Случилось ехать из Москвы поездом. В купе я один. «Красота! – думаю. – До отхода пять минут, и вряд ли кто ещё подсядет. Попрошу чай, почитаю книжку. Редкое блаженство!» Поезд плавно трогается, плывёт перрон Казанского вокзала, и тут в проёме двери появляется женщина средних лет, с покрасневшим от спешки лицом:

– Добрый день! Едва успела!

За спиной у неё – невероятных размеров пластиковый жёлтый чемодан. Ничего не поделаешь. Встал, помог втащить чемодан, с большим трудом втиснул под нижнюю полку.

– Меня звать Оля, а вас?

– Отец Михаил.

– Чей отец?

– Я священник.

– А, святой отец!

– Ну, до святости мне как до Луны пешком. «Святой отец» – это католическая форма обращения к священнику. Я священник православный. У нас принято обращаться к священнику – отец, батюшка. Если трудно, можете просто Михаил.

– Нет, что вы! Пусть отец! Да и по возрасту вы мне почти отец.

По-мальчишески забирается с ногами на полку, поджимает колени к подбородку. Лицо не назовёшь красивым, седеющие волосы неряшливо лежат на плечах. В движениях какая-то неуловимая нервозность, пальцы подрагивают, нарушена мелкая моторика.

– Я еду из Вьетнама. Прямого самолёта нет, сажусь в Ханое и с тремя пересадками добираюсь. Последняя в Дубае. Да ещё чемодан нереальный! Дочь подарила. Гостила у неё больше месяца. Красота! Солнце, море, фрукты, морепродукты! Не то что наши широты! Они с мужем – перелётные птицы. Зять работает в «Кока-Коле» нужным специалистом. Вот и катаются по всему миру. Скоро переедут в Индию. И деньги неплохие. Дочь оплатила мне дорогу, проживание да ещё в чемодан натолкала всякой всячины. В основном фрукты. Таких у нас не купишь. Качество другое…

Молчать как-то неловко, для приличия надо поддержать разговор, а там уткнусь в книгу:

– Значит, понравилось во Вьетнаме? Как отношение к русским? С уважением? Всё-таки воевал наш брат за их свободу.

– Отношение как отношение. На шею не кидаются. Есть деньги – желанный гость. Нет – извини-подвинься. Кругом американские флаги.

– Как американские?! Мы за них рубились, а они – к американцам?

– Как-то так получается. Пенсии у них больше наших. Да и вообще не бедствуют. Райский уголок!

– А церкви христианские там есть?

– Не видела. Заходили с дочерью в их церковь. Дочь говорит: «Ты, мама, налево не ходи, там страшно». «А чего страшно? Я бедовая. Пойду». А там и в самом деле жуть! Чудище до самого потолка, в лапах держит перевёрнутого вниз головой человека, распиленного пополам. Я быстрее оттуда. И кругом драконы. Всюду драконы. На улицах, на домах – специальные ниши для них. Цветы к ним кладут. Вообще цветов много, всё вокруг в цветах. Продают за копейки. Но вот драконы, честно говоря, мне не понравились. Из-за одного этого не хотела бы там жить. А дочь притерпелась, не обращает внимания. В Индии, говорят, их ещё больше. Страшилища невероятные!

– А вы, Оля, в церкви православной давно были?

– Давно. И не припомню когда. А для чего это?

– Чтобы драконы не тревожили.

– Не поняла!

– Драконы – это бесы. Всевозможные драконы, которых вы видели, – это их, бесов, изображения.

– Допустим! Но они остались там, а я здесь, с вами еду в поезде, разговариваю.

– Бесы – бесплотные духи. Их воздействие на человека повсеместно. Плоды воздействия – грехи, которые человек совершает, даже не задумываясь об их причинах и не умея в них каяться.

В купе зашёл молодой человек в сером форменном костюме проводника:

– Ещё раз проверю паспорта…

Внимательно посмотрел на меня:

– Вы священник? Это я для справки. И так видно, хотя и в гражданке. Мой двоюродный брат тоже священник, говорит: «Попа и в рогоже узнаешь…» А меня Савелием звать. Скоро ужин принесут, но до ужина могу предложить кофе, чай… Я ещё и поэт, принесу свой последний сборник. Специально на железную дорогу устроился, чтобы побольше впечатлений, характеров, встреч… Можно вопрос? А как вы к войне относитесь?

Он и правда был похож на поэта. Светловолосый, голубые быстрые глаза, нос картошкой, большой улыбчивый рот. Есенин без кудрей!..

– Война – вещь отвратительная и страшная.

– Отлично! Пацифист. Я тоже. Пойду, надо других пассажиров обслужить. Ещё вернусь. Так чай или кофе?

– Вы меня не дослушали. Спрошу и я. Хирургическая операция – добро или зло? Конечно, зло, но она вызвана болезнью, которую надо лечить и которая тоже зло. Война и есть эта операция, которую делает Бог, чтобы излечить нас от болезни. Что это за болезнь? Грех. Какого она требует лечения? Покаяния.

– Любопытно и не совсем понятно. Надо осмыслить. Вопрос религиозный… Так что вам принести?

Сошлись на чае. Проводник сходил и вернулся, поставил на столик два стакана с кипятком, положил на салфетку две чайные ложечки, пакетики с заваркой, сахаром. Присел и в неспешной беседе изложил своё видение вопроса:

– Кто виноват всё-таки в войне? Я верховную власть воспринимаю как кота Баюна. Это такой странный мифический персонаж, который делает то, что велит Хозяин избы на «куриных ногах»: убаюкивает своим урчанием, а потом кушает заснувшую жертву. Как проводнику, мне приходится общаться с разными пассажирами. И делать соответствующие выводы. Российская армия связана с олигархами и чиновниками по рукам и ногам. Особо не повоюешь. Влиянием олигархов и объясняются странности идущей войны. Власти защищают интересы российского олигархата, этим и объясняются наблюдаемые нами кривые загогулины войны. Победы олигархи не допустят. Верховный, Победа и народ России оказались в роли почтальона Печкина, посылки и мальчика: у почтальона есть посылка «для вашего мальчика», но он её не отдаст…

Признаться, сравнение мне было не очень понятно, и молодой проводник заметил это:

– …Говорил с одним офицером, тоже ехал в этом вагоне. Нас готовы были встретить в Киеве с цветами в начале СВО, но теперь даже на Донбассе задают вопрос: «Зачем вы пришли нас освобождать? Кто вас просил? Принесли одно горе и разруху…» А ещё говорят, что мигрантов в Россию специально завозят, чтобы Верховного на коротком поводке держать: чуть в сторону – мятеж мигрантов по всей стране. И тут ракетами дело не решишь. А ещё говорят, что юг Украины освобождают под Новую Хазарию, куда евреи из Израиля приедут, потому что на Ближнем Востоке им житья всё равно не будет… Разное говорят…

Что можно было ответить юноше? Попытался я так сформулировать:

– Вы, Савелий, рассматриваете происходящее на плоскости предметного стекла. Но это, честно говоря, примитивно. Есть ещё вертикальное измерение. Кто виноват в этой войне? И вообще во всём, что происходит ужасного в нашем мире? Скажу для вас вещь странную: Церковь виновата. Суд Божий начнётся с дома Божия, говорят святые. Почитайте про Лаодикийскую Церковь в Откровении Иоанна Богослова. Это про нас, про людей, которых Господь создал для Себя, но которые вообразили, что они потомки обезьян, а потому они могут жить как обезьяны, не нуждаясь во Христе. И Церковь наша, увы, часто не пример для подражания. Господь не терпит лицемерия, теплохладности. «О, если бы ты был холоден или горяч! – говорит Господь. – Но как ты тёпл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих… Ты говоришь: “я богат, разбогател и ни в чём не имею нужды”, а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг…» Если мы заплачем о себе, о своих грехах, то увидим себя и мир вокруг ясно, без бесовского обмана. Но это возможно только через покаяние. Христос говорит: «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак, будь ревностен и покайся!» Покаяться – значит измениться в глубине сердца, а не просто по записке сделать отчёт о проделанных грехах.

Савелий одобрительно кивнул и улыбнулся:

– Интересно с вами беседовать! Обойду пассажиров и вернусь.

Ольга открыла сумочку, достала конверт:

– Отец Михаил, слушаю вас и понимаю, что ничего не понимаю. О чём-то таком пишет моя тётя. Почитайте. Получила из Воронежа, где она живёт.

Взял письмо из её рук:

«Здравствуй, Олечка! Давно не писала, но решилась напомнить о себе. Уж больно непростые времена наступили, а ты так в церковь, как понимаю, и не ходишь. Помоги всем нам, Боже, устоять, не испугаться, не сломаться в этой духовной и физической брани. Вечная память всем нашим погибшим ребятам. Не перестаю удивляться смелости их, любви к своей земле, к Отечеству. Сколько лет прошло после Второй мировой? Жили так, что горе такого масштаба, думали, не повторится. Убаюкивали нас песнями, как птица Феникс. Бдительность потеряли, расслабились до безобразия во всём. Хотели жить как там, в сытости, богатстве. Вот и беспредел пробрался. Забыли слово “совесть”. Смотрю телевизор, новости. Предатели за деньги даже дети 14 лет. Столько таких уже поймали! Откуда дети такие народились? Оттуда! Сами им такую жизнь создали.

Хотят изнутри нас развалить, ослабить. Тех, кто на Украине дорвался до власти, даже с большевиками нельзя сравнить. Это звери из ада! В наш храм ходит семья – бабушка, мама и пятеро детей: четыре девочки и парень-студент. Их отец ушёл добровольцем на СВО, чтобы уберечь единственного сына, у которого скоро заканчивается отсрочка от армии. На войну уходят нищие. Богатые не желают рисковать своей шкурой, не желают защищать Отечество. Одни уехали за бугор, другие откупились. Многие, в том числе и православные, не хотят вникать в происходящее и продолжают жить как ни в чём не бывало. Есть скрытые враги – ненавидящие Россию и русских. Такие тоже в храмы ходят и в Таинствах участвуют. В наше страшное время даже не знаешь, кто свой, кто чужой.

Мой зять Виктор пропал без вести на третий день, как ушёл с новобранцами в пекло с одними автоматами под ураганный миномётный огонь. За это место бьются с августа. Там уже ровная земля, ничего не осталось. Мы идём куда-то, разрушаем, чтобы потом опять русские затянули пояса, помогали восстанавливать. Зять приснился дочке и сказал: “Меня убили”. Мы продолжаем молиться с надеждой, что вдруг чудом жив. Когда-то ведь придётся 16-летнему сыну сказать, что больше не увидит отца. Этого все боимся. Всегда один вопрос у меня: как так можно? Мы живём в одной стране – но кто-то жизнь отдаёт, а кто-то без смысла проживает, не думая о своих близких и родных. Развлекательных программ много: все смеются, поют, веселятся… Столько молодых, здоровых занимаются сейчас этим. Я, наверное, стала злая. Слишком строго ко всему отношусь. Божией помощи тебе, Оленька! Обязательно сходи в церковь, исповедайся! Твоя тётя Тамара».

Прочитал письмо, сложил и отдал Ольге:

– У вас прекрасная тётя! Настоящая русская святая женщина. Огненные слова! Общайтесь с ней.

Спустя время в купе заглянул наш проводник, я окликнул его:

– Савелий, а где ваши стихи?

Он зашёл, поделился горем:

– У моей сестры муж погиб. Павлик. Ей 20 лет, ему было 23. Поехал на войну заработать на квартиру. Перед отъездом сказал ей, что, если не вернётся, пусть выходит замуж, рожает детей, живёт, радуется жизни, а потом всё равно придёт к нему на небо и они будут там вместе – вечно молодые и красивые, потому что она всё равно его жена, его любовь навеки, что бы ни случилось. У Павлика был позывной «Сова». Сестра спросила священника, можно ли ей выбить на плече наколку с его позывным, чтобы всегда чувствовать его рядом. Священник разрешил.

Прочитаю по памяти стихи Владимира Скобцова, они как раз в тему:

Хоть режьте Родину, хоть ешьте,
от злых невежд мороз по коже,
и жизнь уже не станет прежней,
и смерть становится моложе.
Уже не скроешься в столице
и не укроешься в морозы,
к тебе воротятся сторицей
чужая боль, чужие слёзы.
Уже забудется едва ли
судьба, пробитая осколком,
нас слишком долго убивали,
но жить в России надо долго.
Над нами звёзды словно в тире,
беда течёт по небу Волгой,
мы слишком долго жили в мире,
война с чертями будет долгой.

Я пойду. Скоро вам принесут ужин. Если понадоблюсь – вот здесь, у двери, клавиша вызова проводника.

Ольга сидела, поджав ноги к груди, опустив подбородок на колени. Непонятно было, слушает она или нет. Когда Савелий вышел, она спросила:

– Что такое покаяние?

– Вы давно были в церкви?

– Года два назад. Хоронили сотрудника.

– Значит, никогда не исповедовались, не причащались. Но вы крещены и в Бога веруете?

– Крещена. Только ведь Бог у каждого свой.

– Не соглашусь. Бог один, и Его нельзя придумать. Это Он придумал, сочинил мир и создал нас – людей. Мы – Его дети, и Он ждёт нас к Себе. Об этом можем поговорить подробнее, но прежде о покаянии. Человек, совершая грех, воздвигает стену между собой и Богом…

Ольга отхлебнула уже остывший чай и сказала:

– Хорошо, тогда скажите, что такое грехи.

– Это поступки, слова, мысли, которые не согласуются с законом, который дал Бог людям, чтобы они не умерли. Не умерли для вечности. Бог смерти не создал, и человек не может умереть, даже если очень захочет. Умирает тело, а душа идёт туда, куда стремилась в своей земной жизни. Или к Богу, или к сатане и тем драконам, которых вы видели. Перечислю навскидку несколько грехов. Неверие в Бога и нежелание что-то узнать о Нём. Грубое отношение к родителям. Немилосердность, жестокость, жадность…

Ольга оживилась:

– Да, я очень жадная. Представляете, когда моим девочкам была года по три-четыре, я гуляла с ними по парку и купила в киоске шоколадку. А жили в ту пору бедненько, даже шоколадку не всегда могла купить. Так вот, я отвернулась в сторонку, развернула её и быстро стала есть. И съела. Девочки заглядывают мне в лицо: «Мама, а что ты ешь?» – «Шоколадку». – «А нам?» – «Я уже съела, следующий раз куплю и вам». Они заплакали, а мне и не жалко их. Самое интересное, что девчонки запомнили это и, когда стали взрослые, вспоминали этот случай. А я даже прощения у них не попросила.

– Вот видите, вы сами вспомнили. Ещё бывают грехи памятозлобия, злорадства, жестокосердия, зависти…

Я постарался объяснить Ольге, что означают эти слова:

– Человек из-за нераскаянных своих грехов попадает в зависимость к духам злобы, к безжалостным демонам-насильникам…

– Злорадство, зависть, зложелательство… – медленно и напряжённо произнесла она, как бы пробуя слова на вкус. Вдруг руки её затряслись. И она села, опустила ноги. Попыталась взять стакан, и это удалось ей только со второй попытки.

– Вспоминаю детство, юность… Мама работала в санатории техничкой, на летние каникулы брала меня с собой, чтобы я помогала и отъедалась. Папа умер, когда мне было четыре года. У мамы была напарница, она тоже брала на лето свою дочку – мою ровесницу. Звали её Алла. Аленький Цветочек – так звала её мать. Она была сказочно красива: голубые глаза, белокурые волосы, пухлые губки, чистая кожа лица. Я всегда украдкой за ней наблюдала и завидовала чёрной завистью её внешности. Вы же видите, какая я! Ни кожи ни рожи. И в детстве была не лучше. А мужу почему-то понравилась, взял меня в жёны. Обслуживающий персонал санатория кушал после того, как поедят отдыхающие. Я садилась с мамой, напарница обычно садилась с Аллой за наш стол. Я старалась не смотреть, как аккуратно она ест, как кладёт в свой пухлый ротик кусочки гуляша, как весело смотрит на меня своими голубыми глазами Мальвины, – мне хотелось придушить её, вцепиться ногтями в её личико. Заканчивалось лето, и мы разъезжались. Но даже в течение года я часто с ненавистью вспоминала её.

Я вышла замуж ещё до перестройки. Муж татарин, по профессии водитель, человек очень добрый, во всём меня поддерживал. Жили в Казани. Времена были тяжкие, снимали квартиру, на оставшиеся деньги покупали самую простую еду, чтобы не помереть с голоду. Муж предложил взять в аренду автобус и калымить на нём. Встраивались в маршрут, где не хватало автобусов, и ездили, работали на себя, я была за контролёра. Однажды осенней ночью, когда заканчивалась смена, мы подъехали к конечной остановке. Пассажиров не было, но муж, как и положено, на пару минут остановился, открыл дверцы. Вижу: от мусорных баков идёт пьяной походкой женщина, по всему видать бомжиха. Сверху грязная куртка, на голове подобие фетровой шляпки. И вдруг я узнаю в ней Аллу, ту самую прекрасную Мальвину, которой завидовала лютой завистью. Я уже никогда не узнаю, что случилось в её жизни, как она – прекрасная принцесса – докатилась до такого состояния. Такого злого восторга я никогда больше не испытывала. Я крикнула мужу, чтобы он немедленно закрывал двери и уезжал. И мы уехали. «Пока, Аленький Цветочек!»

Алла осталась стоять одна среди грязи, холода и темноты, потому что фонари в эти проклятые годы не горели по всему городу. Ненависть к той далёкой девочке из детства во мне после этого случая утихла. Я перестала вспоминать Аллу. Но теперь после ваших слов всё во мне всколыхнулось.

Вот что ещё хочу рассказать. Я окончила курсы медсестёр и устроилась на работу в городской Центр реабилитации для трудных подростков. Я человек компанейский, сразу нашла общий язык с коллективом и ребятами. Как и в любом коллективе, у нас отмечались праздники, юбилеи, дни рождения. Из дома каждый приносил что-нибудь из закуски, вскладчину покупали спиртное. Я поначалу не пила, обходилась лимонадом. А потом потихоньку стала прикладываться. Муж – абсолютный трезвенник – встречал меня с работы и с удивлением замечал, что от меня пахнет, что я неестественно возбуждена. Я оправдывалась, обманывала, говорила, что больше не буду. Дальше – больше. Я стала выпивать одна. Закрывалась в своём кабинете медсестры – и рюмочка за рюмочкой… Пришлось уволиться. Лечилась. Не помогало. Снова срывалась. Муж был в отчаянии и не знал, что ещё предпринять. У нас росли две девочки, которых я обожала. Теперь они уже выросли, обзавелись семьями. Но даже они не могли меня остановить.

И вот однажды ночью, когда пошла в туалет, у меня горлом хлынула кровь. Как медик, я сразу поняла, что это, скорее всего, лопнула портальная вена. Говорю мужу, который метался в ужасе по комнате и пытался набрать скорую, чтобы заводил машину и как можно скорее вёз меня в областную больницу. Время шло на минуты. Скорая не успеет. Была ночь, и муж, как прекрасный водитель, мчался по городу на предельной скорости, обгоняя машины, которых в большом городе даже ночью немало. В приёмном покое я потеряла сознание. Подняли в реанимацию. И там начались видения или явления, о которых вы говорили. Приходили какие-то нелюди, существа страшные. Не лица, а морды, которые постоянно менялись. Перетекали одна в другую. И страх! Нет, ужас, какого я никогда не испытывала! Видите, у меня по коже мурашки. Приходило огромное существо в костюме медбрата и реально насиловало меня. Как я выжила, не знаю. За мою жизнь боролись все в отделении. Муж продал машину и отдал деньги, чтобы сделали всё возможное и невозможное.

И вот я жива! Когда меня выписали, одежда на мне висела как на швабре. Я старалась забыть, что видела и пережила там. Дочь пригласила во Вьетнам, оплатила поездку. Это была моя первая поездка туда. И она мне очень помогла. Я купалась, ела фрукты, ни о чём старалась не думать. Муж был только «за». Он рад, что я вернулась к жизни. Единственное, чего он боится, что я снова буду пить. И я его понимаю. Меня снова тянет к рюмке: хотя и дала слово больше не пить, уже начала потихоньку пробовать лёгкое вино… И вот встреча с вами. Всё всколыхнулось и поднялось во мне. Вы правы, надо в церковь, надо меняться, иначе кирдык!.. Демоны-насильники – это ужасно! Врагу не пожелаю…

Я пошёл к Савелию справиться о точности движения поезда. Следующей была моя остановка. Когда вернулся, Ольга пыталась задвинуть свой огромный чемодан под нижнюю полку.

– Что же вы меня не подождали? Помог бы!

– Это для вас!

Она показала на гору фруктов, которую выложила на столик. Манго, маракуйя, ещё что-то…

– Хотя я очень жадная, уже говорила, но тут пробрало меня. Жаба душит – сил нет, ведь из самого Вьетнама, из Ханоя, пру чемоданище, но я жабу эту придавила… Возьмите, это от всей души! Даю обещание сделать так, как вы сказали.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска