Галина ЗАХАРОВА

А хорошо мыть чугуны на речке! Наскребла Настя из-под камешков песочку, пошаркала по краям. Отдраив большой закопчённый чугун, встала, окинула взглядом широкую реку. И залило внутри радостью: спокойная Шексна неторопливо несла свои воды, ласково булькая на перекатах. Лениво тянулись длинные самоходные баржи, гружённые лесом и гравием. На одной из них Настя заметила одиноко стоявшего человека: на палубе он, как показалось ей, разглядывал проплывавшую мимо него церквушку. Синее небо и такая же река… И они бы слились, если бы между ними не тянулась длинная полоса тверди – зелёной травы с рассыпавшимися на ней домишками…

Рис. Елены Григорян

Мало-помалу к голубизне добавились предзакатные краски. Зазвонили к всенощной. Быстренько ополоснув чугун, Настя заторопилась: надо было отнести его в трапезную и успеть переодеться.

Переодевшись в келье, Настя поспешила на службу. Нитью петляла узкая тропинка к храму. Поправляя на ходу косынку, она подошла к лесенке, ведущей в храм, и вдруг остановилась: свадьба! Вокруг – кучки народа, машины, а на верхней ступеньке стоят жених и невеста. Склонив головы друг к другу, замерли перед фотографом. Но удачный кадр всё не получался. «Лёша, – советовали жениху снизу, – руку-то не убирай… Не так, чуть выше!» И молодожёны снова замирали, склонившись друг к другу.

В храм не пройти – везде люди. Настя смущённо опустила голову, украдкой поглядывая на невесту. Невеста была чудо как хороша! Всё в ней было изящно, тонко. Венок из белых цветочков и листьев покрывал красиво убранную голову в локонах. По платью, расшитому блестящим жемчугом, волнами рассыпалась белизна чудных бутончиков и лепестков, а многочисленные воланы переходили в длинный шлейф, конец которого держала девочка лет четырёх.

Наконец фотосъёмка закончилась. Все засуетились, загалдели, начали спускаться. Тихонько помолившись, Настя стала пробираться к распахнутым дверям храма. Уже шла всенощная. Прихожан было мало. Батюшка, помахав кадилом, ушёл в алтарь. Запах ладана и потрескивание свечей мягко погружали Настю в привычную жизнь. Но та встреча на лестнице… Невеста. В белоснежном платье, красивая, молодая. Было видно, что жених любит её. Как нежно и в то же время уверенно держал он её руку!..

Волна стыда вдруг окатила Настю. Столько народу там стояло – все нарядные, праздничные, а она, Настя, между всеми пробиралась в невзрачной длинной юбке, допотопной вылинявшей кофте, выгоревшем синем платке, с торчащими прядями волос. Посмотрела на свои измученные пальцы с длинными штрихами сажи. Глядя на такую, наверно, человек и в храм-то не захочет зайти, подумает: «Там все такие зачуханные, что ли?» А у невесты – дырчатые белоснежные перчатки до локтя и гордые цветы каллы в руках…

Насте стало жаль себя, тоже молодую, но заморённую от недосыпаний и трудов. Она рассеянно и как будто впустую молилась, клала поклоны, но думала о себе, своей жизни. В душе нарастало ощущение несправедливости – оно накатывало волнами, пока не захватило её всю. Думала: «И зачем всё это? Эти долгие богослужения, послушания… Так и в девках останешься. Не пострижена ведь пока – всего лишь паломница на месяц. Спасаются ведь и в миру! Куда я полезла…»

Настя крестилась и чувствовала: вытекает из души что-то драгоценное и, словно от сквозняка, делается на душе холодно. Высунула из души свои рожки злость. На мгновение ей показалось, что и эта паломническая поездка – всего лишь большая и как будто необходимая, но всё же игра. Но она закончится, и с годами жизнь станет обыкновенной, как у всех, время расставит всё по местам.

Святые с икон глядели на неё как-то настороженно. Николай Угодник будто ожёг взглядом. Что-то внутри Насти остановилось, замерло.

В решётчатых окошках сбоку дрожал лист румяного клёна. Вечернее солнце заглянуло в храм, мягко осветило белёную печь, кочергу. Затем лучи залили столик с просфорами, а потом и её. Тихо, своим чередом шла молитва. Посмотрела на лики Господа, Божией Матери… «Он Жених, Он не оставит, поможет! Я же к Нему пришла. Тоже мне, позавидовала… Свадьба – ведь и она от Господа, и всяко может быть, всё даст Господь, кому что положено. Он всех хочет спасти, даже павших под тяжестью грехов своих. Что завидовать-то?»

Нежность постепенно возвращалась, обволакивая её смущённую душу. И святые теперь устало и ласково смотрели на неё с образов. Под ними живыми глазками мерцали лампадки. «В миру многое меняется. Свадьба блеснёт и утонет в буднях, – думала Настя. – А здесь всё настоящее, живое, пусть и незримое. Только трудиться надо…»

И будто в согласии с её мыслями в глубине церковного свода высоко взлетели и долго парили ангелами два чистых женских сопрано: «Света Твоего зарями просвети, Дево, мрак неведения отгоняющи». Слёзы светлые крупными горошинами покатились по лицу. Стало спокойно, легко. «Прости меня, безгрешный Господи!» Широко осенив себя крестным знамением, она поклонилась, отёрла лицо и улыбнулась.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска