Начальник тишины

Алексей Воскресенский

Восьмого мая все сажали в деревне картошку. После трудного трудового дня собрались на шашлык. Ирина съела один кусок и сказала:

– Больше не хочу, что-то в животе нехорошо.

В городе сходили к врачу. Молодой врач, говоривший очень быстро и непонятно, ничего страшного в жалобе пациента не нашёл. Выписал дешёвые таблетки и с чувством выполненного долга попросил позвать следующего из очереди. А 20-го числа уже вызывали скорую, и Ирину положили в больницу.

В больнице её обследовали основательно, но тоже ничего не нашли: анализы были хорошие. Поставили диагноз «панкреатит» и через неделю выписали. На следующий день после выписки опять пришлось вызывать скорую, так как боли в животе не проходили. Ирину опять увезли в больницу, но уже в другую. Там ей не понравилось. Врачи стали настаивать на повторном обследовании, не доверяя предыдущему. Снова рентген, компьютерная томография, да ещё добавили лапароскопию на животе и магнитно-резонансную томографию, так называемую МРТ. Ирина запросилась домой. Муж Алексей согласился, только заметил: «А что дома делать будем: в третий раз скорую вызывать?»

Решили всё же остаться в больнице. И доблестные врачи хирургического отделения сделали своё дело: нашли небольшую опухоль под желудком. Пробы маркера на рак дали 300 единиц. Провели лапароскопию. Через два дня после операции сделали МРТ. После МРТ Ирина стала бледной и перестала есть пищу: аппетит пропал. А когда заставляла себя – её рвало. Через два дня Ирину выписали. Дали в руки результаты лапароскопии с направлением в онкодиспансер. Перед самым выходом сняли катетер: разве можно выписывать с ним, в который продолжает литься жидкость из живота, ведь из больницы все должны выходить здоровыми. Ирина еле-еле прошла пять шагов до машины, а в лифте она потеряла сознание. Очнулась дома на кровати и больше уже с неё не вставала.

На следующий день Алексей со всеми бумагами поехал в онкодиспансер ставить Ирину на учёт, затем по Интернету записался на консультацию к знаменитому онкологу и на следующий день уже сидел у него в кабинете со всеми бумагами. Взяли бумаги, посадили в коридор на мягкий диван и сказали: «Мы вас позовём». Через 30 минут его позвали. За столом сидел специалист и изучал документы из больницы. Он поднял глаза на вошедшего в кабинет Алексея. Указал рукой на стул:

– Присаживайтесь. Разговор будет нелёгким. Вам как говорить: лживо, длинно и красиво или кратко, строго и правдиво?

– Правдиво, – ответил Алексей.

– Ну тогда просто слушайте. У вашей жены непростой рак желудка 2-3 степени с разбросом клеток рака по брюшине, который, по мнению японских и французских онкологов и по моему мнению, лечится. Но при одном условии: его нельзя трогать. Этот вид рака очень любит различные кровяные операционные вмешательства или низкочастотные лучевые обследования. Ведь ваша жена до больницы нормально пила, ела, ходила. Да, были приступы боли в животе, но они проходили. Онкомаркер показал всего 300 единиц. Я начинал лечить людей при маркере в 20 000 единиц, делал операцию, химией снижал этот показатель до 800, и люди выходили на работу. Обследование вашей жены в первой больнице показало: отличный кишечник, пищевод, желудок, а компьютерная томография даже не обнаруживает опухоль. А повторная компьютерная томография во второй больнице показала небольшую опухоль под желудком. Вот здесь надо было врачам остановиться: обнаружили опухоль – и молодцы, передайте дело онкологам…

– Вот и жена говорила, что гинеколог тоже удивилась… – вставил Алексей.

