. Парень-бурят рассказал: «Отче, представь. Окружили мы блиндаж, кричим, чтобы сдавались. Оттуда французская речь. Мы так и эдак. Пришлось мне бросить четыре гранаты. Запрыгнул я туда и чуть не задохнулся от вонизма. Лежат два разложившихся трупа, а рядом – наёмники эти. То есть они там оборонялись рядом со старыми трупами, которые никто не стал выносить. Вот как это так?! Могли хотя бы похоронить прям там, на месте, а им по фигу. Командир приказал мне шеврончики французские срезать, и мы дальше побежали – но вот до сих пор забыть не могу». Это рассказывал опытный боец, много повидавший, но даже его проняло.

– Бурят к вам «отче» обращался? Они же буддисты, – замечаю.

– По-разному бывает. Есть у меня друг бурят, в крещении Сергей. Навестил его в госпитале: «Какой ты счастливый, Серёга, что у тебя в голове опилки, как у Винни-Пуха». Он заулыбался, весь светится. Ему осколок в голову попал – и ноль последствий, а другой осколок ногу разворотил. Слава Богу, поправился. Осколки от ATACMS были. Он сам «панцирист», то есть на зенитном комплексе «Панцирь-С1» воевал. Я с ними поездил и понял, что это ребята особые, отчаянные такие профессионалы. Нужно успеть и цель сбить, и побыстрее убраться, потому что в ответ сразу летят и ракеты, и снаряды. И дроны их активно выискивают.

С одним из отчаянных ребят-«панциристов»

Отец Паисий достал телефон, показал фото:

– Вот разгонные блоки от тех ATACMS, рядом с «Панцирем» упали. Каждый по 912 килограммов. Я заказал машину и вывез их – один поставил в Музей дивизии ПВО, которая небо нашей Ленобласти охраняет, а другой на днях привезём в наш Тихвинский краеведческий музей. Пусть народ помнит, что нам ждать от западных «друзей», от США в частности. Это же их ракеты, и они сами ими управляют, когда те на нас летят.

– Не понял: эти ракеты в тот «Панцирь» попали?

– Наоборот. Мы ехали на «Панцире», в нас летела ракета, а ребята её в воздухе перехватили и разбили. Там же и остатки второго нашёл.

– Ещё вопрос про бурятов. Папа Римский журналу «America» заявил, что «самыми жестокими» мучителями в ходе СВО являются «те из России, которые не придерживаются русской традиции: чеченцы, буряты и так далее». Это верно?

– Наверное, он это из благих побуждений сказал. На Западе СМИ русофобию разжигают, и вот, мол, большинство россиян совсем не плохие, с ними можно договариваться о мире. Ложь во благо, по-иезуитски. Но зачем нам такое «благо»? Я много раз был на СВО и жестокости у наших солдат, независимо от их национальности, не видел.

Меня там пугает другое. Война, убийство воспринимаются уже как обычная работа. И есть такие профессионалы… Один такой, с позывным «Боксёр», из всякой палки смертоносное оружие сделать может, словно демон какой помогает. И мину изобрёл особую: она выстреливается, падает и раскрывается как трансформер, во все стороны выбрасывая капроновые нити. ТТХ раскрывать не буду, но большая площадь так минируется – кто заденет нитку, в того заряд и полетит. А если вторую мину неподалёку положить, третью, то там такая путанка, не пройти. Он мне показывал, как это действует, но я так и не понял главного секрета. А потом в каком-то доме увидел он стол итальянский с трубчатыми металлическими ножками – и сразу: «Вот трубы для миномётов». Отвинтили ножку, сунули в неё мину – точь-в-точь, до микрона входит. Вот как он это увидел? С друзьями на гражданке созвонился, те заказали сотню итальянских столиков – вот уже и четыреста готовых миномётов, лёгких, по три килограмма весом. Стреляет такой на 350 метров со скоростью 5-6 выстрелов в минуту – для «штурмов» самое то.

– А почему вы говорите «демоны»? – спрашивает Раиса Михайловна.

Я её поддерживаю:

– Это же просто талант, на войне такие тоже нужны.

– Не знаю, у меня такое чувство, что война, бывает, входит в душу человека. Может, ошибаюсь. Конечно, профессионалы везде нужны. В Тихвине есть у меня знакомый мастер дорожного участка. Сам он когда-то срочную службу в горячей точке проходил, и стал он мне помогать со сбором подарков для наших бойцов на СВО. Потом мне говорит: «Стыдно, отче, что вы один туда ездите. Возьмите меня в помощники. У меня микроавтобус, больше увезём». Погрузили в его автобусик купленный квадроцикл, другие подарки, поехали. Прибываем в воинскую часть. Он смотрит на оружие бойца: «А что у тебя за прицел?» Стрельнул, и пуля мимо ушла. «Э, брат, да у тебя оружие не пристреляно!» Проверил всё оружие в подразделении, устроил пристрелку. Потом смотрит на электрогенератор: «Почему на земле стоит, не на подставке?» Оказалось, генератор часто ломается как раз по этой причине. Там и песок вентилятор засасывает, и мыши зимой внутрь, в тепло залезают, и от мясорубки всё там засоряется. Наладил. Потом… Короче говоря, увидев неопытность личного состава и молодых командиров, остался он на СВО, заключил контракт.

– Живой?

– Недавно вернулся после ранения. Но обратно рвётся к своим бойцам. Когда он начал служить, то привнёс столько толковых мелочей, что в его подразделении двухсотых стало меньше в четыре раза. Заметил это генерал-майор, отправил в другие подразделения опытом делиться. И за полгода бывший мастер дорожного участка от рядового вырос сначала до лейтенанта, потом ещё звёздочки получил, и назначили командиром роты, замкомандира инженерно-сапёрного батальона. Сапёры там почти что смертники, поскольку всё время на передовой: надо ставить мины под носом противника, потом их снимать, чтобы пропустить вперёд разведку. И всё это под обстрелами. А ребята его практически перестали погибать, так он поставил дело.

Надежда и любовь

– Что самое сложное на фронте?

– Народа мало, ротация редко случается, и люди, бывает, психически выгорают. Сложнее всего там успешным командирам и бойцам – мол, если у тебя хорошо получается, то вот тебе ещё нагрузочка, тащи.

– Тащат?

– Это война. На Запорожье езжу я в одну роту, к «штурмам». Комполка им говорит: «Вот, ребята, деревня, надо её взять. Сколько вам времени надо?» Комроты в ответ: «Четыре дня на подготовку, ещё день на работу». И всё, комполка уже не вникает в их дела. Они подняли беспилотники, разведку на мотоциклах послали, определили точки сопротивления, обговорили с артой, какая поддержка нужна, и всё сделали. Сколько-то людей потеряли, но в пределах «нормы». И вот такой подвиг у них постоянно, как на работу ходят.

Или вот был такой штурмовик с позывным «Амурчик». Когда Майорск брали – тактически важный посёлок на развилке дорог на Дзержинск и Артёмовск, где у ВСУ был мощный укреп, – «Амурчик» ворвался туда на мотоцикле и в центре на доме украинский флаг поменял на российский. Это внесло панику в ряды обороняющихся, и они начали отступать. «Амурчик» же сел на мотоцикл и обратно поехал – в ротный медпункт. Доехал, мотоцикл заглушил, сошёл с него и упал. Замертво. Мол, задачу выполнил, всё правильно сделал. Когда он флаг-то вешал, его кассетными шариками посекло, почти уже мёртвый на мотоцикле ехал. И меня вот спрашивают: это что за ангельское имя ты на панихиде назвал – Амурчик? Отвечаю, что это позывной. Имени его не знаю.

– А у нас позывные вычёркивают в записках, – говорит матушка Евфросиния.

– И правильно. На литургии надо по крещёным именам поминать. А за пределами храма почему нет? Господь же знает имена.

– В нашей армии не только православные, но и мусульмане воюют. С ними тоже общаетесь?

– Вот случай, но не на фронте, а в Петербурге. Был я в одном госпитале, потом в другом. Собирался уже уезжать, как подходит медсестра: «Тут один больной хочет, чтобы вы благословили». А я его и прежде заметил, татарина с оторванной под коленом ногой. Пару раз проходил мимо, он привставал с кровати – я и значения не придал, мало ли зачем привстаёт. Подхожу. И он рассказывает. Пошли в атаку, и минами накрыло, ногу его зажало перекрученным турникетом, не выдернуть. «Тут, – говорит, – Иса передо мной явился, перекрестил и сказал: “Я тебя спасу, но дай слово, что будешь до конца жизни за всех молиться, кто сейчас рядом погибает”. Отвечаю: “Как же мне молиться, я не всех по именам знаю?” Он: “Ты вспомнишь”. Тут я на спину плюхнулся. Санинструктор подбегает, вытаскивает меня. И сегодня ночью мне все имена вспомнились. Кто по телефону говорил, его жена именем называла, у кого на конверте письма видел… Что же мне теперь делать? Кому за них молиться? Иисусу, Который меня спас? Тогда я должен православие принять. Что посоветуете?»

– И вы его крестили? – догадываюсь я.

– Нет. Так сказал: «Ты сейчас на эмоциях. Я могу тебя крестить, а потом пройдёт время, ты отречёшься от Христа и попадёшь в ад. Зачем это надо? Поэтому вот тебе книжка Николая Сербского “Война и Библия”, дарю. Прочитаешь, и от Господа, может, тебе откроется, как надо поступить. Вот номер моего телефона, звони».

– Позвонил?

– Может, и звонил, да я вскоре на СВО поехал, а там мобильный телефон нельзя включать… На фронте со всеми общаешься и не спрашиваешь, кто есть кто. Есть у меня друг, он тоже татарин. Недавно посещал его в госпитале. Он: «Батюшка, а ты помнишь первую нашу встречу? Ну ты нас и напугал!» И рассказывает: «Сижу я в блиндажике, в бронике, трясусь, поскольку только что объявили о перехвате, что нас накрывать начнут, из всего по нам долбить будут. Обнял автомат, стало тепло, закимарил. Открываю глаза: на бруствере ангел стоит, светится весь. Думаю: “Как же я не заметил, как меня убило? Ни взрыва, ничего не успел увидеть…” Говорю ангелу: “Вы за мной?” Тот отвечает: “А ты чаем меня напоишь? Долго до вас добирался”. Тут солнышко за тучку зашло, глядь, а это поп стоит с крестом на груди. Смешно мне стало – с жизнью уже простился! Иду к машине, к Зиннуру: “Зиннурик, знаю, у тебя пачка хорошего зелёного чай, дай, священника напоить надо”. Он: “У тебя тоже крыша поехала? Только что «Богатырь» подходил, говорит, что у нас поп по позициям ходит. Совсем сбрендили, откуда здесь попы?!” Вот после этого я вас чаем и напоил». И у нас теперь шутка с ним. Вот заходил в госпиталь. Он: «Отче, чего пришёл?» – «Чаю попить».

А с Зиннуром, у которого всегда зелёный чай имелся, такая история получилась. На Запорожье под Токмаком ошибка произошла: вражеский беспилотник приняли за свой и он «Хаймерс» навёл на его машину. Двое ребят погибло, а Зиннура всего прошило – в одной ноге около сорока осколков, просто фарш. Но в Москве в госпитале имени Вишневского ногу спасли, из позвоночника осколок вытащили и ещё один – большой, что застрял между сердцем и лёгким. Жена ему говорит: «Зиннурик, ты знаешь, отец Паисий едет тебя крестить. Ты согласен?» Он: «А куда я денусь». Жена звонит мне: «Батюшка, срочно приезжайте, мужа крестить надо». Взял я благословение у своего владыки, поехал в Москву, крестил. После этого он шевелиться начал, ожил. Скоро его выпишут, с 3 ноября прошлого года лежит.

Знаете, молитва помогает психически не сгореть и не отчаяться. Помню одного офицера с потухшим взглядом. Был молебен, он встал вместе с бойцами. Потом смотрю: в глазах его жизнь появилась! Или в тех же госпиталях – вот где можно отчаяться-то! Там тоже молитва помогает. А ещё я самым понурым вот эти два снимка показываю…

Батюшка ищет на своём телефоне. На первом снимке молодой парень, у которого нет половины головы, затылок совершенно стёсан. И носа нет, лицо обезображено. На втором – тот же самый парень с нормальным лицом и головой.

– Хирурги прям чудеса творят. И вот когда раненые это видят, у них глаза загораются: не всё пропало, можно жить! Надежда – она самых безнадёжных на ноги поднимает. А если ещё есть и вера, и любовь – тут уж такие чудеса творятся, что и хирургам не снилось.

Молитва о князе

– Отче, а история Дымского монастыря как-то связана с армией? – пытаюсь я по-журналистски связать рассказ иеромонаха с местом, где мы сидим.

– Можно вспомнить нашествие шведов, которые в 1611 году сожгли монастырь, так что пришлось заново отстраивать. Но тут связь изначальная – нашего преподобного со святым князем Александром Невским. Они ведь были знакомы. Возможно, преподобный Антоний был его духовником, когда после Варлаама Хутынского стал настоятелем Спасо-Преображенского монастыря в Великом Новгороде. И когда он покинул обитель, написав записку, чтобы его не искали, и пришёл сюда, на окраину Новгородской земли, то какое событие случилось? Битва на Чудском озере, в которой князь Александр победил. А преподобный здесь, в молитвенном уединении, просил за него у Господа. И вот ещё факт: когда Александр стал Великим князем, то в 1247 году, спустя пять лет после победы на Чудском озере, даровал эту землю преподобному Антонию. Знать, было за что.

Во многих летописных источниках говорится, что преподобный, помимо вериг, носил «железную шапку». Я вот думаю, что это мог быть железный шлем, подаренный князем Александром. В знак того, что духовные подвиги сродни военным подвигам. Одни жизнь свою отдают Родине, другие – Богу. И всегда это борение, будь то видимый враг или страсти, искушения.

– То есть князь подарил шлем ещё в Новгороде, в Хутынском монастыре?

– Думаю, это могло случиться позже. Есть сведения, что святой князь Александр приезжал сюда к преподобному. Антоний ему сказал: «Ты, князь, ещё молодой, а совсем гнилой. Давай снимай свою железную кожу, латы свои и полезай в озеро». Будто бы у него были нарывы на теле от долгого ношения на себе железа. Князь три раза окунулся во имя Отца и Сына и Святого Духа, вышел из озера, ординарец ему полотенце подаёт – а кожа как у младенца, чистая. Вот тогда он и мог подарить ему свой шлем, который потом называли железной шапкой.

– Этот шлем не сохранился? Или фотография его?

– К сожалению, нет. В 1409 году, во время нашествия хана Едигея на новгородские земли, иноки спрятали шапку на дне Дымского озера, а потом её достали и она хранилась на раке, над мощами преподобного. Известно, что она весила более трёх килограммов и толстыми гвоздями к ней была приделана широкая тулья, тоже железная. Куда она исчезла, никто не знает.

– Может, опять в озере спрятали, когда советская власть пришла? – предполагаю.

– Возможно. Среди местных сохранилось такое предание. В 1919 году большевики поехали сюда на броневике, чтобы уничтожить мощи Антония Дымского. Они были пьяные, и броневик съехал с дороги в болотину. Мимо шёл крестьянин-паломник, узнал, зачем комиссары в монастырь едут, прибежал туда и всё священнику рассказал. Тут в Троицком храме подняли напольные плиты и в склеп к старцу архимандриту положили мощи, спрятали. Много времени это не заняло, поскольку раньше полы не цементировали, а плиты прямо на отсыпанный гравий и песок клали. Тут комиссары на броневике приезжают: «Где мощи?» «А мы их сожгли», – и показывают костровище, на котором падшую скотину сжигали. Тогда был падёж больных коров и, чтобы другие не заразились, их сжигали. Те посмотрели на обгорелые кости и начальству доложили: «Кости сожжены». И все думали, что мощи и вправду уничтожены. Возможно, тогда же и шлем преподобного где-то спрятали.

– А как установили, что мощи не были сожжены?

– Так шлем, хоть и утраченный, помог это сделать. Вот как это произошло. Троицкий собор фактически до фундамента был разрушен, только колокольня стояла. Стали выгребать битый кирпич и наткнулись на склеп с мощами двух монахов. Отвезли их в Петербург в судмедэкспертизу. Там на голове одних из мощей нашли такие масалыги – наросты на костной ткани, какие возникают от постоянного ношения инородного предмета на голове. Было это в 2000 году. Судмедэксперт специально слетал в Париж, сравнил с останками королевы, которая постоянно носила диадему, и та чуть ли не вросла в её голову. Всё совпало. Более точного доказательства и не придумаешь. Преподобный постоянно носил шлем, не снимал – это уникальный случай, тут никак не спутаешь.

* * *

После трапезы простились мы с отцом Паисием, пошли к машине. Глянул я в сторону озера – к вечеру, говорят, можно увидеть над ним дымку. Наверное, этой дымкой озеро и понравилось преподобному Антонию – чтобы спрятали туманы от людской славы. Но Богу бывает угодно иное: не прятать, а раскрывать людям подвиги. В радость и укрепление веры.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска