Знаки во сне и наяву

С «очарованным странником», как я сразу же его про себя назвал, довелось мне познакомиться весной в Санкт-Петербурге. В храме Славик стоял у самого входа, поэтому не сразу его заметил. Подхожу после службы:

– Вы Вячеслав? Батюшка сказал, что сюда из Карелии приехали. А откуда именно?

– Из деревни Подпорожье. Это на реке Водла.

– Знаю, Пудожский район. А я в Беломорском районе родился.

– Бывал у вас, когда на заработки в Мурманскую область ездил, – вежливо ответил парень. – Вы, наверное, поговорить хотите? Тогда пойдёмте ко мне домой.

Вокруг храма Святителя Василия Великого в Осиновой Роще вырос чуть ли не городок

Тут надо сказать, что за последние годы вокруг храма Святителя Василия Великого в Осиновой Роще вырос чуть ли не городок из жилых вагончиков и деревянных хибарок. Вот туда и повёл меня Слава, покачиваясь, как пьяный. Уловив мой взгляд, усмехнулся:

– Я сам с себя угораю, хожу как Винни-Пух, вперевалочку. Пальцы на правой ноге отрезаны, вот поэтому.

Дом оказался будкой, в которой едва помещались топчан и столик с табуреткой.

Славик в своём домике

– Бюджетненько тут у вас, – шучу. – Жилая площадь два на два метра?

– Меньше. Во мне метр семьдесят с копейками, так ноги в стенку упираются, когда сплю. Зато тепло. И рядом с храмом. Что ещё надо?

* * *

– В Санкт-Петербург я приехал заработать денежек, – начал рассказ Вячеслав. – Увидел объявление, что близ метро «Обухово» в автосервисе требуется разнорабочий. Посмотрел в Интернете: крутая станция техобслуживания, «Формула-1» называется. Потом оказалось, что рядышком другой автосервис есть, где хозяин азербайджанец, вот туда и требовался помощник. Ну да ладно, я и раньше с азербайджанцами работал.

– Где?

– В Махачкале, в Каспийске на кирпичном заводе. Потом за кирпичом приехал хороший мужик, Шамиль Магомедович, сманил меня к себе в село помогать в работе. Он занимался химчисткой ковров и диванов. Там меня даже женить хотели и чтобы я ислам принял. Но я сказал им, что в православии крещён.

– А почему в Дагестан поехали?

– Потому что ни разу там не был. Я же по всей стране мотался, интересно было на всё посмотреть. В Архангельскую область из Пудожа ходил пешком. Такие красивые деревянные храмы встречались и часовенки! А леса какие… Я с детства лес люблю, вырос в нём. И когда мама была ещё жива, по вахтам ездил от леспромхоза. Так вот, устроился я в автосервис к Висалу Агузовичу, и там такая ситуация получилась…

– Пальцы на ноге потеряли? – перебиваю рассказ. – Слава, лучше давайте с самого начала. Вы сказали, что крещены. В детстве крестили?

– Какое там! Мои родители хоть и карелы, местные, но как-то оторваны были от старого-то. Их тоже в детстве не крестили, и храма не было уже. Он стоял за рекой, в деревне Афанасьевской, на высокой горке, и предки наши из Подпорожья туда на лодках добирались. Сейчас там церкви нет, а от самой деревни два-три дома осталось. Я 89-го года рождения, и когда в Пудоже Александро-Невский храм православным вернули, было мне десять лет, уже в школу в Пудож ездил. И стал по случаю захаживать туда, помогать женщинам: подсвечники протирать, подметать.

– По какому случаю?

– А когда руки ломал. Вот случай. Разбирали в Пудоже старую двухэтажную школу, доски там таскали, балки из бруса. А мне нужна была вагонка красная, чтобы свой штаб – сараюшку у дома – красиво так обить. И с лестницы упал, когда доску отдирал. Упал неудачно, руку повредил. Травматолог руку замотал и говорит: «Случай тяжёлый. Готовься, будешь инвалидом, тяжести не сможешь поднимать». Мол, что-то там с нервными соединениями. И куда я после этого пошёл? – в храм. Батюшка повязку размотал, посмотрел и снова замотал: «Да не будешь ты инвалидом, мы помолимся». И через три дня у меня пальцы зашевелились, а до этого я их вообще не чувствовал. Иду в травматологию: «Снимите мне повязку, она уже не нужна». Медсестра смотрит: «Такого быть не может!» В общем, всё у меня там срослось непонятным образом. В благодарность я несколько дней в храм ходил, помогал там. Потом ещё был случай. С крыши упал – и снова проблема с рукой. И снова в храм ходил. Но чтобы креститься – об этом не задумывался.

Были мне и другие знаки – это когда уже стал взрослым. Сначала во сне что-то снилось. Просыпаюсь в холодном поту и помню лишь, что надо что-то сделать, а иначе – ужас-ужас! Потом смерть наяву стала являться. Было это в лесу, не доезжая Гирваса, в Кондопожском районе. Бригада моя уехала, я один в вагончике остался – на десять километров в округе ни души. В четвёртом часу утра открываю дверь, за ней туман, ни зги не видно. И вдруг из тумана выходит дядька, весь в чёрное одет, в руке что-то держит вроде косы. Я дверь захлопнул, спустя время снова выглянул – он стоит.

– Трезвый? – сомневаюсь.

– Конечно! На лесоповале же пить нельзя. И такой меня страх объял… Лёг на топчан и одеялом укрылся. Дядька исчез только к шести утра, когда птички в лесу запели. Спустя месяц снова, даже число запомнил – 18 августа. Пошёл на зорьке порыбачить, сел с удочками на берегу озера – он стоит на воде. Тогда-то я уже не испугался, закурил сигарету, и он через пару минут в воздухе расплылся. Думаю, я должен был умереть. В другом месте мы делали просеку для высоковольтки. Иду по делянке с бензопилой, вдруг толчок в правую сторону – и я лечу по воздуху метра два. А пила на месте осталась. Хрясть! – её раздавило огромным упавшим деревом. Смотрю: лежит берёза, в два обхвата. Сухая. И даже не надпилена, она вообще стояла не на нашем участке. И ветра не было. Почему вдруг упала? Этот вопрос меня занимал, а не то, кто толкнул меня в бок.

Последней каплей стал случай на Мурманском шоссе. Ехали мы на грузовике «Скания», везли бетонные плиты. Водителем был мой тёзка – Слава. Сам он из Мончегорска, но часто бывал у нас в Подпорожье, к подруге приезжал. И вот не справился он с управлением, и грузовик сбил ограду. И полетели мы под обрыв. Дальше ничего не помню. Очнулся: у меня что-то тёплое течёт по лбу и много-много народу бегает. Встал, отряхнулся, смотрю – моего тёзку на носилках уносят. Понимаю, что он погиб, а я нет…

– То есть вместо вас его смерть забрала?

– Я об этом не думал. Тут какой-то лысоватый мужчина берёт меня под локоть и к скорой ведёт. Там голову перебинтовали. Всего-то камешком или осколком стекла лоб задело. Приехал домой, спросил у мамы, крещёный ли я. Она ответила, что нет. Тогда я собрался и поехал в Санкт-Петербург креститься.

– А почему не в Пудоже?

– У нас храм Александро-Невский, а в Петербурге есть лавра Александро-Невская, там его мощи лежат, и вот хотелось прямо к нашему святому. Хотел даже пешком в Лавру отправиться, чтобы всё было по-настоящему, но долго идти, добрался автостопом.

На свалке

– Крестились, и что в жизни изменилось? – продолжаю расспрашивать Славу.

– Спокойней как-то стало. Понимаю, надо было что-то менять кардинально, но всё продолжалось по накатанному, мотался туда-сюда.

– Жениться не пробовали?

– Было такое дело. В Петрозаводске я тогда по строительству работал, оборудовали подвал под архивы налоговой инспекции. И вот на выходные домой поехал. На автовокзале друзья меня провожали. Выпили, конечно. А было два автобуса, которые отходили с разницей в пять минут на Пудож и в Петербург. «Под этим делом» я в питерский вскочил и на заднем сиденье уснул. Вышел в Питкяранте, вечер был уже. Куда пойти? Заглянул в местный кабак «Лас Вегас», там познакомился с молодой женщиной – Еленой Владимировной. В общем, после этого я несколько раз к ней приезжал, а когда в Петрозаводске работу закончил, то совсем перебрался.

Жили мы хорошо. С мужем она уже давно разошлась, воспитывала сына Димку – и мне он нравился, классный парень. От пьянства я закодировался, работу себе нашёл денежную – на городском полигоне бытовых отходов. Проще говоря, на свалке.

Платили там минималку, 9,5 тысячи, и раз в три месяца за деньгами приходила Елена, потому что зарплата меня не интересовала – зарабатывал на железном ломе и цветметалле. Собирал на свалке и продавал, машины приезжали одна за одной. А пищевые продукты отдавал бесплатно – ими кормились бедные люди из окрестных карельских деревень. Например, прибывает машина из магазина с просрочкой и я не на общую свалку её направляю, а чтобы отдельно выгрузили, в чистое место. Просрочка – один день, два. Вполне всё чисто и съедобно. Сам кексы, печенье с чаем кушал. И мясу тоже что сделается, той же курице, если она в холодильнике лежала? Люди и для собак мясо брали, и для себя. В общем, помогал неимущим. И каждое воскресенье в Питкяранте в Вознесенскую церковь ходил, Бога благодарил.

Как сейчас понимаю, всё началось с того, что заленился в храм ходить. Одно воскресенье пропустил, другое – хотел выспаться в выходной, такую отмазку себе нашёл. Были, конечно, и другие обстоятельства, одно за другое цеплялось. Тут и кодировка моя начала кончаться, и на работе проблемы – кое-что не поделил с одним человеком. Там криминал был. Предупредил меня: или ты подписываешься на это дело, или уезжай из Питкяранты. На свалке-то деньги большие крутились, не один я там такой умный.

– И вы уехали?

– Пришлось. С Еленой Владимировной отношения тоже рассыпались. Вдруг узнал, что раньше она сидела на наркотиках и тогда была «в завязке», а ничего мне про это не говорила. Сейчас у неё всё хорошо, с прежним мужем сошлась снова, и слава Богу. А я покатился по старой дорожке: ездил туда-сюда, в Мончегорске, в Оленегорске работал, потом снова в Карелии лес валил. И вот прочитал объявление, что нужен помощник в автосервис в Санкт-Петербурге.

Хозяин его, азербайджанец, встретил меня хорошо. Выделил комнату прямо там, жить можно – телевизор, микроволновка, своя электроплита. Душ – в соседнем здании, в автосервисе «Формула-1».

– Не пили?

– Нет, нормально работал, было даже интересно с машинами возиться. Хотя я не мастер, просто на подхвате, гайки крутил. Тут, смотрю, к Висалу Агузовичу стал часто сын его наезжать. О чём-то говорят на своём, отец ему денег даст, и он уезжает до следующего раза. Егор, который в шиномонтаже работал, говорит мне: «Что-то здесь не ладно. Сынок Висала работу потерял и просит, чтобы его на твоё место взяли». – «Да ладно, зачем ему моя работа? Вон у него какая машина, “Мерседес” трёхсотый. Разве будет он гайки крутить?» У меня как раз день рождения был на носу, и мы с Егором обсуждали, как вместе его справим. Наступило 19 сентября. Сын Висала снова приехал и «Мерседес» свой на ночь оставил. И поставил-то его не на площадке, которая под охраной соседнего автосервиса, а там, где видеокамер нету. И противоугонку не включил. Утром, как обычно, открываю ворота, въезжает Висал, спрашивает: «А что это с мерсом?» Машина без колёс стоит. Ночью кто-то снял.

Как раз 20 сентября мне исполнился 31 год. Ну, мы не ругались. Просто зарплату я не получил, плюс отработал этот день и отдал четыре тысячи рублей сверху. Так-то они правы: раз я там живу, то и за сторожа тоже, и вот не углядел. После этого стал я скитаться по Петербургу. Пытался устроиться на стройки, но, глянув в мой паспорт, сразу отказывали. Если бы я был приезжим: украинцем, таджиком или узбеком, то всё бы сладилось, а тут гражданин РФ, платить надо и гарантии разные, пенсионный налог и так далее. Стал я банки-склянки собирать и сдавать, а ночевал в подвалах и подъездах. Добрые люди помогали, женщины подкармливали, пускали даже в душ помыться.

Шестого февраля заночевал я в подъезде одного дома на Ленинском проспекте. Надо было на верхние этажи подняться, где потеплее, а я палёной водки выпил и завалился прямо у входа, за лифтом, где меня не было видно. Утром жильцы собак выводили выгуливать, дверь нараспашку, и я замёрз. К тому же ноги влажные были. Просыпаюсь – не чувствую ступней совсем, будто их отрезало. Встал, иду как в ластах, земли не чуя. Мужчина подсказал, что неподалёку, на улице Костюшко, есть больница. Добрёл туда. Там сказали: «Посидите, погрейтесь». Сижу у печки с вентилятором, час прошёл, а ног всё равно не чувствую. Тут охранник не выдержал, взял меня под мышки и до регистратуры довёл: «Врача вызывайте». Врач осмотрел: ноги белее снега. Стал ругаться на регистраторшу. В общем, на скорой отвезли меня в Купчино, в Институт скорой помощи, а оттуда через несколько дней переправили в Пушкино, в больницу имени Семашко – из-за ковида, нашли коронавирус в моём лёгком, один процент поражения.

Когда привезли туда, в приёмном покое сидел священник. Раньше у него туберкулёз был, который заглушили, и вот он снова задыхаться начал, в больницу попал. Исповедовал я ему свою жизнь. Он вынул из кошелька всё, что было, 1050 рублей, и сказал: «Это тебе не на курево или водку. Купи самый дешёвый кнопочный телефон. В магазине тебе симку не дадут, потому что ты паспорт потерял, поэтому сходи к метро, там их иногда с рук продают. Сейчас телефон для тебя самое главное, можно и родным позвонить, и другие дела уладить».

– А как его зовут?

– Кого?

– Священника.

– Батюшку-то? Не успел спросить. Он мне деньги дал, и его увели в палату поселять. Сказал только, что бывал у нас в Пудожском районе, приезжал хоронить друга, монаха из Муромского монастыря.

– Отца Нила? – припоминаю. – Был там у вас случай, иеромонах Нил в декабре на каракате в Пудож ездил, а на обратном пути этот каракат сломался и он в лесу насмерть замёрз.

– Да, знаю эту историю. В тот монастырь дороги нет, только на лодке или на вездеходе можно добраться. Но он приезжал хоронить другого монаха, как я понял. Времени-то не было расспросить, я всё больше о себе рассказывал. Даст Бог, свидимся ещё с батюшкой… Ну, после него и меня в палату определили. Операцию сделали 26 февраля. Поскольку я ковидный, все врачи были в комбинезонах, только глаза из-под масок выглядывали. Говорю девушке-анестезиологу: «Вы красиво выглядите». Она: «Откуда знаешь? Может, у меня три губы и зубов нет». Вот так, с шутками, подбадривая, и начали резать. На левой ноге только мизинец покромсали, а на правой все пальцы отрезали. Но сами ступни сумели спасти. И слава Богу!

Христос в человеке

– А что дальше было? – спрашиваю Вячеслава.

– Лежал я в хирургическом отделении, и одна женщина, которая уколы мне делала, очень по-доброму ко мне отнеслась. Зовут её Виктория Николаевна. Подарила мне свой телефон, сказала: «Когда выпишут, позвони». Швы мне сняли 10 марта и отправили «домой». Наверное, поторопились, потому что до конца не зажило. У меня и сейчас кровоточит, сегодня три повязки поменял. Позвонил я Виктории Николаевне, она приехала на такси и забрала из больницы.

Те 1050 рублей, которые мне батюшка дал, я потратил на такси – не хотел, чтобы она платила. Куда мы только не ездили! Сначала в МВД, в дежурную часть, где я написал заявление о пропаже паспорта. Затем по разным ночлежкам.

Во многих ночлежках, хоть они так называются, ночевать не принимали – только гумпомощь давали и кормёжку. В другой давали койку с 8 вечера до 8 утра, а днём на улице гуляй. Виктория Николаевна её сразу отвергла: ну куда я пойду на своих «лыжах»? В третьей и крышу давали, и кормили, но днём всех ночлежников на автобусе по городу развозили, чтобы на своих участках рекламные объявления расклеивали. Опять же не вариант с моими ногами. А в ещё одной, куда заглянули, мурманский парень, из Оленегорска родом, предупредил: «Если тебе есть куда пойти, хоть в подвал, то лучше туда иди, а здесь не оставайся». И не объяснил почему. Короче говоря, всё же нашли мы хорошую благотворительную организацию, где можно было жить. Там даже документ мне выписали заместо паспорта.

Вячеслав из тумбочки, где, как я заметил, лежала Библия, достал листок бумаги с печатью. Читаю: «Просим вас не пренебрегать в отношении этого гражданина элементарными правами человека и оказывать содействие». Дата выдачи: 12.03.2021 года. Справка действительна в течение 90 дней.

– Так это же никакой не документ! – удивляюсь.

– Через месяц обещали сделать ещё и временное удостоверение, по которому можно билет купить, чтобы домой уехать. Сейчас же без паспорта не только на поезд, но и на междугородные автобусы билетов не продают. А домой предложили поехать, потому что там, на месте прописки, легче паспорт восстановить. Сообщаю это Виктории Николаевне по телефону. Она: «Вот что, месяц в ночлежке не стоит жить. Приезжай ко мне». И вот я потихоньку добрался до метро, потом на Московском вокзале сел на электричку до Колпино. Сумка была с вещами, и полицейский с какой-то женщиной взяли меня под мышки и вместе с сумкой до вагона донесли. На квартире у Виктории Николаевны я жил до 18 марта. Не знаю, как она вышла на батюшку Анатолия, но тот согласился приютить меня здесь, на приходе. Приехал сюда – ещё снег лежал. Батюшка встретил хорошо, познакомил с матушкой Ольгой, показал трапезную, туалет, душевую.

– И предоставил этот домик?

– Да, хороший домик. С его благословения я кровать расширил, а то поначалу падал с неё.

– Да здесь и падать некуда, – шучу.

– Грех жаловаться. Свой дом как-никак. И при деле – стараюсь помогать в храме. Хотя сейчас какой из меня работник. Опухоль пока не спадает, и кровоточит нога. Но, слава Богу, лучше становится. Раньше ходил в резиновых чунях, а теперь уже кроссовки налазят – их мне прихожане подарили, помогают мне. Хочется, конечно, и потанцевать, и побегать. Бывает завидно: сижу у окошка и вижу, как сторож Юра, работники Игорь, Алексей и Андрей по делам бегают. И молю Господа: когда же я тоже таким быстреньким стану?

– С Викторией Николаевной продолжаете общаться?

– Конечно! Делится своими новостями, фотки на телефон присылает, как к детям ездила, они где-то за рубежом живут.

– А сам дальше куда? Домой, в деревню?

– Там никого не осталось. Мама умерла, отца в Сегеже убили. Есть сводные сёстры, но с ними давно не общаюсь. Хочется только к родному брату Сашке съездить. Он по дурости в историю влип, из-за которой человек погиб. Дружку его дали девять лет тюрьмы, а Сашку, как инвалида, определили в психдом, что в посёлке Матросы Пряжского района. Раньше я постоянно его навещал, когда с подработок возвращался. Теперь вот остаётся молиться за него.

– Видел, вы в храме стояли…

– Так я и здесь, в домике своём, молюсь. Хотя грех таким хвастаться, – Вячеслав достал Библию и, перелистав, быстро нашёл нужное место: – «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтоб они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного». Так же ведь и с молитвой.

Пусть люди верят или не верят, а я на своей коже испытал – Господь есть. Пусть Он не Сам, а в образе доброго человека тебе является – но это Он! Через людей Его милосердие раскрывается. Сколько я нагрешил, а Господь Бог жалеет, помогает. Я знаю, что Он рядышком.

Когда я паспорт получу, то, скорее всего, никуда не поеду. Буду при храме. А летом, если батюшка не передумает, поселюсь в заброшенной деревне Зажупанье, где подсобное хозяйство нашего прихода. Там козочки будут, другая скотинка. Я умею её обихаживать, в деревне же вырос.

Славик на крыльце храма

* * *

Простился я со своим земляком. И подумал: «Даже если желание жить при храме останется благим намерением, даже если Слава уедет отсюда – всё равно я за него рад. Ну не может же всё вернуться на круги своя после всего, что с ним случилось! Будет у него другая жизнь». А в глубине души свербело: не будь таким наивным, жизнь бывает жестока.

Нынче в декабре звоню отцу Анатолию:

– Помните, у вас в домике жил такой Вячеслав? Он как, паспорт-то получил тогда?

– Получил.

– Уехал?

– На лето в Зажупанье уезжал, за скотиной ухаживал, а сейчас здесь, с другими зверюшками возится. Мы же при храме контактный зоопарк устроили для детей: утки, куры, которые, кстати, несутся, коза Данька и два декоративных альпийских козлика. Ещё пони купили, и Славик детей катает вокруг храма. Пока ещё ходит плохо, думаем ортопедическую обувь ему купить. Сам-то он крепкий, выносливый, в Зажупанье на восстановлении церкви Михаила Архангела работал будь здоров.

– А уезжать не порывается?

– Говорит, что боится на родину ехать, много там друзей, и не знает, как там дальше покатится. Мы ему прописку в паспорте сделали по нашему адресу, в Осиновой Роще. А живёт он по-прежнему в своей келейке, да не один, ещё кролика к себе подселил. Любит заботиться о ком-нибудь. Бомжам помогает. Вот недавно одному подарил зимнюю обувь и телефон, мол, «сейчас телефон для тебя самое главное». И у того вроде бы всё наладилось. Можно сказать, дал путёвку в жизнь. Так что всё слава Богу. Молитесь о нас.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска