Кукарская жизнь

Ольга ТУЛЯКОВА

 (Окончание. Начало в № 935)

 Бабушка Фаина и крёстная Лида

Наутро просыпаюсь и вспоминаю, где я. В Кукарке, или, как её переназвали после революции, в Советске.

На старой открытке – слобода Кукарка, вид на собор

Отправляемся с Еленой, приютившей меня, на литургию. После службы Елена подвела меня к старейшей прихожанке этого храма – бабушке Фаине. Фаина сидит у стены на скамеечке, а в центральном приделе идёт молебен. Смотрит на меня и говорит: «Это вы Ольга Тулякова?» Я от удивления опешила: «Как, разве вы меня знаете?» «Знаю, я ваши статьи все перечитала». И доверительно добавляет: «Тебе если надо где-то ночевать, приходи ко мне».

Всё ещё удивляясь, спрашиваю: «А вам понравилось, что я про Немду написала?» «Очень хорошо написали, всё правильно и понятно так. Читала тоже, как вы в Иордании ходили». Иорданию и я забыть не могу. Но хочется побольше узнать об этом храме и здешних местах: «А вы сами не оттуда, не с Камня? Елена сказала, что вы здесь давно и всё помните».

Оказалось, что Фаина родом из соседнего Яранского района. Когда окончила медучилище, её послали работать в село Суводи Советского района. Было это примерно году в 1959-м. Храм тогда ещё не был открыт, стоял без колокольни. Да и сама Фаина в церковь ещё не ходила. К Богу она пришла, когда умерла мама, – стала за неё молиться, ходить в храм. Так и привыкла. Было это перед пенсией, а сейчас старейшей прихожанке уже за 80.

Всё это время, больше двух десятков лет, она несла послушание на клиросе, на что благословил её в самом начале настоятель. «Было Сретение, – вспоминает Фаина, – народу мало. Я стою, и батюшка ко мне идёт, поговорил и увёл на клирос. Я ведь долго потом пела».

Митрофорный протоиерей Пётр Ковальский, который благословил Фаину на клирос, и устроил меня вчера на ночлег. Он долгое время служил настоятелем в Успенском храме. Принял его в начале 90-х полуразрушенным, восстановил, благоукрасил. Сейчас ещё регулярно ездит в храм Святителя Николая в селе Завертная – тоже восстанавливает его и служит там.

На мой очередной вопрос Фаина замечает: «Ты не кричи, я слышу ещё хорошо». А я и вправду, говоря с ней, почему-то прибавляю громкость. Стараюсь дальше спрашивать потише.

«С матушкой хорошо было петь. Я сначала с ней первым голосом пела, а потом вторым начала – как-то это у меня получалось хорошо». Когда матушка умерла, Фаина ещё долго ездила петь в Завертную, в восстанавливающийся храм. Хоть порой на клиросе и было тяжело – есть у певчих свои искушения и нестроения.

Не поёт Фаина всего четыре года, стоит теперь рядом с клиросом и читает записки, которые здесь, на Вятке, называют «пометки» – от слова «поминать», «помнить».

Уходим с Фаиной в «палатку», где готовится обеденный чай с закусками. Там знакомая атмосфера сельского храма: большой стол, лавки, деревянная лестница на полати, нехитрая утварь. К нашему разговору присоединяется ещё одна прихожанка, Светлана, и начинает рассказывать про свою крёстную, бабушку Лиду:

«Она родилась в 1917 году. Вспоминала, что, когда перед войной церковь открыли, столько народу было! Стояли даже на крыльце, на паперти – храм небольшой, все не вмещались».

В 12 лет Лида уже работала, была передовой дояркой. На День колхозника или ещё на какой-то праздник её вместе с другими работницами вывезли из села в Советск. Привели в этот храм – тогда в нём был клуб. Юные доярки забрались наверх и смотрели, как в центральном приделе водили хороводы, играли на гармошке…

«Потом их повели в столовую, – продолжает Света, – дали котлеты. А бабушка Лида – она из деревни, не знала, что это такое. Кусок мяса видела, а прокрученную котлету нет. Говорила, что они смотрели-смотрели – диковинное что-то, вкусное, все едят – и завернули их. Понесли домой своих угостить».

Войну бабушка Лида встретила 25-летней девушкой. Трудилась на военном заводе, из села Васильково сплавляла по Вятке на плотах хлеб в Советск. «Хлеб на плотах, сами за плотами по пояс в холодной воде, – вспоминает рассказы бабушки Света. – Прожила баба Лида долго, всю жизнь в колхозе проработала. И молилась всё время. Поминала живых и усопших. У неё в помяннике только умерших Анн было 40 с лишним…»

Кукарка. Вид на Пижму с соборной колокольни По реке прежде пароходы ходили, а теперь и моторка едва проскочит

Синодики рукописные

Речь заходит о временах репрессий, мне показывают рукописные синодики. На аккуратных листах бумаги имена пострадавших за веру Христову – жителей Кукарки и окрестных сёл. Клириков и мирян, здесь родившихся или оказавшихся в ссылке.

Рядом с некоторыми указаны место и год кончины: архиепископ Филарет (г. Кукарка), архимандрит Варсонофий (с. Суводь, 1922 г.), иерей Николай (Покровская церковь, 9.12.1937, расстрелян), иерей Алексий (Покровская церковь, 9.12.1937, расстрелян)… Целый листок исписан именами священников и названиями соседних сёл: Суводь, Васильково, Завертная, Мокино, Прозорово, Зашижемье. И года: 1918, 1921, 1937. Потом второй листок – диаконы, псаломщики, певчие, монахини, просфорница, церковный сторож. В конце запись: «Иоанн, 27 лет ГУЛАГа, 17.11.2003» – совсем недавний отголосок тех суровых лет. Знать бы раньше, прийти, спросить, прикоснуться.

В 1918 году в Советске орудовали латышские каратели. 12 сентября на лугах в десяти километрах от города они расстреляли протоиерея Алексия Вознесенского, служившего в селе Мокино, и с ним ещё 36 человек. Их перезахоронили в мае 1922 года на церковном кладбище храма Покрова Богородицы.

В те же годы был расстрелян отец Алексий Добринский. По воспоминаниям, вооружённый отряд пришёл в Кукарку с расспросами, мол, кто тут главный поп. Им указали дом настоятеля Троицкого собора – батюшка, молодой, худой, встретил их за простой крестьянской работой, в грязных сапогах и с вилами в руках. Он не скрывал свой сан, но никак не вписывался в образ классового врага. Убийцы не поверили и расстреляли «настоящего главного попа» – прежнего настоятеля, старого, уже больного протоиерея Алексия Добринского.

Молодой священник, избежавший смерти, протоиерей Сергий Правдолюбов, потом ещё не раз оказывался на волоске от смерти – только в Кукарке его арестовывали дважды. Прославлен как священноисповедник. Дети и внуки сохранили его воспоминания. Он рассказывал, как однажды всех кукарских священников отправили в тюрьму, а затем – в лес копать траншею. Мысль у всех была одна – копают для себя. Но оказалось, что нужно было зарыть несколько вагонов с тухлой рыбой, а «служителей культа» выбрали в качестве бесплатной, безропотной рабсилы.

Священноисповедник Сергий Правдолюбов

Протоиерей Анатолий, сын отца Сергия, впоследствии вспоминал о времени его служения в Советске: «Он устроил такое благолепие в службе, что всем это тогда понравилось. Наиболее покоряюща была сила его проповеди…» А между тем в шестилетнем возрасте Сергей заболел и потерял слух, как утверждали врачи, навсегда. В том же году его отец, тоже священник, побывал в Чернигове на прославлении святителя Феодосия Черниговского. «Салфеточка, лежавшая на мощах святителя Божия Феодосия, привезена была дедушкой домой вместе с маслом от раки святителя. Возложена она была им с верою на голову моего оглохшего отца, больного шестилетнего мальчика; масло дедушка ему лил в больные ушки, и он совершенно исцелился и всю жизнь потом прекрасно слышал…»

После 1923 года в Кукарку пришли обновленцы, началась борьба против священников, несогласных с их идеологией.

Жерновая гора и Бобыльские луга

Попив в церковной палатке чаю, идём с Еленой к источнику. Вчера ещё незнакомый человек сегодня меня накормил и показывает дорогие сердцу места. Где такое можно встретить, кроме Церкви и сельской глубинки?

За оградой Успенского храма через дорогу видно двухэтажное старинное здание. «Тут была богадельня, – рассказывает Елена, – а тут могилы. А вот там Бобыльские луга, где расстреляли священников. Получается, они новомученики».

Елена вспоминает, что несколько лет назад, в пасхальную неделю, над этими лугами люди видели столб света от земли до неба. Она сама была тому свидетелем: «Вышла на улицу ночью и смотрю – яркий свет, как будто машина там остановилась и фарами вверх светит».

Заливные Бобыльские луга с одной стороны окаймляет Вятка, с другой – Пижма. Весной они сливаются в большое озеро. Рассказывают, что здесь в 1919 году лоцман, сочувствующий красным, посадил на мель баржу с белогвардейцами, решившими отвоевать Советск. Те, чтобы облегчить катер, покидали часть оружия в воду. Тут подоспели красногвардейцы и взяли их в плен. Много лет спустя рыбаки вытащили со дна пулемёт, а на берегу в пещерке нашли винтовки того времени…

На холме, как на полуострове, между реками стоит село Жерновогорье (теперь это микрорайон Советска). Когда-то здесь было языческое капище черемисов, потом – часовня и могила воевавших с ними русских переселенцев. В конце XVI века стоял монастырь с храмом во имя Иоанна Предтечи, но к середине XVII века из-за частых нападений черемисов его перенесли ближе к Кукарке.

В недрах холма издавна добывали прочный песчаник, из которого делали мельничные жернова, бруски, точильные круги и мягкий известняк – опоку. Из неё мастера изготовляли памятники, надгробья, скульптуры. Здесь жили целые династии камнерезов, но сейчас промысел полностью утрачен…

В конце XIX века в Жерновогорье возвели грандиозный пятиглавый храм в честь Казанской иконы Божьей Матери. Специалисты называли этот храм шедевром архитектуры и вершиной творчества кукарских камнерезов – равных по красоте в России было два-три. Строили долго, всем миром, на средства местных жителей – и купцов, и крестьян; отделали белокаменным кружевом из местной опоки. Простоял он всего полвека, в 1938 г. его разрушили и построили на этом месте городские бани.

 

Так выглядел храм в честь Казанской иконы Божьей Матери в Жерновогорье

Труды и порухи

Вообще до революции Кукарку-Советск украшало пять храмов. Тот, из которого мы вышли, Успенский собор, был построен в XVIII веке. Богатое кукарское купечество его перестраивало, украшало, окружило опочной оградой с воротами. В 1930 г. храм закрыли: в нём располагалась машинно-тракторная станция, затем авторота, сельхозтехника, склад перчаточной фабрики… В 1989 г. церковь – полуживую, разрушенную – вернули епархии. Пришлось приложить немало усилий для её восстановления. Отремонтировали крышу, стены, колокольню – постепенно начались службы, заработала воскресная школа.

Но так повезло не всем кукарским храмам. Пятиглавая Спасская церковь была взорвана и разорена. Троицкий храм, который строился 10 лет на деньги крестьян Яранского уезда, тоже. В стенах полуразрушенной Спасо-Преображенской церкви сейчас располагается краеведческий музей.

Облик Кукарки-Советска с тех пор изменился. Да и благосостояние тоже. Перед революцией слобода была зажиточная: каменные дома, 130 торговых лавок, телеграфная станция, электростанция, три начальных училища, женская гимназия, две библиотеки, краеведческий музей. По тем временам – богатый, прогрессивный город. Сейчас – провинциальный городок, хоть и разросшийся за счёт близлежащих деревенек.

Здание музея. Тёмной плиткой выложены тени двух соборов – Спасского и Троицкого – и колокольни, которые стояли на этом месте. Сам музей находится в остатках одного собора, на месте другого – пустырь

 

Лев перед зданием музея

С асфальтированных улиц мы с Еленой попадаем на грунтовую дорогу, редкие пятиэтажные дома сменяются избами с палисадниками. По совсем уже тихим улочкам спускаемся в овраг, к Смоленцевскому источнику. И вдруг – неожиданная красота! Источник облагорожен так, что любой город позавидует: церковная лавка, часовня и купель срублены из красивых ровных брёвен, вся территория облицована камнем и обсажена цветами. Со склона горы из двух гротов по жёлобу льётся мощный поток воды.

Смоленцевский источник облагорожен так, что любой город позавидует

Ключ бьёт с давних времён. По преданию, здесь явилась икона Смоленской Божией Матери. Когда – никто не помнит. Но издавна тут стояла часовня, пять раз в год сюда совершался крестный ход.

Древнюю часовню в советское время разломали. А окончательно отреставрировали, украсили лишь к 2018 году стараниями протоиерея Михаила Ковальского – сына отца Петра. Ещё молодой священник, он много сделал для восстановления храмов в Советске и окрестностях: Ильинске, Зашижемье, Вое, Сретенке, Илгани, Мокино. Сделал бы и ещё больше, но трагически погиб в автокатастрофе…

Подходим к часовне. Молебен служит тот же батюшка, что на литургии, – с быстрыми движениями и окатистым частым говором. Это отец Николай Смирнов, костромич. Из Костромы он попал в Нижний Новгород, там учился, женился. Потом его послали служить на флот в Ленинград, а после различных перипетий – в Советск. Здесь он живёт уже 30 лет.

Услышав, что Елена хочет показать мне Покровскую церковь, батюшка приглашает нас в машину и с шутками да разговорами везёт в храм, где сам долгое время был настоятелем.

Мы приезжаем на самую окраину, на высокий берег Кукарки, к кладбищенскому храму. От него открывается вид на сады, одноэтажные домики Советска и пойменные Бобыльские луга, среди которых вьётся речка.

На просьбу рассказать историю церкви отец Николай охотно соглашается провести экскурсию. Показывает вдаль, за реку, где видны Жерновогорье и башня элеватора.

– В заречной части стоял мужской Иоанно-Предтеченский монастырь. Обитель часто подвергалась нападениям черемисов и разорялась, – повторяет он историю, которую я уже слышала. – Когда в XVII веке её в очередной раз разрушили, то решили перенести сюда, поближе к Кукарской слободе. Выбрали это место над рекой, на горе.

Сейчас территорию церкви окружает каменная ограда с башенками и бойницами, построенная в начале XIX века. Вид этой ограды на фоне зелёных лугов, где ничего не напоминает о современности, рождает ощущение, что мы в средневековом городище.

Вслед за батюшкой оборачиваемся от лугов к храму – он напоминает вытянутый каменный дом, но с остроконечной колокольней посередине. Даже не углубляясь в историю архитектуры, видно, что формы храма древние. Это единственный в городе памятник древнерусского зодчества.

– Поначалу здесь стояла маленькая монастырская церквушка в честь Иоанна Предтечи, – рассказывает отец Николай. – Построена она была в 1674 году. Затем, когда одна стена обвалилась, решили построить храм в честь Покрова Божией Матери. А над воротами поставили деревянную церковь во имя Николая Чудотворца. Когда она сгорела, рядом с храмом соорудили ещё один придел – Никольский. Затем уже объединили все три церкви в одну, так получился такой довольно необычный по архитектуре храм Покрова Божией Матери с двумя приделами.

Конец Иоанно-Предтеченской обители пришёл, когда вышел указ Екатерины о сокращении монастырей – Покровский храм стал приходским.

Кукарские подвижники

Батюшка продолжает рассказ:

– В монастыре был инок Никон. Когда монастырь перенесли сюда, братья выбрала его игуменом. Могилка сохранилось до сих пор – люди её почитают, приходят, берут песочек и получают исцеление. Вот только о жизни его известно очень мало.

Пролистав вечером краеведческие книги, я убедилась, что о почитаемом подвижнике действительно почти ничего не известно. Судя по фамилии, был он местным уроженцем – вблизи Кукарки есть село Кошкино. В миру звали Ефимием, в схиме – Никоном. Из надписи на надгробии ясно, что могилу ему обустроил его сын, схииеромонах Елисей (Кошкин). Он же вырезал на камне памятную надпись, которая, хоть и сильно истёрлась, видна до сих пор. Это самая старая из здешних кладбищенских плит, датируется 1616 годом.

Возле могилы схмн. Никона

Самого себя Елисей попросил не погребать, а замуровать после смерти в стене колокольни. Батюшка подводит нас к этому месту и показывает наверху колокольни маленькое окошко:

– Когда я пришёл сюда настоятелем, то застал там келью Никона. Маленькая комнатка всего два на два метра: ни стола, ни света, ни печки – ничего, только железная кровать на цепях. Он был игуменом монастыря, а жил как пустынник – спал на железе, в холоде.

Время здесь словно замерло. Отец Николай приехал сюда в конце XX века и застал почти нетронутым жильё подвижника XVIII столетия!

За маленьким окошком на колокольне под иконой находилась крохотная келья схмн. Никона

Пока мы ходили вокруг храма, к нам присоединилась прихожанка Анна. Она сначала долго стояла в стороне и слушала экскурсию, а потом спросила:

– Батюшка, скажите, чья это могилка? Вот там, вниз по тропинке, где большой золотой крест и надгоробие в форме языка.

– Иоанна Молчальника, – поясняет отец Николай. – Когда были гонения, его заставляли отречься от Христа, но он молчал. Ему сказали, что будешь тогда всю жизнь молчать, и отрезали язык. Потом так и жил, без языка, молился.

Надгробие Иоанна Молчальника из опоки с краю обрублено в форме языка, зачёркнутого несколькими полосками. Со стороны креста надпись: «Последний дар от почитателей твоих. Мастер Попов»

Сведений о том, как жил и когда умер Иоанн, не осталось – Кукарские святые малоизвестные, скромные даже после смерти. Но верные и скорые помощники. Иоанна Молчальника почитают до сих пор. Одна из прихожанок, Наталья, следит за могилкой – всё на ней сделано её трудами: и ограда, и крест, и надгробие. Она же собирает и записывает случаи чудесного исцеления по молитвам подвижника.

Кроме Иоанна Молчальника, игумена Никона и его сына Елисея, кукарские жители издавна почитают убиенную Марию. Рассказывают, что она была язычницей, марийкой, жила в начале XVII века. Тогда русские начали по-настоящему осваивать эти черемисские земли, но были ещё в меньшинстве.

Мария узнала от них о христианстве и приняла православие. Её свекровь, язычница, жестоко преследовала сноху за новую веру. Когда Мария вышла на реку стирать, подбежала, вырвала из её рук валёк и зашибла насмерть, а тело столкнула в воду.

У могилы Марии Убиенной

Марию погребли у села Лядово, а примерно в 1650 году над ней и телами других погибших построили часовню. Место стало почитаться. Паломники брали песочек и получали исцеление. Из Кукарки приходили многотысячные крестные ходы. Люди рассказывали, что во сне им являлась женщина и советовала сходить на могилу убиенной Марии, подробно описывая весь путь. В советское время часовня и захоронение были утрачены. Но осталось надгробие Марии, и в 2000-е возродился крестный ход.

Жизнь дерева – как жизнь человека

Кладбище вокруг Покровского храма старинное, официально открыто в 1812 году. Каменные надгробия вырезаны местными умельцами, да и сам камень местный – из карьера с опокой. Некоторые плиты – настоящие произведения искусства. Под ними покоятся богатые горожане, купцы, священники – всего около 100 надгробий.

Батюшка ведёт нас по кладбищенским дорожкам и продолжает рассказывать:

– Видите, в этом надгробии ниша? Раньше сюда вставлялись лампада и иконочка святого, имя которого носил человек, и всё это было под стеклом.

Внутри памятников прежде находились образа

Надгробия наши очень символичны. Вот тут крест в виде дерева, а внизу – цепи. Они символизируют древо жизни и то, что привязывает, тянет нашу жизнь к земле.

Надгробие. Крест с цепью

Мы заходим в траву, покрывающую проход между могилами. Здесь стоит необычный памятник в виде усечённого до половины дерева. Похоже, батюшка не раз останавливался у надгробия и размышлял над его символами.

– Резчик здесь показал жизнь человека через памятник. Что такое дерево? Это, как и человек, творение Божье, оно корнями уходит в землю, а завершается кроной. И мы пускаем корни там, где Господь благословил жить. Но жизнь человека, по Промыслу Божию, ограничена – мы не знаем, сколько она будет длиться. Поэтому сверху не крона, а спил дерева, и лежит крест – жизнь завершается.

Мы с Еленой задумчиво смотрим на надгробие. Неизвестно, что хотел сказать автор, но богословское прочтение батюшки мне нравится. Он продолжает:

– Видите, на дереве обрезанные ветви? Это символы страстей, которые одолевают человека: зависть, гордость, ложь, клевета. Если их полностью не истребить, человек может погибнуть. Эти сучки – страсти, которые отсекались своевременно, пока человек рос.

Отходя от памятника, отец Николай заключает:

– Вот так мы пускаем корни своей жизни, планируем прожить долгие годы, растём, как дерево, но дерево растёт без греха, бесконечно, а время нашей жизни ограничено Богом.

Подходим к могилам купцов Якимовых – основателей местного пароходства и благотворителей храма. Их памятники уже не так символичны, но тоже из местной опоки, украшенные резьбой. Чуть дальше, за алтарём, много могил, в которых, судя по вырезанным на надгробии Евангелию и кресту, лежат монахи, настоятели, иереи.

Батюшка рассказывает, что, когда в советское лихолетье священников расстреливали на Бобыльских лугах, люди по ночам на лодках ездили и забирали тела. Хоронили здесь, за храмом, тайно. Часть этих могил так и осталась тайной, безымянной.

Тут же могилы клириков XX века. Их памятники уже не из опоки, как у иереев прошлого века, и не безымянные, как у новомучеников, – стандартный серый гранит, овальная фотография. Надпись: «Красногорский Владимир Александрович, родился в 1901 г., умер в 1959 г.». Одному Богу известно, через какие испытания прошёл этот священник, служа в советские годы.

«По сто человек за раз»

Когда после революции все храмы в Советске закрыли и уничтожили, кладбищенская Покровская церковь осталась единственной действующей. Она никогда не закрывалась. Правда, во время войны в храме некому было служить, сюда свозили сено или зерно, но здание у Церкви не отняли.

Со стороны алтаря лучше видно, что храм перестраивался из трёх церквей в одну. Сейчас ему уже 340 лет, снаружи идёт ремонт – отбивают штукатурку и кладут новый кирпич.

Заходим внутрь. Плиты на полу большие, из местного камня – опоки – и, наверное, несколько веков не менялись. Сам храм невысокий и просторный. Глядя на небольшие окошки видно, что и кладка, и ширина стен стародавние.

Здесь тоже идёт ремонт. Левый придел уже обновлён, блестит свежей позолотой иконостаса. Правый – выглядит более древним, образа там потемневшие от времени. На одной стене – скульптурное изображение Святителя Николая, небольшое, размером со среднюю храмовую икону. Это всё, что осталось от сгоревшей Никольской церкви, которая была перед воротами.

Скульптурное изображение Святителя Николы Можайского

Когда отец Николай только начал служить, действовал один придел. Сейчас службы идут во всех трёх.

– Когда дали свободу Церкви, это был единственный храм на всю округу, – вспоминает батюшка. – Из деревень сюда приезжали с ночёвкой. Даже из Марийской республики ехали. Народу было много, полная церковь. Приезжали на вечерню, ночевали здесь, а утром шли на литургию. В 1995–96 годах мы крестили по сто человек за раз – в круг в два ряда выстраиваешь и начинаешь крестить.

Елена добавляет:

– Я когда крестилась, нас было 88 человек.

Батюшка продолжает:

– Пели сначала бабушки, потом я собрал учителей из музыкального училища. Бабушки – самоучки, пели по-своему, как помнят, а учителя уже разучивали по нотам.

«Вкус» храмовой жизни

Задавая вопросы о. Николаю, мы разговорились с Анной, и я удивилась: как она может быть здешней прихожанкой? – по говору ясно, что человек не вятский. Оказалось, родом она из Вологды, жила и работала в Коми республике, а духовную родину обрела здесь, на Кукарской земле, в этом Покровском храме, где отец Николай её крестил в 2018 году.

Обращаясь ко мне, Анна спрашивает:

– Можно вам рассказать? Отец Николай вместе со своей матушкой Тамарой привёли меня к вере. Благодаря им я поняла «вкус» происходящего в храме. До этого интересовалась эзотерикой, искала истину, а здесь почувствовала, что должна остаться и понять то, что происходит.

Анна признаётся, что курила 38 лет, а бросила благодаря храму.

– Батюшка этому поспособствовал – он позволил убирать свечечки, – улыбается Анна. – А матушка Тамара как-то говорит: «Вы что, разве можно вам в храме помогать? Вы же курите!» И знаете, я в одночасье прекратила курить.

Выходим из храма. Отец Николай с любовью показывает территорию, которую сам когда-то облагораживал:

– Вот в этой части раньше был необычный колодец, воду доставали колесом, на котором висели бадьи, как корзинки на колесе обозрения.

Подводит к купальне и вспоминает случай, как в Крещение девушка стояла и не могла окунуться. Попросила: «Батюшка, благословите». Он её перекрестил. Девушка поскользнулась – и тут же бултых в воду!

На Крещение в купальню выстраивалась длинная очередь. Внутри лежали ковры и висели иконы. Отец Николай вспоминает:

– Как-то меня спрашивают: «А можно голышом купаться?» Я улыбнулся и говорю: «Как хотите, дело ваше. Попробуйте, пожалуйста». Они заходят, кругом иконы. «Ой, – говорят, – нет, как же голышом стоять перед иконами!»

Ещё у батюшки было заведено на Пасху ставить под колокол.

– Какой-то есть резонанс у него. Люди приходят, я ставлю под колокол. Стукнешь – и этот резонанс-вибрация идёт по телу. Люди потом приходили: «И меня, и меня под колокол».

Однажды приехали американцы, бездетная пара. Они тут были не первыми иностранцами, до этого и шведы появлялись, и немцы. Ведь Покровская церковь – главная достопримечательность города. Приехали американцы, услышали колокольный звон и говорят: «Нам рассказали про ваш колокол. Можно под него встать? А то у нас проблема – нет детей».

Батюшка уточняет:

– Я им говорю – знаю, вера у вас неправославная, но помолитесь, и по вере вашей Господь даст. Женщина встала под колокол, я ударил – она прям вздрогнула. Поговорили, уехали, а спустя какое-то время звонит её муж: «Сара моя родила».

Обыкновенные чудеса обыкновенного русского городка. Их здесь особо и не запоминают – эти капли полноводной Божьей реки.

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий