Жертва за мир

Конец февраля – годовщина начала военной операции на Украине, которую сейчас уже даже чиновники открыто называют войной (и правильно). Скажу несколько слов на годовщину – первую и, надеюсь, последнюю. Хотя, если честно, в это я особо не верю. Однако россияне, согласно опросам, более оптимистичны: почти половина считает, что война завершится в этом году. На чём основан такой оптимизм, не пойму.

Помните, как всё начиналось год назад? Неуёмное шапкозакидательство одних, основанное на быстром продвижении наших войск, и растерянность других: как же так, почему, зачем? В самих этих вопросах была характеристика тех, кто их задавал: значит, прожили они последние годы беспечно, не видя, как мир скатывается к войне, не понимая, что всё более злобятся на той стороне, что вот-вот сорвутся с цепи, что надо готовиться к тяжёлым испытаниям. Да и с началом затяжной войны, даже когда одна за другой вписываются в войну страны НАТО, не вдруг приходит понимание огромных трудностей впереди.

Помню, и сам я, когда в середине 1980-х на военных сборах за Выборгом рыл окопы на финской границе, думал: ну что за глупые игры, кто нам может угрожать с Запада? Ан вот что получилось – окопы-то после скорого вхождения финнов в НАТО, похоже, придётся заново обустраивать. Всерьёз к противостоянию нас не готовили ни тогда, ни теперь. В отличие от 1930-х, когда советское государство жителей готовило и во всяких осоавиахимах, и на политчасах. Вот потому-то большинство в начале года было уверено, что противостоять нам придётся лишь Украине, а не коллективному Западу, как это было всегда в нашей истории. А уж их-то мы уделаем…

Не идёт из головы всеобщее (после начала войны) тяжкое безгласие наших архиереев. Вспомнилось, как молчал Сталин в первые дни Великой Отечественной. Зато везде поспели отцы-либералы, опубликовав 1 марта «письмо» с требованием: немедленно прекратите огонь! «Очнулись! – подумал я тогда. – А ведь огонь ни на день не прекращался с 2014-го». Слава Богу, большинство наших священников не таковы: понимают, с какой воистину сатанинской силой мы вступили в противостояние; заболели народ и страна войной – и они рядом, не спрятались.

А кто-то и на фронт пошёл добровольцем, хотя дома и жёны, и дети. А там священники очень востребованы. Многие подразделения просят привезти им знамя с Нерукотворным Спасом – держат его в блиндажах на передовой, фотографируются на его фоне, показывая тем самым, на Чью помощь уповают, какие ценности готовы защищать. На войне, как говорится, неверующих нет.

Офицерство у нас, к сожалению, было наименее верующей частью общества. Но теперь до всё большего числа командиров доходит, почему священник должен быть рядом с воином. Это и Таинства для православных, и психологическая поддержка остальных, а часто и пример мужества. Вот что пишет нам знакомый священник с кровавого участка боёв под Сватово – Кременной. Пишет прямо из окопов, про новогоднюю ночь, когда большинство из нас безмятежно поднимали бокалы с шампанским под звон курантов:

«На Новый год вырусь и иже с ними пытались штурмануть нас. Бой начался 31-го днём, и они всю ночь пытались нас смять. Атаковали в разных местах, щупали. Было 4 атаки нашего фланга с трёх сторон одновременно, 3 из них ночью. Почти обошли нас, справа стреляли, немного с тылу уже зашли, но у нас там было заминировано, и впереди они сняли три наши растяжки утренние. В нас стреляли из труб раз шесть во время одной из атак. Благо, спасли деревья. А перед этим 3 дня разбирали нас из всего. Танчик, град, миномёты, подствольники. Укусят, отойдут, скорректируют птичкой и опять миномётом. 31-го с утра поразбирали – и вдруг затишье. Мы поняли: будут штурмовать. Почему так подробно всё описываю: старались они сильно, надеялись, что празднуем мы, а мы их ждали и дали им прикурить. Господь покрыл нас. Когда затишье было перед боем, пошёл по окопам и блиндажам и всех ребят окропил святой водой. И у нас только трёхсотые лёгкие».

А вот что он пишет мне спустя месяц: «Наступление состоялось на нашем участке. Отбросили и покрошили гадов. Но у нас тоже потери. У смежников из других подразделений, бригад, Барса, Минобороны – 7 человек “двухсотых” и более 30 “трёхсотых”. У нас только два “трёхсотых”. Помолись за упокой братьев наших воинов. Имён не знаю. На передовой только позывные. Не успеваем перезнакомиться. И проси всех молиться за нас. Это очень важно. Наблюдаю, как Господь по молитвам всех хранит нас. Так иной раз прилетает, что молиться в голос начинают те, кто в храме бывал пару раз… Ещё хорошая новость: сегодня выделили помещение для молитвенной комнаты. Завтра с ребятами будем её мыть и наводить порядок. Сходим в местный храм за иконами. Сегодня отходим от боевых. Спим, стираемся…»

Ситуация экстремальная, когда иерей прямо в окопах, это потому что молодой и горячий. В основном они всё-таки подальше от передовой. Но вот такая жизнь там. И он прямо говорит, чего от нас ждёт: искренней молитвы.

Поначалу, когда я спрашивал о необходимости поддержки воюющих, напоминал про танковую колонну имени Димитрия Донского, которую Русская Церковь профинансировала в годы Великой Отечественной, мне отвечали, дескать, это тогда было, а теперь совсем другое. «Война братоубийственная, мы можем молиться только о мире!» Помогать приходы решались только беженцам. Потом болтовни про «братский народ» стало поменьше – поняли, наконец, с кем на самом деле столкнулись, что это не «другое», а то же самое, только ещё страшнее. Начали потихоньку собирать для солдат аптечки, тёплую одежду, рисунки детские отправлять. А в это время на Украине церковные приходы уже вовсю закупали для своих вооружение и транспортные средства, чтобы «бить русских».

Отношение Святейшего к собратьям-архиереям на Украине мне напоминает сегодня отношение русских воинов к пленным «хохлам» – ни озлобления, ни презрения, скорее сочувствие. Раз уж украинские православные оказались в плену у сатанинского государства. И у нас было такое, что Церковь вынуждена была подпевать большевикам и славить Сталина, чтоб сохраниться. Только вот у нас явил себя миру сонм мучеников, а УПЦ прогнулась перед злобным клоуном, который «еврей, и потому не может быть нацистом». Но всё же мы лишь констатируем раскол и сожалеем о нём, но не осуждаем братьев на Украине: вот кончится война, тогда в спокойной обстановке разберёмся, кто есть кто и что почём.

В общем, очевидно теперь, что будущность, единство и сила Русской Православной Церкви – не небесной, которую разверзшиеся врата адовы не одолеют, а земной – зависит от русского солдата. Так уже не раз бывало в нашей истории. А потому воинство Христово и воинство армейское должны быть рядом. «Главное, чтобы люди понимали, что молиться за нас надо, – пишет из окопов тот самый священник, письмо которого мы уже цитировали выше. – Без помощи Божией не выстоит никто. Уверен, что все успехи, какие есть, – это по молитвам всех ко Господу. Здесь это явно видно. А так бы нас разобрали бы, как разобрали несколько раз прежние отряды».

Так что, не забывая просить Господа о мире, будем Его прежде всего просить о нашем солдате. Именно он неимоверным самопожертвованием приближает этот самый мир.

 

Оглавление выпуска     Следующая публикация →

1 комментарий

  1. Ольга:

    Мне давно один иеромонах сказал про священников – ну когда им (заниматься проблемами прихожан) дома же матушки, домой надо скорее.

Добавить комментарий