– Вот-вот, – продолжил врач. – Её рак неоперабельный. Его лечат, как бы замораживая в том виде, в котором обнаружили. С ним живут по пять лет и более, проводя только химию, очистительные капельницы или лучевую терапию без вскрытия, следя за показателями онкомаркера. Но вашей супруге сделали лапароскопию – и какую! Не маленькую дырочку в животике, а три надреза! Кровяной допинг просто вылился на раковые клетки брюшины. Они пробудились и начали размножаться. Но ваша жена ещё держится. У неё есть чувство голода. Она хочет пить и есть. Чувство голода и жажды говорит о том, что иммунка ещё не погибла. Организм хочет жить. Но ей врачи не дают толком ни пить, ни есть. Ведь операция только что прошла. Добавим сюда, что человек отходит от общего наркоза. И через два дня после операции ей, голодной, не отошедшей после общего наркоза, делают часовую процедуру – не 15 минут, не 30 минут, а целый час проводят МРТ!..

– Я был у неё перед этим, – сказал Алексей. – Она жалела, что не успела позавтракать, а после МРТ пришла бледная, испуганная. Сказала, что МРТ – это страшная штука: лежишь как в гробу, вокруг всё стучит, ухает, воет, как в аду. Когда пришла в палату, то почувствовала, что пропал аппетит. С усилием втолкнула в себя ложку картошки, но пища пошла назад. А на следующий день её выписали.

– Правильно, – продолжил онколог, – МРТ её и добила. В Европе и США для раковых больных КТ и МРТ уже почти не делают. Там проводят ПЭТ – позитронно-эмиссионную томографию. Безопасная и безболезненная штука. Определяет рак на ранних стадиях. А если и делают МРТ, то это 5-10 минут на новых аппаратах, напоминающих не гробы, как у нас, а лёгкие лодки каноэ, без закрывающего верха… А вы знаете, что перед проведением МРТ в руку пациента дают тревожную кнопку? В случае неприятных ощущений или боязни пациент нажимает кнопку и процедура прекращается. И самое главное – МРТ после хирургической операции сразу делать нельзя. Не раньше чем через 10 дней, при этом продолжительность процедуры не должна превышать 15 минут. Я сейчас приехал с конференции онкологов. Там учёные из Кембриджского университета рассказали, что низкие дозы радиации, которые человек получает от трёх КТ или аналогичных процедур, увеличивают количество раковых клеток в разы…

Алексей даже дышать перестал от испуга.

– Крепитесь, всё движется к завершению. Шансов никаких…

– Как? Вот так, всё быстро и сразу? – глаза его повлажнели, и он только и смог выдавить: – И сколько осталось?

– Месяц, от силы два, – ответил доктор. – Вот вам мой телефон. Просто звоните, если что.

Конечно, за Иринку Алексей боролся как мог и до конца. Это стоило больших денег. Оплачивали дорогие лекарства, приезд медсестры с капельницей на дом, капали часа два по времени каждый день. Алексей научился делать внутримышечные уколы. Скоро деньги кончились, и он начал снимать деньги, которые с женой откладывали на отпуск. Ирине становилось всё хуже. Она не только ничего не ела, но и её рвало желчью через каждые четыре часа. Алексей позвонил онкологу: «Что это?» Онколог ответил: «Это начало раковой анорексии и булимии – метастазы перекрыли вход из желудка в кишечник, идёт обратный выброс желчи. Скоро цвет желчи изменится на бурый, а потом на коричневый, с кусками тканей, то есть начнут разрушаться печень и поджелудочная железа».

Алексей и мать Ирины сидели неотлучно у кровати больной. Менялись каждые два часа. Ирина стремительно худела. Воду пила через силу маленькими глотками. Никакие таблетки и уколы уже не помогали. Начали колоть обезболивающие. Теперь рвало каждый час. Смотреть на такие страдания было невыносимо. Тёща сказала Алексею: «Езжай в монастырь, подай на молитвы, может, ей полегчает».

Когда он приехал в монастырь, службы уже кончились. Он подошёл к храму Святой Троицы. На двери было написано: «Храм закрыт». Справа была дверь в иконную лавку, а слева – в исповедальню. Она была чуть приоткрыта. Алексей тихо приоткрыл её и вошёл. В полумраке он никого не увидел и уже хотел выйти, как вдруг в дальнем углу, около подсвечника с одиноко горящей свечой, он заметил фигуру человека. Подошёл поближе. На стуле возле иконы сидел монах.

– Исповедоваться пришёл? – спросил монах.

– Да нет, просто хотел спросить, – ответил Алексей.

– Спрашивай.

– Жена у меня от рака умирает. Тяжело ей, мучается. Рвота каждый час. Не ест, не спит. Исхудала как тростинка. Всё время просит: умереть бы быстрее. Врач наркотики выписал обезболивающие, а жена не даёт их колоть – боится, что во сне рвотой захлебнётся. Может, вколоть ей две ампулы, чтобы тихо во сне умерла?

Монах резко обернулся в сторону Алексея и жёстко сказал:

– Не смей! Тебе что, своих грехов мало? Убийства ещё захотел? Не тобой жизнь дана, не тобой и отобрана будет. Она своими мучениями Царство Небесное себе зарабатывает.

– Да какие грехи?! – возмутился Алексей. – Она у меня ангел. Не пьёт, не курит, ни театров, ни кино, ни гостей. В субботу и воскресенье на службе в церкви. Весь дом в иконах. Летом не на море, не в санатории, а в деревне огородничает. И если она так умирает, то как я тогда буду? У меня грехов – все, какие есть, кроме внебрачной беременности.

Монах улыбнулся:

– Это хорошо, что ты такой самокритичный. Ну давай разбираться. Такая болезнь, как рак, от нервов, от длительных переживаний. Есть короткие переживания. Потерял кошелёк, тебя обозвали, или, к примеру, идёт контролёр, а у тебя билета нет. Такие переживания долго не длятся: деньги появились снова, обидчик забыт на следующий день, проездной куплен. И всё, переживания кончились. А длительные точат каждый день, как сверло. Ты засыпаешь с ними и просыпаешься с ними. Например, нелюбимая работа, жизнь в браке с нелюбимым человеком, даже смена жительства или постройка нового дома может вызвать переживания… У твоей жены были какие-нибудь длительные переживания?

– Были. Она сына очень любит. Ради него с работы ушла. Воспитывала, кормила, поила, в церковь водила. Хотела ему жену хорошую выбрать. А сын четыре года назад, в тридцать лет, ушёл жить отдельно с кем сам хотел. Можно сказать, против воли матери. Для неё это было потрясением. Плакала целыми днями на протяжении трёх лет. Всё надеялась, что сынок одумается и вернётся к матери. А он не вернулся. Я-то его понял. Мужику уже тридцать лет, а в эти годы самостоятельности хочется. А она не поняла, что мальчик вырос. По церквам ходила. До слёз молилась. А Господь что-то мою христианку не услышал.

– Господь наш всё слышит. Значит, неполезно ей было возвращение сына. Что-то в ней должно было поменяться, чтоб она была услышана. Человека христианином, верующим можно назвать по трём составляющим. Первое – это смирение. Да, сын ушёл, сделал свой выбор. Смирись. Ведь ты христианка, читаешь Евангелие, помнишь притчу о блудном сыне. И что отец сделал, когда сын пришёл и потребовал свою долю наследства? Орал? Топал ногами? Прогнал нерадивого? Нет. Смиренно отдал ему долю. А потом, может, отец вслед кричал сыну: «Ноги чтоб твоей здесь не было, ты мне больше не сын»? Нет, он смиренно ждал. И когда его сын, расточив всё богатство, скатившись до уровня свиней, пришёл к отцу наниматься в рабы, обнял его, одел в лучшие одежды, устроил пир. Это называется любовь. Так и ей надо было поступать. Смиренно, с любовью отпустить сына и просто подождать. А она сильно переживала. А что такое длительные переживания? – это ропот на Бога. У человека что-то в жизни произошло, а ему это не нравится, он переживает, мол, не так всё в жизни должно быть, всё должно иначе, по-моему, как я хочу. Смирение – это спокойствие. Подчинение воле Божьей. А спокойствия у неё на душе и не было, потому что не было смирения… Ладно, со смирением мы разобрались. Не было его у вас.

И монах продолжил:

– Вторая составляющая – это жизнь по заповедям Божьим. Какая вторая заповедь по Евангелию? «Не сотвори себе кумира». А для неё сынок-то кумиром был. Ушёл он – и пусто стало в душе, тоскливо в жизни. У верующего всегда в душе Бог. Преподобный Серафим Саровский всех встречал словами: «Радость моя, Христос воскресе!» А у неё радость в сыне была: ушёл он – и радость ушла. А где Христос? А нет Его в душе, и оттого печаль, что кумир ушёл. Это мы только одной заповеди коснулись. Дальше не будем, и так понятно. А кстати, почему ребёнок у вас один? Что, больше детей иметь здоровье не позволяло?

– Позволяло. Но жена решила ограничиться одним. Маму свою всё слушала. Та говорила: нечего плодить нищету. Зарплата учительская маленькая, детей материально не обеспечить…

– Маму свою слушала… А как же повеление Божие плодиться и размножаться? Сколько женщин в России бесплодных? – миллионы. Мечтают иметь детей. А вам Господь возможность дал, а вы решили ограничиться одним. Опять самовольство. Она пренебрегла с твоего молчаливого согласия даром Божьим рожать. Были бы ещё у вас дети – не было бы сегодняшних проблем. Сколько дал Господь, столько и рожать нужно. Кого надо – Он оставит. Раньше по десять детей в среднем рожали, и ничего. Представляешь, у тебя десять детей и тебе бы сказали: «Твой первый сын вырос и уходит жить в другой дом». Ты бы с радостью перекрестился и чемодан бы ему сам собрал. Ведь у тебя ещё девять осталось. Запомни: не родители живут для детей, а дети живут для родителей. Младшие почитают старших. И не думай, что им пить и есть. О них Господь позаботится. В этом мире всё Господне. И дети твои тоже Его. Если бы люди это поняли, они жили бы легко и радостно. А то научились планировать количество детей. Бог даёт счастье иметь много детей, а они оправдания выдумывают, чтобы от них отказаться. Дескать, чтоб избегать незапланированной беременности. Сейчас родят одного и трясутся над ним всю жизнь. А когда в семье десять детей, то даже если трое-четверо умрут в младенчестве – это горе, но не трагедия, ведь шестеро остались. Менделеев был семнадцатым ребёнком в семье, и его родители любили, и он их. А как страну прославил! Только Господь решает, кому и сколько дать и взять. А от нас требуются лишь смирение, исполнение заповедей Божьих и покаяние. Вон какая семья у царя Николая была. В один день все погибли и святыми стали. Ты помнишь, когда день святых Царских страстотерпцев?

Алексей отрицательно мотнул головой.

– Ничего, скоро на всю жизнь запомнишь. Большевики своё правление с убийства царских детей начали, а страна даже не шелохнулась. Приняли власть богопротивную. Воспитали поколение не желающих иметь детей. Теперь нашей стране и войны не надо – каждый год убыль населения двести тысяч. Скоро коренного населения не останется, и на наше место придут другие, которые слушают повеление Божие, плодятся и размножаются, и на свои зарплаты и условия жизни не обращают внимания… Так что тебе, Алексей, надо было, как поженились, жену в охапку и на съёмную квартиру…

– Нет, в охапку не получилось бы. Она маму свою больше меня всегда любила. Через восемь лет совместной с нами жизни тёща квартиру получила и от нас съехала. Мы как раз с женой обвенчались. Ну, думал, теперь заживём. Так жена её обратно позвала. Так всю оставшуюся жизнь и прожили вместе с непрописанной тёщей. А я не роптал, лишь бы Иринке было хорошо. Она маму любила и хотела с ней жить.

– Ты на её мать вину не сваливай. Это у тебя грех человекоугодничества. Всё происходило с твоего молчаливого согласия. У жены-христианки так приоритеты должны быть расставлены: Бог, муж, дети, родители. Так должно быть. Тогда и проблем не будет. Ладно, продолжим. Третья составляющая – это покаяние. От души, до слёз. Такими словами: «Господи, не так жили, не так любили, не так воспитывали, прости нас и помилуй! Делай не как мы хотим, а как Тебе угодно будет!» А у неё в молитвах только и было: «Верни сына домой, дай нам его послушание». Сын у неё наместо иконы был, она на него и молилась. Икона ушла – и молиться некому стало. А в душе Господь должен быть. С Ним ничего не страшно. Вот всё это ей и скажешь. Она должна это понять и правильно тебе ответить.

– Да не надо мне ничего отвечать. Я и без этого понимания её люблю.

– Пойми, – перебил Алексея монах, – это не тебе нужно, это ей нужно. Её мучения в болезни – от непонимания греховности, отсутствия смирения и покаяния. Если она это поймёт и примет, кончатся мучения. Иди и скажи ей: инок Даниил передал рассказать тебе.

Алексей вышел из исповедальной. Прикрыл за собой дверь и направился в иконную лавку. В лавке посетителей не было. За прилавком сидела девушка-продавец, а рядом казак-охранник прихлёбывал из чашки чаёк. Заказав сорокоуст и Псалтырь о здравии тяжко болящей, Алексей на прощанье сказал:

– Какой у вас монах Даниил необычный в исповедальной…

Казак, спокойно поставив чашку на стол, ответил:

– У нас исповедальня сегодня и не открывалась, так как этот храм Троицы работает только по выходным. И никакого инока Даниила у нас нет. Но по вашим словам я пойду проверю.

И он торжественно удалился, стуча каблуками сапог. Алексей не успел расплатиться, а казак уже вернулся и стоял в дверях.

– Слушай, – обратился он к продавщице, – дверь в исповедальню открыта и у алтаря горит свеча. Я сам утром проверял: всё было закрыто и никаких свечей.

Алексей пошёл на выход.

Приехав домой, он сменил у кровати жены усталую тёщу. Та сразу рухнула спать. Это и хорошо. Как раз прошла очередная рвота, впереди был час тишины. Он взял худенькую ручку жены и сказал:

– Я был в монастыре. Вот что тебе передал инок Даниил…

И он пересказал всё, о чём они говорили с монахом. Рассказывал быстро – боялся не успеть до следующего приступа. Ирина выслушала всё, помолчала немного и сказала:

– Он во всём прав. Это точно. Были бы у нас ещё дети, я бы не лежала больной. Ты кого бы хотел?

– Девочек, – ответил Алексей и добавил: – Похожих на тебя.

– А помнишь, Лёш, как мы с тобой хотели съездить на Валаам? Но всё откладывали: потом, потом… Не будет теперь «потом». А помнишь самое начало, как мы жили в трёхкомнатной квартире? В 20-метровой комнате спала моя мама, в 14-метровой – мой брат, а в 9-метровой – мы втроём: сыночек на маленьком диванчике, я на односпальной и ты на полу, на матрасе. И так семь лет. Как же ты жил? Ведь тебе даже ключей от квартиры не давали.

– Нормально жил, – ответил Алексей. – Главное – мы были вместе.

– Нет, не нормально мы жили. Я виновата. Монах прав…

Вечером Ирина попросила Алексея пригласить священника собороваться и причаститься. Батюшка пришёл на следующий день. Чудо было в том, что в то время, пока два часа длилось соборование и причастие, и ещё два часа после этого её не рвало.

В последующие дни Ирина поняла, что умирает. Умирала она мужественно. Стала спокойнее, перестала плакать, ругать врачей. Между приступами спокойным голосом диктовала Алексею, кого пригласить на поминки, что заказать из еды, где какие документы лежат, в чём её хоронить. Всё время просила Алексея держать её руку. Неожиданно сказала:

– Лёша, я люблю тебя.

У Алексея встал комок в горле. Давно он от неё таких слов не слышал. Только и смог ответить:

– Я тоже тебя люблю.

Утром следующего дня неожиданно прекратилась рвота. Её не было ни через час, ни через два. Её вообще больше не было. Все грехи вышли. Ирина лежала и отсыпалась за бессонные ночи. Дыхание было ровным и спокойным. Просыпаясь, ей уже трудно было открывать глаза, она тихонько двигала руку ближе к краю кровати, и Алексей понимал, что Ирину надо взять за руку. Так они и сидели два дня. Когда тёща уходила, Алексей не сдерживал слёз. Они просто сами текли. Он плакал от бессилия: в столице страны, среди супермаркетов и продуктовых рынков, с лучшей медициной в стране, в окружении самых дорогих лекарств и обезболивающих его жена умирала, и он ничего не может сделать. В какой-то момент дыхание Ирины стало спокойным, но прерывистым. Она вдруг ненадолго переставала дышать. Потом паузы стали удлиняться. Алексей в такие моменты слегка толкал Ирину в плечо, и дыхание возобновлялось. Он позвал её мать.

– Всё, – сказала тёща, – она уходит.

В 14 часов 55 минут Ирина тихо склонила голову набок и перестала дышать. Это случилось 17 июля, в день памяти Царственных страстотерпцев. Монах был прав – этот памятный день Алексей уже не забудет никогда.

Десять дней Алексей прожил как на автомате. Занимался похоронами. Ездил по храмам – заказывал сорокоусты и панихиды. Организовывал поминки на третий и девятый день. А потом наступила пустота. Она навалилась неподъёмной глыбой. Он сидел один на стуле и даже не мог ходить по квартире. Всё напоминало о ней. В прихожей висело её пальто. Около кровати стояли её тапки, в ванной – её щётка и полотенце, на кухне – её чашка, растительные чаи. Везде была она. 37 лет вместе. Оглянулся: везде пустота. Позвал по привычке, а в ответ – тишина. Вышел на улицу. Вот здесь они ходили, гуляли, сидели… Вернулся домой. Выпил пузырёк какого-то иностранного успокоительного. Рухнул на кровать и заснул.

Проснувшись, он не мог вспомнить сна, но что-то за ночь нашепталось. Позвонил сыну: «Поехали на Валаам. Позвони в паломническую службу. Всё за мой счёт». Через полчаса сын перезвонил: все поездки на Валаам раскуплены на два месяца вперёд. Алексей встал перед иконами и просто попросил Бога помочь. Опять позвонил сын: перезвонили из паломнической службы, сообщили, что двое отказались от путёвок, потому что билеты в поезде только плацкартные и боковые места. Алексей сказал: «Бери хоть в тамбуре». Через неделю поехали.

В поезде сын улёгся на верхнее боковое место и моментально заснул. На нижней полке Алексей не умещался ни по длине, ни по ширине. Всю ночь лежал полусидя, не спал. Стоило немного задремать, как кто-нибудь, проходя, задевал его ногой и он просыпался. Но всё равно это было лучше, чем сидеть дома.

Валаам встретил паломников приветливо-солнечной погодой. На пристани стоял красивый старый двухпалубный пароход, который оказался плавучей гостиницей. Разместившись в двухместной каюте с видом на залив, Алексей с сыном отправились знакомиться с группой. Группа была наполовину из москвичей, наполовину из питерцев. Милые, тихие, спокойные люди. Скромная девушка-гид объявила программу на три дня. Уточнила, что жить и питаться придётся приближенно к монастырскому уставу: завтрак в 9.30, после утренней службы, и ужин в 19.30, после вечерней службы, и никакого мяса, яиц, молока. Между приёмами пищи паломничество по восьми скитам, поездка на катере по островам Ладожского озера, пешие прогулки. У Алексея после похорон появились проблемы с ногами: они быстро уставали и болели. Он поделился своими проблемами с девушкой-гидом, надеясь на какие-то послабления для себя. На что девушка уверенно сказала: «Что вы! Вы же на Валааме! Никаких болей не будет!»

В первый день прошли пять километров, во второй – семь, в третий – девять. Алексей шёл на равных. Если отставал, рядом всегда был сын, который не бросал грузного папу. Гид была права: никаких болей не было. Накануне отъезда пошли на вечернюю службу. Быть на Валааме и не причаститься – это напрасная поездка.

Церковная служба в монастыре на Валааме не как в городских храмах. Тишина в храме полная. Только голос священника и дьякона. Хор не поёт – он молится. По храму во время службы никто не ходит, свечки не ставит. У входа есть столик, на котором стоят коробочки для свечек, на коробочках – надписи названий икон. Все тихо заходят, кладут свечки в те коробочки, которые нужно, кто куда. Встают молиться – мужчины справа, женщины слева, а монах разносит свечи по подсвечникам. Если в храме есть дети, то они стоят как столбики – не шелохнувшись.

Алексей встал в очередь на исповедь. Старый монах исповедовал только женщин, а тот, что помоложе, – мужчин. Подошла очередь. Монах положил ему руку на плечо и тихо проговорил: «Ну, говори, что такой грустный». Алексей всё рассказал. Монах не перебивал.

– То, что ты плачешь, – это хорошо, – сказал он, когда Алексей закончил. – Когда человек плачет – значит, Господь близко. А вот то, что унываешь, – это плохо, это грех. Христос победил смерть. И смерти нет, и воскресение будет. Мы, монахи, от мира ушли, каждый из нас ждёт смерти, но, слышишь, не боится её, а ждёт. У нас говорят не «умер», а «отошёл ко Господу». Все идут вместе, а этот вдруг взял и отошёл. И никакой трагедии здесь нет. При похоронах монаха слёз ты не увидишь. Все понимают, что со смертью общение с братом не прекращается. Вот наш игумен Дамаскин умер более века назад, а мы с ним общаемся. Если какие возникают трудности, пойдёшь к нему на могилку или в келью, помолишься, поговоришь – глядишь, помощь и пришла. Ты думаешь, если жена умерла, то и жизнь её кончилась. Но нет, она жива. Ты разговаривай с ней, молись за неё. Подавай в разные храмы и монастыри на службы записочки о её упокоении – и увидишь, легче станет. Она тоже за тебя молится… Вот что у тебя в жизни кардинально изменилось после её смерти?

– Не могу смотреть телевизор. Раньше очень любил. Любые передачи, полезные и не очень. Она болела, а я во время отдыха телевизор смотрел. Радио любил слушать. Новости, музыку, смешилки. А сейчас всё выключил. Тишину полюбил.

– Это очень хорошо. А ты говоришь, она умерла. Она за тебя Богу молится. Господь по её молитвам пальчиком щёлкнул, и ты из любителя телевизора и радио стал любителем тишины. И стал ещё ближе к Богу. Знаешь, как нашего Господа называют в третьей песне Покаянного канона к причастию? «Начальником тишины». Слушай тишину, может, услышишь Господа и Он тебе скажет, как жить дальше.

На воротах при входе в монастырский комплекс было написано: «Каждый увезёт отсюда то, за чем приехал». Алексей увозил с Валаама спокойствие. На душе стало тихо. Он перестал плакать. Если слёзы и лились иногда, то не из-за смерти жены, а из-за чувства греховности, что в жизни Иринке сделал что-то плохое. Или, наоборот, не успел сделать что-то хорошее. Вечерами он сидел в её комнате и разговаривал с ней. И молился Богу. Своими словами. Он попросил, чтобы она снилась ему. И она стала сниться почти каждый день в очень реальных снах. То они гуляли по саду, взявшись за руки, то строили какой-то чудесный дом.

А однажды он не мог найти Иринины ключи от дома. Из-за этого тёща безвылазно сидела в квартире. Алексей, вечером сидя в комнате, так и сказал в тишину: «Ирина, помоги нам найти твои ключи». На следующий день тёща, стоя посередине комнаты, заваленной сорока коробками для выезда на дачу, открыла первую наугад, и сверху лежали Иринины ключи…

Алексей стал чаще ходить в церковь, исповедоваться и причащаться. Ему там было легко. Он слышал на литургии имя «Ирина» при поминовении усопших и понимал, что это прочитали его записку. Когда кончился отпуск и Алексей вышел на работу, тёща уехала к себе. Ей было уже 87 лет. У неё был прооперирован рак кишечника, она перенесла два инсульта, но пережила всех своих: мужа, дочь, братьев, сестёр. Почти каждую неделю Алексей приезжал к ней на квартиру и привозил разные вкусняшки. Потом они вдвоём гуляли по её району. Просто медленно ходили – он из-за болей в коленных суставах, а она с палкой-клюшкой от возраста. По будням ровно в девять вечера она звонила ему и рассказывала, что делала днём, а потом он рассказывал про свой день. Ей не хотелось никому, кроме него, звонить, а ему не хотелось никому, кроме неё, отвечать. Так и жили. Алексей успокоился. Сосед в лифте спросил его как-то, смотрит ли он хоккей. А когда узнал, что Алексей телевизор и радио даже не включает, чуть ли не крикнул: «А что же ты вечерами делаешь?!» Алексей ответил: «Я слушаю тишину». «И что ты в ней хочешь услышать?» – удивился сосед. И услышал в ответ: «Я хочу услышать Начальника тишины».

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий