Рубрика • Беседа•

Этой беседой мы открываем цикл материалов, посвященных жизни епархий на Севере России. В самом деле, живя рядом, как мало мы знаем друг о друге: православные Коми Республики – о вологжанах, а архангелогородцы – о кировчанах. Надеемся, что представления о епархиях, данные из уст правящих архиереев, помогут нам составить представление друг о друге, может быть, даже чему-то научиться. Сегодняшняя, первая часть, беседы с архиепископом Вятским и Слободским ХРИСАНФОМ посвящена главным образом теме взаимоотношений государства и Церкви.

Архиепископ Хрисанф

– Ваше Высокопреосвященство! О вашей епархии говорят, что она была из первых, где с началом оттепели удачно, а главное – плодотворно стало складываться сотрудничество между местной властью и Русской Православной Церковью. Ситуацию эту, увы, нельзя назвать типичной. Что, здесь были какие-то особые стартовые условия?

– Я служу здесь вот уже 18 лет; это первая моя кафедра и, надеюсь, последняя. Были предложения о переводе на другую епархию, но я просил оставить меня здесь, где прошла большая часть моего служения в Церкви, где я сжился с людьми, где действительно налажены неплохие отношения с властями, где остается еще немало незавершенного… Помню, когда приехал я сюда из Карелии, в областном центре был всего один храм – Серафимовский кафедральный собор. Сравните: до 1917 года в Вятке было около 40 храмов, а по всей губернии более тысячи. За годы советской власти не все храмы были разрушены, но большинство стояло закрытыми или пустовало, и в них не велись богослужения. Состояние епархии было запущенным, и на то были свои причины. Здесь свирепствовал атеизм, и уже первые мои встречи с местным уполномоченным по делам религий показали, что будет очень трудно. Несмотря на то что в праздники от давки в единственном храме люди падали в обмороки и “скорую помощь” приходилось вызывать, даже мои попытки заговорить о необходимости возврата верующим второго храма натыкались на стену – мне давали понять, что места церкви в коммунистическом обществе нет и лучше бы я заботился о своем личном благосостоянии и помалкивал. Тогда делами Церкви ведал в правительстве некто Фуров (В.Г. Фуров, заместитель председателя Совета по делам религий при Совете министров СССР. – Ред.), который придерживался принципа: пусть священники в материальном отношении живут хорошо, даже очень хорошо, потому как от сытого борова меньшее хлопот, лишь бы молодые не шли в храм, лишь бы священники не стремились выходить за церковные стены с проповедью, лишь бы они не были активны.

Так и прошли те последние годы брежневского правления, безо всякой надежды на улучшение положения верующих. Более того, православные люди преследовались. Вы, наверное, знаете о ежегодном крестном ходе на реку Великую, к месту чудесного обретения иконы Святителя Николая?..

– Мы рассказывали читателям о нем на страницах газеты, правда коротко.

– Тем более. Эта древнейшая православная традиция после революции и каких-нибудь семь-десять лет назад была безусловно запрещена. Многие годы решались идти на Великую только те люди, которым действительно нечего было терять на работе – иначе бы им грозило увольнение. Но даже при этом группы пожилых старушек-паломниц, бредущих на Великую, никому не мешая, отслеживала и ловила милиция, над предполагаемым маршрутом следования людей кружили вертолеты. Мне там, на Великой, нельзя было даже думать появляться…

– Когда же ситуация начала меняться?

– С приходом Горбачева. Он еще не заявил свою позицию по отношению к Церкви, но мы уже почувствовали, что какое-то послабление будет. И поскольку о передаче нам еще одного храма по-прежнему речи не было, мы вместе с секретарем епархии отцом Александром решили под Серафимовским храмом, в полуподвальном помещении, оборудовать еще один храм. В ту пору там располагались котельная и своеобразная пещерка с алтарем, где на Пасху и Рождество Христово велись службы. Непросто было решиться на это: ведь наверху богослужения не должны были прекращаться. И случись что – у верующих города не оставалось бы ни одного православного храма. Некоторые прихожане так и говорили: ну, архиерей последний собор заваливает, – и стали ездить на богослужения в г. Слободской. Мы начали работы, и они развернулись так, что я даже испугался, сможем ли их завершить. Копали вручную, 170 самосвалов земли вывезли! Пол верхнего этажа укрепляли, чтобы не провалился, разными балками. Получится ли что?.. У меня даже сердце заболело, и на несколько дней я уехал, чтобы не видеть всего этого. Вернулся: в полу верхнего собора дыра, щебенка лежит, цемент… На Владимирскую предстояло служить: ну, думаю, сейчас народ меня выволочет! Однако ж прохожу – никто ни слова осуждения, берут благословение.

До самой смерти не забуду, как это все происходило!

– Побывав в верхнем храме, я даже не заподозрил, что под полом еще один. Снаружи ведь храм вовсе не выглядит двухэтажным.

– Обязательно побывайте там. Освящали нижний храм в честь преподобных Трифона и Прокопия Вятских при огромном стечении народа. Есть там теперь и придел, освященный в честь мучеников Хрисанфа и Дарии. Серафимовский храм стал по-своему уникален: под одной крышей здесь теперь два совершенно самостоятельных храма: в нижнем всенощная начинается в четыре часа, а в пять начинается в верхнем и продолжаются одновременно. У нижнего храма своя жизнь – свой настоятель, свои прихожане (кстати, нижнее помещение вмещает до 400 человек), иконостас. Спустя годы, когда храмов в городе стало больше, мы хотели было переделать нижний храм в крестильню, но люди буквально умоляли меня, чтобы храм остался.

Тем временем мы не оставляли наших обращений в Москву, к местным властям с тем, чтобы нам передали еще один храм – за рекой, в селе Макарье. И, наконец, добились справедливости – Троицкий храм-красавец нам вернули. Произошло это при первом секретаре Кировского обкома партии В. Бакатине – впоследствии он стал союзным министром внутренних дел.

Событие это было, видимо, в ту пору неординарное, потому что на Синоде меня архиереи с удивлением расспрашивали о подробностях, а из Америки, прослышав каким-то образом про это событие, приезжала русская эмигрантка, чтобы убедиться в этом своими глазами, – и плакала, увидев кресты на храме. Писали об этом за рубежом… Вообще, о Бакатине в Вятке осталась хорошая память – при нем же было начато строительство нового художественного музея, который, на мой взгляд, теперь один из лучших провинциальных музеев в стране.

В макарьевском храме был клуб, долгие годы не ремонтировавшийся. Вскоре возле храма выросла часовня Александра Невского, появилась красивая каменная ограда, полностью восстановлен был храм и изнутри. Теперь уже идет второй год, как здесь образован женский монастырь, его настоятельница – монахиня София.

Ну а потом, когда передача храмов Церкви стала уже событием рядовым, мы взялись за восстановление переданного епархии Трифонова монастыря. В древнем Успенском соборе монастыря, где хранятся мощи основателя обители, располагался прежде архив, помещение не отапливалось, крыша прохудилась, иконостас сгнил. И в восстановлении этого храма нам помогали представители властей. С благодарностью я вспоминаю помощь, оказанную секретарем облисполкома Галиной Николаевной Смердовой…

На сегодня епархии уже передано около двухсот храмов, действуют четыре монастыря… Уже в последнее время, когда, надо сказать прямо, финансово мы надорвались на восстановлении монастыря, губернатор области В.А. Десятников полностью взял на себя расходы по его реставрации и восстановлению…

– Владыка, вы говорите о наладившемся взаимодействии с властями в деле духовного строительства родины, и оно очевидно. Но вот вопрос: те же самые власти, которые, с одной стороны, выражают озабоченность духовной расхристанностью общества, с другой – поддерживают сектантов, явно враждебных православию. Я прошел по городу, и весь он увешан агитационными стендами какой-то секты, проводящей свои собрания в лучших залах города…

– Я думаю, что власти их не поддерживают. Просто парламент принял такой закон, по которому все религии равны, и теперь из-за границы хлынул к нам поток различных проповедников. А вот случай, произошедший со мной в США, где я недавно побывал. У нас там был перелет из Нью-Йорка в Атланту. Во время проверки паспортов в аэропорту меня спросили: «Вы православный архиерей? Вы будете проповедовать там, куда направляетесь?» Я ответил утвердительно и вскоре пожалел об этом, потому что мне сказали: “Подождите”, – девушка отправилась консультироваться к своему руководству и довольно долго не показывалась. Я понимаю так, что они решали, на каких условиях меня пропускать.

Это я к тому говорю, что нигде, ни в одном государстве нет такой простоты для проповеди: захотел – и вещай что хочешь, где хочешь и сколько хочешь. По нашему же законодательству никаких ограничений нет…

– Все же, думается, никакой закон не может заставить местную администрацию предоставлять зарубежным сектам режим наибольшего благоприятствования: лучшие земельные участки под обустройство, лучшие зрительные залы, лучшее время на государственных телеканалах. Кстати, раз телевидение содержится на средства налогоплательщиков, то, выходит, мы невольно финансируем выступления этих самых проповедников.

– У нас в районном центре Уржуме был случай, когда местная администрация воспротивилась выступлениям сектантов, так те пожаловались в Москву, и оттуда звонили, предупреждали об ответственности. Властям пришлось пойти на попятную.

– То есть, выходит, “все зло – из Москвы”? Оттуда навязывают зарубежных проповедников-гастролеров, расчищают им дорогу?

– Возможно, дело не только в этом, но первое – это необходимо, чтобы Дума приняла новый закон на сей счет.

– Мой скромный опыт подсказывает, что зачастую “на местах” еще ретивее стремятся угодить заокеанским миссионерам, чем в городах. Может быть, потому, что чиновники там рангом помельче, шелест долларов для них притягательней?

– Да, ох уж эти доллары…

– Конечно, об этом у нас как-то не принято говорить: не пойман – не вор. Да и вопрос в другом: неужели же в Россию сплошным потоком едут взяткодатели и мошенники? Нет, конечно. Зачастую это очень милые люди, искренне рассчитывающие донести до россиян весть о Христе…

– Возвращаясь из той же Америки, я разговорился в самолете с пятью молодыми людьми -они владели русским языком. Еще в аэропорту я видел, как их со слезами обнимали, провожая, родители. Они отпускали детей в Россию так, как у нас провожают в армию.

Оказалось, что эти ребята по поручению какой-то христианской миссии летят на два года в Самару. Спрашиваю: “У вас там знакомые, родственники или вас кто-то из собратьев по вере ждет?” Выясняется, что никаких знакомых у них там нет и никто их там не ждет. Я удивляюсь: “Как же вы едете, не зная, куда и к кому?” Они отвечают в том смысле, что это не играет роли, так как вся Россия – это большая пустыня, в которую ее превратили большевики, и она жаждет услышать слово Божие. Оказывается, эти молодые люди слыхом не слыхивали о Православной Церкви, не знают, что в той же Самаре есть православные храмы, множество верующих людей, есть пастыри Христовы… Мы обменялись адресами, и вот недавно я получил письмо от них: они познакомились с людьми, побывали в наших храмах на богослужениях, им понравилось, они рады…

– Все это очень совпадает с характеристикой, которую наши соотечественники частенько дают американским провинциалам: они как дети… Но что же получается? Лучшие намерения людей кто-то использует в целях, о которых они сами и не подозревают: для того, чтобы привнести смуту в души наших сограждан, расколоть общество по вероисповедному признаку на множество кусочков?..

– Положение, конечно, нас очень беспокоит. В России существуют свои секты, и тут уж никуда не денешься, это – россияне. Но то, что к нам тысячами едут проповедовать иностранцы… Я убежден, что они ничего не могут дать нашему народу. Они способны только продлить его страдания и еще сильнее его запутать.

Записал И. ИВАНОВ

(Окончание в следующем номере)

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска