На Соборной площади

Нам, северянам, мимо Вологды никак не проехать. Сколько раз здесь бывал… а эта экскурсия по городу у меня первая.

– Почему и собирались перенести сюда столицу России, – объясняет гид. – Город на перепутье. Он и сейчас занимает стратегическое положение. Это крупный железнодорожный узел: пути ведут в Москву, Петербург, Архангельск, Мурманск, Вятку и далее в Сибирь. Если бы в Великую Отечественную немцы смогли захватить Вологду, то всё бы у нас посыпалось.

– Это же Иван Грозный хотел здесь столицу основать? – уточняю у гида.

– Ещё до него, при Василии II Тёмном, такая идея витала. В ту пору Москва была открыта для набегов крымских татар, которые не раз сжигали нашу столицу, а Вологда была спрятана за лесами и болотами. К тому же это был крупный торговый центр, через который шла дорога из Архангельска – единственного на Руси морского порта. Здесь стояли купеческие лабазы, жило много иностранцев – в общем, жизнь кипела. И мог появиться кремль, который, по замыслу Ивана Грозного, был бы вдвое больше Московского Кремля. Что он успел, так это заложить соборную церковь – по образцу московского Успенского собора. И она получилась почти на десять метров выше…

Наш гид Сергей Зеленин показывает рукой на собор Софии Премудрости Божией. Даже издали, от здания педагогического университета, где мы стояли, он поражает своими размерами.

По образованию Сергей Владимирович историк, выпускник этого самого университета. Экскурсию провести он сам предложил, хотя изначально цель встречи была иной – узнать у него, как обстоят дела с восстановлением Никольского храма на Введенском кладбище. Четыре года назад наш корреспондент Константин Майбуров побывал там, настоятель храма о. Тимофей Левчук показал ему страшную разруху , и было интересно узнать, что уже сделано. А Сергей Зеленин не только в восстановлении храмовых стен участвует, но и как историк восстанавливает память об упокоенных на старинном Введенском кладбище. Вот по пути туда мы и заехали в самый центр города.

– Университетское здание, где мы стоим, тоже имеет интересную историю, – продолжает Сергей Владимирович. – До XVI века здесь высился великокняжеский двор, в котором останавливались владетели земли Русской. И на этом же месте должен был появиться кремль новой столицы. Но этого не случилось, и в XIX веке здесь построили самое большое в тогдашней Вологде здание – губернских присутственных мест, то есть областную администрацию по-нынешнему. Ну а в советское время его передали пединституту… Но пройдёмте дальше, в сердце нашего города – на Соборную площадь.

Над площадью плывут ангельские звуки церковного пения – это транслируется служба из Воскресенского, соседнего с Софийским, собора. Спрашиваю Сергея Владимировича, как вологжане относятся к такой «воцерковлённости» главной их площади.

– Да нормально, как и к колокольному звону. На экскурсиях, если спрашивают, я говорю: если не хотите слышать колокола православные, то будете слушать голос муэдзина с минарета. Свято место пусто не бывает. Вообще же открытие Воскресенского собора в 2016 году стало большим событием для города.

– Он ведь кафедральный?

– Они оба кафедральные – Софийский тоже. Летний и зимний соборы. В Софийском изначально отопления не было, и когда в древние времена зимой в нём служили, то под облачения архиерея клали нагретые камни, чтобы совсем не замёрз. Службы-то были долгие. Тёплый, Воскресенский, храм построили только к 1776 году – как видите, уже в стиле барокко. К счастью, в советское время его не перестраивали, внутри всё хорошо сохранилось, поскольку там располагалась картинная галерея, где за микроклиматом зорко следили. Так получилось, что с открытием храма напротив моей альма-матер я стал ходить туда на службы, воцерковляться. Родители мои верующие, но не церковные, и я таким же был.

– Наверное, не только открытие этого собора, но и что-то другое подтолкнуло? – спрашиваю.

– Пожалуй, родословие моё привело.

Коренной вологжанин

– Понимаете, можно заниматься историей своей родины отстранённо, академически, а можно одновременно быть и частью этой истории, – продолжает Сергей Владимирович. – Если я не в Церкви, то какой же я русский? Все мои предки исповедовались, причащались – и они до сих пор живы, потому что в Церкви нет мёртвых. И как же я буду стоять в стороне? Вот с такой мыслью пришёл я в храм и неожиданно для себя обрёл то, чего и не ждал. Ту радость, когда ты с Богом! Когда точно знаешь, что Он не оставит – по молитвам к Нему и Его угодникам.

Помню, как первый раз по-настоящему взмолился Святителю Николаю. Однажды по какому-то недоразумению стёрся диск компьютера, а на нём – все мои наработки по истории Вологды, огромный массив информации, собранный по крупицам из архивов и других источников. Катастрофа! Помолился, значит, отдал компьютер мастеру, а сам пошёл в архив. Работать не могу, всё смотрю на иконку Святителя Николая, что висит там, на стене читального зала. И тут звонит мастер: «Вам повезло, девяносто процентов диска восстановилось». И сколько было таких случаев! Особенно после того, как меня привлекли к трудам на Введенском кладбище, где восстанавливается храм Святителя Николая Чудотворца.

– Ищете там могилы известных людей?

– В том числе. Некоторые памятники утрачены. Например, до сих пор не можем определить место захоронения матери поэта Николая Рубцова. Она была там похоронена в 1942 году, после чего маленький Коля попал в детский дом. Его мама, Александра Михайловна, кстати сказать, была очень верующим человеком, и, по семейному преданию, будущая свекровь высмотрела её в храме на церковных службах, чтобы сосватать своему сыну – будущему отцу поэта. Вот теперь ищем могилу… Но в основном я занимаюсь тем, что восстанавливаю биографии ушедших людей – и не только именитых, но и просто православных. Хотя мы даже именитых-то забыли.

– Вот здесь, – Сергей Владимирович указывает на кафедральный Воскресенский собор, – настоятелем служил протоиерей Николай Якубов. Перед революцией его имя было на слуху – заслуженный священник, смотритель духовного училища, депутат Государственной Думы, лидер местного «Союза русского народа». Но кто его помнит? Даже место его захоронения на Введенском кладбище неизвестно, и дату смерти мне тоже пришлось искать в архивах. Я стараюсь о нём молиться – и, думаю, он там меня тоже вспомнит. Настанет Страшный суд, и он скажет: «А вот он меня не забыл, он мне помог». Может, ему как раз сейчас необходима моя помощь. Хотя «сейчас» там у них другое, время иначе идёт, и когда бы ты о покойниках ни помолился, это всегда будет «сейчас». Моя молитва о предках помогает им не «вообще», а именно в тот момент, когда она всего нужнее – когда они проходят свои мытарства.

Надо не просто помнить ушедших, а сверяться по ним в своей жизни. В XVIII веке был такой ирландский мыслитель и политик Эдмунд Бёрк…

– Кажется, это ему принадлежит известное изречение: «Для торжества зла достаточно лишь, чтоб хорошие люди ничего не делали»?

– Именно. А ещё он говорил, что нация – это завет умерших, живых и будущих поколений. То есть все люди, когда-либо жившие и которые родятся, – они все имеют важный голос, и надо учитывать интересы всех. Дальние наши предки создавали наше государство, его благоустраивали – и что бы они сейчас сказали? Так же важно мнение будущих поколений – что они скажут потом? «Прадедушка, а что ты делал, когда в нашей стране была смута? Что говорил, где выступал, смолчал, был равнодушен?» – они обязательно будут это спрашивать.

– Вы, будучи историком, знаете, наверное, много поколений своих предков?

– Начиная с мещанина Осипа Осеки, который в середине XVII века имел в Вологде свой двор. Осека – это прозвище такое, означает ограждённое изгородью место для пастьбы скота. А «осёк» в местном наречии – «площадка, огороженная поваленными друг на друга деревьями». От него пошли мои предки Осекины, вологодские купцы и цеховые. Хотя Осип Осека тоже мог быть купцом, поскольку очень часто мещане и крестьяне торговлей занимались, а в купцы не записывались – потому что для этого надо было заявлять свой капитал и платить большие подати.

– Это вы через семейные предания узнали?

– Через архивы. Дедушка по отцовской линии в детстве сиротой остался, и через него мало что передалось – только то, что предки были коренными вологжанами. А бабушка была из деревни – в 1942-м сюда переехала, работала для фронта. Первое моё воспоминание в жизни – как она привела меня в храм и как крестили. И как священник подарил мне картонную иконку преподобного Сергия Радонежского – до сих пор её берегу. Так что мне повезло, в Вологде-то мало вот таких потомственных горожан, в основном приезжие из деревень. Хотя это, конечно, не повод для гордости, а ответственность перед предками, которые спросят: «Сергей, а что ты сделал для нашего города?» Что им скажу? Что в молодости мечтал уехать в Питер? Слава Богу, что-то меня остановило, и теперь с каждым годом всё больше убеждаюсь: это мой город, я ему нужен. И своим ученикам в школе пытался вложить осознание, что где родился, там и пригодился.

– Нынешним подросткам интересна история?

– Им интересно всё… что не вызывает скуки. Тогда они по полной включаются. Как-то говорил я на уроке про изобретение кинематографа и что одним из первых фильмов в России была съёмка коронации Государя Императора Николая II в 1896 году. И девочка – хоп-хоп! – нажала на кнопочки на смартфоне: «Вот это?» Тут же все стали смотреть… Главное – ребёнка заинтересовать, чтобы он сам увлёкся. А не так, как порой ведётся у нас патриотическое воспитание. Вступил в «Юнармию» – и автоматом тебе десять баллов на ЕГЭ. Это неправильно, нельзя заставить Родину любить за баллы. Поэтому, когда мы с детьми касались политических вопросов, я никогда не навязывал свою точку зрения. Просто выслушивал, что они думают, и приводил свои рациональные аргументы.

Например, со мной спорили активные поклонники Навального. В их 15 лет я был таким же максималистом, поэтому набирался терпения и старался доходчиво объяснить и про коррупцию, и про «несменяемость власти»: «Вот станет Навальный президентом, а вы уверены, что он справится с повальным воровством? Нынешний Президент имеет опыт работы в службе безопасности, долгое время работал в правительстве, его сложно обвести вокруг пальца – а Навальный кто?» И далее в таком же духе. Приводил примеры из истории, как революции нашу страну рушили, а потом с кровью приходилось всё восстанавливать. И сколько людей умерло у нас в 90-е годы, словно мор по стране прошёл. И знаете, ребята начинали задумываться.

Вообще, наша Вологда никогда революционным городом не была. Если и вспыхивали бунты, то только против оккупантов. Так, в 1608 году скинули администрацию Лжедмитрия II – из-за того, что тот привёл в страну поляков. И в 1612 году собрали большое ополчение, пошли освобождать Москву. Правда, поплатились за это: в городе остался не самый лучший воевода, и он прохлопал набег «литовских людей». Даже поговорка у нас есть: «Воеводы город пропили». Разбойники весь город сожгли, за исключением каменной Софии. Но собор всё равно пришлось заново освящать, поскольку и там «литовцы» порезвились – изгадили храм. Но это был единственный случай в истории, когда нога захватчика ступила сюда, на Соборную площадь.

Северный вектор

По дороге к Никольскому храму вновь мы вернулись к началу разговора. Я предположил, что логика в устроении столицы в Вологде определённо есть. Ведь изначально столица и была в Новгородских пределах – Ладоге и самом Великом Новгороде. А Вологду ведь новгородцы и основали, начав заселять Заволочье ещё в XI веке. Не получилось с Вологдой, так всё равно же в итоге столицу поставили на Новгородской земле, на реке Нева. Можно сказать, вернулись к изначалу.

– Да, у нас вектор на север, – согласился историк. – Здесь проходили торговые пути, поскольку от Чёрного моря Русь была отрезана. До сих пор ведь приходится пробивать пути к южным морям. Но что интересно: в Мурманске порт незамерзающий, а в Одессе, например, залив иногда зимой превращается в подобие Арктики, с ледяными торосами даже. Не знали об этом? В 2011 и в 2014 годах замерзала вся акватория по Черноморскому побережью. То, что наши предки в своё время двинулись на север, – это большая удача. Сейчас на Западе локти кусают: русским достались несметные природные богатства! Однако, если вспомнить историю, англичане и раньше пытались хотя бы островок заиметь в Белом или Баренцевом морях, чтобы контролировать торговлю. Но не успели, русские крепко там сели. И торговлишкой занимались довольно бойко, не хуже англичан.

Вот здесь, на набережной, по которой едем, стоит дом Фёдора Афанасьевича Кулькова, снаряжавшего торговые экспедиции на Аляску. А тотемские и устюжские купцы, открывшие Русскую Америку? В смелости и оборотистости они даже превосходили англосаксов, могли и за себя постоять в неведомых землях. При этом в Бога верили, храмы строили и часть своей прибыли по-христиански отдавали на добрые дела. Я много занимался биографией купца Николая Скулябина, и типичная история – часть своего капитала он завещал на помощь неимущим. Кстати, выяснил, что он состоял в родстве с другим купцом – Леденцовым, а тот весь свой капитал отдал в фонд развития науки. Всё до копейки. И завещал ещё недвижимость свою продать и тоже в этот фонд вложить. Русский купец верил, что Россия будет сильной, одной из передовых в технологическом плане стран. Долгое время он жил в Москве, а умер в Швейцарии, где лечился от туберкулёза, но завещал похоронить в родном городе, Вологде. И волю его исполнили, могилу его я вам покажу…

– Его на Введенском похоронили? – спрашиваю. – А всего сколько в Вологде старинных кладбищ?

– История такая. После чумного бунта в Москве, чтобы не распространялись эпидемии, было принято решение кладбища вынести за черту городов. И в Вологде основали три кладбища: на юге – Богородское, на западе – Лазаревское-Горбачёвское, а на севере, в заречной части – Введенское. До наших дней сохранились Введенское и Лазаревское, на последнем, кстати, похоронен святой Александр Баданин, родственник нынешнего митрополита Мурманского. Возможно, благодаря его молитвенной помощи там храм всё время действовал, лишь с пятилетним перерывом. Поэтому кладбище там довольно ухоженное, чему в наше время поспособствовал отец Алексий Сорокин, настоятель храма Святого праведного Лазаря. А наш храм на Введенском кладбище только недавно начали восстанавливать, поэтому и погост пока что в запустении.

– А ваши предки на каком кладбище лежат?

– В основном на Богородском, которое в 80-е годы полностью уничтожили. Были родные могилы и на погосте Свято-Духового монастыря, в центре города – но его тоже при советской власти заасфальтировали. На Лазаревском лежит мой прадед, герой Первой мировой войны. Есть предки и на Введенском, к которому вот подъезжаем…

Русский Нобель

По первому впечатлению этот погост и вправду кажется запущенным. И церковь смотрится сиротливо. Она маленькая – прежде была приделом разрушенного Введенского храма. С того времени, как здесь побывал наш корреспондент, она оделась в строительные леса, внутри всё оборудовано для службы.

– Стены были закопчённые, – вспоминает Сергей Владимирович, – поскольку внутри бомжи грелись, покрышки палили. И всякие хулиганы лазили, на стене пентаграмму сатанинскую нарисовали. Когда первое богослужение было, только начали молебен – и эта пентаграмма взяла и отвалилась вместе со штукатуркой. Ещё сюда ворованные оградки складывали, чтобы потом на приёмку металла сдавать. До сих пор ведь воруют. И мусор – тоже наша проблема. Провели мы субботник – мусор-то собрали, деревья напилили, а машину, чтобы вывезти, не дают. Вот после встречи с вами поеду в горадминистрацию, будем решать вопросы. Что хорошо – в прошлом году, готовясь к юбилею купца Леденцова, дорожку каменными плитками выложили. Теперь можно нормально экскурсии водить, а раньше грязюка была, через лужи пробирались.

Идём по плиткам, Сергей Владимирович показывает на стенд с кьюар-кодом:

– Наводишь телефон – и всё тебе про Шаламова расскажут. Сам писатель в Москве похоронен, а здесь его родители лежат. У нас вообще родительское писательское кладбище: здесь родители Рубцова, Шаламова, Гиляровского, Засодимского. Так вот, стоило нам установить этот кьюар-код, как на могиле цветы появились. Ведь многие и не знали, где Шаламовы похоронены. Думаем и для других могил такие стенды поставить, а ещё указатели со стрелочками – как на Донском кладбище в Москве, которое очень люблю, и могу там часами бродить, забыв о времени.

А вот могила последнего дореволюционного настоятеля Введенского храма – отца Николая Колпакова, умершего в 1924 году своей смертью. Есть и жертвы репрессий. К сожалению, никак не могу найти могилу исповедника за веру священника Дубенского, сосланного из Ленинграда в 1935 году.

Подходим к стеле чёрного гранита с надписью: «Христофор Семёнович Леденцов. 1842–1907». У подножья цветы и венки: «От клуба деловых людей» и «От молодых предпринимателей “Опора России”».

– Эту стелу поставили сразу после смерти Леденцова, – рассказывает историк, – а в советское время её, как и многие здесь памятники, кто-то набок повалил. В 1992 году, когда отмечали его 150-летие, стелу вновь водрузили, а к нынешнему юбилею и кованую оградку поставили.

А вот здесь рядом лежит наша дорогая Серафима Николаевна, супруга Леденцова. Что интересно: он женился на ней и по расчёту, как тогда было принято, и по любви. Она была единственной наследницей очень богатого купца Белозёрова, и он тоже – единственный наследник. Деньги к деньгам. Но при этом у них была любовь настоящая. Это многое говорит о Леденцове, который умел сочетать и богатство, и любовь к ближним, христианское милосердие. По сути, он был счастливым человеком, глубоко верившим в Бога. Большим ударом для него стала смерть жены в 1897 году. После этого он уже не смог жить в родной Вологде, уехал в Москву. Там и увидел возможность что-то сделать для своей страны. Дружил с преподавателями Императорского Московского технического училища, нынешней Бауманки, и на его базе задумал создать Общество содействия успехам опытных наук и их практических применений – тот самый фонд поддержки учёных.

– Его ведь называют «русским Нобелем»? – припоминаю.

– Да, так говорят. Но фонд Христофора Леденцова отличался от фонда Альфреда Нобеля, изобретателя динамита, тем, что сумма, завещанная русским купцом, была в девять раз больше той, что оставил на науку Нобель. Сумма по тем временам огромная – 1 881 230 рублей золотом. Ежегодные доходы от этого неприкосновенного капитала составили от 100 тысяч до 200 с лишним тысяч рублей, они и пошли на поддержку научных изысканий. Думаю, премия Леденцова могла бы стать не менее значимой, чем Нобелевская премия, но помешала революция.

– А дети купца не роптали, что он все деньги отдал учёным?

– Двум сыновьям он оставил проценты с неприкосновенной суммы в 200-300 тысяч рублей. Это немного, но к тому времени сыновья были уже состоявшимися людьми, со своим заработком, и вполне понимали задумку отца. Счастлив тот родитель, чьи дети вырастают единомышленниками.

Чем ещё отличался его фонд? Нобелевскую премию присуждали за уже свершившиеся открытия, а леденцовские деньги шли на новые изыскания. Скажем, в комиссию при фонде, которая состояла из видных учёных, обращался инженер, предлагал свой проект, и его оценивали: давать деньги на исследования или нет. Так фонд помог авиатору Жуковскому, теоретику космонавтики Циолковскому, физиологу Павлову, создателю биогеохимии Вернадскому и многим другим. Это был тот задел, на котором в советское время развивалась наша наука. Не будь Леденцова, кто знает, когда бы полетели мы в космос.

Обходим стелу кругом. На четырёх его гранях вырезано: «НАУКА», «ТРУД», «ЛЮБОВЬ», «ДОВОЛЬСТВО».

– Это жизненный девиз Леденцова. Как он понимал «довольство»? Смотрите, ниже написано: «При наименьшей затрате капитала принести возможно большую пользу большинству населения». На другой стороне монумента под словом «любовь» выгравировано: «Наука – средство, ведущее к возможному благу человечества». Русский купец полагал, что наука должна зиждиться на нравственных постулатах, а не слепо развиваться. И как это важно сегодня! Если бы научный прогресс поощрялся исходя из этого принципа, то не было бы страшно за будущее – с генетическими опытами над животными и растениями, с электронными технологиями тотальной слежки за людьми. Фонд Леденцова был той направляющей силой, которая вела человечество к истинному довольству, которое не может строиться на причинении вреда человеку и природе. Венец всего – любовь, без неё прогресс ведёт к гибели. Вообще, я поражаюсь глобальному видению этого человека, родившегося в провинциальной Вологде.

К счастью, о русском меценате у нас в России не забыли. В прошлом году были учреждены медаль и «Премия Христофора Леденцова за поддержку и развитие научно-технологического потенциала, благотворительную и инвестиционную деятельность в сфере продвижения науки и технологий». Соучредителями её стали Минпромторг – его глава и возглавил фонд, а также Совет Федерации, Министерство науки и высшего образования, Министерство экономического развития, Российский союз промышленников и предпринимателей и администрация города Вологды. Первые соискатели, среди которых два иностранца – тайванец и казахстанец, – уже получили премии. Они присуждены за открытие новых технологий получения наносеребра, переработки нефти, строительства трубопроводов, лазерной обработки материалов и новых направлений нейрохирургии. Как понимаю, денежные суммы пока невелики и фонд будет пополняться.

Но пройдёмте дальше… О купце Николае Скулябине ваша газета уже писала, добавлю лишь, что мы нашли его родовой склеп – прямо в нашем храме, который раньше был приделом Введенской церкви. А за храмом похоронены купцы Витушешниковы, на чьи средства он и был построен. Ещё у нас лежат благотворители Колодкины, Тушины, Варакины, Беляковы… Ну, за раз обо всех не расскажешь.

Что после тебя?

Идём дальше, на одном из поваленных наземь памятников читаю: «Почётный гражданин Феодор Александрович Варакин. 1837–1914 гг.».

– Эти памятники вручную не поднять, – словно бы оправдываясь, говорит Сергей Владимирович, – а кран сюда не загнать. Вот ещё одна проблема… А Варакин – это известный купец, происходивший из архангельских крестьян. Владел пассажирскими пароходами и буксирами, завещал городу пять тысяч рублей «на водопроводные нужды». Вот человек думал о каких вещах! Дальше лежит его внук, прапорщик русской армии, Георгиевский кавалер. Памятник ему тоже повален.

Наш гид посмотрел на часы – надо спешить на аудиенцию в горадминистрации. Вызвались его довезти.

– Вот ещё что хочу предложить нашему градоначальнику, – продолжил свою мысль Сергей Владимирович. – На вокзалах установить информационные щиты с указанием достопримечательностей города. Например, подсказать гостям, да и нашим горожанам: «Если сядете на 35-й автобус и сойдёте на остановке “Пошехонское кладбище”, то сможете посетить могилу поэта Николая Рубцова». Уверен, многие воспользуются подсказкой. Хотя бы цветы положат. Или стихи его прочитают над могилой. Это хоть и не молитва, но тоже живая память – душе покойного станет лучше на том свете…

– А вон, видите, зелёный деревянный дом с интересными вазонами? – вдруг прервался наш гид, показывая в окошко. – Его выкупил и отреставрировал предприниматель Герман Якимов, которого можно назвать духовным потомком Христофора Леденцова. Он занимается тем, что сохраняет старую архитектурную среду, потому что любит свой город. Сам-то занимается продажей цветов, и вот в таких домах свои магазины устраивает. Тут и предпринимательская хватка, и забота о городе – вот так всё сочетается у настоящих купцов.

– Вы говорили, что ваши предки спросят: «А ты что сделал для города?» – напоминаю Сергею Владимировичу. – И есть уже что ответить?

– Я-то больше по исторической линии… Вот со своей стороны поспособствовал созданию памятника Леденцову – его скоро, к 180-летию Христофора Семёновича, установят рядом с университетским зданием, где мы с вами стояли. Леденцов же одно время был городским головой, а в этом здании администрация располагалась. Думаю, скульптура – русский меценат науки с книгой в руке – станет одним из символов университета. Что ещё в моём загашнике… Удалось продвинуть идею табличек с двойными названиями улиц, современными и старинными. И сейчас, например, под «ул. Ленина» значится «Кирилловская ул.» – в честь преподобного Кирилла Белозерского. Это ещё не переименование, но уже первый шаг – пусть люди попривыкнут.

– А ещё что? – продолжаю пытать.

– У нас под Вологдой есть деревня Маурино, и вот когда там располагалась детская организация «Деревня SOS», то они взяли и назвали одну из улиц в честь Майнера, основателя их организации. А я узнал, что тот прежде был унтер-офицером вермахта, был оккупантом на нашей земле, воевал до самого последнего дня войны – и никогда в этом не раскаивался. Во всяком случае, об этом нет никаких свидетельств. Как нормального русского человека, меня это оскорбило, обратился я к главе Вологодского района – и теперь эта улица носит имя Валерия Гаврилина, великого композитора, нашего земляка. Вроде бы маленькое дело сделал, но такая радость, что всё получилось! Топонимы – это ведь очень важно, это наша среда, в которой мы живём и которая формирует мироощущение подрастающего поколения.

А ещё у меня мечта – на Введенском кладбище поставить памятник участникам Первой мировой войны, которые там похоронены в немалом количестве. История наша неразрывна – царского времени и советского периода, у нас одна Россия на все времена. Как уже говорил, мы все в одном строю – и умершие, и нынешние, и те, кто ещё народится. Если будем чувствовать плечо друг друга, то Русь устоит во всех катаклизмах.

* * *

Спустя несколько дней после нашей встречи, 25 июня, в Вологде открыли памятник Христофору Леденцову.

На церемонии Изабелла Леденцова, супруга правнука мецената, подарила церкви Николая Чудотворца на Введенском кладбище икону, написанную в православном храме немецкого города Штутгарт. Ещё пишут, что студенты университета уже придумали ритуал: перед экзаменами прикладывают зачётки к бронзовой книге Леденцова. Теперь перед их глазами неотлучно девиз русского мецената: «Наука. Труд. Любовь. Довольство».

Другая новость: в Вологде учреждена стипендия имени Христофора Леденцова для успевающих студентов и молодых учёных. Жизнь продолжается…

Фото Игоря Иванова

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска