Святые на стенах

Тихвин для православных – это прежде всего знаменитый Успенский мужской монастырь. О том же, что испокон веков там была и женская, Введенская, обитель, многие не знают. Признаться, и я, не раз бывавший в Успенском монастыре, как-то не обращал внимания на то, что совсем рядом есть ещё одна обитель: выйти за крепостные ворота, перейти речку Тихвинку – и вот она, в трёхстах метрах. Экскурсии туда водят редко, поскольку здания неприглядно выглядят, требуют реставрации… А ведь там есть о чём рассказать.

Вкратце история такая. Возник девичий монастырь в Тихвине по указу царя Ивана Грозного одновременно с мужским – в 1560 году. Считается, что первой игуменьей стала монахиня Евпраксия, о которой мало что известно. В 1604 году сюда из Горицкого Воскресенского монастыря «по обещанию» переселилась инокиня Дария (в миру Анна Алексеевна Колтовская, бывшая четвёртая супруга Ивана Грозного), а позже приехали и две её племянницы – княжна Леонида и Александра Григорьевны Гагарины. С этого момента можно и отсчитывать славную летопись обители. Царица-инокиня привела её в цветущее состояние, её же трудами был построен каменный собор Введения во храм Пресвятой Богородицы с приделами Николая Чудотворца и преподобного Кирилла Белозерского.

Введенская обитель в ту пору представляла собой деревянную крепость с множеством построек внутри. Но эти стены были не столь крепки, как у соседнего мужского монастыря, и когда в 1613 году шведские интервенты без труда захватили Введенскую обитель, предводитель шведов Якоб Делагарди устроили там свой штаб. С осадой мужского монастыря у него ничего не получилось – защитники его во главе с князем Семёном Прозоровским отразили несколько штурмов и дождались прихода подкрепления. Делагарди пришлось ретироваться, и с досады он спалил женскую обитель – сгорело всё, кроме каменного Введенского собора.

В это время царица-старица с кем-то из сестёр скрывалась в лесу в шести верстах от обители. Землянку себе они выкопали на берегу озера, которое впоследствии стали называть Царицыно. Позже, вернувшись на пепелище, монахини взялись за восстановление – и монастырь стал краше прежнего. Почила царица-старица в 1626 году и была погребена под папертью Введенского собора. Могилу её посещали и цари, и великие князья, и простые паломники. Над могилой была установлена гробница, и под резной сенью горела неугасимая лампада.

Монастырь благоукрашался. В середине XIX века при игуменье Августе были построены надвратная колокольня, каменные двухэтажные келейные корпуса. Тогда же осушили болотистую землю и расширили территорию обители, насадили прекрасный фруктовый сад. К 1917 году здесь подвизались уже около 200 монахинь и послушниц.

О том, что здесь было при советской власти, рассказала мне руководитель Паломнической службы Успенского мужского монастыря Галина Борисовна Соколова:

– Я ведь училась в его стенах с первого класса в общеобразовательной школе № 38. На втором этаже сестринского корпуса были наши классы. По-моему, там до сих пор на потолке железные люстры, какие были при нас. Их трудно увидеть, потому что на второй этаж не забраться – там пол прогнил и обрушился. Несколько лет назад мы с одноклассником ходили туда: он строитель по профессии, не побоялся по балкам пройти, а я уж подниматься не решилась. Корпус этот недействующий, стоит закрытый, и мы брали благословение у матушки Павлы, нынешней игуменьи, чтобы пройти.

– И не знали тогда, школьницей, что это монастырь? – спросил я Галину Борисовну.

– Так всё перестроено было. Помню, удивлялась: какая интересная столовая у нас, с арочными окнами! А столовая находилась в бывшей трапезной части храма Рождества Пресвятой Богородицы, кухня же располагалась в самом храме. Ребята лазили на колокольню, говорили: «Знаете, там картины! Какие-то мужики нарисованы».

– В космических шлемах…

– Ну да. Второклассники, советская школа – откуда им знать, что это нимбы над головами святых. А потом эти фрески заштукатурили, стены зелёной краской покрасили. Ну и, конечно, мы не знали, что под полом похоронена царица, игуменья Дарья. Там, где сейчас в храме рака стоит, была раздевалка: с одной стороны для девочек, с другой – для мальчиков.

– Мощи там сохранились?

– Когда ещё монастырь Церкви не передали, из деревни Сенно, из скита, приезжали матушки Тавифа и Неонилла, молились на руинах и однажды забрались в подклеть, чтобы посмотреть. Там, внизу, легко определили, где кирпичная кладка XIX века, у пристройки, а где старинная – XVII века. И вот старинная-то оказалась не нарушена. То есть всё там сохранилось. Как понимаю, когда монастырь целиком передали, сёстры тоже не трогали захоронения. Помню, пришли мы с паломнической группой, а матушка Тавифа с гвоздодёром в руках доски отдирает – разбирает две дощатые перегородки. Эти перегородки делили храм на три спортивных зала, где в последнее время спортивная школа «Богатырь» располагалась. Вот такой «спорт» – богатырский – для пожилой монахини. И ничего с тех пор не изменилось. Сейчас там новая игуменья, матушка Павла, и две сестры – и всё на женских плечах…

В городе по-деревенски

Встретиться с игуменьей Павлой, назначенной возглавить возрождающуюся обитель в 2017 году, посоветовала нам м. Неонилла, когда мы были в Сенно, в Троицком скиту Введенского монастыря («Сень Божия над Сенно», № 964, январь 2025 г.). И вот за мостом через Тихвинку вижу монастырские здания. Надвратный храм Святых Екатерины и Августы выглядит вроде неплохо, но за ним храм Рождества Пресвятой Богородицы просто пугает, вот-вот рассыплется. Главный, Введенский собор, тоже не в идеальном состоянии. На территории ни души. О том, что здесь живут люди, свидетельствует только табличка, прибитая к почерневшим от времени строительным лесам: «Монастырских кошек кормить запрещено. Штраф – возмещение затрат на услуги ветеринара». Сурово и по делу. Собственно, так мне и рекомендовали игуменью: строгая, деловитая. А с иным подходом, наверное, такой воз и не потянуть – вон какая разруха кругом…

Надвратная церковь св. вмц. Екатерины. Фото XIX в. и современное

Введенский собор прежде и теперь

Игуменский корпус, впрочем, порадовал, выглядит благополучно. Вхожу. Встречает то самое создание, которое кормить запрещено. Как объяснила потом игуменья (оказалась она не такой уж и суровой), эта красавица тайской породы.

– Когда мы сюда с матушкой Василисой приехали из Тервенического монастыря, здесь были уже три кошки и выводок из шести котят, – вспомнила она. – Котят мы сумели раздать желающим, но их не убыло – стали нам котят подбрасывать. Мол, в хорошие руки. Что же делать… Но они у нас не бездельничают, а мышей ловят. Эти мыши толпами сюда приходят, особенно осенью, когда холода начинаются.

Игуменья м. Павла (Васюкова)

– У каждого своё послушание, – шучу.

– Без дела у нас не посидишь. Хозяйство большое, а нас всего – игуменья, инокиня и послушница. И один трудник у нас постоянный, который и кочегар, и снег гребёт, и на все руки.

– Наверное, вам рабочие руки нужны и для восстановления монастыря?

– Нужны, но для других работ. Здесь памятники архитектуры, поэтому требуются лицензионные строители. Это, конечно, проблема – всё получается в несколько раз дороже, чем если бы просто нанять бригаду и начать ремонт. И согласовывать надо. Вот у нас храм Рождества Божией Матери «плачет», прямо на глазах рушится. Два раза мы подавали заявку по федеральной программе. Наконец своими силами сделали проект консервации, нам выделили денежку, и вроде в феврале работы начнутся. Третий раз подали заявку и на ремонт двух других храмов. Вот ждём.

– Во Введенском соборе службы ведь идут?

– Ежедневно. Крыша там хоть и без куполов, но, слава Богу, не течёт – служить можно. Только вот штукатурка внутри и снаружи отваливается. Мы денежки подкопили, на свой страх и риск окна поставили – деревянные, как и положено по правилам ГИОП. Это как-то задержало разрушение, но только на время.

Ещё проблема – отопление. Два гостиничных корпуса, куда принимаем трудников и паломников, оборудованы пеллетными котлами, и это ещё терпимо. А вот игуменский корпус, где сейчас находимся, и Введенский собор топим просто дровами. Этот котёл прям геенна огненная, в которую надо регулярно подкидывать метровые плахи. Они тяжеленные. Когда нет трудника, то приходится нам с сёстрами ворочать этими брёвнышками, с размаху в топку кидать. Даже мужчинам это тяжело, а нам-то… это лечь и умереть. И каждые четыре часа, если мороз сильный.

– А газовый котёл не думали ставить?

– Подали мы заявку в Газпром, чтобы газ подвели. Цену выставили в два с половиной миллиона рублей. Написала я просительное письмо, и снизили до миллиона. Заключили договор, чтобы с рассрочкой выплачивать. Но тут выяснилось, что, помимо подводки магистрали, свою стоимость имеет прокладывание труб между зданий и вместе с оборудованием это стоит девять миллионов рублей. Стала снова просительные письма писать. Долго не отвечали, а потом пришёл отказ. Так что собираем средства потихоньку.

– Да, необычно: монастырь в городе, а печки топите. Ведь и в дýше не помыться?

– Вообще-то душ есть. И дровяная баня.

– Паломники у вас с ночёвкой остаются?

– Многие хотят пожить день-другой в тишине, помолиться. У нас ведь, в отличие от Успенского мужского монастыря, очень тихо. Ни туристических автобусов, ни толп экскурсантов. Мы, конечно, тоже здесь для желающих экскурсии проводим – есть о чём рассказать. И для паломников, и для туристов.

Кстати сказать, и прихожане наши – их не так много, всех знаем в лицо – любят Введенскую обитель как раз за уединённость и тишину. Мы же здесь почти на острове – с трёх сторон нашу территорию отделяют от города река Тихвинка и Введенский ручей. И едут сюда, несмотря на проблемы с транспортом, из дальних концов города, даже из окрестных поселений. Общинка маленькая, поэтому батюшка может выделить каждому больше внимания. Исповедь у нас на всенощной, и пока кафизмы читаются, можно с ним поговорить, излить душу, а не просто перечислить грехи и бежать дальше.

Царица-схимонахиня

Порасспрашивал я матушку и об истории обители. Оказалось, что сёстры вплотную этим занимаются. Послушница Марина собирает материалы в архивах, в том числе в архиве ФСБ, – уже изданы три брошюры и книга «От рождения до возрождения. История Тихвинского Введенского женского монастыря в лицах и ликах». Послушница продолжает изыскания и параллельно учится в богословской магистратуре на программе «История Церкви Советского периода», что нужно для организации музея. Одна из прихожанок также подготовила две объёмистые книги – кладезь сведений о православной истории Тихвина.

Интересную версию матушка высказала о причине ухода в монастырь Анны Алексеевны Колтовской, будущей царицы-инокини:

– По одной из легенд она рано осиротела и воспитывалась в семье князя Андрея Курбского, который впоследствии бежал в Польшу и оттуда оппонировал Ивану Грозному. И видимо, открылся какой-то заговор семьи, два брата Анны Колтовской были казнены, а сама она пострижена в монахини. То есть причины были политические. В ту пору вокруг царя сплеталось множество интриг. Уход же в монашество был обычным делом, даже сам царь об этом подумывал.

Что меня удивило в рассказе матушки: Иван Грозный вполне подчинялся церковным законам и не был таким самодуром, как принято его описывать. К 1571 году он был уже два года вдовцом. Провели смотрины невест. По описанию немецких посланников, они были скоротечными: царь входил в комнату, где стояли девушки, «кланялся им, говорил с ними немного, осматривал и прощался с ними». Выбрали девицу Марфу Собакину. Та оказалась больной и вскорости умерла от болезни. Она была уже третьей по счёту женой, и по закону четвёртый раз жениться царь уже не мог – на троне он должен был остаться холостяком. Созвали Церковный Собор, на котором царь попросил разрешения взять замуж Анну Колтовскую, «занявшую второе место» на смотринах, – мотивируя это тем, что больная Марфа не успела стать ему женой, умерла девой.

Тут надо вот что отметить. Есть расхожее мнение, будто бы Иван Грозный отравил первых двух жён, но это вполне могли сделать бояре, которые боролись за влияние при дворе и проталкивали на трон девиц из своих родов. Могли этому поспособствовать и заморские лекари, которых легко могли подкупить послы Англии и Польши. По факту череда женитьб царя не оставила большого потомства, и род Рюриковичей, на котором держалась Русь изначально, прервался, что едва не погубило Русское государство. Началось же всё с отравления царицы Анастасии, в которой Иван Грозный души не чаял (прожил с ней тринадцать лет), и её смерть, как отмечают историки, внесла «перелом в характере его правления».

В своём просительном обращении к собранию епископов царь Иоанн писал: «Злые люди чародейством извели первую супругу мою, Анастасию. Вторая, Княжна Черкасская, также была отравлена и в муках, в терзаниях отошла ко Господу. Я ждал немало времени и решился на третий брак, отчасти для нужды телесной, отчасти для детей моих, ещё не достигших совершенного возраста: юность их претила мне оставить мир; а жить в мире без жены соблазнительно. Благословенный Митрополитом Кириллом, я долго искал себе невесты, испытывал, наконец, избрал; но зависть, вражда погубили Марфу, только именем Царицу: ещё в невестах она лишилась здравия и чрез две недели супружества преставилась девою. В отчаянии, в горести я хотел посвятить себя житию Иноческому; но, видя опять жалкую младость сыновей и Государство в бедствиях, дерзнул на четвёртый брак. Ныне, припадая с умилением, молю Святителей о разрешении и благословении».

Собор епископов в виде исключения разрешил царю жениться, наложив на него трёхлетнюю епитимью: ему запретили входить в храм, во время службы он мог стоять только на паперти и причащаться только на Пасху. Впрочем, включили пункт о досрочном снятии епитимьи, «если он пойдёт войною против неверных за святые церкви и за православную веру». Вскоре случилась знаменитая битва при селе Молоди – Крымско-Ногайская орда была разгромлена, началось возвращение южных земель Руси. Сам Иван Грозный в это время находился в Новгороде, где собирался устроить царскую резиденцию. Задолго до Петра I он подумывал перенести столицу на север, откуда и пошла Русь. И основание им двух монастырей в Тихвине совпадало с этими планами. Видимо, неслучайно – «по обещанию», как написано в житии, – пришла сюда и царица-инокиня Дарья.

– Схимонахиня Дарья у вас считается местночтимой святой? – спрашиваю матушку Павлу.

– Официально она не прославлена, но в Тихвине и окрестностях её почитали – и не только за то, что она была устроительницей Введенского «царицына» монастыря и духовной старицей, но и за молитвенную её помощь. Она ведь нам тоже помогает, молимся перед её гробницей.

Рака над мощами царицы-инокини Дарьи

Образ святости

– У вас в игуменском корпусе на стене – портрет матушки Таисии, игуменьи Леушинской. Она тоже ваша небесная покровительница?

– Матушка Таисия перед тем, как по благословению Иоанна Кронштадтского основать Леушинский монастырь, почти десять лет подвизалась в нашем монастыре, здесь была пострижена в рясофор с именем Аркадия. Называла Введенскую обитель своей колыбелью – об этом можно прочитать в её автобиографических записках. Это большая тема, можно говорить долго.

Преподобномученица Иоанникия (Кожевникова)

Ещё одна наша покровительница – преподобномученица Иоанникия (Кожевникова). Сюда она пришла в 1875 году после окончания Боровичского городского училища, ей было 14 лет. В её жизнеописаниях, кстати, указывают другой возраст, 16 лет, но это ошибка – она возникла из-за того, что в уголовном деле напутали с датой её рождения. К началу революции она стала ближайшей помощницей престарелой игуменьи Аполлинарии (Владыкиной), фактически всё на её плечах и держалось. А это было большое хозяйство. Земли здесь, на полуострове, много – держали скот, сажали овощи. Также имелась земля за пределами монастыря, пастбища, участки для заготовки дров. Были прокопаны каналы, имелась своя мельница. Действовали различные мастерские. Ещё монахини содержали приют для девочек-сирот, а также принимали в свою школу учениц, дочерей прихожа. Ну и, конечно, была молитвенная жизнь, правила совершались неукоснительно. В 1918 году матушку возвели в сан игуменьи – и это стало как восхождение на Голгофу. К этому времени уже год, как новая власть разместила в монастыре детскую колонию и других подселенцев. Из игуменского корпуса матушка перешла в колокольню и жила там в келейке, затем, как и другие сёстры, она жила в большом келейном корпусе, где снимала комнату до 1932 года. В 1926 году монастырь окончательно закрыли, но сёстры не покидали обитель, ютились кто где и собирались для общей молитвы у матушки Иоанникии. В 1937 году её арестовали, обвинив в «контрреволюционной деятельности», но на допросе она отказалась признать себя виновной и не стала давать показания против других. И 25 ноября вместе с другими новомучениками её приговорили к расстрелу.

Вот такие у нас матушки. Иной раз уже руки опустятся из-за нынешней разрухи, а попросишь их, помолишься – вдруг откуда ни возьмись помощь приходит.

Обелиск в память насельниц монастыря

* * *

Идём во Введенский собор. Обращаю внимание на огромную круглую поленницу:

– Это и есть те самые брёвнышки для «геенны огненной»?

– Да, видите, какие толстые, тяжёлые. Мы в Тервеничах тоже такими стожками складывали, но там помельче были.

Брёвнышки для «геенны огненной»

В храме матушка показала монастырские святыни. Помолились у иконы Тихвинской Божией Матери с предстоящими Тихвинскими новомучениками. Из необычных икон здесь – образ преподобного Стилиана Пафлагонского с младенчиком на руках. Паломницы молятся перед ним о деторождении и здоровье своих чад. Ещё редкая икона – большая, видно, храмовая – Николы Мокрого.

– Сам образ очень древний, появился перед тем, как был установлен общерусский праздник Святителя Николая, епископа Мир Ликийских, отмечаемый 9 мая. Примерно в 1090 году муж и жена с младенцем плыли на ладье по Днепру, возвращаясь с паломничества к мощам святых Бориса и Глеба. Хватились: младенца-то нет. Стали плакать, молиться: «Святый Николае, помоги!» В Киеве пошли в Софийский собор, там уже у его иконы молились. Вдруг какой-то шорох, голоса – в другом конце храма люди столпились перед явившимся вдруг младенчиком. Он лежал мокрый весь, словно только что из реки. И родители признали своего ребёночка. Это чудо отпечаталось в памяти народной на века, а икону Святителя в Софийском соборе стали именовать Николой Мокрым.

– Эта икона сохранилась?

– В 1943 году её из Киева вывезли в Польшу, а затем в США. Но возможно, это список. Есть исторические свидетельства, что в 1304 году её перевезли в Москву переселенцы из разорённого Киева, и сначала она находилась в церкви Святителя Николая в Киевце, затем на Остоженке, а сейчас – в Третьяковской галерее.

Показала матушка в храме и небольшую витрину, за стеклом – богослужебный требник и Евангелие священномученика Василия Канделяброва, служившего в селе Сенно, где сейчас монастырский скит (о нём мы рассказывали в очерке «Сень Божия над Сенно». – Ред.). Здесь же нательный крест, часы и сосуд, принадлежавшие ещё одному тихвинскому священномученику – Николаю Покровскому, настоятелю Никольской церкви деревни Заручевье.

– В планах у нас сделать большой музей в так называемом Бажановском корпусе, когда из него выедет фондохранилище Музея Римского-Корсакова. Это единственное монастырское здание, которое нам ещё не вернули, – рассказывает игуменья. – И там мы больше расскажем о новомучениках. На территории монастыря большевики устроили следственный изолятор и так называемый исправдом, где содержали не только подследственных, но и осуждённых. Действовал он с 1920 по 1940 годы. И об этом не надо забывать.

– Хватит вам сил ещё и музей открыть? – сомневаюсь.

– Монастырь большой, он рассчитан на большее. Так что будем надеяться и молиться.

По ковровой дорожке

– Наши монастыри наполнились в 90-е годы, а потом на спад пошло, – сетует матушка. – Остыл народ, закрутили дела житейские. А в последние пять лет и с трудниками проблема. Обычно к зиме приходили к нам сирые и убогие, теперь даже их нет.

– А у вас есть условия принимать людей?

– Келий много, даже отдельных. Зимой тепло. Когда газ проведём, вообще городские условия будут. Хоть на полгода бы кто приехал, может, ему бы и понравилось. Нам, например, нужен повар, потому что времени готовить из-за различных послушаний не хватает, а также свечница в лавку. Есть же одинокие женщины, желающие уединённого жития, – почему бы не приехать? Молись, неси посильные послушания, ещё и зарплата тебе.

– Зарплата?

– Почему бы и нет. Потом женщина присмотрится и, может, в послушницы пойдёт, постриг примет – здесь уж как сложится. Некоторые думают, что монастырь вроде тюрьмы. Как же они ошибаются! Здесь радость. И если у матушки есть свои дарования, желание чем-то заняться, то пожалуйста. С приходом новых людей могут появиться и новые послушания, здесь мы свободны. Главное, чтобы во славу Божию. Можно и образованием заниматься. Как уже сказала, наша послушница учится в магистратуре, а я, когда игуменьей назначили, окончила Российскую христианскую гуманитарную академию имени Достоевского.

– Вы вспомнили 90-е годы. Тогда же вы в монастырь пришли?

– Я родом петербурженка. Когда начала воцерковляться, Господь привёл в храм Веры, Надежды, Любови и матери их Софии на проспекте Стачек. Это подворье Покрово-Тервенического монастыря. Ездила туда с другого конца города. Потом съездила в сам монастырь, посмотрела. Мне уже было почти 30 лет, и просила Божью Матерь определить судьбу: замуж идти или в монастырь. Никаких чудес не было, чтобы Свыше мне явилось и прозвучало: «Иди в монастырь». Нет, всё само складывалось. Жених не появился. Зато были храм, матушки, желание быть с Богом. И путь мой получился лёгкий, словно по ковровой дорожке прошла. Тут же всё просто: смотри, что происходит в твоей жизни, выбирай и, если Господь открывает дорогу, иди.

– А вы кем были по профессии?

– Работала в больнице медсестрой.

– Наверное, и здесь это может пригодиться – оказать первую помощь, которую ещё «бриллиантовой» называют.

– «Бриллиантовые минуты» – это экстренная помощь в первые 5–10 минут. Есть ещё «золотой час», когда защитные функции организма работают на пределе, и тогда велик шанс человека спасти. Но здесь у нас скорая рядом, так что острее вопрос стоит о духовных болезнях.

– К вам местные приходят с этим?

– Да проблемы извечные. Кто-то не может жить с родственниками, взаимной любви не хватает. Другим постоянно не хватает денег, и они сильно переживают вплоть до невроза – не могут довольствоваться малым. Вертятся, крутятся, добывая хлеб насущный, так что некогда возвести очи к Богу. А вообще, сейчас стало значительно больше психических больных – не одержимых, а именно больных. Не знаю, с чем это связано.

– Ваш город Тихвин не в глуши какой-то, Санкт-Петербург рядом, где живёт более пяти миллионов человек. Неужели и вправду никто не захочет к вам приехать?

– Люди просто не знают, да и не задумываются. И я не понимаю, почему им не подсказывают их батюшки-духовники – видят же: вот женщина одинокая, ищущая Бога. Нет бы сказать: «Слушай, мать, чего одна тут маешься? Иди-ка ты в монастырь. Весело душе станет, отраднее. Молиться будешь, трудиться и душу свою спасать». Ну могут же хотя бы попробовать. А если ты боишься даже палец сунуть в воду и узнать, тёплая или холодная, то чего ж на судьбу роптать…

* * *

Матушка проводила до ворот. Показала рукой:

– Вон там лесок, и до него всё наша территория. Впрочем, лесок тоже наш. Земли много, большую общину прокормить можно. Мы уже сейчас овощей не покупаем, всё своё.

– Как понимаю, теперь для вас главное – газ провести? На какой номер карточки пожертвовать можно?

– Вот запишите: № 4276 5500 4187 8433, Васюкова Елизавета Александровна. На нашем сайте есть и телефоны, и электронный адрес. Кто захочет приехать, может позвонить.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска