Великим постом отец Вениамин, как всегда, приехал в храм исповедаться.

Спешу, иду по берегу речки по тропинке между сухих кустов и пучков прошлогодней травы. Ранняя весна, только-только сошёл снег. Тёмно-серые тона. На полях безжизненные коричневые бугры земли, ещё осенью умершая клочковатая растительность. Медленные облака бесцельным караваном плетутся к горизонту. Если бы не грядущая Пасха, то не избавиться, не стряхнуть гнетущего чувства ушедшей из мира жизни.

Иду, а в голове строчки из песни Цоя: «Земля, небо. Между землёй и небом война. И где бы ты ни был, что б ты ни делал, между землёй и небом война…»

Удивительны прозрения людей, далёких от Церкви, от веры (хотя глубину души знает только Господь)! Удивительны, потому что в нескольких словах может быть упакован смысл всей человеческой истории, всё богословие.

У ворот стоит Олег Шибалов, сын нашей прихожанки. Он кидается ко мне навстречу, падает на колени на холодный грязный асфальт. На нём камуфляжная форма, военная куртка.

– Жду вас, батюшка, как ангела небесного! Не отпущу, пока не выслушаете!

Понимаю, что в храм мне прямо сейчас не попасть, и достаю телефон, набираю отца Вениамина: «Отец, неожиданная заминка. Я уже во дворе, но срочный разговор. Прости».

Олегу чуть за тридцать. Небольшого роста, спортивного сложения. Живёт с матерью. Женат не был. Работает в ЧОПе охранником, имеет разрешение на оружие. В свободное время читает на клиросе, пытается петь. У владыки благословился на подрясник. Нравится во время чтения Апостола играть голосом и поражать прихожан запредельно высокими возгласами.

– Батюшка, давайте где-нибудь там, на скамейке. В храм не пойдём. Там полно народу. Чистят, моют…

Вспоминаю, что на сегодня назначена уборка, что все самые активные и «способные держать швабру» пришли вершить благое и желанное дело чистоты и порядка. И на клумбах кто-то возится.

– Я ухожу на войну, батюшка, хотя об этом недавно даже и не думал. Вернее, не ухожу, а убегаю!

Олег рассказывает историю, от которой у меня сбивается дыхание. Человек одинокий, проживший жизнь с мамочкой, он не теряет надежды найти себе спутницу, которая разделит с ним все сложности и изгибы жизненного пути. Знакомится по Интернету с некоей особой, Наташей. Симпатичная, располагающая к себе девушка из другого города. Общаются и днём, если есть время, и ночью, когда время не ограничено. Возможности современных средств связи позволяют общаться по видеоканалу. Постепенно разговоры становятся всё откровеннее, позы всё призывнее. Она предлагает посмотреть свою фигуру сначала в купальнике, потом – без. Предлагает и Олегу снять лишнее. В конце концов доходит до полной обнажёнки и виртуальной близости.

Прошу Олега не рассказывать подробностей, тем более показывать запись.

Через неделю телефонная партнёрша Олега говорит, что она малолетка, и показывает паспорт, требуя сто тысяч за аннулирование всего, что они делали и что на утеху себе записывали, иначе, мол, не только выложит всю эту мерзость для друзей Олега, но и сообщит в органы. За это – серьёзная статья. Олег консультировался у юриста. А если в тюрьму с этой статьёй, то таких там превращают в позорное ничтожество. Денег нет. Единственный выход – сбежать на фронт. При условии, что успеет, если раньше не подъедет полицейская машина. Был в военкомате, подал документы. Обещали оформить в ближайшее время. Никто, конечно, не знает подробностей решения Олега. Маме сказал, что идёт защищать Родину, мамочку и детишек малых. Та всплакнула, но сильно возражать не стала. Ездил в монастырь, исповедался.

– Прошу, батюшка, благословения смыть на поле боя скверну своих омерзительных поступков и страх перед тюрьмой.

Снова встаёт на колени. Молча благословляю и думаю, как лукаво наше время: каких только соблазнов и ловушек не приготовил враг рода человеческого, чтобы погубить, если возможно, избранных. И впервые узнаю, что девицы зарабатывают подобным образом.

Вспоминаю слова преподобного Серафима Вырицкого: «Придёт время, когда не гонения, а деньги и прелести мира сего отвратят людей от Бога, и погибнет куда больше душ, чем во времена открытого богоборчества. С одной стороны, будут воздвигать кресты и золотить купола, а с другой – настанет царство лжи и зла… Страшно будет дожить до этих времён».

…Кучка женщин столпилась вокруг отца Вениамина, который сидит на скамейке и что-то рассказывает. Дело понятное: разве можно пройти мимо священника, который ничем не занят и просто сидит на скамейке? Отец Вениамин встаёт и протягивает мне руку.

Женщины, благословившись, расходятся продолжать труды.

– Пока ждал тебя, обступили ваши труженицы с вопросами. Одна рассказывает о своём пьющем сыне, что с женой развёлся, детей забыл и одно на уме: как и где добыть спиртное. Дом строил – забросил. Никакие уговоры и увещевания не помогают. Мать выплакала все глаза свои, потеряла зрение. Есть духовная сестра в Дивеевском монастыре, говорит: «Ты бросай за него молиться! О своей душе подумай. Он уже конченый…» Как тебе нравится совет «духовной сестры»?

– Никак не нравится. Прямое и враждебное противостояние Евангелию и его духу. Если из монастыря дают такой совет, то что мы хотим от тех, кто далёк от Церкви? Ни жизни, ни любви, ни веры! Как не вспомнить слова отца Кирилла Павлова: «Кто не слышит чужие стоны – не помогут посты и поклоны».

– Знаешь, отец, я уже с давних пор с осторожностью отношусь ко всему внешнему. Меня перестали завораживать монашеские одежды, большие кресты на груди, юбки в пол, рассказы о долгих молитвах и суровых постах, поездках по святым местам. Не радуют золотые купола и роскошное убранство в храмах: мрамор, позолота, паникадила, росписи стен и сводов. Раньше пленялся благочестивыми разговорами, словами о высоком и духовном, а сейчас руководствуюсь простым и понятным наставлением Господним: «По делам их узнаете их». В погоне за внешним потерялось внутреннее. Соль потеряла силу.

– Ну что, отче, в алтарь? – вздыхаю.

– Присядь. Хочется немного рассказать о мыслях, переживаниях, чтобы не отвлекаться на исповеди. Ты знаешь мою натуру – впечатлительный, подозрительный, неугомонный. Оттого и сон не идёт, молись не молись. Кручусь юлой, а потом ложусь на спину, закидываю руки за голову – и пред глазами почти сразу разворачивается полотно экрана с размытыми нечёткими краями. То ли сплю, то ли нет. И образы, образы…

Вот горящая громада «Крокуса», треск сгорающего пластика, люди в ловушке, крики, мечущиеся тени во всё небо, глаза, полные ужаса, и бегущая строка: «Это наша маленькая Палестина»! Мелькают личины тех, кто ненасытимо убивал всех подряд… Титры: «Если есть мораторий на убийство убийц, но почему нет моратория на убийство невинных детей во чреве?» Сбоку наплывает силуэт монахини: «Не молись! Всё равно пропали, погибли, в пост пошли на концерт, сами виноваты!» Шире открываю глаза, пытаясь рассмотреть лицо. Серое пятно. Кто ты, дерзающая сесть на престол Судьи всех судей?..

Из далёких далей появляется улыбающееся лицо Николая Козлова, моего друга по техникуму. Человек незаурядного ума, большого сердца. Занимал в начале 90-х должность руководителя оборонного завода, потом одного из крупнейших заводов по производству сельхозмашин. Промышленность страны тогда подрубали под корень безжалостные барыги – чужеземные топоры. Рабочие завода, где Николай был директором, несколько месяцев не получали зарплату. Чтобы хоть как-то продержаться на плаву – он верил, что ещё немного, ещё чуть-чуть и всё стабилизируется, – он продаёт свою шикарную квартиру на берегу живописного пруда, выплачивает людям деньги. Но положение на производстве ухудшается. Может ли один человек – даже с большим сердцем и готовностью к жертве – остановить обвал в бездну огромной страны, которую предали и продали? Николай умрёт, получив хорошую должность в одном из оборонных КБ Самары. Умрёт утром в кафе, куда зайдёт выпить кофе. «Остановка сердца», – скажут врачи скорой. А перед этим он позвонил жене и сказал, что у них всё будет хорошо, что жизнь на пенсии пока отменяется. В эти бедовые для страны годы внезапной и таинственной смертью умирали многие учёные и редкие специалисты, преданные Отечеству и народу. Николай умер некрещёным. Каким судом будет судить его Господь? Каким судом будет судима наизусть знающая Евангелие монахиня?

Перед глазами мелькают эпизоды Первой мировой войны. Окопы, колючая проволока, цепи солдат, которые ложатся под пулями, чтобы никогда не встать. Багровый туман наползает на карту России. Как следствие войны – разрушение трёх христианских империй. Прежде всего, России и Православной Церкви. Вторая мировая война. Снова рота за ротой, батальон за батальоном ложатся в землю. Вселенские смерть и горе, гекатомбы погибших. Как следствие – создание государства Израиль. Третья мировая – триумфальное шествие сатанизма по планете, коронация антихриста на Храмовой горе. Бегущая строка со стихами Бертольда Брехта: «Идут бараны, бьют в барабаны, кожу для них дают сами бараны».

Звучит голос: «Чтобы бараны шли на бойню, дрессируется баран-вожак, которого они слушают, которому верят, за которым идут. Так вершится история отпавшего от Бога человечества». Это уже не Брехт, а кто-то другой – властный и твёрдый голос. Огромное облако за горизонтом. Понимаю, что это за нашим горизонтом горит Палестина. Недостижимая даль. Непостижимая боль. На фоне пурпурного неба из тонкого голубого пепла возникает зыбкий эскиз высотного дома. Особо выделено окно без рамы, без переплёта. Просто окно, в которое смотрит ребёнок. Через секунду пепел осыпается. Не остаётся нечего, кроме боли в сердце, птицей бьющегося в груди…

Нащупываю на полке корвалол, сосу прямо из пузырька. Кадры коричневой степи, срезанные осколками сухие кусты. Понимаю, что это уже где-то у нас на Юго-Западе. Из воронки от взрыва медленно поднимается солдат, заляпанный до самой каски грязью, и всматривается в облако дыма и огня над Святой Землёй. Металлический голос: «Даже не вздумай! Занимайтесь делом, убивайте друг друга!» И тут же икона
Серафима Вырицкого и под ней слова: «Я побывал во многих странах. Лучше своей страны не нашёл и лучше нашей веры не видел. Говори всем, чтобы никто не отступал от православия».

Протираю глаза, смотрю на лампадку, сажусь на край кровати, поправляю на руке чётки: «Господи, Иисусе Христе, помилуй меня, грешного! Помилуй всех нас! Пречистая Богородица, не допусти погибнуть нам без Твоего спасительного Покрова!»

…Выходим из алтаря, останавливаемся у аналоев с праздничными иконами Благовещения Богородицы, Воскресения Христова и креста посредине. Прикладываемся. Отец Вениамин стоит в задумчивости:

– Отче, я даже не припомню, когда Благовещение совпадало с Крестопоклонной неделей. Но случайностей не бывает. Особенно в датах церковного календаря. В этом году события совпали и образовали краткую метафизическую карту спасения человека в этом мире. Благая весть Архангела Богородице, путь на Голгофу и Воскресение. И не иначе! Причём бытовому сознанию слова Архангела «радуйся, Благодатная» могут показаться издевательскими. Чему радоваться? Мы-то знаем тяжкую дорогу, по которой прошла Пресвятая. От бегства в Египет до Голгофы, на которой сердце Её было распято с Её Божественным Сыном. Но дальше следуют слова: «Господь с Тобой». И это решает всё! Если Господь с тобой, то все испытания и скорби – мусор, уносимый ветром. Стремительным ветром времени. Обнуляемые события, которые останутся только в памяти. Эта подсказка нужна нам особенно сегодня, всему нашему народу, в который раз вступившему на крестный путь. Война, стихийные бедствия, диверсии даже за Уралом, боевые дроны врага в центре России, гробы, своим движением от фронта до места захоронения глубокими кровоточащими порезами исчертившие всю карту страны. Вспоминаю слова Паисия Святогорца: «Дьявол пашет, но сеять будет Христос». Удивительно, но это так! Я думал над этим.

От бесформенной кучи земли, которую наши прихожанки старательно превращают в клумбу, отделяется женщина:

– Батюшки, можно вам показать стихотворение? Дочь где-то нашла, и оно мне запало в душу. Посмотрите! Можете взять себе, на проповеди, возможно, прочитаете…

Разворачиваю листок. Молча читаем:

Сядь со мною, папа, посиди немного,
Расскажи мне снова, как среди огня
На войне ты встретил и увидел Бога…
– Видишь ли, сыночек, встретил Он меня!
Рядовым солдатом, молодым парнишкой
Мне пришлось однажды в бой вступить с врагом –
Отбивать атаку рядом с другом Мишкой.
Далеко застава, а враги кругом…
В том бою жестоком выжили мы двое,
Я тогда был ранен так, что не вздохнуть.
Вот осталась память мне об этом бое –
Шрам от вражьей пули, что пробила грудь.
Говорил мне Мишка: «Потерпи, Серёга!» –
Только смерть упрямо шла на абордаж.
Был я некрещёным, хоть и верил в Бога,
Повторял молитву в сердце: «Отче наш…»
Покидали силы, мучила одышка,
Попросил я друга: «Покрести меня!
Верю, ты сумеешь… Помоги мне, Мишка,
Не дожить мне, видно, до исхода дня!»
И водой из фляжки был крещён я другом,
У него бежали слёзы по щекам…
Всё перевернулось, завертелось кругом,
Я помчался прямо к белым облакам.
Так я оказался в поднебесье где-то,
В переливе нежных солнечных полос.
Там по лёгкой дымке облачного света
Шёл ко мне навстречу Иисус Христос.
Наземь опуститься на колени мне бы,
Но не мог я, словно ноги подвели,
Да к тому же снизу было тоже небо –
Под ногами вовсе не было земли.
А Господь промолвил: – Мне известно, воин,
Ты крещён водою, кровью и огнём,
Потому за веру пребывать достоин
Ты отныне вечно в Царствии Моём!
– Нет, не заслужил я вечного покоя!
– Может, воле Божьей ты совсем не рад?
– Я оставил друга там, на поле боя,
Кто ему поможет? Надо мне… назад!
И в ответ Спаситель улыбнулся снова,
Подошёл поближе, заглянул в глаза:
– Ты исполнен духа братства боевого,
Потому покинуть можешь небеса.
Друга не оставишь – не предашь и Бога!
И меня прижал Он ласково к груди:
– Что же, Моя радость, вот твоя дорога,
Я благословляю! А теперь – иди!..
– Ты вернулся, папа! Жив ли тот приятель,
Боевой товарищ, друг твой Михаил?
– Он теперь священник, это настоятель,
Тот, который, кстати, и тебя крестил!..

–Подкупающе наивное и славное стихотворение, – говорит отец Вениамин. – Можно прочитать после службы с амвона… Кстати, у меня неожиданная новость. Позвонила мама Олега Шибалова, который у вас в храме помогает. Сын уходит добровольцем на СВО. Просит молиться за него. Представляешь? Человек, который собаку, забежавшую в церковь, выгнать боялся! Чудеса, да и только! Как вера людей преображает!

Смотрю на него и спрашиваю:

– Как там про дьявола, который пашет?

– «Дьявол пашет, но сеять будет Христос»!.. Паисий Святогорец.

Чтобы уйти от разговора, обращаюсь к женщинам, рыхлящим клумбу:

– Что там за цветы в углу сада, мелкие и яркие?

– Вы не знаете? Символы весны – крокусы!

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска