Город Зеро

Наверное, это станет у меня устоявшимся зачалом: «Однажды ехали мы в Санкт-Петербург и решили свернуть в…» Так вот, нынче летом решили мы свернуть в первый же населённый пункт, где есть гостиница, чтобы переночевать. По пути был Бокситогорск. Название такое промышленное, советское – и ожидал увидеть я серые бетонные панельки, а въехали в прекрасный городок. Дома сталинские, красивые, отреставрированные.

Жилой многоквартирный дом на Заводской улице

«Сталинский» таунхаус для рабочих завода

Дом на ул. Школьной: лепнина, эркеры, всё как положено…

Заброшенное здание, похожее на театр, – это бывший ресторан

Чистые аккуратные скверы. Дорожки ровные, плиткой уложенные. И… ни одного человека на улицах. Гостиница тоже пустая. Спрашиваю на ресепшене, куда народ подевался, – администратор плечами пожала, не ответила. Заселились… Тишина. Такое чувство, что оказались мы в городе Зеро – из одноимённого фильма 1988 года. Утром вышли из гостиницы – и та же картина: красивые, аккуратные, но пустые улицы. Ну, раз приехали, надо сходить в местную церковь.

Покровский храм в Бокситогорске

Храм нашли на краю городка – возле пруда, напротив огромного спортивного комплекса «Металлург», окружённого солидной железной оградой. За помпезными воротами на постаментах стоят скульптуры советских физкультурников.

Скульптуры футболиста и толкательницы ядра возле стадиона

И опять же – даже намёка нет на человеческое присутствие. Перекрестившись на кресты на голубых куполах, идём в Покровский храм – деревянный, в неорусском стиле, совершенно выбивающийся из общего «сталинского» окружения.

За свечным киоском раба Божия Татьяна. Ну наконец-то живая душа!

– А чего город у вас такой безлюдный? – спрашиваю.

– Не знаю. Я сегодня из дома вышла и подумала: «Наверное, никто в церковь не придёт». Никого на улицах-то нет. Только вы и пришли. А вчера ещё были и всю неделю приходили – те, кто не знал, что батюшка в отпуск уехал. А вообще-то народ разъезжается. У глинозёмного завода проблемы. Слышали, наверное, что РУСАЛ много чего позакрывал. А лимонадный завод, хлебопекарня и так далее – они ещё раньше закрылись.

– Вы на пенсии? Прежде где работали?

– Я по профессии логопед. Сама с этих краёв. Проезжали, наверное, деревню Сёгла, которая в шести километрах отсюда? Так вот, рядышком деревня Горка, оттуда мой род. Но работала я в посёлке Ефимовском, это за Пикалёво, 50 лет у меня трудового стажа. Там и в старинную Ильинскую церковь стала ходить, перед самой пенсией. А здесь-то новая церква, да и город новый, много приезжих.

– А вы, получается, коренная? – уточняю. – Род ваш крестьянский был?

– Нет, родители рабочими были. Мама служила на железной дороге, когда она ещё действовала: раньше ведь даже пассажирский поезд ходил Ленинград – Бокситогорск. А папа на руднике работал, бокситы добывал. Про своих же дедушек и бабушек, к своему стыду, ничего не знаю. В детстве и юности не интересовалась, а теперь родителей нет, не у кого спросить.

– Попросите внуков, чтобы в архивах сведения поискали, – предлагаю.

– А чего просить? Внуки, если захотят, своё родословие узнают.

Перед тем как проститься, поделился с жительницей Бокситогорска (что интересно, в словаре есть слова «бокситогорец», «бокситогорцы», а в женском роде отсутствуют) своим восхищением от города: такой красивый, ухоженный!

– У нас в Ленинградской области есть традиция, – пояснила Татьяна. – Каждый год на день рождения области выбирать новую столицу. И в 2019 году столицей стал Бокситогорск. И привезли сюда полторы тысячи рабочих, они всё тут и отделали. Потом праздник большой был, много иностранцев приехало. На концерте выступали Лев Лещенко, Дина Гарипова. А после праздника все уехали…

Нам тоже пора собираться в дорогу. Но решили после храма сходить ещё куда-нибудь – раз уж оказались здесь. В Интернете нашёл адрес музея: ул. Советская, 6. Подъезжаем… а на этом месте пустырь, заросший травой. Ищу прохожего, чтобы спросить. Молодая женщина, гулявшая с ребёнком, сообщила: «Музей-то был, в старом здании. Да его давно снесли».

А больше здесь музеев и нет. Даже краеведческого. Будто город без истории. Но такого же не бывает!

Большой дворец культуры есть, спортивный комплекс тоже есть, множество аттракционов и мест отдыха. А памяти нет? Мол, «внуки, если захотят, своё родословие узнают»?

Крылечко Богородицы

Спасибо Татьяне – дала номер телефона батюшки. Приехав в Санкт-Петербург, звоню ему, митрофорному протоиерею Николаю Закурнаеву.

Отец Николай Закурнаев

«Вы из “Веры”? – переспросил он. – Встретиться-то можно, только я в отпуске, в данный момент с внуками надо идти гулять…» Встречу он назначил на детской площадке в новом спальном питерском районе. Еду туда с такой мыслью: «Первое впечатление бывает обманчиво. Может, батюшка развеет мои грустные мысли о “городе Зеро”, он же там много лет прожил». Забегая вперёд, скажу, что общение с батюшкой оставило в душе чувство радости. Хотя говорили о реалиях отнюдь не весёлых.

Солнце палило нещадно, на детской площадке было шумно, и мы отошли в сторону, в тень дерева.

– Вы петербуржец? – спрашиваю отца Николая.

– Нет, я родом из Химок.

– Необычно, чтобы москвич в Питер переехал.

– Да какой я москвич! Химки, конечно, рядом со столицей, но химкинские себя москвичами не считают.

– Да уж… – отвечаю, вспоминая что-нибудь, связанное с Химками.

И первое, что приходит в голову, – это скандальная история с химкинским лесом. Делюсь с батюшкой:

– Там лес на всю страну прославился, когда просеку стали рубить, – столько было шума, даже группа «Ленинград» издевательскую песню написала – «Химкинский лес».

– Да, тогда через лесной массив собирались провести скоростную трассу в Петербург. Но мало кто знает, почему правительство не сразу вняло требованиям общественности. Против была зарубежная строительная компания «Vinci», которая требовала заплатить неустойку в сто миллионов евро за изменение маршрута. Обычная история – конфликт интересов народа и крупных транснациональных компаний, что зарубежных, что наших. Вот у нас в Бокситогорске РУСАЛ – это тоже не совсем русская компания, она международная, поскольку много активов за рубежом. А что касается химкинского леса, то он, конечно, уникален. Вот ещё один малоизвестный факт: когда Москву сдали Наполеону, москвичи создали в этом лесу партизанский отряд. Там же царь Василий Шуйский скрывался от войск Лжедмитрия II. В общем, славная у него история.

– И всё же как сюда переехали?

– Ещё школьником каникулы проводил я в Псково-Печерском монастыре, а после армии поступил учиться поближе к Лавре, в Ленинградскую духовную семинарию.

– Это в советское время было?

– Разумеется. Родители мои были рабочими, отец в храм не ходил, а мама и сёстры исповедовали православие. Старшая сестра сейчас матушка, замужем за московским священником. Ну и я с детства к Церкви тянулся. В советское время у нас в Химках в Петропавловском храме располагалась контора ДОСААФ, поэтому школьником я ездил на службы в село Куркино, потом – в московский Знаменский храм у Рижского вокзала. В 1978 году, будучи шестиклассником, поехал в Печеры, там духовником моим стал отец Савва. Настоящий старец – и по духу, и по возрасту, он был 1898 года рождения. Воевал и в Первую мировую, и в Гражданскую, а постриг и схиму принял уже после Великой Отечественной войны. Ездил я туда и на летние, и на зимние каникулы, а перед армией целый год провёл в монастыре. Отслужил, и в 1983-м приняли меня в Ленинградскую семинарию, куда, кстати, поступали в основном ребята с Украины, русских было очень мало. Потом духовная академия. Там на первом курсе женился, и меня тогдашний наш митрополит Алексий, будущий Патриарх, рукоположил в дьяконы и направил в Тихвин служить в церкви «Крылечко», с отцом Александром Ваховским.

– Подождите, Ваховский – это тот, который самый первый там был? – вспоминаю. – В Тихвинский монастырь приезжал я в 1999 году, и мне рассказывали, что, мол, ещё до нас, монахов, здесь начинал православную жизнь отец Александр («Да сохранит вся грады и страны», №№ 349–350, ноябрь – декабрь 1999 г.). Из Тихвина, помню, я уезжал поздним вечером и решил глянуть на переданный православным Преображенский собор, что на городской площади. Подхожу – а в храме окна светятся, в нём был отец Александр Ваховский. Он показал, как всё восстанавливает, в храме же прежде кинотеатр был. А ещё хотел он и колокольню восстановить, которую два раза взрывали: она «на одной ноге» стояла.

– Восстановить колокольню тогда не удалось, это ведь грандиозное сооружение было. В самом соборе работы хватало: демонтировали перекрытия, которые остались от кинотеатра «Комсомолец». Я уже был тогда вторым священником в приходе отца Александра, а ту церковь, «Крылечко», передали монастырю, который открылся в 1995 году.

И вот что удивительно. Когда ещё учился в семинарии, там слева икона висела в храме Иоанна Богослова, я всегда прикладывался к ней – Божией Матери. Тянуло. Сначала не знал, что это за образ. Оказалось, Тихвинская икона Божией Матери. Когда же меня рукоположили в диаконы, то секретарь епархии предложил служить в храме на Малой Охте, чтобы там и священником стать. Предложение было заманчивое – остаться в Ленинграде, Северной столице. А я секретарю: «Можно поеду в Тихвин?» Там как раз второй священник переводился на другой приход, а отец Александр был согласен меня принять. Приехал к нему служить в «Крылечке», такое у церкви народное название. А по-настоящему храм называется во имя Тихвинской иконы Божией Матери. Вот так по Промыслу произошло.

То время было удивительное. Как мы служили! Причём в двух храмах. Ещё когда были в «Крылечке», председатель Тихвинского горисполкома Евгений Григорьевич Девяткин побывал на службе и, увидев, что народа много, а храм маленький, предложил забрать храм Иконы Божией Матери «Знамение». У него, кстати, удивительная история. Тихвинцы, оказавшиеся в шведском плену, дали обет построить церковь, если спасутся. И вот когда они вернулись, Пётр I, зная об этом обете, разрешил им построить каменный храм – в виде исключения. Тогда ведь действовал строгий запрет на каменное строительство, все каменщики должны были трудиться на возведении Санкт-Петербурга. Когда нам передали этот храм, в нём располагались подсобные помещения кондитерской фабрики. Помню, у директрисы была фамилия Пуль, она говорит нам: «Здание я вам отдам, только мы к нему пристройку сделали. Кто нам за неё заплатит?» И мы собрали пять тысяч рублей, заплатили. Церковь выглядела плачевно: на крыше деревца растут, а на колокольне остатки пулемётного гнезда ещё с войны остались. Но за два года мы провели полный ремонт, художник Сергей Данилин храм расписал, и в 91-м году уже там служили. А потом и Преображенский собор появился – народу сколько на службы ходило!..

Ещё в детстве в Псково-Печерском монастыре я понял, что священство – это не просто служение, это жизнь такая. И решил я, что надо весь путь пройти, с самого начала – возрождения храма своими силами. Попросил назначить меня туда, где церкви ещё нет. И предложили мне два варианта.

Первый – в деревню Кисельня, что между Петербургом и Тихвином, на речке Песенка. Там, конечно, никаких кисельных берегов не имелось, но была старинная церковь Феодора Стратилата, упоминавшаяся в Писцовой книге аж в 1500 году. Потом она сгорела, но в начале века её восстановили, и вот предстояло восстанавливать её вновь. Дело интересное, благодатное.

Но мы с матушкой выбрали второй вариант – Бокситогорск. Всё-таки город. И церкви нет, всё самому строить. Вышли мы с вокзала 1 октября 1996 года. У меня в руках один чемодан, а у матушки – малый ребёнок. И делай что хочешь.

Город совершенно советский, с 1935 года существующий. Население было 25 тысяч человек (сейчас 15). Ни православных традиций, ничего. Хотел с чистого листа начать? – вот тебе, пожалуйста. Жилья у нас с матушкой не было, но администрация выделила барак под храм, вот в нём по первости и жили. Барак был хоть и одноэтажный, но большой – 70 метров в длину. Плохо было то, что стоял в неудобном месте, на склоне холма, и строить рядом каменный храм было проблематично, пришлось бы много свай забивать. Однако переживал я напрасно. Господь так повернул, что я и не ожидал.

Бедные и богатые

– В 96-м году Бокситогорский глинозёмный завод уже Дерипаске принадлежал? – спрашиваю отца Николая. – Он вам и помог из барака выбраться?

– Нет, помогли нам, как ни странно, бомжи, о чём ещё скажу. А завод вообще ничем не помогал. История была такая. Устроил я храм в бараке и три года там служил. За эти годы – и это самое главное – сложилась у нас община. И захотелось мне наполнить жизнь общины настоящим делом. Барак-то большой, в нём можно и столовую для неимущих сделать, и ночлежку для бездомных. Помню, как пригласил к нам в Дом милосердия первого бомжа, которого встретил в Тихвине на улице, – мороз тогда был под 20 градусов. Он мне: «Замерзаю, голодаю, помогите!» «Приезжай к нам, – говорю ему, – будет и крыша, и еда». Проходит месяц, захожу к нему: сидит пьяный, матрац прожжён. Говорит: «Батька, а где масло, где мясо?!» Продуктов в то время не хватало и нам – помните же, как жили в 90-е годы? Но со временем на пожертвования устроили мы приличную столовую.

– И чем же вам бомжи помогли?

– А тем, что сожгли барак. Сейчас понимаю: останься мы в нём – по уши бы завязли. Была идея половину барака сломать, чтобы построить на освободившемся месте хотя бы небольшую церквушку. Вот этим бы и занимались. А тут раз – и барака нет! К счастью, в пожаре никто не пострадал, а церковную утварь мы успели вынести.

Главой администрации был тогда Владимир Иванович Новожилов, нормальный мужик, сам уроженец Бокситогорска. Он дал нам в аренду фойе кинотеатра «Спутник». Потолки и полы бетонные, зимой холодно, не протопить. Но с 1999-го по 2007-й была крыша у нас, пока строили храм.

Подготовили мы проект пятикупольного храма с потолком в 8 метров. Нормальный проект, можно было осилить строительство. Но тогдашний председатель Санкт Петербургской епархиальной комиссии по архитектурно-художественным вопросам проект зарубил. Сам он из семьи архитекторов, институт Репина окончил. И вообще учёный, автор книг по архитектуре. Сейчас профессор, студентам преподаёт. И что-то ему не понравилось. Хотя я немалые деньги заплатил за проект – не пожертвованные, не спонсорские, а заработанные своим горбом. Надо было тогда упереться: «Сам заработай эти доллары, а потом искусствоведческий анализ проводи!» Был бы каменный храм, для города понадёжнее, да и содержать легче – нет таких усадок. Но постеснялся я противоречить. Решили строить деревянный. С другой стороны, он ближе к человеку. Живой такой.

Строили долго. Мне выговаривали: «Чего ты так тянешь? Вон там-то батюшка за год построил». А как построил? Спонсоры всё сделали, ключи вручили – служи. А у нас: квартиру кому-нибудь я освятил, денежку получил – и сразу в дело, инструмент купить, рабочим заплатить. Так с треб и строили. Спасибо, с материалом нам помогли. В районе много лесозаготовителей, и один из них пожертвовал несколько кубов. Лес оказался плохим, и мы его на дрова пустили, но другие предприниматели усовестились и по десять кубов хорошего леса пожертвовали. Даже шведская компания подключилась – не пожертвовала, но по себестоимости продала те же десять кубов.

– А что же глинозёмный завод? – вновь напоминаю. Ведь странно: градообразующее предприятие, а ничем не помогло.

– Сейчас там один глинозёмный цех работает, а раньше, да, средств у них хватало. Но у РУСАЛа свои статьи расходов. У нас по соседству Пикалёво – там ведь тоже они градообразующее предприятие, а православная церковь до сих пор в фойе кинотеатра «Мечта» ютится. Правда, фойе их «Мечты» попросторнее, чем у нас было в «Спутнике», у нас-то всего шесть на десять метров.

– Неужели они до сих пор в фойе?! – не верится мне.

– Да, уже 32 года.

Это фойе – низкое, со множеством колонн, за которыми терялся иконостас, – запомнилось мне на всю жизнь. В Пикалёво мы заезжали (как обычно, по пути в Санкт-Петербург) в 2011 году, спустя два года после того, как там проходила стачка рабочих. Стачка была вызвана тем, что владельцы завода не учли интересы жителей, остановив производство, в результате чего во всём городе были отключены горячая вода и отопление. Жители вышли на трассу, ведущую в Санкт-Петербург, и живым щитом перекрыли её. В Пикалёво приехал тогдашний премьер-министр Владимир Путин, встретился с Дерипаской и вынудил его подписать договор о «социальной ответственности бизнеса» перед жителями моногорода. Вспоминаю об этом и спрашиваю отца Николая:

– А помните знаменитую фразу? Дерипаска взял у Путина авторучку, подписал и в карман себе положил. И Путин ему: «Авторучку мне верните!»

– Да, фраза в народ пошла.

– В том Крестовоздвиженском храме, что в фойе, мы встречались с пожилым седовласым священником («Память о Пикалёво», № 632, март 2011 г.). Он до сих пор там служит?

– Отец Анатолий Филонов? Он из Пикалёво уехал, служил у нас в районе, в деревне Окулово, и почил в 2013 году. Вообще в Пикалёво сменилось десять священников.

– Всё же люди бизнеса помогают строить храмы, а у вас как-то странно.

– Ну, как помогают… В том же Пикалёво двое предпринимателей построили небольшой деревянный храм – но где? На кладбище, где, как я понимаю, у них родственники похоронены. Это за городом, добираться сложно. Или вот ещё пример – в городе Волхов. Там объединение «ФосАгро» отщипнуло кусочек своей территории и построило храм в честь святого апостола Андрея Первозванного. Шатровый, из сибирской лиственницы, покрытый лемехом на старорусский манер. И в туристических проспектах пишут: высота храма соразмерна башне «Пятнадцатый элемент». Так называется башня в Музейно-выставочном комплексе «ФосАгро», где для детей устроили интересный квест: надо, поднимаясь с этажа на этаж, собрать кодовые слова, чтобы потом запустить ракету на Марс. Дело хорошее. Но, понимаете, строя храм, люди бизнеса руководствовались не только тем, чтобы послужить Богу, но у них ещё и свои идеи – такой «культурный» комплекс выстроили. Ну и на том спасибо. Храм красивый получился, владыка наш дал ему статус соборного. Таковы реалии, и ждать манны с неба нам не приходится.

Сад любви

Спросил я настоятеля, появится ли в Бокситогорске каменный храм, какой изначально задумывался. Он головой покачал:

– Мне уже за 60 лет. Приход наш состоялся, и самое главное – его сохранить. Потому что время сейчас другое, не 90-е годы. Бывало, в ту пору я в день крестил по сто, по сто пятьдесят человек. Венчал пять-шесть пар в пятницу. Причём всех по отдельности, и каждым надо было сказать слово. А сейчас? Венчаю раз в год, крещений одно-два в месяц. А как мы с отцом Александром в Тихвине служили? Хотели даже, чтобы в будни по очереди литургию совершать, а в субботу и воскресенье – вместе. Было такое горение, духовный подъём.

– Сейчас такого нет?

– Всё уже другое. И в священники молодёжь не так стремится, как раньше. Вот в алтаре помогал мне Андрей. Подрос – и не в семинарию пошёл, а в ПТУ, мол, мне рабочая профессия нужна, чтобы потом семью кормить. Потом алтарниками были Роман и Иван – та же история. У одного из них бабушка хорошая, постоянно на службах стоит. Спрашиваю, почему её внук в семинарию не хочет. И она пересказала, что ей внук сказал: «Бабушка, ты что, моей смерти хочешь?»

Отец Николай грустно смеётся, объясняет:

– Это он, будучи алтарником, посмотрел, сколько я служу, сколько треб и так далее, и зарёкся. Да я и сам по другим вижу. Вот у нас владыка на кафедру заступил с чёрной бородой, прошло десять лет – и весь седой. Или отец Димитрий Веселов, который в 2015-м году из Черкасс сбежал от бандеровцев, тоже ведь смуглым был, а сейчас борода как у меня, седая. Священство – это когда надо всего себя отдавать, а не так, что отработал восемь часов, как в офисе, и забыл о трудах. Но всё же надеюсь, что кто-то придёт из семинарии с твёрдыми убеждениями, и появится у нас второй священник.

«Приход наш состоялся, и самое главное – его сохранить»

– Наверное, надо с молодёжью больше работать, – предполагаю.

– От нас в епархии как раз требуют работы с молодёжью. Но как вы это представляете? Пойду я детей агитировать – и через десять минут меня в полицию определят: «Ты что к детям пристаёшь, дяденька с бородой?» Свободно общаться мы можем только с детьми на приходе, вот на это упор и делаем. Вот у нас воскресная школа – целый год дети проходили книгу Бытия из Библии. Спрашивается, почему не спешим знания давать? А потому, что знания сейчас – это не так важно, их можно из литературы почерпнуть, из Интернета. А важно что? Общение с детьми. И чтобы у нас была не какая-то отдельная «детская» или «молодёжная» политика, а общая приходская жизнь, в которой и взрослые, и дети все вместе. Вот тогда польза будет.

– Вы вспомнили духовный подъём 90-х годов, – говорю батюшке. – К этому уже не вернуться? Как вы будущее видите?

– Ну, я же не пророк. Помню, когда в Печеры ездил ещё школьником, некоторые там говорили: «Мы ещё застанем конец света, лет 15 нам осталось». Никто не знает будущего. Но я вижу такой факт: у нас капитализм. И хотим этого или не хотим, но мы, скорее всего, пойдём по стопам нынешней Европы. Я уже вижу это визуально – по людям, по городам, по наполняемости храмов. Вполне допускаю, что в будущем батюшка на заводе будет работать, а в выходные служить в храме. Вот и всё. Даже такое возможно. Посмотрите на Голландию, на Данию. Там храмы католики закрывают, потому что нет прихожан, и превращают их в кафе, в рестораны, в гостиницы. Я специально смотрел, изучал этот вопрос. У нас, да, храмы строятся, но надо смотреть по приходам – увеличиваются или нет. Сейчас как люди живут? Кредиты на квартиры, на машины – с головой в это ушли. Общество потребления. Вот поженилась пара молодая – и живёт как хочет, Бога для них нет. Потом кто-то загулял, изменил, стал бухать – ага, что-то здесь не то, надо пойти в храм свечку поставить. Поставят свечку. Потом, спустя годы, появляются проблемы с детьми, с внуками – снова пойдут свечку поставят. Не понимая, в чём причина. А вера – она должна быть всепроникающей, вся жизнь ею должна быть освящена.

– Какой-то пессимизм в ваших словах…

– Нет, я оптимист. Настоящий оптимист – это не Манилов, который всё видит в розовом свете, а реалист. Надо не отворачиваться от реальности, а принимать её такой, что всё происходит по Промыслу Божьему.

– Это как с бараком, который бомжи сожгли? Беды попускаются для спасения?

– Именно так. Даже если большинство от веры отпадёт и останется горстка верных, этого не надо пугаться. Ну, вы знаете из Евангелия про малое стадо…

И всё же вера не перестанет. Потому что христианская любовь неистребима. Любовь есть сад. Даже если сад вырубить, он снова вырастет. Что бы ни случилось, человек не сможет жить без эмоций, без чувств, без любви. А это уже почва для веры, открытое сердце для Христа.

…Мы стояли в тени дерева, в кроне которого щебетали птицы. С детской площадки доносился детский смех. Светило яркое солнце. И я забыл, с чего мы с батюшкой начали разговор. Ах да! С «города Зеро». Может, и вправду первое впечатление бывает обманчиво? Везде жизнь и любовь, которая, как уверен батюшка, никогда не перестаёт.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска